Текст книги "PRO суверенную демократию"

ВРАГИ РОССИИ

Враги России – те, кто требует, чтобы Россия сделала шаг назад, и те, кто требует, чтобы Россия сделала два шага назад.

Первая группа – «олигархические реваншисты» – те, кто получал прибыль от хаоса эпохи Ельцина и ностальгирует по тем временам. Несмотря на то что заранее они влияли на принятие решений, теперь они, честно говоря, не осуществляют никакого особого влияния. Эти люди имеют много поводов повернуть часы назад. Они потенциальные лидеры этой школы мысли. И иностранные спонсоры. «Безусловно, мы не можем пойти на восстановление олигархического режима, потому что это дорога в никуда… ведущая к потере суверенитета и демократии… Но потенциальная опасность их возвращения существует, мы не должны игнорировать их».

Враги России – те, кто требует, чтобы Россия сделала шаг назад, и те, кто требует, чтобы Россия сделала два шага назад

Вторая группа – те, кто хочет сделать два шага назад, – «изоляционисты». Они называют себя «патриотами», но нельзя пятнать это слово, используя его, чтобы описать их. Они – неонацисты. «Трудность установления демократии в нашей стране, двойные стандарты западных политических деятелей стимулируют разочарование в демократических ценностях. Секретные тюрьмы ЦРУ в Европе, незаконное использование силы в Ираке, „оранжевые революции“ в соседних странах – они едва вносят вклад в популярность демократических идей». Анализ этого нового «вражеского списка» будет продолжен.

РОЛЬ «ЕДИНОЙ РОССИИ»

Цель «Единой России» не просто победить в 2007 г., а подумать относительно того, что каждый должен делать, чтобы гарантировать доминирование партии в течение следующих 10-15 лет, чтобы предотвратить попытки вражеских сил выбить Россию с текущего политического курса.

Люди должны участвовать в политических дебатах; если вы не устраиваете дискуссии друг с другом, как вы убедите других? Забудьте про правых и левых. Партия должна быть для людей всех полюсов – левых, правых, солдат, преподавателей, бизнесменов. «Все, кто не против нас – с нами», и необходимо формировать коалиции, даже с оппозиционными силами.

Политические дискуссии могут использоваться для выработки новых подходов по реализации национального проекта. С целью самообразования сторонники партии должны «изучать идеологические документы президента и партии».

ТЕМЫ ДЛЯ РАЗГОВОРА

– Февральская речь Владислава Суркова в 2006 г. на семинаре «Единой России» определяет стратегическое направление, которым, по мнению Владимира Путина, Россия должна следовать, цели, к которым она должна стремиться, и как партия может вести страну, чтобы достичь этих целей.

– Речь Суркова объединяет демократическую и рыночную риторику с преднамеренными действиями централизации власти и идеологического и экономического национализма, граничащего с протекционизмом.

– Недавние шаги, предпринятые Российской Федерацией, и публичные заявления российских должностных лиц указывают, что Россия может утверждать свое господство за границей, особенно на постсоветском пространстве.

– Речь Суркова содержит множество причин для Соединенных Штатов, чтобы переоценить свою политику по отношению к России на основе того, что является реалистическим и возможным. США могут сделать немного, чтобы повлиять на российскую внутреннюю политику, но Америка может и должна быть подготовлена, чтобы поддержать тех, кто ищет свободу.

М. Соколов
ПРИРОДНЫЕ КСЕНОПОЛИТЫ

В сложившихся национальных государствах наблюдается важное различие между внутренней и внешней политикой. Когда оппозиция обличает правительство, ожесточенность внутриполитической критики традиционно выше, нежели внешнеполитической. Зачастую при сохранении самых серьезных претензий к домашнему управлению оппозиция даже проявляет солидарность с правительством в конфликтах внешних. Логика здесь такова, что победа иностранного соперника может нанести больший вред общенациональным интересам, нежели временное усиление своего правительства, в данном конфликте поддержанного также и оппозицией. Поскольку правительства в отличие от общенациональных интересов преходящи, выбор достаточно очевиден.

Практика отечественной оппозиционности несколько иная. Если национальная солидарность европейского типа скорее уклоняется в сторону Right or wrong – it is my country, в России оппозиция предпочитает иное толкование английской максимы. Поскольку my country, to уж right она там или wrong – все равно заведомо wrong. В любом внешнем споре эта страна не может быть права по определению. Прибалты настаивают на признании Россией факта советской оккупации (именно оккупации – что дает, в отличие от аншлюса, юридическое основание для репарационных требований) – обязательно надо признать. Поляки озабочены строительством Северо-Европейского газопровода, могущего лишить их доходов от транзита, – и мы осудим проект. Россия хочет прекратить газовые субсидии Украине – жестокое удушение «оранжевой» свободы etc.

Космополит на то и гражданин мира, что ему равно чужды все державы и правительства. Его позиция именно что равноудаленная. Либо в негативном смысле – чума на оба ваши дома, либо в позитивном – чтобы в мире без России, без Латвии жить единым человечьим общежитьем. Когда интересы любой державы, спорящей с Россией, уже по самому факту спора горячо принимаются к сердцу, такой склад натуры уместнее называть ксенополитизмом, ибо высота гражданственно-политической солидарности с любым иностранным оппонентом России является образцовой. Безродности тут тоже не ночевало: ксенополитизм вполне наш, русский, природный. От поздравительных телеграмм, в 1904 году получаемых микадо от освободительной общественности, до позднесоветской эпохи, когда любые – политические, военные, спортивные – неудачи СССР вызывали в интеллигентных кругах злорадное удовольствие. Как сладостно отчизну ненавидеть и жадно ждать ее если не уничтоженья, то хотя бы уничиженья – это у нас с давних времен.

Сам-то по себе ксенополитизм легко объясняется логикой «враг моего врага – мой друг». Когда свое государство воспринимается в качестве врага, худшего, нежели все иностранные соперники вместе взятые, всякая удача своего государства означает его укрепление в тирании, а всякая неудача – ослабление. Ergo, всякий противостоящий этому главному врагу есть объективный союзник. Что же до искреннего сочувствия врагу моего врага, то не всем же присуща ленинская простота. Ленин в Цюрихе, провозгласив лозунг поражения своего правительства, был вполне циничен и не рассматривал Германию как воплощение возвышенной правоты, но люди, как правило, более идеалистичны и потому склонны к такого рода рассмотрению. Сказать, что такой-то клоп весьма вонюч, зато как он хорошо кусает ненавистный мне режим (и страну вместе с ним), как-то неудобно. Стать на сторону молодой демократии, мужественно отстаивающей свободу в борьбе против русской тирании, гораздо краше и приличнее.

Против того, что логика «враг моего врага» порой бывает довольно эффективной, не возразишь. Когда по государству бьют как изнутри, так и извне, сокрушать его легче – взять того же Ленина. Проблема в том, что это годится как логика госпереворота, логика приезда в чужом обозе, но не очень вяжется с демократической политикой. Последняя все-таки предлагает апелляцию к интересам суверенного народа, причем своего собственного, а вовсе не всех остальных суверенных народов, кроме собственного. Выходить на выборы с ксенополитической программой – дело довольно самоубийственное, причем в условиях не только управляемой демократии, но даже и демократии совершенно кристальной и ничуть не управляемой: при ней обладателя такой программы еще вернее вынесут вперед ногами.

Демократическая политика предлагает апелляцию к интересам суверенного народа, причем своего собственного, а вовсе не всех остальных суверенных народов, кроме собственного

В диалектическим споре с такой незадачей еще можно справиться, указав, что есть демократия низшая и формальная (50% плюс один голос), а есть высшая и подлинная, то есть совокупность разных превосходных ценностей, включающих, в частности, всегдашнее и безусловное отстаивание чужих интересов. Но в споре еще и не то можно сказать, а на предвыборном собрании такая диалектика мало поможет. Вроде бы остается надеяться только на чужие обозы, что совсем неприлично.

Разгадка парадокса, скорее всего, в том, что природные ксенополиты навсегда зачарованы 1989—1992 годами, когда названное противоречие отсутствовало. Суверенный народ тогда с восторгом любил чужие интересы, видя в том залог встречной любви и гармонического слияния освободившихся наций. А раз любил тогда – полюбит и вновь, как только избавится от нынешнего морока. Фундаментальная ошибка в том, что, как бы ни относиться к периоду 1989—1992 годов – хоть как к массовому умопомрачению, хоть как к светлому освобождению, – в любом случае нельзя отрицать уникальность случившегося.

Невозможное случилось, потому что враз рухнула 70-летняя система коммунистической лжи, и любой довод прежней эпохи – в том числе и довод о национальных интересах – отвергался по определению. Отвергли бы и 2 х 2 = 4, если бы кто сказал, что данное выражение было записано в документах КПСС. А также враз рухнул железный занавес, сформировавший представление о забугорных странах как об обители, идеже несть ни печали, ни воздыхания, но жизнь вечная в полноте общения с демократией. При таких пережатых пружинах и при столь идеалистическим взгляде на внешний мир триумф ксенополитизма был неизбежен. Для повторения триумфа пружину нужно с такой же силой опять пережимать десятилетиями и десятилетиями же держать границу на замке, чтобы вера в то, как братья нас встретят радостно у входа, стала всеобщей. В способность нынешней власти устроить такие предпосылки и сами ксенополиты не верят – но тогда непонятно, на что они рассчитывают.

Ю. Лужков
МЫ И ЗАПАД

Мы знаем, что западные народы не разумеют и не терпят русского своеобразия. Они испытывают единое русское государство как плотину для их торгового, языкового и завоевательного распространения. Они собираются разделить всеединый российский «веник» на «прутики», переломать эти прутики поодиночке и разжечь ими меркнущий огонь своей цивилизации. Им надо расчленить Россию, чтобы провести ее через западное уравнение и развязывание и тем погубить ее.

Иван Ильин: Отношения России и Запада сегодня точнее всего характеризуются одним словом – недоумение. Это недоумение взаимно, однако его первопричина коренится в той шумной растерянности и суетливом беспокойстве, которые столь явно прослеживаются в последнее время в реакции стран Запада на происходящее в России.

За этой нервной реакцией стоит еще и вековая история. Несмотря на несомненную принадлежность России к европейским нациям, несмотря на ее развитие не только в контексте, но и в постоянном соучастии европейской истории и культуре, Европа («мать» современной западной цивилизации) традиционно испытывала к нашей стране смесь тяготения и страха.

Оба этих европейских чувства проистекают не только из завораживающего хоть на карте, хоть в действительности «географического» ощущения соседства с обширной, необъятной и суровой территорией России. Из подобного пространственного ощущения вырастает иногда смутное, а порой и вполне отчетливое понимание того, что «мы рядом и мы вместе, но мы не есть одно и то же».

Без малого полтора столетия назад выдающийся философ и историк Николай Данилевский совершенно точно описал эту проблему. Видя перед собой Россию, Европа «… инстинктивно чувствует, что под этой поверхностью лежит крепкое, твердое ядро, которое не растолочь, не размолотить, не растворить, – которое, следовательно, нельзя будет себе ассимилировать, претворить в свою кровь и плоть, – которое имеет и силу и притязание жить своею независимою, самобытною жизнью».

Вот с этими «силой и притязанием» России быть независимой и самобытной, а также с невозможностью «растолочь и растворить» этот российский суверенитет никак и не может примириться Запад. Поэтому, как писал тот же Данилевский, Россия не перестает постоянно выслушивать одни и те же обвинения в том, что она имперское, «завоевательное государство», да к тому же представляет собой «мрачную силу, враждебную прогрессу и свободе».

Вот с этими «силой и притязанием» России быть независимой и самобытной, а также с невозможностью «растолочь и растворить» этот российский суверенитет никак и не может примириться Запад

Надо сказать, что с тех пор ничего не изменилось. Сегодня по-прежнему «отовсюду мы слышим стоны». Здесь – и глубокомысленные размышления о настигшем Запад кризисе в отношениях с Россией. И дипломатичная «озабоченность» планами России по развитию и укреплению собственной экономики. И призывы защитить мир от энергетической экспансии русских, подминающих под себя соседей с оранжевым отливом. И удрученные стенания об авторитарном русском медведе, не понимающем и топчущем демократию. И совсем уж эмоциональные вскрики о российских имперских амбициях с призывами соорудить вокруг нашей страны новый санитарный кордон и какой-нибудь новый занавес.

На этом фоне филиппики в адрес России вернуться «на путь прогресса и демократии» методом проведения гей-парадов в центре Москвы, – да еще и на священной для каждого гражданина нашей страны могиле Неизвестного солдата, – эти призывы выглядят уже не иначе как отчаянная, но от того не менее безумная истерика.

Понятно, что весь этот накал страстей и поток сознания в исполнении Запада вызывает, в свою очередь, недоумение уже у нашей страны. По меньшей мере России хотелось бы обсуждать наши взаимные вопросы и общие проблемы, с одной стороны, без умолчаний и обтекаемых фраз, а с другой – без домыслов и двойных стандартов. Желательно также – без нафталинных стереотипов политиков-динозавров фултонской эры и вильнюсского периода.

Иначе теряется самое главное – возможность честного партнерского диалога между нашими странами.

«РОССИЯ ВНОВЬ ОБРЕТАЕТ СИЛУ»

В начале мая руководитель российско-евразийской программы Центра Карнеги Эндрю Качинс в своей статье в The Wall Street Journal наконец дал возможность Западу признать, в чем действительно дело. Согласно его справедливому выводу, суть ситуации, с которой США и, возможно, многим другим силам в этом мире сложно смириться, заключается в том, что Россия вернулась на политическую арену. Вновь обрела силу после двух десятилетий упадка. Вернулась в игру после взятого ею болезненного геополитического тайм-аута и тяжелых травм распада Советского Союза.

Нет никакого «авторитарного монстра». Есть Россия, которая вновь осознает свои национальные интересы и готова их защищать

Ровно это и произошло. Не больше и не меньше. Нет никакой новой «империи зла». Нет никакого «авторитарного монстра». Есть Россия, которая вновь осознает свои национальные интересы и готова их защищать. Не лучше, но и не хуже, чем те же США, европейские державы, другие страны мира.

Возможно, кому-то это трудно осознать, но это необходимо сделать.

Просто для того, чтобы проводить реалистичную политику, адекватно оценивать ситуацию, строить нормальные и партнерские отношения с нашей страной. Это действительно лучше, чем пытаться махать «оранжевыми флажками» и выдумывать магические заклинания с целью отбросить Россию назад. Или прикрывать проклятиями в адрес Кремля собственное нежелание признавать реальность.

Реальность же, к сожалению, заключается в том, что именно Запад крайне тяжело, неохотно и, главное, все еще далеко не полностью избавился от собственных комплексов по отношению к России.

Отношение к нашей стране продолжает причудливым образом колебаться между боязнью и восторгом. Так, страх перед большевиками, «мировой революцией» и СССР сменился восторгом по поводу «перестройки вплоть до разрушения» конца 80-х, а затем – анархии государственного безвременья и готовности России заложить саму себя за похвалу «мирового сообщества» в 90-е годы. Восторг усугублялся практически бесплатным в условиях российского хаоса доступом Запада к нашим национальным ресурсам.

Нет ничего удивительного, что соответствующая эйфория повлекла на Западе болезненную «ломку», как только Россия начала приходить в себя. И вот уже снова «на коне» взявшие было отпуск советологи, истосковавшиеся по возможности оживить страхи западных обывателей перед «дремучей Россией» и освоить десяток-другой грантов на спекуляциях вокруг «возрождения советского Франкенштейна» и наступления «конца времен», которые якобы тут же и случатся, как только Российское государство еще немного окрепнет.

В общем, недостатка в грозных пророчествах Запад сейчас не испытывает. Качели эмоций Запада никак не замедлятся где-то посередине – там, где есть твердая почва под ногами и возможность взглянуть, наконец, на Россию спокойно и реально.

ВОЗОБНОВЛЕНИЕ ИСТОРИИ

У этой ситуации есть еще одна фундаментальная причина. Распад СССР, нарушение баланса сил двух мировых систем, определявших развитие мира на протяжении почти всего XX века, породили для Запада опасное ощущение завершения эволюции всемирной цивилизации, достигнутого исторического и геополитического сверхмогущества.

Провозглашенная доктрина «конца истории» утверждала, что западный мир, его ценности, экономическая структура и построенная на их основе политическая система – есть наивысшее достижение цивилизации. Остальные страны и системы так или иначе в рамках процесса глобализации будут втягиваться в подобную логику «догоняющего» по отношению к Западу развития и следовать за ним.

Будущее человечества должно было превратиться в механический процесс перемалывания стран, народов и культур, где не все дойдут, дотянутся до «зияющих высот» цивилизации современного западного общества. Такая «невыносимая легкость бытия» позволяла Западу не учитывать остальной мир и одновременно порождала «глобальный эгоизм» западной цивилизации – право вмешательства в любую ситуацию в любой точке земли на основании «гуманитарных» соображений и ценностей прогресса.

В результате в последние полтора десятилетия мы стали свидетелями впечатляющих и одновременно удручающих попыток стран Запада, и, прежде всего США, проводить силовую демократизацию отдельных стран и даже регионов планеты, возлагая на себя миссию «продвижения демократии в мире».

Мы стали свидетелями впечатляющих и одновременно удручающих попыток стран Запада проводить силовую демократизацию отдельных стран и даже регионов планеты

Когда-то тем же самым занимался Советский Союз, пытаясь перетащить некоторые страны из феодализма или даже родоплеменного строя прямо в коммунизм.

Однако ноша «внешнего управления государствами и народами» при уничтожении понятия «национального суверенитета» может оказаться неподъемной. Не нужно забывать и о том, что сегодня в мире существуют политические силы, которые способны использовать процесс глобальной демократизации в совершенно ином и прямо противоположном плане.

Провозглашая волю сильного решать, кто прав, а кто виноват, Запад попадает в ловушку. Потому что ничто не помешает представителям «всемирного террористического подполья» также решить, что они выше нас, и на этом основании присвоить себе право распоряжаться нашей жизнью, нашей судьбой.

Сегодня уже очевидно, что попытка «закрыть историю» оказалась не более чем иллюзией. После трагедии 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке автор той самой концепции «конца истории» Фрэнсис Фукуяма писал, что Соединенные Штаты станут теперь другой страной. Эта страна будет более единой, менее эгоцентричной и в гораздо большей степени нуждающейся в помощи друзей. А главное, по мнению Фукуямы, Америке предстоит стать в гораздо большей степени «обыкновенной страной – страной с более конкретными интересами и своими слабыми местами, а не державой, полагающей, что может единолично определять, каким быть миру, в котором она существует».

Представляется, что вывод этот сегодня как никогда актуален не только применительно к США, но и ко всему западному миру. В свое время президент США Рональд Рейган призывал СССР стать «нормальной страной». Сегодня Россия, несомненно, таковой является. Аналогичная процедура «возвращения с небес на землю» необходима и Западу.

В возвращении же России в мировую политику, усилении и укреплении Российского государства западному миру следовало бы видеть не угрозу, но, напротив, важную опору безопасности и собственного возвращения к нормальной жизни. Нормальной жизни в том самом «сложном, взаимозависимом и меняющемся» мире.