Текст книги "Веселая поганка"

Я возмутилась:

– Баба Рая! На что толкаешь меня? На срок за незаконное ношение оружия?

– А ты бамагу для минтосов напиши, что нашла яго и сдавать нясешь, – посоветовала просвещенная старушка.

Вот что наделало телевидение. Все народ знает!

Увидев, что я собираюсь уходить, баба Рая грудью преградила путь и закричала:

– Без завтрака не отпущу!

Ей приспичило скормить мне свои телячьи котлеты. Пока мы препирались, позвонила Тамарка.

– Мама, ты невозможная! – завопила она. – Где тебя носит? Почему ты до сих пор не у меня?

Будто когда-то был разговор об этом.

– А в чем дело, Тома? – не скрывая раздражения, поинтересовалась я.

– Гургенову ты срочно нужна.

Во мне загорелась надежда:

– Он узнал что-нибудь о Саньке?

– Да нет, – разочаровала меня Тамарка. – От Саньки нет вестей. О монахе Гургенов срочно хочет расспросить. И я хочу. Короче, послала уже за тобой машину. Собирайся. Нас ждут великие дела.

«Что еще за дела?» – с опаской подумала я, сомневаясь уже и в Тамарке и в Гургенове.

Баба Рая стояла за моей спиной и по обычаю внимательно прислушивалась к телефонному разговору.

– Вот видишь, – сказала она, – я жа ж говорила, что надо поесть. Пока Томкина машина прибудет, и кофя попить успеешь.

Водитель Тамаркин не торопился: я и кофе попить успела, и котлеты телячьи доесть и заскучать, зато когда он явился, тут уж я выжала из него все соки – гнал, бедолага, в Тамаркин офис так, что дорогу нам уступали даже патрульные машины с мигалками.

Спешила я, надо заметить, без всякого повода, просто по привычке, но как иногда нас спасают привычки! Едва автомобиль затормозил у подъезда, я вылетела и помчалась к Тамаркиному кабинету. Но, не добежав до приемной, наткнулась на… «братана».

Он спокойненько прогуливался по офису Тамарки. Передать не могу, что со мной сделалось: раздирало меня бежать сразу во всех направлениях. Уже открыла рот, чтобы громким криком призвать на помощь охрану, как вдруг из приемной выплыла сама Тамарка и… всей физиономией расползлась в фальшивой голливудской улыбке. Я, наивно полагая, что улыбка предназначена мне, энергичными знаками сигнализировала взглянуть на «братана», но тут же выяснилось, что на него-то как раз Тамарка моя и смотрит. Меня же не замечает в упор.

– Вы уже пришли, – приветливо воскликнула она «братану». – Очень рада.

«Дураку ясно, что рада! Так оскалилась!» – зло подумала я, прячась за шкаф, стоящий в коридоре.

– И где она? – поинтересовался «братан», непонятно кого имея ввиду.

Но долго оставаться в неведении мне не пришлось, Тамарка сразу весь туман развеяла.

– С минуты на минуту будет, – сказала моя подруженька. – Машину за ней послала.

И, открыв дверь приемной, она любезным жестом пригласила в нее «братана».

Я попятилась. Вот это да! Прав мой монах: верить нельзя никому. И друзья предадут…

И все же не укладывалось как-то в голове: моя Тамарка связалась с «братаном». После всего того, что за долгие годы дружбы у нас с ней было! Невероятно! Может «братан» случайно забрел?

«Как же, случайно! – закипая подумала я. – Она уж и ждала его. Собиралась сдать меня с рук на руки. А с Гургеновым может быть еще похлеще,» – решила я, сделав заключение, что нет порядочности там, где пахнет большими деньгами и лучше второй раз не рисковать.

Гургенов с «братаном» вряд ли свяжется, но их, «братанов» таких, у него и своих хватает. Кто знает, зачем я понадобилась ему?

«Надо срочно Буранову звонить. Уж он-то меня не предаст,» – подумала я и помчалась вон из офиса.

К моей радости автомобиль, который меня к Тамарке доставил, все еще у подъезда стоял. Водитель держал в руках мобильный и лениво набирал какой-то номер – видимо собирался докладывать Тамарке, что доставил меня в целости и сохранности. Не долго думая, я вырвала у него телефон и, рявкнув: «мне срочнее», быстро набрала номер Буранова, но и там мне не повезло.

– Он спешно улетел в Петербург. Вернется лишь завтра утром, – сообщила его секретарша.

Возникал вопрос: куда идти? Куда мне, сироте, податься?

Этот вопрос влек за собой другие: как там мой монах? Утопили его или не утопили? И не постигла ли та же участь духовно продвинутого Ангиру Муни?

Пользуясь тем, что в моих руках телефон, я торопливо набрала номер Теодора Доферти.

– Софья Адамовна! – обрадовался он. – Как хорошо, что вы нашлись! Майкл как раз выезжает.

– Куда это он выезжает? – поинтересовалась я, радуясь, что его не утопили.

– Передаю ему трубку, пускай скажет сам, – ответил Доферти.

И он передал.

– Почему вы меня бросили? – строго спросил монах.

– Ах, вы живы! – закричала я. – Вот вы как! Вам-то ничего, одна я, значит, натерпелась!

– Вы безответственный человек, – изрек монах и повторил вопрос: – Почему вы меня бросили?

Я возмутилась:

– Бросила? Это вы меня бросили! В такую переделку попала, еле ноги унесла.

– Нам надо срочно встретиться, – немедля и без лишних вопросов перешел к делу монах.

– Сама о том же мечтаю. Приезжайте сейчас же туда, откуда забирали меня вчера. Я жду.

Едва я договорилась с монахом, как Тамаркин водитель восстал.

– Я должен позвонить Тамаре Семеновне и получить дальнейшие указания, – закричал он, бесстыдно пытаясь отобрать у меня сотовый.

– Я сама ей позвоню, – успокоила его я, всячески давая понять, чтобы в ближайшее время на свой телефон он не рассчитывал. – А вам, если так не терпится, ничего не стоит подняться к ней в кабинет. Ведь под окном же стоите.

– Машину не имею права без вызова начальства бросать, – сердито пояснил он мне.

– Ну так и сидите тихо, – посоветовала я. – Начальству же вашему и звоню.

У Тамарки на мой голос выработался рефлекс – услышав меня она сразу же закричала:

– Мама, ты невозможная! Где тебя носит? Куда ты пропала?

– Лучше скажи мне, дорогая, с кем это ты только что разговаривала? – возмущенно поинтересовалась я. – Молодой, отвратительный и симпатичный.

– Мой новый бухгалтер, – без запинки ответила Тамарка. – Рекомендован мне друзьями.

– Тогда эти друзья – твои враги! – со знанием дела сообщила я.

– Мама, ты невозможная! – рассердилась Тамарка. – Он высококлассный специалист.

«Еще бы, – подумала я, – с ног до головы прочувствовала его высокую квалификацию. Не удивлюсь, если после первого же выговора начнет мою Тамарку в Клязьме топить.»

– Ты мне не ври, – прикрикнула я. – Какой из него специалист-бухгалтер? Ты харю его видела?

– Мама, а ты его харю где видела?

– Да только что у тебя в офисе, не говоря о предыдущих наших встречах, о которых и вспоминать не хочу.

– Так вы и раньше встречались? – уж чересчур искренне изумилась Тамарка.

– А ты будто бы не знала, – возмутилась я. – Сама же его успокаивала, что я с минуты на минуту прибуду. Ты мне, Тома, голову не морочь, без тебя найдутся охотники. Говори, кто он такой?

Тамарка опешила:

– Ты о чем, Мама?

– Да о ваших отношениях, о чем же еще? Что связывает тебя с ним?

– Пока еще ничего, – кокетливо поведала Тамарка, – а там видно будет. Он мужчина импозантный, с манерами. Произвел на меня самое приятное впечатление.

– Видать ты еще не все его манеры знаешь, раз импозантность в этом дебиле усмотрела. Ну, да ладно, бог тебе судья, но меня к себе в гости не жди, Тома. Пока у тебя такие бухгалтеры работают, я к тебе не ходок. Они мне быстро выходное пособие на тот свет начислят! Привет «братану»!

И я бросила трубку. Могла бы поговорить с подругой еще, и сказать что было, да приехал монах мой, – прямо перед Тамаркиным «Мерседесом» остановился «Жигуль» Маруси.

Я вернула водителю сотовый и устремилась к монаху. Из документов контрразведки: Надежные агентурные сведения позволили сделать заключение: резидент ЦРУ Майкл Берг по кличке Монах внедрен в российское отделение международного религиозного общества. Монах – специалист по идеологическим диверсиям – активизируясь в несвойственном ему направлении, проник в криминальные структуры и под кличкой Американец пользуется там авторитетом. Монах, он же Американец, энергично осуществляя давление на мелких акционеров нефтегазовых компаний, стремительно скупает разрозненные пакеты акций.

Перед Монахом поставлена задача всячески способствовать агенту ЦРУ, прибывшему в Москву для организации масштабной акции экономического характера. Цель акции: I – агентурное проникновение в руководящие круги компаний, составляющих основу структуры нефтегазового комплекса. II – финансовая интервенция, призванная обеспечить резкое падение цен на акции российских нефтегазовых компаний. Конечная цель: контроль нефтегазового комплекса России. Деятельность агента, связанная с организацией макроэкономической диверсии, контролируется.

Монах, похоже, еще и обиделся на меня. С помощью невероятных ухищрений трогая «Жигуль» с места, он вторично бросил мне укор:

– Что же вы не послушались?

С удовлетворением глядя как быстро исчезает из поля зрения здание компании Тамарки, я возмущенно закричала:

– Я вас не послушалась? В том-то и дело, что послушалась: просидела в машине весь день, потому и вышла из «Жигуля» как раз тогда, когда «братану» в тот двор приспичило. Схватили меня и отделали по высшему разряду. Места живого на мне нет, одна радость, что домой доставили. Все лучше ехать связанной в джипе, чем трястись за рулем на Марусином «Жигуле».

– О, да, – с пониманием закивал монах, останавливая автомобиль и покидая водительское место. – Если не возражаете, поменяемся.

Мне пришлось снова сесть за руль. Как только я сделала это, монах воспрял духом, но, внимательно посмотрев на меня, опять пригорюнился.

– Сожалею, что так получилось, – молвил он, с ужасом глядя на мое лицо.

После общения с новым «бухгалтером» Тамарки лицо мое не стало прекрасней, но и ужасного я там не увидела ничего: ну синяк под глазом, но не то чтобы огромный; ну царапины на щеках, но бывало и похуже, – так что же он ужасается?

– Куда едем? – чтобы не ругаться, спросила я. – Вы в подвале хоть что-то узнали?

Он хотел мне ответить, но в этот миг вспомнила я, что не сообщила ему еще о своей встрече с Ангира Муни. Я поспешила исправить ошибку и тут же об этом пожалела, в такое волнение пришел мой монах.

– Несчастная женщина, что вы наделали? – закричал он. – На верную гибель послали моего друга! Зачем вы сделали это? Зачем вообще к нему пошли? Разве я вас просил об этом?

Мне было что возразить.

– А разве я тот бесчувственный чурбан, который надо просить о помощи, когда совершенно очевидно что человеку грозит верная погибель?! – с глубокой обидой воскликнула я.

– Да кто вам сказал, что мне грозит погибель? – рассердился монах.

– Если мне плохо, почему я должна полагать, что вам хорошо? – ответила я законным вопросом.

Монах с непередаваемой жалостью посмотрел на меня, воздел руки к небу и воскликнул:

– О, Господь! Не оставь в беде светлого Ангиру Муни, которого эта несчастная глупостью своею на жестокую кончину обрекла!

Ну как тут не рассердиться?

– Ни на что я его не обрекла, – возмутилась я. – Всего лишь вам помочь хотела, но, вижу, благодарности не дождусь. И фиг с вами, я не в обиде, потому что мелочность мне чужда. А если грозит опасность вашему Муни, что ж, я готова снова ехать туда, в логово «братанов».

– Да в том-то и дело, что мы совсем в другое место ехать должны, – страшно горюя, воскликнул монах и тут же меня успокоил: – А Муни я не оставлю в беде – буду помогать ему своей усердной молитвой.

Я насторожилась:

– В другое место ехать должны? Как это понимать? Вы узнали что-то?

Он закивал своей бритой головой, извлекая из кармана мешочек:

– О, да. Что-то узнал.

– «Что-то», – хмыкнула я. – Не ответ это. Что ж, мне не скажете, что узнали?

– Скажу, конечно скажу. Узнал, что если вы хотите сына найти, а я гуру, ехать нам надо в Санкт-Петербург, остальное скажу чуть позже, – сообщил он и тут же начал Ангире Муни помогать – усердно молиться.

Я присвистнула:

– Питер?! Вряд ли Марусин «Жигуль» на это способен.

Но монаха уже не волновали земные проблемы, он простодушно их своими не считал, а потому спокойно перебирал в мешочке четки и, просветлев, усердно бормотал под нос молитвы.

Изрядно поплутав по городу и намучившись с Марусиным «Жигулем», требовавшим многочисленных манипуляций типа «хрясни тут, долбани здесь», я выехала наконец на трассу Е-95 и расслабилась. «Жигуль» бодро, хотя и зигзагами, двигался в сторону Питера. Стрелка спидометра уныло болталась у цифры восемьдесят, и по всему выходило, что быстро нам этот путь не преодолеть.

Время шло, монах бормотал и перебирал четки, а я скучала.

«Что ж он так, до самого Питера молиться будет?» – с опаской подумала я, нервно и неприязненно поглядывая на монаха.

Словно прочитав мои мысли, он оторвался от своего занятия и спросил:

– Вас что-то беспокоит?

– Конечно, – ответила я. – Беспокоит и очень даже.

– Что же?

– Меня беспокоит моя Тамарка. Подруга детства предала меня, с «братаном» связалась, врет, что взяла его бухгалтером работать.

– Почему думаете, что врет?

– Вы его видели? У него же всего одна извилина да и та в стадии распрямления. Врет, что взяла бухгалтером, а сама меня собиралась «братану» сдать. Нет, правы вы были, когда утверждали, что друзья обязательно предадут!

Монах удивился:

– Я вам это говорил?

– Конечно, – заверила я.

– Когда же?

– Сегодня ночью, когда этот гомик, эта Каштановая Борода, долбанул меня, сволочь, кулаком по темечку! Я тут же и отрубилась.

Монах не решился задавать новые вопросы, но нервно заерзал на сидении. И у него были причины. Представляю, что он подумал о моей голове, ведь я же напрочь забыла, что приходил он ко мне лишь в моем воспаленном ударом уме, в моем воображении.

– Не пугайтесь, – успокоила я его. – Сегодня ночью вы мне привиделись.

– Ах вот оно что, – обрадовался монах. – И о чем говорил вам?

– Просили, чтобы я в Господа уверовала. Мол тогда Господь меня спасет.

– И что же вы?

– Уверовала, конечно, а куда было деваться? К батарее же привязана была. Вас просила отвязать, но вы закобенились, отослали меня к Господу, мол он и отвяжет.

Монаха, похоже, заинтересовал мой бред.

– И что же произошло дальше? – спросил он. – Отвязал вас Господь?

– Ну, отвязал не Господь, а гомик, но думаю с божьего благословения. Кстати, я вам соврала. Сгоряча. Каюсь.

– Солгали? В чем?

– Ну, сказала, что верую, а сама не уверовала, но сильно старалась, Бог увидел, потому мне и помог, – сочла нелишним оправдаться я.

Этот монах начинал мне нравится; толковый мужик, кем бы он ни был, – не хотелось его обижать.

Услышав мое признание, он с пониманием кивнул и поинтересовался:

– А в чем проблема? Почему не уверовали?

– А кто его знает? – ответила я. – Если честно, так даже не знаю, что это – вера. И для чего Богу нужно, такому могучему, такому всесильному, чтобы я, мошка, уверовала в него?

– Это нужно не Богу, а душе вашей, – бросился разъяснять монах. – Без веры не будет преданного служения Господу, а без преданного служения не будет очищения от всего материального, а без очищения не остановится круговерть новых рождений и страданий, связанных с ними. Вера в Господа – единственный путь к вечному блаженству. Вера в Господа – единственное освобождение от материальных пут.

– Но почему вы так ополчились на все материальное? – удивилась я. – Лично мне здесь нравится, и тело у меня неплохое. Плохо лишь то, что есть в этом мире боль – и душевная и физическая. Когда бы Бог избавил людей от боли, так и вовсе здесь был бы рай. Кстати, нельзя ли как-нибудь упросить его?

– Я попросил Бога уберечь меня от боли, и Бог сказал: «Нет». Он сказал, что страдания отдаляют человека от мирских забот и приближают к Нему, – продекламировал монах.

Здесь я не могла не согласиться.

– Это точно, – воскликнула я. – Иной раз поглядишь на человека больного: ничего ему уже не нужно в этом мире. Вот когда доживу до такой напасти, может и моя душа к Богу потянется.

– Она уже у вас тянется, – произнес монах. – Тянется и очень заметно.

Я изумилась:

– Да что вы говорите? Никогда бы не подумала такое про себя. Неужели правда?

– А зачем вы спрашиваете у меня о Боге?

– От скуки, конечно.

– От скуки можно о другом говорить, но вы говорите только о Боге.

Я рассмеялась:

– Поверьте, охотней поговорила бы с вами о шляпках, да разве вы понимаете в этом? Вы же невежа. С вами же можно только о Боге.

Монах с интересом взглянул на меня и с уважением произнес:

– Вы клевещете на себя. Я заметил в вас следы духовного роста.

Уже зная, что он не лжет, потому что не лжет никогда, я поверила ему и не могу сказать, что похвала та была мне неприятна, хоть никакого роста и не ощущалось.

– Что вы говорите? – воскликнула я, гордясь собой. – Неужели росту? Как же мне это удается?

– С помощью Господа, – ответил монах. – Без его желания не упадет и пылинка.

– Да, конечно, но только я же не отказалась от мяса. Буквально сегодня баба Рая кормила меня телячьими котлетами, и я их ела, каюсь. Да я много от чего не отказалась и отказываться не собираюсь. Откуда же взялся рост?

– Видимо, пришло ваше время. Одна лягушка попала в колею на грязной деревенской дороге и не могла оттуда выбраться. Ей было трудно, она пробовала, пробовала – и ничего. Друзья помогали ей, они делали все, что можно, но пришел вечер, и угнетенные и разочарованные они вынуждены были отправиться домой и оставить лягушку на волю судьбы. На следующий день друзья пришли посмотреть на нее, думая, что она уже мертва, ведь она была прямо на дороге, в колее, и нашли ее весело прыгающей. Они спросили: «Что случилось? Как ты смогла выбраться из колеи сама, если не помогли тебе и мы? Это просто чудо! Как тебе это удалось?» И лягушка ответила: «Очень просто. Подъезжал грузовик, он приближался, и я должна была выбраться.» Так происходит со всеми: рано или поздно они должны уверовать в Господа, чтобы выбраться из капкана материального мира.

– Лягушка! Спасибо, за сравнение, – с легкой обидой воскликнула я, – но в целом очень образно. Вот только не ясно с грузовиком.

– Почему же? У вас пропал сын, разве не видите аналогий?

– Ах, да, аналогии есть, – согласилась я, – но теперь не чувствую в себе того, что произошло с лягушкой, хоть вы и заметили какой-то рост.

– Да заметил, пока лишь робкие ростки веры, – подтвердил монах. – Они обязательно приведут вас к вечному блаженству.

Услышав про блаженство, я разволновалась и спросила:

– А нельзя ли ускорить процесс? Хочется попробовать этого вашего блаженства еще в этой жизни. Как бы мне уговорить Господа увеличить мой рост?

Монах покачал головой и снова продекламировал:

– Я попросил Бога духовного роста, и Бог сказал: «Нет». Он сказал, что дух должен вырасти сам, Он лишь будет подрезать меня, чтобы заставить плодоносить.

«На все у него есть ответ,» – подумала я и воскликнула:

– Как подрезает меня, очень чувствую, в отличие от ощущения духовного роста.

– Я прошел этот путь и могу поделиться своим опытом, – ответил монах.

«С ума сойду, если прямо сейчас начнет делиться,» – испугалась я, но Бог меня спас.

Всевозрастающий хруст и звон под днищем Марусиной машины давно уже волновал меня, но я себя успокаивала: «Маруся обещала, что подвесного подшипника хватит на триста километров, а то и более.»

Порой я бываю удивительно глупа.

Такое случается и с умными людьми. Обещанные триста километров истекли еще в прошлом путешествии. Как только монах пообещал поделиться своим опытом, подвесной подшипник крякнул и вскоре после этого предупреждения, на въезде в Калинин, его заклинило.

Началось невообразимое: крепление подшипника оторвало от днища, и карданный вал, не сдерживаемый больше ничем, страшно замолотил по кузову автомобиля, ветхость которого вполне соответствовала сумме, уплаченной моим монахом сразу за все это, культурно выражаясь, транспортное средство.

Хвала отечественному производителю: «Жигуль» не развалился. Он запрыгал по дороге, как необъезженный мустанг, распугивая аборигенов и окраинных калининских собак.

Мой монах взялся за отложенный в сторону мешочек и принялся творить молитву, оставив меня наедине с нашим общим горем. В глубине души я поблагодарила его за оказанное доверие.

Между тем, скорость катящейся по инерции машины падала, удары вала о многострадальный кузов редели, пока с последним, самым сильным и сокрушительным, «Жигуль» не остановился посреди дороги на окраине Калинина.

– Приехали, – прокомментировала я ситуацию, жестом приглашая американца покинуть автомобиль.

Он и не посмотрел на меня. Так сильно увлекся молитвой.

«Нельзя же, в самом деле, требовать от человека, увлеченно беседующего с самим Господом, столь быстрого возвращения в реальность, да еще к моей персоне, хоть и не лишенной духовного роста, но все же нудной,» – подумала я и теребить монаха не стала, тем более что, как выяснилось, в его молитвах сильно нуждался Ангира Муни, которого я сдуру самолично отправила в логово к «братанам».

Однако, с автомобилем пришла пора расставаться. Знаками указывая, что пора вытряхиваться из этого «чуда» материального мира, я подала пример. Монах меня понял и, не прекращая молитвы, последовал за мной.

Таким образом мы и покинули Марусин «Жигуль», к которому я беспричинно испытывала теплые чувства.

Хотя, почему беспричинно? Ни одна машина не вымотала из меня столько нервов и сил. А если присовокупить к автомобилю его хозяйку…

Нет! Об этом лучше не вспоминать. Мне и «братанов» хватает.

«Жигуль» остался сиротливо стоять на грязной калининской обочине, куда мы его совместными усилиями столкнули – монах при этом не прекращал молиться. Я в последний раз глянула: автомобильчик как-то перекосился, даже меньше вроде бы стал, выглядел жалко, убого. У меня сердце дрогнуло, словно на похоронах старого друга: вот она, привязанность к материальному миру. Привязываемся черт-те к чему, душу от Господа отвлекаем!

Однако, путь нужно было продолжать, а небо решило «порадовать» нас мелким моросящим дождиком.

«Нет худа без добра, – усмехнулась я про себя, стирая мелкие дождевые капли с лица, – не придется мучаться в Марусином „Жигуле“ с его хронически неработающими дворниками.»

Я и монах смело устремились навстречу судьбе, но, не сделав и нескольких шагов, монах мой, вдруг, остановился.

– Что случилось? – спросила я.

– Озарение! – подняв указательный палец к небу, строго сообщил мне он. – Ангира Муни! С ним очень плохо!

– Какое же это озарение? – удивилась я. – Озарение – это когда хорошо.

– Вы ничего не понимаете, – величественно возразил монах. – Я все это время размышлял об Ангира Муни, о третьем ученике моего учителя, об этом чистом преданном Господу. Он санньяси, он надел шафрановые одежды, обрил голову, отрекся от всего чувственно-материального и предался чистому служению Богу. Как могли вы послать его в тот город? Как могли вы подвергнуть его такой опасности? Теперь с Муни случилось несчастье. Беда! Я чувствую в этом свою вину!

– Чему быть, того не миновать, – философски заметила я.

Поскольку монах мой уперся и путешествовать железной дорогой наотрез отказался, было решено приобрести подержанный автомобильчик. Наличности у него было немного – всего пять тысяч долларов, – а на чеки «Америкен-экспресс», составляющие сумму приличную, я не слишком надеялась. Попробуй найди им применение в Калинине! К тому же я не собиралась приобретать автомобиль в фирменном салоне.

Обнаружить в Калинине, да еще с налета, точку, торгующую подержанными автомобилями, оказалось непростой задачей. Во всяком случае я с ней не справилась. Видимо калининцы ездили за подобными покупками в Москву. Однако, и здесь меня Господь не оставил: на автостоянке, сторожа которой я допросила с пристрастием, удалось узнать, что у Кривого Фомы, живущего через четыре дома, всегда есть на продажу несколько «путевых тачек».

К Фоме пришлось долго стучать. За дубовыми воротами, навевавшими грустные мысли о штурмах и осадах, надрывалась пара волкодавов. Это не остановило меня. Я проявила недюжинное упрямство, неистово лягая ворота и время от времени поглядывая на своего монаха, творящего молитву на противоположной стороне улицы.

Успех пришел неожиданно. Когда я уже была близка к отчаянию, в воротах вдруг распахнулась калитка, и очередной удар моего каблука пришелся точнехонько по коленной чашечке худого, заморенного нетрезвой жизнью мужичка, правый глаз которого прикрывала черная пиратская повязка.

Гадать не приходилось. По громкому и выразительному мату и, главное, по повязке я поняла, что имею дело с хозяином дома. И не ошиблась, это был Кривой Фома, тут же доходчиво мне объяснивший, кто я такая есть после удара по его коленной чашечке. Вот к чему приводит знание анатомии.

Я смиренно выслушала. Мои ссадины-синяки отлично гармонировали с внешностью Фомы и прямо-таки диктовали стиль общения. Входя в роль свойской бабы я рявкнула:

– Фома! Тачка, блин, позарез нужна. Клевая, недорогая и срочно.

Зря я так спешила. Кривой Фома шипел и вертелся, потирая ушибленное колено. За его спиной в проеме, дающем возможность обозревать часть двора, вышагивал здоровенный парень до боли знакомого обличья. У меня заныло под ложечкой – «братан»!!! Как только он успел сюда залететь?

«Влипла, дальше некуда, – подумала я. – Сейчас он увидит меня и, конечно, обрадуется, а как поступить мне? Признать его или сделать вид, что мы незнакомы? Станет ли он с этим мириться?»

Погода портилась на глазах. Дождь усилился, ветер налетал порывами. Дальнейшее пребывание на улице без крыши над головой становилось невыносимым. Я не обманула Фому, машина нужна была именно позарез.

Подавив желание бежать куда глаза глядят, я начала маневрировать, прячась от «братана» за Кривого Фому. Тот с возрастающим беспокойством следил за моими маневрами, продолжая тереть колено. Наконец он хоть и запоздало, но отреагировал на мое откровение насчет тачки.

– Воскресенье же, – напомнил Фома.

– Слава богу, что не Пасха, – рассердилась я. – Или по праздникам уже людям «бабки» не нужны?

– Так ведь нотариуса нет, – пояснил свою мысль Фома и поинтересовался: – Чего дергаешься, дивчина, блохи что ль заели?

– Мил человек, – взмолилась я, – тачка нужна во как! – и я резанула себе ладонью по горло. – Такое желание хуже блох!

Он с сомнением поглядел на меня, но смягчился.

– Ладно, проходи, перетрем.

– Не-не, – испугалась я, опасливо заглядывая за его плечо. – Мне к тебе нельзя, увидеть могут.

И ведь ни словом не солгала, а какой эффект! Фома понизил голос до шепота и спросил:

– Да ты от кого?

– От Ефима, – не моргнув глазом и не покривив душой ответила я, назвав имя сторожа с автостоянки.

– Лады, – кивнул Фома, – еще больше понизив голос. – «Капусты» много?

– Три тонны, – шепотом уведомила я, хотя все пять тысяч долларов, взятые у монаха, лежали у меня за пазухой.

– С собой, что ли? – оживившись Фома.

Я решила не конкретизировать, лишь сказала:

– Сразу отдам.

И правильно сделала. Фома понял, что дело имеет с серьезными людьми, преисполнился уважением, кивнул и скомандовал:

– К магазину иди. Подгоню.

– Только поприличней на имеющуюся сумму выбери, – попросила я.

Он пожал плечами:

– Выбирать не из чего. Тачка только одна. Номера транзитные московские. Ксивы настоящие. Пока до таможни не доедешь, никто не тронет. Ну а таможня, это дело не мое. Сама.

– Сама, так сама, – согласилась я и, дав знак монаху, к магазину побежала.

Уже вдогонку Кривой Фома озабоченно крикнул:

– Бабки, бабки-то заранее приготовь. Мне тоже ждать не резон.

Топчась у магазина, я старалась не замечать бормотания монаха и размышляла о внезапном появлении «братана».

«Загородный филиал у них здесь что ли? Ощущение такое, что эта бригада монополизировала весь преступный бизнес страны. А мой „братан“ обладает прям-таки потрясающей вездесущностью. Только что бухгалтером к Тамарке нанимался и уже здесь шустрит.»

Фома приехал быстро. Рядом со мной, сверкая кузовом хачбек, остановился новенький на вид «Форд-скорпио».

– «Бабки» давай, – не выходя из машины, сказал Кривой Фома.

Он высунулся из открытого окна, манящего теплом, уютом и звуками музыки. Я стояла на дождике и завидовала ему изо всех сил.

– Сяду в машину, отдам, – заявила я, пусть знает, что не лыком шита.

Фома криво усмехнулся, поправил на глазу пиратскую повязку, вышел из машины, оставив ее двигатель работающим. Я устроилась на роскошном велюровом сидении «Форда» и захлопнула за собой дверь. На лице Кривого Фомы отразился испуг, но электромотор, подчиняясь движению моего пальца, уже опускал стекло – я честно протянула Фоме тридцать стодолларовых купюр. Он профессионально их посчитал, удовлетворенно крякнул и произнес напутственное слово:

– Кати с богом, да скажи Ефиму, что я всегда рад…

Узнавать детали его радости мне не хотелось, и я с места рванула мощный послушный автомобиль, краем уха выхватив из дождливой мглы:

– Ксивы-то в бардачке…

В бардачке оказались не только ксивы, но и початая бутылка водки, забытая, видимо, впопыхах. «Представляю, как загорюет Кривой Фома, когда обнаружит свою оплошность,» – подумала я, направляясь к монаху.

Монах мой, кстати, остался бормотать под магазином. Он даже не взволновался. Сделав круг, я развернулась, резко затормозила у его ног и распахнула дверцу, страшно гордясь собой и уже ощущая последствия духовного роста.

– Ваш земляк! – сказала я, имея ввиду «национальность» автомобиля.

Монах уселся рядом со мной, одобрительно обозрел комфортабельные американские внутренности салона и сказал:

– О-о…

– Не «о», а рука Господа.

Конечно, рука Господа, а что же еще? После Марусиного «Жигуля» это было сродни чуду. У меня даже в глазах зарябило от всего того, что в этом автомобиле работало: фары и подфарники, стопы и повороты, даже противотуманные фары, что с некоторых пор уже казалось излишней роскошью. Все светилось, мигало и переливалось. Мерно махали дворники и тихонько подвывал электродвигатель охлаждения радиатора. Двигатель работал почти неслышно.

– Рука Господа! – повторила я.

– Конечно, – согласился монах. – И шага нам не ступить без энергии Создателя, но неужели в России провинциальный сервис значительно лучше столичного? Вы так быстро сумели оформить кредит и получить транзитные номера.

– Какой еще кредит? – изумилась я.

– Но ведь не могли же вы заплатить полную стоимость автомобиля. Я дал вам слишком мало денег.

С победоносным видом я протянула ему две тысячи долларов, оставшиеся после покупки.

– Говорю же, рука Господа. Теперь и сама вижу, что духовный рост у меня начался – и эти-то деньги не все понадобились. А номера на машине уже были. Так что, оформлять ничего не пришлось.

– Три тысячи?! За эту машину?! Но так не бывает, – с подозрением воззрился на меня монах.

– В России все бывает, – гордо заявила я и во избежание двусмысленности, пояснила: – Машина краденная, вот ее подешевке и толкнули. Документы – липа, годятся только для патрульно-постовой службы, более серьезную проверку не пройдут. Я про таких барыг, как наш продавец, слышала. Обычно они торгуют «горячими» автомобилями, угонщики которых либо наркоманы, либо сильно спешат. Барыга наваривает на каждой машине не больше тысячи долларов, – сказала я, блеща познаниями закулисья нашей страны.