Текст книги "Удивительное приключение Эми и графа"

7

Звуки рояля Эми услышала даже сквозь закрытые двери малой музыкальной гостиной. «Страсть» – вот слово, которое первым пришло ей в голову, когда ушей достигли звуки этой пьесы. Трудно было поверить, что играет та самая холодная аристократка, с которой Эми недавно пила шоколад. Сколько чувства, сколько огня!

Но это была она – леди Анна. С головой ушедшая в музыку, сестра графа даже не заметила появления своей компаньонки. Через секунду в гостиную вошел еще кто-то – Эми скосила глаза и увидела Саймона, который приблизился и остановился рядом с ней.

Доиграв пьесу до конца, леди Анна подняла голову к потолку – глаза ее оставались закрытыми. Отзвуки последних аккордов продолжали висеть в воздухе, наполняя помещение энергией, которую отдала музыке леди Анна – всю, до последней капли.

Потом сестра графа встала из-за рояля, повернулась и слегка поклонилась, услышав аплодисменты.

– Это было великолепно, Анна.

– Благодарю, Уэстон. – Она искренне улыбнулась.

В гостиную вошел лакей и вновь напомнил графу, что его новая лошадь прибыла. Тренер ожидает милорда в конюшне.

– Передай ему, что скоро буду, – Саймон сказал это, не сводя глаз с леди Анны, и потому не заметил удивления, отразившегося на лице привыкшего всегда оставаться бесстрастным лакея.

– Разве вы не расслышали, брат? – спросила Анна. – Вашу лошадь доставили.

– Да, да, – рассеянно ответил Саймон. – Но лошадь может подождать. Скажем, минут двадцать. Сыграйте, пожалуйста, еще что-нибудь.

– Уэстон, вы не заболели? Обычно, когда я играю, вы уже через пять минут начинаете ерзать на стуле от нетерпения.

– Это было до того, как мисс Стивенс объяснила мне, насколько важна для вас музыка. Вам достаточно будет сыграть эту пьесу, и весь Лондон падет к вашим ногам.

– Глупости. Откуда вам знать? У вас же нет слуха, а музыку вы просто ненавидите.

Вот как? Да, немало капканов поджидает того, кто залез в чужие угодья.

– Или вы уже успели выпить бренди?

Вот и говори после этого с женщиной, не желающей принимать комплименты! Эми решила, что пора прийти Саймону на помощь, и перестала сливаться со стеной, как это подобает компаньонке при семейной сцене.

– Я уверена, милорд, что леди Анна сумеет по достоинству оценить ваши похвалы. – Эми повернулась к своей госпоже и тут же поняла, что допустила ошибку.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы учили меня хорошим манерам, мисс Стивенс, – надменно сказала леди Анна. – Не забывайте, что вы у меня на службе.

– Это было очень неучтиво с твоей стороны, Анна, – добавил, в свою очередь, ее брат.

– Безусловно. – Аристократка окончательно взяла в ней верх над женщиной, которая жила музыкой. Леди Анна холодно посмотрела на брата и продолжила: – Благодарю за экстравагантный комплимент, Уэстон. Я навсегда сохраню его в своем сердце. А теперь, – отрезала она, вновь касаясь клавиш, – если вы будете столь любезны и удалитесь, я хотела бы продолжить.

Саймон пожал плечами. Эми сделала книксен. Они, как по команде, повернулись и вышли из гостиной.

– Пожалуй, мне следует пойти на конюшню и посмотреть на эту чертову новую лошадь, за которую граф отдал столько денег, – сказал Уэст.

Эми обернулась к нему и прошептала:

– У лакеев есть уши. Не выходи из роли, – после этого она добавила, теперь уже громче: – Могу я часть пути пройти вместе с вами, милорд? Леди Анна просила меня проверить, не пора ли срезать розы.

Звуки рояля провожали их до самого выхода из дома. На сей раз это был Бетховен. Сердитая, почти злая, эта музыка, наверное, как нельзя лучше соответствовала настроению, которое владело сейчас леди Анной. «Ну что же, – подумала Эми. – Пусть слуги послушают. Какое-никакое, все-таки развлечение».

– Несомненно, это была моя первая серьезная ошибка, – негромко сказала Эми. – Я действительно не ее гувернантка.

– Не расстраивайся. Всего не предусмотришь. Подобная реакция на критическое замечание – родовая черта всех Уэстонов и Уэстов. Если кто-то хочет, чтобы ему разбили нос, этому человеку достаточно сказать моему брату Билли, что он плохо водит машину или слишком много пьет. Сам я, разумеется, – счастливое исключение из этого правила.

– Конечно, милорд, – Эми была уверена, что он шутит. – Не представляю, как ее гувернантка справлялась со всем этим.

– Ты сумеешь вернуть ее расположение, не переживай. Пока же забудь обо всем и иди проверь в саду розы, хотя где это видано, чтобы они цвели в апреле? Наверное, ты имела в виду тюльпаны.

– Да, конечно.

Эми посмотрела в спину удалявшемуся Саймону, а затем резко свернула в сад. «Хоть бы никто не заметил, с каким обожанием я гляжу на него», – подумала она.

– Роскошный мужчина, не правда ли?

По дорожке ей навстречу медленно брела, опираясь на палку, очень старая женщина. За ней следовала служанка с корзиной, наполненной тюльпанами – теми самыми, проверить которые предположительно направлялась Эми.

– Прошу прощения, – присела в книксене «компаньонка», полагая, что такого знака уважения эта женщина достойна даже просто в силу своего возраста.

– Мой племянник, – сказала старуха, кивая вслед удаляющемуся Саймону. – Я говорю, что граф – мой племянник. Его отец приходился младшим братом второму графу Уэстону, а второй граф Уэстон был моим мужем.

Быстро сообразив, что к чему, Эми поняла, что перед ней вдовствующая графиня Уэстон. Интересно, сколько еще родственников графа окажется в Уэстморленде?

– Как поживаете, миледи? – спросила Эми, вновь делая книксен.

– У нас не было детей, поэтому титул унаследовал Уильям.

Какая неприятность! Что думают люди об этой женщине, не сумевшей справиться со своей главной обязанностью – родить наследника? Во времена Регентства всю вину в таких случаях было принято возлагать исключительно на жену.

– Меня зовут Эми Стивенс. Я приглашена быть компаньонкой леди Анны на время сезона.

Приятная улыбка на лице графини сменилась гримасой. Следом погасла и улыбка Эми. Еще одна надменная гусыня… О господи! Эми поймала себя на мысли, что начинает симпатизировать французам, избавлявшимся от аристократов при помощи изобретения доктора Гийотена.

– Эми Стивенс? А что случилось с мисс Кемп? Я же просила миссис Брейнтри прислать именно ее.

– Она прибудет так скоро, как только будет возможно, миледи. В настоящее время мисс Кемп задерживается.

«Временно недоступна, – добавила про себя Эми. – Гостит в двадцать первом веке. И прошу вас, леди Уэстон, не надо ни о чем меня расспрашивать». Увы.

– Вы не родственница Стивенсов? Тех самых, что живут на каких-то ужасных островах к северу от Шотландии?

– На Оркнеях? Да, я из этой семьи, миледи.

– Тогда здесь вы должны чувствовать себя словно в раю. А там, у вас, солнце хоть когда-нибудь бывает?

– Тут мне очень нравится, миледи, а на Оркнейских островах я не была с самого детства. Когда мои родители умерли, меня взяла к себе крестная из Йоркшира. С ее помощью мне удалось заручиться поддержкой миссис Брейнтри.

«Может быть, когда все это закончится, мне начать писать романы? – уныло подумала Эми. – Воображения теперь хватит с избытком».

– Рада это слышать, – вдовствующая графиня тряхнула палкой в сторону стоявшей рядом с ней служанки. – Энистон, отнесите эти цветы в дом. Если их сразу же не поставить в воду, они завянут. Поспешите, а мисс Стивенс подаст мне руку, и мы пойдем не спеша следом. После вы поможете мне переодеться к обеду, Энистон.

К тому времени, когда Эми сама пошла переодеваться к обеду, она уже чувствовала себя совершенно выбившейся из сил и решила прилечь на кровать. О, всего лишь на минутку! Нужно было проанализировать вопросы, которыми обстреляла ее вдовствующая графиня, и свои ответы на них. Первые «как?» и «сколько?» были несложными. «Сколько вам лет?» – «Двадцать четыре». «Как вы познакомились с миссис Брейнтри?» – «Через начальницу школы для молодых леди в Йоркшире» (Эми была уверена, что такая школа там обязательно должна быть). Дальше пошли вопросы посложнее. Кто, по ее мнению, вероятнее всего будет помолвлен в ходе нынешнего сезона? Войдет ли в число женихов кто-то из наследников герцогов или маркизов? Как нет? Войдет, и самый прямой путь к знакомству с таким женихом лежит через их бабушек, а все они подруги вдовствующей графини.

Здесь, не дожидаясь следующего залпа, Эми сама ринулась в атаку:

– А кого вы предполагаете приглашать на свои вечера?

Это был выстрел точно в цель. Очень скоро в голове Эми запечатлелся длинный список, который мог оказаться весьма кстати.

Самую большую ошибку мисс Стивенс допустила, предположив, что среди гостей следует отдавать предпочтение тем, кто любит и понимает музыку.

– Подобрать подходящую пару не значит свести вместе юношу и девушку, которые будут по вечерам слушать музыку. Удачный брак должен укреплять положение и влияние семьи, и вам это известно не хуже, чем кому-либо другому, мисс Стивенс.

Эми задремала, размышляя над тем, почему, собственно, это ей должно быть так хорошо известно. Потому, что у нее самой нет ни положения, ни прав, выходящих за те рамки, что определены ее госпожой? Ужасно! И как только здешние слуги могут мириться с такой тиранией?

Ей начал сниться кошмарный мир, в котором любовь и страсть подчинены холодному расчету, где мужчины женятся ради титулов, а женщины выходят замуж только из-за денег. Где преданность, честность, благородство ничего не значат. Где утехи плоти между обвенчанными, но чужими друг другу людьми – не более чем физиологический акт с целью получить потомство. Потомство, которое должно будет повторить весь этот кошмар уже в следующем поколении.

– Мисс, мисс, просыпайтесь!

Эми медленно выплыла из приснившегося ужаса.

– Это я, Марта, мисс. Принесла ваше платье. Извините, что так поздно. Впрочем, вы не опоздаете, обещаю.

Горничная сноровисто помогла Эми переодеться, а затем повела ее за собой в столовую.

Саймон ожидал опаздывающих к обеду. На появившуюся Эми он даже не взглянул – его внимание было занято беседой с очень изысканно одетым мужчиной, рядом с которым скромно стояла женщина. Эми решила, что это, должно быть, супруга незнакомца.

Эми успела очень вовремя – как только она пришла, Степп торжественно объявил: «Кушать подано!», и все пошли к столу. Это избавило компаньонку леди Анны от необходимости решать очередную проблему – то ли сесть молча в сторонке, то ли принять участие в разговорах как равная с равными. Таких тонкостей она не знала.

Собравшаяся за обеденным столом группа людей оказалась довольно пестрой по составу. Граф, вдовствующая графиня, леди Анна – с этими все было ясно. Но обедали еще пять человек, которых Эми не знала. Впрочем, скоро она разобралась, кто есть кто. Один из них точно был писавшим портрет графа художником – его визитной карточкой стала засохшая на галстуке капелька краски. Дальше обнаружился крепыш в чрезмерно ярком сюртуке. Его представили как кузена, который ведает в имении библиотекой, но, судя по внешнему виду, сам он вряд ли был страстным любителем книг.

Рядом с «заведующим библиотекой» сидел еще один родственник, брат первого графа – древний старичок в сутане священника.

Замыкали группу управляющий Уэстморлендом и его жена. Они казались очень приятной парой, и, судя по всему, отношения с семьей графа у них сложились превосходные. Мистер Смитсон был тем джентльменом, с которым Саймон беседовал, когда Эми вошла в столовую. Кроме того, у него обнаружилась фамильная уэстоновская улыбка, увидев которую Эми без колебаний включила мистера Смитсона в число дальних родственников предков Саймона.

К тому времени, когда леди оставили джентльменов одних за портвейном, стало ясно, что хотя формально за обеденным столом царило равенство, каждый прекрасно знал и постоянно помнил, кто здесь выше по положению, чем он сам, а кто ниже. Эми прошла вслед за остальными дамами в большую музыкальную гостиную и села в уголке, откуда можно было спокойно наблюдать за происходящим.

Хотя из книг Эми знала, что в те времена не очень-то доброжелательно относились к чужим людям без денег и титулов, в действительности все оказалось намного, намного хуже.

Интересно, а в двадцать первом веке британская аристократия осталась такой же? Или великие уравнители – налоговая система и развитие промышленности – все же сделали свое дело? Эми не представляла, как можно жить в мире, где «ценность» человека определяется чем угодно – происхождением, богатством, – но только не его личными качествами.

Пока леди пили чай, разговор оставался обрывочным и бессвязным. Вдовствующая графиня нудно рассказывала о добродетелях мисс Кемп, а присевшая к роялю леди Анна впитывала каждое слово своей тетушки, сопровождая ее скучный монолог такими же плоскими нотными пассажами.

Женщиной, которая решила составить компанию Эми, оказалась миссис Смитсон.

– Как вы могли понять из разговоров наших соседей по столу, граф очень добр к своим родственникам и своим слугам, – начала она, присаживаясь рядом. – Так что не беспокойтесь, он не уволит вас прежде, чем подыщет вам новое занятие.

В переводе на нормальный язык это должно было означать: «Граф, конечно, тиран, но тиран великодушный». Вот спасибо!

– Вы думаете, все идет к тому? И вдовствующая графиня специально расписывает леди Анне достоинства мисс Кемп?

– Да, – прямо ответила миссис Смитсон. – Вдовствующая графиня только с виду добрая старушка, а на самом деле она очень злопамятна и до сих пор хочет управлять здесь всем и всеми, хотя граф не раз недвусмысленно давал ей понять, что теперь хозяин в имении он. А леди Анна – это у них что-то вроде яблока раздора.

Откровенно говоря, Эми даже не знала, стоит ей огорчаться или нет. Она надеялась, что ее пребывание в Уэстморленде окажется непродолжительным и ей удастся избежать участи каната, который перетягивают старая ведьма-графиня и ее предполагаемый племянник.

В это время, чтобы присоединиться к чаепитию, в гостиную вошли джентльмены – граф замыкал эту процессию. Он вновь не обратил на Эми ни малейшего внимания – она даже подумала, не сменил ли Саймона на его месте настоящий граф. Потом аристократ украдкой подмигнул ей, и у Эми отлегло от сердца. Все-таки это Саймон! Она прикусила губу, чтобы не улыбнуться до ушей.

Появление джентльменов было своего рода сигналом. Леди Анна прекратила мучить клавиши, и то, что называлось здесь обедом, стремительно покатилось к концу. Немедленно подали свежезаваренный чай, а еще минут через тридцать все пожелали друг другу доброй ночи и разошлись.

Однако ложиться спать было еще рано. Интересно, как они коротают вечера? Для себя Эми решила, что при полной луне грех будет не прогуляться на свежем воздухе. Тем более что ее знакомство с окрестностями пока что ограничивалось лишь походом в сад, да и то неудачным.

Она предупредила Марту Степп, что выйдет подышать, и та заверила ее, что леди Анна теперь до поздней ночи будет играть в малой музыкальной гостиной, а следовательно, компаньонка ей не понадобится. Затем Эми захватила шаль и самостоятельно отыскала дорогу к боковой двери, выходившей во внутренний дворик, заканчивавшийся тропинкой. Она решила, что не заблудится.

Спустя несколько минут девушка услышала за своей спиной чьи-то шаги. На Эми было темно-зеленое платье – как раз под цвет листвы, поэтому она без раздумий нырнула под деревья и затаилась. В ту же минуту на тропинке появился мнимый граф. Саймон шел не торопясь, но было совершенно ясно, что он ищет Эми.

– Эй! Милорд! – тихонько позвала она. – Я здесь.

Он резко повернулся.

Эми вышла из-под деревьев и сделала книксен.

– Роскошный вечер, не правда ли? – Она глубоко вдохнула напоенный цветочными ароматами воздух. – Все это напоминает Ирландию двадцать первого века в погожий день, только темно.

Уэст засмеялся и тоже глубоко вдохнул.

– Воздух чистый, сладкий, чуть влажный. Ты права.

Эми подошла к Саймону, и дальше они двинулись рядом.

– И тишина, – продолжала девушка. – Боже, какая же здесь тишина! Ни гудения проводов, ни шуршания шин, ни музыки из телевизора. Думаю, тишина – это лучшее, что тут есть. – Она внезапно остановилась и спросила, глядя в спину Саймону: – Как ты узнал, где я?

«Какие у него широкие плечи, – мелькнуло в голове Эми, – и как красиво облегает их этот камзол эпохи Регентства».

– Просто спросил у одного из лакеев, где компаньонка леди Анны, и он сказал. Видел, как ты выходила, – ответил Саймон, поворачиваясь лицом к Эми.

– Хоть что-нибудь здесь можно сохранить в тайне? – с отчаянием спросила она.

Оба обернулись, чтобы посмотреть на все еще виднеющийся за деревьями дом с начинающими появляться в окнах отблесками свечей, а затем пошли дальше.

– До сих пор нам это удавалось, и неплохо, – заметил Саймон.

– Нет, ты только подумай! Уэстморленд такой огромный, но человеку в нем остаться одному нельзя. Везде толпами лакеи, другие слуги… От этого и они, и твои, то есть его, родственники должны чувствовать себя так, словно все время играют на сцене перед зрителями. Со временем это становится у них второй натурой. Как часто человек в такой обстановке может проявить свои истинные чувства и может ли вообще сделать это? Сегодняшний день полностью разрушил все мои романтические фантазии о жизни в эпоху Регентства.

– А что это были за фантазии?

– Ну, мне представлялось, что это мир, в котором леди чинно делают покупки, не спеша пьют чай, а потом решают, какой роман им сегодня почитать на ночь. – Эми на ходу сорвала нарцисс и принялась теребить его. – Но теперь я знаю, что после чая они думают о том, что нужно – хочешь или не хочешь – родить наследника, да так, чтобы не подцепить при этом сифилис от своего собственного благоверного, и если их ребенок не умрет в младенческом возрасте…

– Подожди. Если отбросить мелкие подробности, то же самое происходит и в наше время. – Саймон отобрал у Эми цветок и воткнул его ей в волосы. – Ты видишь мир лишь с одной стороны и с подозрением относишься к нему.

– Как и ты, когда принимал меня за обманщицу.

– Верно. Нам еще многое предстоит узнать друг о друге, ты с этим согласна? Давай будем делиться своими секретами, если ты не против. И в конце концов ты поймешь, что времена меняются, но люди остаются все теми же.

Они подошли к месту, где дорожка раздваивалась, и Саймон кивком указал влево:

– Придется немного пройтись, но это стоит того.

Поворот положил конец их объяснению. Эми была очень рада, что Саймон отнесся к ее мыслям так, как если бы они действительно заслуживали внимания.

Лунный свет заливал обсаженную деревьями дорожку, которая вскоре вывела их на открытый склон холма. Теперь Эми увидела, куда они направляются.

– Смахивает на мемориал Джефферсона[13]13
  Мемориал Томаса Джефферсона (Вашингтон, округ Колумбия) возведен в память автора Декларации независимости, первого государственного секретаря и третьего по счету президента США.


[Закрыть].

– Полагаю, что да, – ответил Саймон. – Здесь это называется «садовый павильон».

– О, я читала о них и всегда мечтала увидеть хотя бы один.

Она забежала немного вперед. Саймон замедлил шаги и любовался остановившейся перед ним Эми. Ее точеная фигурка в темно-зеленом платье четко вырисовывалась на фоне белой, залитой молочным лунным светом стены павильона. Легкий ночной ветерок трепал оборку платья и волосы девушки, застывшей со сложенными руками так, словно перед ней был не садовый павильон, а святилище античных богов.

Саймон желал ее. Ему безумно нравилось в ней буквально все – пытливый, всем интересующийся ум, открытое доброе сердце и, конечно же, роскошное, такое манящее тело. Саймон Уэст часто вспоминал историю любви своих родителей – теперь он понимал, как это могло произойти.

Он подошел и остановился рядом с Эми, любовавшейся игрой лунного света и тени на стене павильона. Затем она повернулась, и Саймон решил сказать ей напрямую все, что думает.

8

– Я не рассказывал тебе, что мой отец сделал матери предложение в первый же вечер их знакомства?

– Правда?

По улыбке Эми Саймон догадался, что она считает это весьма романтичным.

– И что ответила твоя матушка?

– Не это главное, – сказал Саймон, надеясь на то, что не выглядит в эту минуту педагогом, поправляющим ученика. – Просто мой отец с первой минуты понял, что встретил свою единственную на свете.

– Значит, она ответила ему «нет».

– Верно, но теперь, когда отца больше нет, мама часто говорит мне, что очень жалеет о тех двух месяцах, которые они тогда потеряли из-за этого отказа.

Несколько секунд Эми стояла молча, однако ее глаза лучше всяких слов говорили о том, что она думает. Затем девушка улыбнулась:

– На редкость романтичная история. Думаю, так и есть – для того чтобы понять, что ты нашел свою половинку, иногда действительно достаточно одного мгновения. Но согласись, пожалуйста, что это должна быть необычная ситуация, не просто как в песенке: «Парень встретил девушку. Они понравились друг другу. Ля-ля-ля, ля-ля-ля».

Уэст поднялся по ступеням и вошел в единственный зал павильона. Эми последовала за ним. Обернувшись, Саймон увидел, что она задержалась в дверях, чтобы еще раз окинуть взглядом всю картину – залитый мерцающим лунным светом склон холма, покрытую пятнистыми тенями деревьев дорожку, серебряный блеск реки вдали.

– Ты права, – сказал он. – Ситуация должна быть необычной. В таком странном положении я до этого оказывался, пожалуй, лишь однажды, когда притормозил возле места, где шла фотосъемка для рекламы магазина «Секрет Виктории» – ну, знаешь, дамское белье и все такое прочее. Это было в середине зимы. И тут одна из моделей – в роскошной шубе поверх трусиков и лифчика – запрыгивает на ходу ко мне в машину и просит включить обогреватель на полную мощность.

– Ужас!

Эми оторвалась от лунного пейзажа и переключила все свое внимание на Саймона. Сначала она состроила гримасу, а затем не выдержала и расхохоталась. До чего же ему нравился этот смех!

– И что ты думаешь? Я взял пример со своего отца и тут же сделал ей предложение. Не сработало. Я усвоил этот урок и теперь жду, пока срок нашего с тобой знакомства будет насчитывать хотя бы сутки.

– Ты шутишь?

– Не шучу. Разве у тебя самой остались хоть какие-то сомнения после нашего первого поцелуя?

– Если и да, то очень и очень небольшие, – с этими словами Эми обвила руками его шею.

Саймон всегда думал, что любовь делает людей слепыми, и мужчина перестает видеть кого-либо, кроме своей возлюбленной. Но он никогда и не предполагал, что это настолько всепоглощающее чувство. Сейчас, ощущая ее прижавшееся к нему тело, раскрытые навстречу ему губы, он не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме Эми Стивенс. Для него не существовало других женщин, других чувств, другой любви – Эми и только Эми была краеугольным камнем его мира.

Она прижалась губами к его губам, и по телу Саймона прокатилась жаркая волна. Он жадно впитывал Эми всем своим существом – ее вкус, запах, дыхание. Теперь Эми целиком завладела его разумом, его телом, его сердцем.

Обнимая Эми, все сильнее прижимая ее к своей груди, он не мог больше совладать со страстным желанием обладать этой женщиной. Саймон наклонил голову, чтобы поцеловать нежную гладкую ложбинку между двумя прелестными холмиками груди, едва прикрытой лифом платья. Эми негромко застонала, указывая Саймону, что тот на правильном пути.

Уэст сбросил с Эми платье и приподнял подол ее нижней юбки.

Она с готовностью открылась ему навстречу, и Саймону захотелось, чтобы это мгновение продлилось целую вечность. Они принялись раздевать друг друга, путаясь в незнакомой одежде далеких предков. Оба открывали потаенные уголки своих тел и наслаждались каждым сделанным открытием. Вечер выдался прохладный, но Саймону и Эми было жарко.

Их охватило чувство, в котором воедино слились страсть, безумие и магия.

– Но здесь нет кровати, Эми.

– Неважно. В следующий раз найдем место, где она будет. Прошу тебя, не останавливайся. – Голос ее прерывался.

Саймон улыбнулся, подложил под спину Эми свой камзол, чтобы защитить ее от холодного камня стены, а затем вошел в нее глубоко и сильно, словно пытаясь передать всю свою страсть и весь свой жар.

В глубокой ночной тишине раздавалось их прерывистое частое дыхание. Саймон старался дышать в такт с Эми, слышал, как бьется ее сердце, чувствовал приближение мига, который вознесет их обоих на вершину блаженства. Слова? Сейчас они были не нужны – для того, чтобы их сказать, впереди целая жизнь.

Когда все совершилось и закончилось, первым заговорил Саймон:

– Я приметил тебя, едва ты вошла в паб. Ты не стала смотреть футбол – я этому обрадовался – и села у стойки бара, где я мог исподволь любоваться тобой. Заметь, Эми, все это было до того, как я увидел монету.

– А я погибла, когда первый раз увидела твою улыбку, Саймон. Увидела и поняла, что обменяться с тобой всего лишь несколькими словами будет мне мало.

Каждую фразу они завершали поцелуем и готовы были продолжать этот разговор до бесконечности, но Саймон чувствовал, что воздух становится все холоднее. Он понимал, что, как это ни печально, им пора найти разбросанные предметы своего туалета, одеться, ничего не перепутав, и возвращаться в дом.

Облачаться в непривычную одежду в полной темноте было занятием и смешным, и возбуждающим. К тому времени, когда они сумели зашнуровать корсет Эми и натянуть тесный камзол на плечи Саймона, прозвучало немало проклятий, а также шуток по поводу горничных и камердинеров, честно отрабатывающих свое жалованье, одевая господ.

Когда они уже подходили к дому, Саймон предложил:

– Там темно. Это хорошо, меньше шансов, что нас увидят. Пройди через большую музыкальную гостиную. Сможешь оттуда найти путь в свою комнату?

Эми кивнула.

– А я заверну на конюшню взглянуть на своего, то есть его, нового скакуна. Нужно признать, это действительно прекрасная лошадь. – Саймон провел ладонью по волосам Эми, заботливо поправил лежащую на ее плечах шаль. – Правда, слишком нервная, как мне показалось. Успокаивает лишь то, что третий граф Уэстон, как мне доподлинно известно, скончался на седьмом десятке лет от воспаления легких, а не свернул себе шею на скачках. Готов биться об заклад, сейчас вспугну конюхов, которые играют там в карты.

Он поцеловал Эми. Этот поцелуй был нежным, но коротким – такими поцелуями обычно обмениваются любящие супруги, прожившие вместе не одно десятилетие. Впрочем, даже этого легкого поцелуя было достаточно для того, чтобы у Эми всколыхнулось воспоминание о том, что произошло между ней и Саймоном за последний час. Она чувствовала, что Уэст смотрит ей вслед, и обернулась возле входной двери, чтобы помахать ему рукой.

Хотя было всего половина десятого – время, которое принято называть детским, в доме оказалось темно и тихо, словно в глухую полночь. Правда, проходя мимо библиотеки, Эми увидела под дверью полоску света и подумала: «Кто бы там мог быть? Или здесь принято оставлять зажженную свечу до прихода графа?»

Сделанные из серого мрамора лестничные ступени легко различались в темноте, поэтому Эми шла по ним быстро и беззвучно. В малой музыкальной гостиной слышались звуки рояля – леди Анна продолжала оттачивать свое мастерство. А может быть, она больше всего любит музыку за то, что, сидя за клавишами, можно пребывать в полном одиночестве? Тогда музыка – это ее способ спрятаться от окружающего мира. Бедняжка!

Еще один длинный коридор, и Эми оказалась у двери, ведущей в покои сестры графа. Эми подумала, что хотя она и не горничная леди Анны, но на всякий случай ей следует оставаться одетой до того, как госпожа пойдет спать. В углу гостиной висело зеркало, и Эми заглянула в него, чтобы стереть следы своего бурного приключения, если таковые остались.

Она поправила прическу, разгладила юбки, но скрыть сияющие глаза и слегка припухшие от поцелуев губы ничто не могло. Ничто не могло и изгнать с ее лица улыбку, которую по справедливости следовало бы назвать немного глупой.

Эми отыскала в гостиной леди Анны удобный стул возле столика с зажженной свечой, села, откинулась на спинку, прикрыла глаза и зевнула – отчасти от восхитительной расслабленности во всем теле, а отчасти оттого, что чувствовала себя совершенно вымотавшейся за этот бесконечный и самый необычный день в своей жизни.

«Как я хочу, чтобы мы нашли монету, – думала Эми. – Тогда Саймон отдал бы ее Марте, чтобы та передала графу, а мы могли бы вернуться домой». Она взяла лежавшую на столике книгу. Эта книга сама по себе уже была произведением искусства – темно-синий переплет из хорошей кожи, страницы из плотной бумаги, золотой обрез. Однако долго любоваться книгой Эми не пришлось – скоро в соседней комнате, служившей леди Анне спальней, послышались громкие сердитые голоса. Один из них был знаком Эми и принадлежал Марте Степп. Второй голос оказался незнакомым, и это точно не был голос леди Анны.

– Я нашла ее на полу в оранжерее, поэтому она моя! Все равно это ненастоящая монета.

– Может быть, она и будет твоей, Флорри, но сначала мы должны спросить графа. Дай ее мне.

– Ты не экономка и не можешь этого требовать.

– Флорри! Дай монету сюда. Сию же минуту!

– Желаю, чтобы ты получила по заслугам, Марта Степп!

Как только Эми догадалась, о чем идет речь, она вскочила со стула и бросилась к двери, но опередить произнесенное вслух желание не успела. Буквально тут же открылась другая дверь, и в гостиную вошла леди Анна.

– Кого, хотела бы я знать, вы здесь подслушиваете?

– Никого, леди Анна. Они заспорили, и я хотела вмешаться.

Дверь спальни распахнулась, и мимо них пронеслась Флорри – ее рыдания были слышны даже сквозь прижатый к лицу фартук.

– В чем дело, Марта? – ледяным тоном спросила леди Анна.

– Прошу прощения, миледи, и вы простите, мисс Стивенс, – ответила горничная, лицо которой пылало. – Здесь, конечно, не место для подобных сцен. Еще раз прошу прощения.

– За что, Марта? – спросила Эми. – Флорри выбежала вся в слезах. Надеюсь, не по вашей вине?

– Она нашла монету и утверждает, что та принадлежит ей. Я сказала, что сначала монету нужно показать мистеру Степпу и графу. Вдруг ее потерял кто-то из них или из гостей, для которых она имеет ценность?

– Где эта монета?

Марта шагнула вперед, но при этом задела маленький столик, на котором лежали ноты, которые Эми принесла из оранжереи утром. От толчка листы рассыпались, и часть из них полетела в камин. Леди Анна взвизгнула, а Марта бросилась спасать ноты. Эми тоже рванулась вперед и столкнулась с горничной. Загоревшиеся листы упали из рук Марты на лежавшую на стуле шаль сестры графа, и по ней побежали язычки пламени.

Эми схватила со стола вазу и вылила из нее воду вместе со стоявшими в ней тюльпанами на огонь. Ей удалось погасить начинавшийся пожар, однако вода забрызгала подол элегантного вечернего платья леди Анны.

– Это последняя капля, переполнившая чашу моего терпения, Марта Степп, – сурово заявила леди Анна. – Вы уволены. Приберите здесь и можете укладывать свои вещи.