Текст книги "Рандеву на границе дождя"

Макс нахмурился:

– Какое еще решение?

– Как какое… Видишь, ты совсем меня не слушаешь. Я весь вечер объясняю тебе, что мне нужно понять, как я вижу для себя перспективы нашего брака и чего хочу, а ты спрашиваешь, какое решение.

– Слушай, Алина, а тебе не кажется, что лучше подумать о другом? – спросил он зло и потянулся за брюками. – после стольких-то лет брака? А? Как считаешь?

– О чем же?

– Возможно, о том, что наше счастье зависит от нас обоих, и тебе тоже надо что-то делать…

– О, начинается, – смеясь, Алина встала, завязала поясок пеньюара и подошла к большому зеркалу. – женщина отвечает за семейный очаг и должна всячески ублажать своего мужчину, что ли?

– В каком-то смысле да.

– Дорогой, оставь эти идеи пролетариату. Я не какая-нибудь низкоранговая женщина…

– Ну так я вроде тоже себя не на помойке нашел.

Алина пожала плечами и взяла с туалетного столика щетку для волос. С некоторым усилием Макс вспомнил, что раньше любил смотреть, как она причесывается.

– Видишь ли, тебе не повезло, я не принадлежу к тем убогим бабам, которые считают, что главное их предназначение в жизни – быть при мужике и что можно идти на любые жертвы ради достижения этой великой цели.

– Господи, о чем ты говоришь! Откуда вообще взялись в твоей голове эти идеи? – воскликнул Макс, хотя примерно представлял, откуда. Судя по термину «низкоранговая», жена черпала их из мутных источников психологических форумов в Интернете.

Любопытный парадокс, Алина терпеть не могла ширпотреб, а тут вдруг в таком важном деле, имея под рукой мужа, который мог бы порекомендовать ей лучшего психолога страны, полезла искать правду у каких-то сомнительных непризнанных гениев. Все равно что директор клиники Мейо, заболев, стал бы лечиться ослиной мочой.

– Солнышко, зачем ты все это затеяла, хорошо же жили? – спросил Макс и внезапно осознал, что сидит на кровати голый с брюками в руках.

Он стал одеваться.

– Вот именно. Каждый день одно и то же, и вдруг поняла, что пройдет жизнь, а я так и не пойму, чего хочу!

Макс поискал глазами носки. Видит бог, он никогда не препятствовал амбициям жены, и, если она не смогла себя реализовать, он не виноват.

– Если бы у нас родился ребеночек, ты бы нашла свое предназначение в жизни, – улыбнулся он.

– Ну вот, я так и знала! Макс, я для тебя всего лишь самка, у которой вместо мозга один большой инстинкт размножения.

– Милая, ты множество раз доказывала мне, что это не так.

– Но ты бы хотел, чтобы так было! Чтобы я зависела от секса и создавала тебе райскую жизнь, лишь бы ты спал со мной.

Макс покачал головой:

– Нет, так бы не хотел. Я сам завишу от секса, что уж тут лицемерить.

Очаровательно надув губки, Алина сказала, что он должен с уважением отнестись к ее просьбе. Если они сейчас останутся вместе, пока она не сделала выбор, то измучают друг друга, зато, когда она сама позовет его домой, он может быть твердо уверен, что это осознанное решение, а не капитуляция перед обстоятельствами.

Макс послушал эту трансляцию идей из блогов одиноких женщин с психологическим образованием и понял, что не хочет больше оставаться в чужом холодном доме.

– Алина, – он решительно взял жену за руку, – скажи, чтобы я остался, и, клянусь, я больше не уйду никогда! Я обещал быть с тобой до конца, когда мы женились, и сдержу свое слово, можешь не сомневаться. Только сейчас, прошу тебя, попроси меня остаться.

Жена убрала руку и покачала головой.

Начала что-то говорить про «сценарий, который он хочет ей навязать», но Макс, не дослушав, ушел. Надевал куртку и повязывал шарф он уже в лифте.

Половина второго ночи, транспорт не ходит.

Макс вытащил айфон, чтобы вызвать такси, и обнаружил три пропущенных вызова от Анны Спиридоновны. Стало стыдно, что, поглощенный самыми низкими инстинктами, он не удосужился предупредить тетку.

А потом еще забыл мобильник в куртке и не слышал вызовов, естественно, тетя Аня с ума сходит, куда делся племянник.

Поколебавшись немного, он позвонил Руслану, но его телефон оказался выключен. Странно, обычно брат всегда оставался на связи, как ведущий хирург клиники. Тогда Макс набрал городской номер и довольно долго слушал длинные гудки. Это слегка встревожило его, но не до такой степени, чтобы паниковать. Всегда в таких случаях люди представляют самое плохое, а потом молчание абонента получает простое и невинное объяснение.

«Наверное, Руслан забыл зарядить телефон, – подумал Макс, садясь в такси, – а тетя Аня немножко поволновалась за меня, потом поняла, что я пошел к жене, и легла спать. Вот и все. Конечно, с моей стороны свинство, что я ее не предупредил, завтра первым делом извинюсь».

Стало так холодно, что Христина почти бежала от метро домой. Пора доставать зимнюю куртку, думала она, ежась и втягивая ладошки в рукава утлой одежки, которую прямолинейная Анна Спиридоновна называла «полуперденчиком».

Войдя к себе, Христина посмотрелась в зеркало. Щеки от мороза раскраснелись, глаза сияли… Христина знала, что красива, знала, но не чувствовала, отражение в зеркале казалось ей какой-то ошибкой и недоразумением. Иллюзией, призванной скрыть ее истинный отвратительный облик то ли от нее самой, то ли от окружающих.

Нужно будет поговорить об этом на следующем сеансе, решила она и подмигнула сама себе. Как всегда после терапии, настроение было приподнятым. То ли улучшение, то ли надежда на улучшение, а может быть, вдруг подумала Христина, вспомнив, что говорил Макс, стоя на этом самом месте, может быть, я просто радуюсь, что действую. Не сижу сложа руки, а пытаюсь решить свою проблему.

Ей не хотелось думать о племяннике Анны Спиридоновны, но он вторгался в мысли Христины так же непрошено, как недавно пришел к ней домой.

Интересно, как он там? Мамсик ничего не рассказывала о своем племяннике, а Христина стеснялась спросить, эту тему женщины, обычно откровенные друг с другом, не сговариваясь, вынесли за скобки. Почему? Анна Спиридоновна знала все обстоятельства жизни своей молодой подружки, знала, что любовь и романтика для нее закрытая тема, поэтому нечего было опасаться, что Христина начнет соблазнять молодого мужчину в непростой период его брака.

Стыдно было признаваться самой себе, но она испытывала к Максу такой жгучий интерес, что под каким-то пустым предлогом позвонила Руслану и как бы невзначай выпытала у него, что двоюродный брат женат и сейчас находится в затяжной ссоре с супругой.

Ни при каких обстоятельствах дом Мамсика не мог стать местом сводничества и измены. Христина ни за что не стала бы подличать в семье единственного родного человека, и это Анна Спиридоновна знала тоже.

Не была уверена в Максе? Но тогда, напротив, она предостерегла бы Христину, мол, мой племянник неистовый любитель женщин, держи ухо востро!

До их случайного знакомства молчание Мамсика было понятным, она надеялась, что молодые люди никогда не пересекутся, но непонятно, почему она и теперь продолжает обходить молчанием тему племянника! Про Руслана она рассказывала много и охотно, даже, смеясь, называла его «названым братом» и говорила, что они должны друг друга поддерживать и сейчас, и особенно после, когда ее не станет.

А тут – молчок, она даже не сказала, женат ли племянник. Возможно, он все-таки гей, и Анна Спиридоновна стесняется этого обстоятельства.

Христина улыбнулась. Прогрессивная женщина и уважает права человека в принципе, но когда касается собственной семьи, вдруг такая дремучая отсталость!

Христина открыла шкаф и достала теплую куртку, заботливо упакованную в бумажный чехол и переложенную веточками лаванды. Следует подготовиться к завтрашнему холодному утру, теплые деньки, кажется, миновали…

Сняв и аккуратно сложив чехол, Христина несколько раз энергично встряхнула куртку.

Критически осмотрела и понюхала: вещь безупречно чистая, аромат лаванды тонкий, не бьет в нос, так что смело можно надевать завтра, если природа вдруг не спохватится и не решит напоследок порадовать петербуржцев еще одним теплым деньком.

Настроение вдруг испортилось, и воспоминания о сегодняшнем сеансе терапии неожиданно потускнели. Почему?

Все эти упражнения, обращения к «внутреннему ребенку» и прочие разговоры внезапно показались ей чем-то ненастоящим, какими-то глупыми играми, уводящими от жизни, а не помогающими погрузиться в нее.

Чувство было смутным, да и взялось непонятно откуда. Морщась от тоски и опустошения, Христина повесила куртку на плечики и полезла в коробку, где хранила зимние шарфы.

Кажется, Макс прав, подумала она безрадостно, доставая свое любимое пестрое кашне, в котором определенно была похожа на француженку.

Прошлого не изменить, как ни старайся. Что умерло, то умерло, и оживить нельзя.

Разве можно реанимировать мертвеца, который не только умер, но уже отпет и похоронен?

Ей вдруг стало неловко от мысли, что Макс знает о ее психотерапевтических сеансах, так неловко, что даже слезы навернулись на глаза. Почему Мамсик, сдержанная и порядочная во всем, что касается чужих секретов, не промолчала в этот раз?

Христине так хотелось, чтобы племянник Анны Спиридоновны думал о ней хорошо, а теперь это невозможно. Он воспринимает ее как пациентку, то есть существо, не равное себе. И приходил он к ней как к пациентке, движимый врачебным долгом, а не симпатией…

Так доктор будет биться сутки напролет, вытаскивая с того света туберкулезного больного, но ему в голову не придет дружить с этим больным и есть с ним из одной тарелки.

Из симпатичной девушки и милой собеседницы она превратилась в объект профессионального интереса, вот и все.

А тут еще эта дурацкая куртка, которую она носит пятый год. Или шестой? – нахмурилась Христина, пытаясь вспомнить, когда и на смену чему она купила сей предмет туалета.

На стройной и подтянутой фигуре куртка сидела великолепно, но «французский» шарф уже не мог скрыть того, что вещь давно вышла из моды и обветшала, так же, впрочем, как ботинки и классические черные брючки.

Вспомнив, как хорошо и дорого всегда был одет Макс, Христина вздохнула.

Любой человек, увидев их рядом, сразу скажет, что они неровня, импозантный мужчина в безукоризненном английском костюме и она, очень просто одетая девушка…

Глупо думать, что Макс не заметил кофточек и джинсов, купленных на вещевом рынке, и обуви, побывавшей в руках сапожника не один и не два раза. Мужчины, тщательно следящие за своим внешним обликом, придирчивы к виду окружающих, особенно женщин, и отмечают даже самые легкие неполадки их туалета.

«Я ведь неплохо зарабатываю, – подумала Христина с раздражением, – и мне не надо содержать никого, кроме себя самой, и, черт возьми, я могла бы одеваться не хуже Макса, но все деньги уходят на эту несчастную терапию, от которой толку, прямо скажем…»

А как хорошо бы было накупить модных тряпочек, сходить в салон красоты и предстать перед Максом во всем блеске женственности!

Но теперь что мечтать об этом, дело сделано.

Проворачивая в голове эти невеселые мысли и удивляясь, почему мнение племянника Анны Спиридоновны оказалось для нее таким важным, Христина машинально навела порядок в комнате и погладила постельное белье.

Интересно, придется ли ей еще когда-нибудь встречаться с Максом? Скорее всего, нет. Он скажет Мамсику, что чокнутых с него и на работе достаточно, а то еще станет уговаривать тетку разорвать эту дружбу, от которой все равно никакого толку, кроме гигантских трат энергии. Окна помыть сейчас не проблема, в любой клининговой фирме можно заказать, а общаться с психопаткой – все равно что сидеть на пороховой бочке с завязанными глазами.

Христина тяжело вздохнула. Ну да, так и скажет, если хороший психиатр.

Тут настойчиво кукукнул айпад Христины. Обычно она ждала сообщений от Анны Спиридоновны с радостным предвкушением, но сейчас потянулась к планшету с тягостным чувством, удивившим ее саму.

Писала Мила, еще одна преданная поклонница любимой писательницы. Христина любила ее не так сильно, как Мамсика, но тоже относилась с большой симпатией, называя про себя «наш толстунчик».

До сих пор помнилось, какой шок она испытала, узнав, что «толстунчик», милая и уютная домашняя тетенька, не кто иная, как известный в городе хирург.

«Срочно позвони по этому телефону», – писала Мила, и Христина почувствовала, как от внезапной тревоги сердце превращается в противный ледяной ком.

Квартира встретила его пронзительной пустотой. Макс осторожно заглянул во все комнаты и даже в ванную. Никого. Понимая, что случилось что-то очень плохое, но все еще отказываясь в это верить, он набрал номер Анны Спиридоновны. Если на его предыдущие звонки никто не отвечал, то теперь механический голос сообщил, что телефон выключен. Руслан тоже был недоступен. Макс растерялся, в его душе тревога за близких боролась с чувством досады на жену. Если бы он не побежал за ней, как озабоченный самец макаки, то ответил бы на звонок тетки и сейчас знал бы правду, какой бы страшной она ни оказалась.

Руслана могли вызвать в клинику, если сложный случай или аврал, но куда делась Анна Спиридоновна? Превозмогая неловкость, Макс зашел к ней в комнату и увидел брошенный возле постели планшет, и тревога стала почти невыносимой: должно было случиться что-то очень плохое, чтобы тетка ушла из дома без своего любимого гаджета.

Макс решился на то, чего не сделал бы ни при каких других обстоятельствах: взял планшет Анны Спиридоновны и, отводя глаза от открытой странички «Вконтакте», залез в ее записную книжку и нашел рабочие телефоны Руслана. По первому номеру никто не ответил, а по второму отозвался довольно хмурый мужской голос. Услышав, что звонит брат Руслана Романовича, голос мгновенно потеплел и сообщил ошарашенному Максу, что Руслан попал в аварию и находится сейчас в реанимационном отделении. Ситуация сложная, сказал голос с профессиональным участием, и лучше приехать лично, поговорить с врачом, а не узнавать по телефону через третьи руки. После чего толково объяснил, как найти реанимацию, и разговор закончился.

Макс был как в тумане. Он вызвал такси и долго искал куртку, пока не вспомнил, что так и не снял ее, войдя в дом. Вдруг подумал, что нельзя идти в больницу с пустыми руками и заметался по кухне в поисках диетической пищи.

Лишь только когда позвонила диспетчер, что такси подъехало, Макс пришел в себя.

Следуя указаниям своего телефонного собеседника, он быстро нашел реанимационное отделение. Дверь туда была закрыта, и Макс не стал звонить. Нельзя сейчас отвлекать докторов, которые борются за жизнь Руслана. От того что он узнает, что с братом, тому не станет легче, и врачи не станут действовать лучше, так что потерпеть мучительную неизвестность – самое малое, что он сейчас может сделать для Руслана.

Макс решил, когда кто-нибудь из сотрудников выйдет, он назовется и попросит доложить о себе врачу при удобном случае.

Перед входом в реанимационное отделение располагался просторный холл с большими, в человеческий рост, арочными окнами. Сейчас за ними притаилась серая ночь, и голые ветки деревьев с немногими еще не облетевшими листьями образовывали причудливые узоры в тусклом свете фонаря.

Неуютно, тревожно было на улице, казалось, сама смерть заглядывает в стекло…

Макс поежился и отвернулся.

Если не смотреть в темные окна и на железную двустворчатую дверь, то холл мог показаться уютным и приятным местом. Всюду, на каждом свободном участке, располагались огромные комнатные растения, из тех, что принято выращивать в разных учреждениях. Китайская роза, фикус, гранатовое дерево, лимон… Интересно, подумал Макс, почему именно в больницах все эти цветы растут так пышно и буйно?

Он увидел красный мясистый цветок на китайской розе, и это вдруг испугало его почти до тошноты.

За деревом он сразу не заметил хрупкую миниатюрную женщину, сидевшую на скамейке.

– Добрый вечер! – сказал Макс, и женщина посмотрела на него пустыми глазами.

Он знал этот взгляд, так смотрят люди, внезапно лишившиеся последней надежды.

Тут Макс увидел, что женщина ждет ребенка.

Немного поколебавшись, он взял в автомате стакан чая и протянул женщине:

– Выпейте, пожалуйста.

Она машинально взяла, помешала чай пластмассовой палочкой и только потом подняла глаза на Макса:

– А вы?

– Не беспокойтесь, я тоже возьму.

Женщина нахмурилась, поставила стаканчик на подоконник и сильно провела рукой по лицу, будто хотела проснуться.

– Вы случайно не о Руслане Романовиче пришли узнать? – вдруг спросила она.

– Да, именно о нем! – Макс быстро подошел к ней.

«Неужели это возлюбленная брата?» – вдруг пронеслось в голове, хотя момент был неподходящий, чтобы думать об этом.

– Он жив, – сказала женщина мягко, – травмы серьезные, но теперь можно утверждать, что его жизнь вне опасности.

– Слава богу!

– Там переломы ребер, перелом бедра и ушиб мозга, – перечислила женщина. – мы сразу при поступлении сделали компьютерную томографию, так что ничего не пропустили. Дренажи поставили, иммобилизацию сделали, лечение адекватное назначили… Что еще вам сказать?

– Простите, а вы…

– Нет-нет! – Она принужденно улыбнулась, растянув губы, но глаза оставались так же безжизненны. – Мы сотрудники, и так получилось, что ехали в одной маршрутке. Руслан Романович спас жизнь мне и моему будущему ребенку, если бы он не заслонил меня, со мной, думаю, теперь было бы уже все кончено.

– Вы тоже пострадали в аварии? – Макс наклонился к женщине. – Как вы себя чувствуете?

– О, я всего лишь оцарапала ногу, не волнуйтесь за меня.

– Простите, что затрагиваю такую деликатную тему, но в вашем положении… – Макс замялся. – хотите, я вызову вам такси?

Собеседница покачала головой.

– Послушайте, если доктора не сочли нужным госпитализировать вас, лучше всего будет поехать домой и лечь в постель. Я понимаю, что вы волнуетесь за Руслана, и оставлю вам свой номер, так что вы сможете позвонить мне в любой момент и все узнать.

– Нет, я, пожалуй, побуду еще здесь…

Она взяла стаканчик с чаем и стала пить маленькими глотками.

– Простите, – спохватился Макс, – а мать Руслана с ним сейчас?

– О! – В глазах женщины впервые промелькнула тень чего-то живого. Она порывисто взяла его за плечо своей маленькой, но сильной рукой. – Я должна была сказать вам сразу! У Анны Спиридоновны острый коронарный синдром, она сейчас в кардиореанимации, этажом выше.

– Господи… – Макс только сейчас начал понимать, какое горе на них свалилось. От чувства безысходности закружилась голова, и стало тошно от того, что он ничего не может изменить и исправить.

– Думаю, там тоже все обойдется, – мягко сказала женщина, продолжая держать его за плечо. – лечение начали сразу, буквально в первые минуты, и хорошо, что с ней была дочь… Странно, Руслан никогда не рассказывал, что у него есть сестра.

Христина? От мысли о девушке на сердце стало немного теплее. Макс хотел было сказать, что это не дочь, но передумал, только кивнул.

– Это я виновата, – продолжала женщина, – нужно было подождать, пока Руслана привезут и стабилизируют, только тогда звонить матери, а еще лучше подождать до утра.

Макс сказал, что до утра Анна Спиридоновна бы извелась, у них в семье не было заведено, чтобы сын уходил на ночь, не сказав матери.

– Ну в любом случае… А я растерялась, вызвала «скорую» и сразу позвонила Миле, сказала ей, чтобы готовились принимать Руслана и чтобы сообщила матери. Вот она и сообщила, мол, так и так, приезжайте. Анна Спиридоновна добралась очень быстро, сразу прошла в приемник, она же тут работала и знает все ходы как свои пять пальцев, ну и увидела… – Лицо женщины на секунду исказилось, Максу показалось, что она сейчас заплачет, он достал носовой платок, но она только вздохнула и продолжала говорить: – увидела, как Руслана раздевают перед реанимацией, срезают одежду, вы можете себе представить, каково это матери… Если бы хоть с ней сначала поговорил кто-то из врачей, может быть, все еще и обошлось бы, а сестры же ее не знают, и оттолкнули довольно грубо, вот сердце не выдержало. А я в тот момент была на осмотре и ничего не сделала, не встретила ее. Слава богу, дочь сразу тревогу подняла, и кардиологи сработали четко.

– Вам не в чем винить себя, – сказал Макс отрывисто.

Женщина покачала головой:

– По крайней мере, можете быть уверены, что для Руслана и Анны Спиридоновны делается все, что только возможно. Они оба ведущие сотрудники, да и я не последний человек в этом богоугодном заведении, так что сами понимаете…

Медицина не всесильна, и даже самые передовые достижения, бывает, пасуют перед травмой или болезнью, подумал Макс, но ничего не сказал вслух.

Чтобы немного прийти в себя, он прошелся по холлу, снова посмотрел на мясистый цветок китайской розы, на гранатовое дерево и на глянцевитые темные листья лимона, росшие на ветках вперемешку с шипами. В голове было как-то смутно, мысли путались, будто убегали друг от друга, чтобы не дать ему почувствовать глубину несчастья, и Максу было неловко перед самим собой, что он не горюет, как следует, а расхаживает тут в прострации, любуясь на комнатные растения. Впрочем, отчаиваться тоже нельзя, он теперь в семье один боеспособный. Допустим, врачи сделают все, что необходимо, как обещает эта женщина, но остаются простые житейские вопросы, которые придется решать ему. Достать препараты, может быть, или специальное питание, да мало ли что!

Как хорошо, вдруг пришла в голову странная мысль, как хорошо, что Алинка выгнала его именно сейчас! Живи он с ней, ничего бы и не узнал, если бы сам случайно не позвонил. А поскольку он предполагал, что они переживают смерть Оли и не хотят ни с кем общаться, то не звонил бы долго… Хотя, с другой стороны, кто бы ему ответил? Нет, ей-богу, отлично, что они с женой расходятся!

Макс поймал себя на том, что подумал о разводе с Алиной, как о решенном деле, и нахмурился. Сейчас самое неподходящее время думать о собственных неурядицах!

Он подошел к двери в реанимационное отделение, прислушался. Уловил какие-то звуки, которые никак нельзя было опознать, но чувствовалось, что в реанимации кипит работа, идет настоящая война за человеческую жизнь.

– Хотите позвонить? – спросила женщина.

– Нет-нет, ни в коем случае. Подожду.

– Я могла бы зайти и все узнать, но не хочу смущать докторов. В присутствии руководителя человек всегда работает хуже, согласны?

Макс сказал, что, пожалуй, согласен.

Послышались быстрые шаги, звук которых далеко разносился в пустом коридоре. Кто-то шел из приемного отделения, и сердце Макса замерло в мгновенной тревоге. Неужели состояние Руслана ухудшилось, и доктора позвали на помощь?

Он всмотрелся в даль полутемного коридора и увидел, как к ним спешит невысокий плотный человек. Он был одет в джинсы и белый свитер с косами.

Войдя в холл, человек сразу бросился к собеседнице Макса, с отрешенным видом сидящей на скамеечке.

– Гусечка! – воскликнул человек и, быстро опустившись перед женщиной на корточки, обнял ее колени. – Ты цела, какое счастье!

Он прильнул к ней, и рука женщины безвольно опустилась на его густые волосы. Только тут Макс догадался отвернуться и отойти подальше.

Он слышал их негромкий разговор, но, к счастью, не разбирал слов. Прошло довольно много времени, прежде чем женщина окликнула его:

– Простите… Мне пора идти. – она протянула ему визитную карточку. – звоните в любое время.

Макс проводил их взглядом. Мужчина обнимал женщину за плечи, а она шла понурив голову.

Иногда встречаются такие пары, по которым сразу видно, что это соединились две половинки одного целого. Любовь и нежность чувствовались в каждом движении этих людей, и в том, как крепко держал свою женщину мужчина в свитере, и в безвольной походке женщины, и даже в том, как они обернулись и сказали Максу «До свиданья», тоже была любовь…

Он дождался дежурного врача только к шести утра, тот, щурясь после бессонной ночи, первым делом отругал его, зачем сидел под дверью, как бедный родственник, и раз уж обычные граждане ломятся в реанимацию, как к себе домой, то коллега тем более может это сделать. Настроен доктор был весьма оптимистично, сказал, что на текущий момент непосредственной угрозы жизни Руслана Романовича он не видит, но процесс выздоровления будет длительным и непростым. Потом поднялся вместе с Максом в кардиореанимацию и вызвал врача Анны Спиридоновны.

Это оказалась женщина средних лет, угловатая и с резкими манерами, но несмотря на то что говорила она неприветливо и даже грубовато, Макс сразу проникся к ней доверием, тем более что сообщила она новости гораздо лучшие, чем он ожидал.

Набравшись наглости, он попросился повидать тетку, но врач сказала, что Анна Спиридоновна находится под действием сильных транквилизаторов, и трудно сказать, как отреагирует на появление племянника. Лучше не рисковать.

Макс сам не знал, радоваться хорошим прогнозам или огорчаться, что все это вообще произошло. Душу грызло смутное чувство вины, которое он пытался задушить, зная, что ничего не выйдет, – этот демон давно и прочно поселился в его душе…

«Я не виноват, что Руслан задержался на работе и сел в эту чертову маршрутку, – говорил себе Макс, возвращаясь домой, – тут я чист! Но сердечный приступ тети Ани на моей совести, я не отозвался, когда она больше всего нуждалась в моей помощи… Почему я не взял телефон с собой в спальню? Если бы я был рядом с самого начала, ей бы не так страшно было…»

Потом он принялся винить себя за то, что винит себя, а надо дело делать, и сердито тряхнул головой, прогоняя все мысли, кроме самых простых житейских вопросов.

Макс заехал домой к Волчеткиным, выпил кофе и заставил себя съесть котлету с хлебом. Неужели только вчера тетя Аня готовила эти котлеты, предвкушая мирный семейный ужин?

От этой мысли стало неуютно, и вообще находиться в квартире одному было как-то неловко. Макс быстро принял душ и поехал на службу.

Кафедра психиатрии закрывалась в середине июля до сентября, и все сотрудники шли в коллективный отпуск, так что на основной работе он мог взять отпуск только за свой счет. Собрав сотрудников, Макс спросил, как им будет удобнее: если он возьмет отпуск без содержания или будет работать какое-то время не в полную силу, иногда уходить пораньше или опаздывать. Сотрудники высказались за второй вариант, и Макс обрадовался. Кто знает, как все обернется, на лечение могут потребоваться деньги, и брать сейчас за свой счет – непозволительное расточительство.

Переделав гору дел, которую иначе растянул бы на всю неделю, Макс поехал в свою клинику. Там он еще ни дня не отдыхал, поэтому с чистой совестью написал заявление на отпуск, сам же завизировал и приказом назначил исполняющим обязанности директора клиники доктора, казавшегося ему самым коммуникабельным и расторопным.

Прикинул, что отпускные ему должны выплатить очень приличные, сначала обрадовался, что будет готов к тратам на лечение, а потом вспомнил, что карточка, на которую перечисляется зарплата из клиники, лежит у жены. Так было заведено у них в семье, финансами, хорошо ли, плохо ли, распоряжалась Алина, а у него в кошельке лежала только карточка, на которую шла получка с кафедры. По замыслу жены, этого как раз хватало ему на мелкие расходы и поддержание иллюзии, что он – глава семьи.

Естественно, конфликт между мужем и женой целиком и полностью разворачивался в высших сферах и принадлежал вечному миру идей, а не тленному миру вещей, поэтому решительно невозможно было упоминать о таком низком предмете, как его карточка.

«Что же делать? – нахмурился Макс. – Если я сейчас у нее попрошу свои деньги, вряд ли получу что-то, кроме оскорблений… Впрочем, не надо решать за людей, что они сделают или скажут. Вечером позвоню, сообщу о том, что случилось, если она нормальный человек, должна понять».

В кардиореанимацию его снова не пустили, хоть врач был уже другой, пожилой мужчина с на редкость унылым лицом и скучным голосом. Он сказал, что и так уже сделал исключение, разрешил дочке повидать Анну Спиридоновну и рассказать, что у Руслана все хорошо.

– Но мать все равно волнуется, – сказал он, – и это понятно. Я дал ей медикаментозный сон.

– А дочь уже ушла?

– Да, но обещала зайти еще вечером. Это ваша сестра? – На скучном лице врача вдруг появилось вполне человеческое выражение. – Слушайте, удивительная девушка. Намыла нам всю реанимацию и обиходила больных, причем такими темпами, что я за тридцать лет работы ни разу не видал!

– Да, она у нас такая. – Макс не смог сдержать счастливой улыбки.

Сердечно простившись с доктором, он спустился в знакомый холл, прошел мимо знакомых до тошноты растений и уже собирался нажать кнопку звонка, как увидел профессора Колдунова, быстрым шагом идущего к нему.

Макс познакомился с ним в тот лихорадочный период жизни, когда бегал с дежурства на дежурство. Ян Александрович был много старше и солиднее, но они вдвоем обезопасили столько алкашей с белой горячкой, что, наверное, могли считаться друзьями.

– О, профессор Голлербах! – радушно воскликнул Колдунов. – К нам какими судьбами? У нас тут дураков-то нету!

– Это еще не доказано, – машинально отозвался Макс дежурной шуткой. – я насчет брата узнать…

– А! – Ян Александрович нахмурился. – Действительно, Руслан говорил, что его брат лучший психиатр в городе, а я как-то не связал… Ну, пойдем, пойдем!

Не слушая возражений, Колдунов втолкнул Макса в длинный узкий коридор и довел до ординаторской.

Макс оробел, он никого не знал и не был уверен, что имеет право занимать внимание тяжело и напряженно работающих людей, тем более вторгаться на их территорию. Ему хотелось повидать Руслана, но просить об этом было неловко. Макс понимал, что делать нужно то, что нужно для брата, а не для душевного спокойствия его родственников.

Он сам терпеть не мог навязчивых родных и близких и про себя называл подобное поведение «злокачественной любовью», когда начинались бесконечные расспросы, мемуаристика о величии всего семейства в целом и каждого его члена в частности, словом, переключение внимания врача с больного на себя. Особенно тяжело, когда самовыражение через беспокойство за больного сочетается со свирепой тягой контролировать все и вся. Такие родные поистине несносны, они убеждены, что врач ничего не станет делать, если его не заставлять, ну а когда гигантскими усилиями сдвинешь с мертвой точки, обязательно сделает что-то не то. Обычно так поступают люди с нереализованными амбициями руководителя, и для них это настоящий праздник души – поставить врача в положение своего подчиненного и мордовать ценными указаниями и требованием подробнейших отчетов о своих действиях.

Макс не хотел выглядеть таким родственником, он верил докторам и даже суеверно считал, что чем тише он будет себя вести, тем лучше станет Руслану и Анне Спиридоновне.