Текст книги "Одиночный десант, или Реликт"

Михаил Башкиров
Одиночный десант, или Реликт

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

1

Кто-то долго скребся в дверь.

Андрей несколько раз отрывался от чтения и прислушивался.

Иногда ему казалось, что он слышит, как трогают скобу…

Наконец дверь медленно открылась, и в комнату проскользнул тип в рваной телогрейке. От него несло тройным одеколоном и застоялым перегаром.

Андрей быстро захлопнул книгу и отвернулся к стенке.

Нет, какая скотина этот председатель… Встретил мятной улыбочкой, хохоточками, наобещал с три короба, а жить устроил в развалюхе… У нас, говорит, все приезжие там останавливаются… Да и мешать тебе никто не будет, кроме кочегара, – а он человек смирный, сутками работает, лишь иногда ночевать приходит… Ну председатель, ну удружил… Не мог к какой-нибудь бабке устроить… Сейчас, наверное, жрет наваристые щи или благополучно храпит за женушкой…

Андрей услышал, как что-то свалилось на пол, а затем похожий звук повторился.

Догадался: сапоги.

И чтобы больше не думать о кочегаре, стал вспоминать сегодняшнее утро.

Как он, радостный, вылез из рейсового автобуса, закинул на плечо рюкзак с притороченным к нему спальником и двинул по центральной улице в поисках конторы.

А радовался он потому, что это было последнее хозяйство в нынешнем полевом сезоне.

Андрей шел по широкой пустынной улице, оставляя на земле, покрытой изморозью, четкие следы.

Крыши домов поблескивали под низким солнцем.

За ними чернели сопки, но сквозь плотную штриховку стволов пробивался светлым фоном снег, и было ясно, что там он лег уже до весны…

Когда кочегар шумно вздохнул и заскрипел кроватью, Андрей повернулся на другой бок и стал наблюдать за ним.

Увидел ноги в рваных носках и дымок от папиросы.

Остальную часть кровати загораживал кособокий стол. На его прожженной крышке лежала мятая пачка «Севера» и маленький сверток в замасленной бумаге.

Андрей опять отвернулся к стене. Она была измазана раздавленными клопами.

А началось все в мае.

Он, дурень, с нетерпением ждал полевого сезона.

Думал, что будет так же, как в первый год его работы в институте.

Прошлое лето он успешно прокантовался под крылышком начальника и всей душой желал, чтобы так было и дальше.

Но его вызвал главный инженер проекта, торжественно вручил командировку в самый дальний район и сказал, что полевые можно получить в бухгалтерии. Андрей оторопело смотрел, как старательно главный инженер чинит огрызок толстого красного карандаша. Вдруг стало ясно: отправляют одного, и не будет рядом ни многоопытного начальника отряда, ни машины с растрепанным Эдиком, ни ночевок в тайге, ни бесшабашных выпивок…

Вспомнив начало сезона, Андрей рассердился на институтское начальство, но до него было пятьсот километров, и опять принялся мысленно костерить веселого председателя.

– Нет, – сказал Андрей внезапно вслух, – я этому самодуру завтра устрою цирк.

– Только нервишки рвать, – сказал кочегар из-за стола, – дело швах, – и вдруг зашелся в кашле.

Глухие удары сотрясали хилое тело.

Кочегар попытался сесть, и Андрей увидел, как по его лицу скатываются мутные слезинки.

Доходяга.

Андрей открыл книгу и стал делать вид, что читает. Ему было жалко этого стонущего и хрипящего человека, и в то же время было противно находиться с ним в одной комнате. И если бы не ночь, он бы выскочил отсюда пробкой и рванул бы куда глаза глядят.

Андрей решился забраться в спальник и поглубже зарыться в цигейку, чтобы не слышать надрывного кашля, который, казалось, вот-вот должен был кончиться и не кончался.

Но не успел Андрей раскрыть спальник, как наступила тишина.

Хоть бы уснул, а то будет всю ночь бронхи выворачивать…

Андрей, прислушиваясь к дыханию доходяги, блаженно вытянулся во всю длину кровати. Ноги уперлись в спинку, и он через цигейку спальника почувствовал твердость прутьев.

– Парень, а парень… Дай воды.

Андрей нехотя поднялся, вышел в коридор.

Там горела еле живая лампочка, а в бочке поблескивала вода и на полке стояла большая алюминиевая кружка с отломанной ручкой.

Он зачерпнул воду.

Кружка наполнила ладонь холодом.

Да он с такой воды вообще загнется… Ему бы чаю с малиной… Но разве в этой хибаре найдешь чайник… Хотя там, в углу, болтается что-то вроде кипятильника…

Андрей воткнул кипятильник в розетку, поставил кружку на стол и достал из рюкзака заварку и сушеную малину.

Чай он таскал всегда с собой, а малиной снабдила бабка, у которой он жил в предыдущем колхозе. Когда он собрался уезжать, бабка даже всплакнула и на дорогу всучила ему ватрушек и полиэтиленовый мешочек малины. Ватрушки он умял еще в автобусе.

Андрею было немножко не по себе, что он ничем не отблагодарил хозяйку, но сунуть ей червонец не решился, хотя и ценил ее заботы, и питался у нее всю неделю, но знал: обидится…

А здесь…

Андрей заварил чаю покрепче и постучал о спинку кровати банкой, в которой хранил двести граммов карамели.

– Хватани, полегчает.

– Благодарствуйте, – вдруг выпалил доходяга и пронзительно швыркнул носом.

Андрей вернулся на кровать.

Спать не хотелось, книга о белых медведях надоела.

Им-то хорошо, шляются себе по льдинам, жирок нагуливают…

Оставалось лежать и слушать, как где-то по деревне стучит ошалелый трактор да перелаиваются сытые, скучающие собаки.

– Давай побалакаем, – сказал доходяга и попытался кашлянуть.

Андрей испугался, что вновь повторится приступ, но кашель затих, не успев разгореться.

– Или храпака зададим?

– Можно и потрепаться.

Андрей сел, прислонился к стене.

– Все равно не спится.

– Наверное, студент?

– Инженер-землеустроитель!

– Гляди-ка!

Кровать натужно вздохнула, и на Андрея уставились большие, ввалившиеся глазища.

– А вы из местных? – спросил Андрей и сделал рукой какой-то неопределенный жест.

Доходяга трудно засмеялся, провел грязными ладонями по шевелюре и хрипло пропел:

– По тундре, по тундре…

Лицо его было покрыто плотными неуходящими тенями. И только рот придавал мало-мальскую живость лицу, хотя лишь полуулыбка-полуусмешка иногда кривила его.

– Десять лет от звонка до звонка, понял? А за что? За кралю, чтоб ей… – сказал доходяга и затих.

Андрей подождал минуты три и хотел было что-нибудь ляпнуть для поддержания разговора, но тот опередил.

– Может, чифирку сварганим?

– Как хотите.

– Эх, паря, паря! Кого жизнь балует, а кого и наотмашь кулаком в морду… Застрял в этой вонючей деревне, и ходу мне отсюда никуда… По справке живу…

Вдруг, спохватившись, он развернул сверток, который лежал на столе, и Андрей увидел два куска хлеба, густо намазанных маслом.

– Угощайся.

– Да нет, спасибо.

Андрей и вспомнил, что в рюкзаке болтается последняя банка тушенки.

Сначала он хотел красивым жестом извлечь ее и бухнуть на стол, но передумал.

Доходяга облизнул пальцы.

– А все-таки заделаем чифирку?

– Я лучше почитаю.

Андрей раскрыл книгу на первой попавшейся странице…

2

Через час они потушили свет и притихли.

Только иногда кашель вырывался из тесной груди доходяги да сетка кровати ухала, когда он резко переворачивался с боку на бок.

3

Андрей внезапно проснулся.

Не зажигая света, натянул брюки, ткнул ноги в холодные сапоги.

Половица пискнула.

Под кроватью звякнули пустые бутылки.

Почему такая тишина?.. Ни хрипа, ни подкашливания… Неужели в такую рань доходяга уже смылся… Выключатель где-то здесь… Немного правее…

Андрей увидел пустую кровать, и ему стало не по себе.

Он бросился к рюкзаку.

Тот по-прежнему стоял в углу, застегнутый на все ремешки.

Андрей торопливо раскрыл рюкзак.

Все на месте… И главное, туго скрученная трубка – служебные карты…

Надо же быть таким кретином – оставить их здесь… А если бы этот зэк намылился с рюкзаком?.. Была бы потеха… Придется действительно нажать на председателя… Хватит торчать в этих апартаментах…

Андрей посмотрел на часы: без пяти семь.

Поспешно оделся, скатал спальник и стал пристегивать к рюкзаку. Спальник вертелся и никак не входил под клапан.

Андрей надавил коленом – получилось.

Осталось натянуть куртку с оторванным карманом и топать в столовку.

Хотя хибарка замыкалась, Андрей не решился оставить рюкзак и потащил с собой.

Ключ он сунул под крыльцо.

Доходяга еще вчера предупредил об этом.

Столовая была рядом.

В пустом зале ни души.

Из глубины кухни послышались ленивые шаги. Появилась пожилая повариха с полотенцем в руках.

– Ты откуда взялся? – спросила она и достала стакан. – Ведь мобилизованные все уехали.

– Прибыл к вам для обследования земель.

– Это дело хорошее.

Повариха налила в стакан горячего чаю, поставила миску сметаны, положила в блюдце кусок белого хлеба.

– Перекуси пока. Раньше для мобилизованных варили, а теперь утром человека два-три зайдут. В обед, правда, механизаторы подвалят… А ты, милок, у кого остановился?

– За конторой, в «теремке»…

– Тикай оттудова скорее, он же, этот кочегар, чахоточный! И чаво его председатель держит – гнал бы в три шеи из колхозу! Без паспорта, без имени… Шарахается по деревне, зыркает… Вон третьего дня у Степаныча «Дружбу» сперли – небось треклятый руку приложил… А у меня он, голубчик, из отдельной миски жрет, как песик! У меня это дело четко…

Андрей, обжигаясь, допил чай и потащился в контору.

Но прежде чем завернуть туда, он вернулся к хибарке, нашарил ключ в опилках под крыльцом и вошел, надеясь, что в последний раз.

Расстегнув рюкзак, Андрей достал пакет с малиной, положил его на стол, рядом поставил банку тушенки.

На этот раз спальник легко пристегнулся к рюкзаку…

4

Председатель смотрел на Андрея, перекладывая бумаги, курил и наконец произнес:

– У меня появилась замечательнейшая идея.

Он подошел к карте колхоза, размахивая папиросой.

– Видишь, самый дальний чересполосный участок. Когда-то там была деревня Соколовка, теперь почти ничего не осталось. Летом гоняем туда молодняк. Так вот, земли там неплохие, но запущенные – сам знаешь, и под боком дел завались. А эта Соколовка проклятая для меня как нож у горла. Выгоны зарастают кустарником, сенокосы закочкарены… Лет двадцать назад пробовали корчевать лес, да так и бросили… Представляешь, если навести порядок да дополнительно освоить гектаров двести, то можно весьма приличный резерв в кормах создать и поголовье молодняка увеличить. А в перспективе…

Андрей встал, подошел к карте, понимая, куда клонит председатель.

И это мало вдохновляло.

– Сколько километров от центральной усадьбы до вашей запущенной, но весьма перспективной вотчины?

– Сорок с небольшим.

– А поближе ничего нет?

– Да ты пойми, без Соколовского участка задохнемся.

– Но у меня по плану гораздо меньше гектаров, чем вы предлагаете.

– Да брось ты канючить, – сказал председатель и засмеялся. – Такое дело затеваем! А с планом все уладим. Позвоню в город вашему директору, договорюсь… В общем, собирайся. Жильем тебя обеспечим!

– Таким же, как вчера?

– Ох, и зануда же ты!

– А машину дадите?

– Там на машине делать нечего, там только пешедралом. Туда сходишь, сюда… Не торопясь, за недельку-две справишься.

– В принципе можно и за неделю…

Андрей, отошел от карты и устроился на стуле.

– Если рабочих дадите.

– Сам же знаешь, что не дам, – председатель достал из кармана платок, тщательно вытер бритый затылок.

– Тогда закройте на меня наряд за двух человек.

– Это обещаю.

– И чтобы жилье приличное, и питание.

В кабинет кто-то заглянул.

Андрей повернулся и увидел парня в мазутной кепчонке.

– Заходи! – крикнул председатель. – Разговор есть.

Парень с любопытством осмотрел Андрея, приблизился к председателю, поздоровался с ним за руку.

– Как дед себя чувствует? – спросил председатель.

– А что ему сделается!

– Так вот, передай ему, чтобы срочно запрягал свою кобылу. Надо землеустроителя в Соколовку доставить и договориться там с Федором о жилье и прочем.

– Мигом слетаю! А как с заявлением?

– Да подпишу, подпишу!

Парень, еще раз взглянув на Андрея, выскочил довольный из кабинета. Было слышно, как удалялись по коридору быстрые шаги.

Андрей пересел на другой стул, чтобы не мешать председателю.

То и дело в кабинет заходили взбудораженные люди.

Выкладывали невнятные проблемы, чего-то требовали, спрашивали, возмущались.

Председатель улыбался всем без разбору, лихо чиркал авторучкой, подолгу слушал телефон.

Андрея заинтересовали ботинки председателя, которые торчали под столом. Казалось, они живут своей особенной жизнью – вот сердито замерли, вот деловито потерлись рантами, вот глупо заплясали на каблуках…

Председатель резко поднялся из-за стола, уставился в мутное окно.

– Такси подано.

Андрей продолжал сидеть на расхлябанном стуле, созерцая пыльную дорожку, на которой теперь отдыхал белый листик с жирной печатью. Видно, председатель согнал его локтем.

Председатель вновь окопался за столом.

– Сейчас познакомишься.

Андрей оторвался от листка.

В кабинет без стука степенно вплыли стоптанные порыжелые сапоги. Над сапогами висели длинные брезентовые полы.

Андрей догадался, что это по его душу.

Из распахнутого дождевика выглядывал дедок – он был сух, строг и бел.

– С добрым утречком!

Председатель в ответ торопливо закивал.

Дедок плавно развернулся – полы дождевика качнули прокуренный кабинетный воздух. Его взгляд уперся в Андрея.

– Этот, что ли, инженером будет? – И не дожидаясь ответа, добавил, гнусавя: – Скорее на дьячка смахивает, ишь, патлы отрастил.

Андрей встал, поднял документ с дорожки, аккуратно пристроил его на стол возле пепельницы.

Старый хрыч, прицепился…

– А бороденка-то – чистый козел, – сказал дедок и выдавил скупой смешок.

– Может быть, к делу перейдем?

Андрей вытащил из угла рюкзак.

Дедок подступил к Андрею.

– Значит, к Федору тебя доставить?

– Хоть к черту на рога!

– Иди, иди, устраивайся, – сказал председатель, – дорога предстоит дальняя.

Подхватив рюкзак, Андрей шмыгнул в коридор и остановился.

Все-таки интересно, о чем они трепаться будут…

Полминуты в кабинете стояла тишина, и вдруг Андрей услышал нарастающее злое бормотание деда.

Андрей повеселел.

Пора на свежий воздух… У них, видно, старые счеты – так пусть позабавятся…

– Ехать так ехать, – сказал Андрей плоской корове на плакате и вышел из конторы.

У крыльца дремала почти такая же плоская понурая лошадь.

Потрясающая кляча… Да этот дед любую до смерти заездит… А на нас – где сядешь, там и слезешь…

Андрей забросил рюкзак в телегу, прошелся вдоль сломанного штакетника.

Вскоре появился возница, молча устроился на передке, причмокнул.

Андрей поторопился запрыгнуть, но кляча еще минут пять перебирала ногами, топталась, и лишь затем тяжело сдвинулась с места…

5

Неспешный экипаж покинул центральную усадьбу и выехал на грунтовый тракт.

Андрей лежал в телеге на ворохе сена и смотрел на провода.

Иногда он видел грустную крону березы с тремя скрученными листочками или угрюмый листвяк с редкой желтой хвоей.

Раз попался одинокий насупленный ястреб на столбе.

А может, это был вовсе и не ястреб?

Небо почти не интересовало Андрея – оно было слишком обширное, и в недрах его серо-грязные сгустки готовились сбиться в массу, чтобы потом неделю рассеиваться по земле – бесшумно, монотонно.

Лошадь, как казалось Андрею, шла рывками, и от этого телега моталась из стороны в сторону, дребезжала и оставляла по краю тракта веселые клочки сена.

Несколько раз Андрей приподымался и смотрел на дорогу, которая тянулась за ним, сползая с очередного бугра.

Изредка проносились автомобили, а после гула и рева на губах оседала пыль и долго воняло бензином.

Однажды проскочила забрызганная грязью по крышу «Волга».

Андрей долго следил за ней.

И вдруг он понял, почему очутился здесь, в трясучей и скрипучей телеге.

Ну и жук ты, товарищ председатель, ну, обвел меня вокруг пальца… Нет чтобы сразу предложить чересполосный участок… Чувствовал, что не соглашусь, ломаться буду, и изобразил «ход конем». Специально подселил к туберкулезному кочегару… И, честно говоря, сработало, еще как сработало… Когда бежал от доходяги, то готов был на все – лишь бы туда больше не возвращаться…

Андрей повалился на спину и захохотал во все горло.

Дедок на передке даже не оглянулся…

6

Прошло два часа, как они выехали из деревни.

Андрею надоело смотреть и на провода, и по сторонам.

Начали подмерзать ноги, хотя он и зарыл их в сено.

Осточертела неподвижная спина возницы, который сидел, молчал и курил.

Телега по-прежнему шумно тащилась по тракту.

Андрей попытался вспомнить что-нибудь хорошее, но то ли от постоянной тряски, то ли от озноба в голову лезла сплошная гадость… Даже в какой-то момент стало казаться, что он никогда не вернется из этой поездки…

И будут вечно маячить перед ним припорошенные снегом поля, насупившиеся зароды, жирные пятна черемуховых кустов…

Наконец телегу как следует тряхнуло.

Она скатилась с тракта на плохо накатанную дорогу.

И лошадь поплелась, часто дергая головой по сторонам.

Возница оглянулся, что-то сказал и заулыбался.

Андрей перевернулся набок, поднялся на колени.

Сплошной березняк подступал к самой дороге. Ближние березы – одна к одной, все среднего диаметра, а дальше уже не различишь отдельных деревьев, как будто вздыбилась пашня, смешав снег и землю.

Какая-то хищная птица кружила в небе. Может быть, та, которая следила за ними со столба.

– Окоченел, небось? – спросил повеселевший возница и остановил еле бредущую лошадь. – Выскочь, пробегись, разгони кровушку.

Андрей послушно выбрался из телеги.

Ноги заскользили по твердому суглинку.

Лошадь лениво тронулась с места.

Андрей, ухватившись за жердинку, пошел рядом, затем побежал.

Возница подобрел и время от времени оборачивался и подбадривал спутника озорным взглядом.

Андрей в ответ весело махал рукой.

Приличный дед попался… Зачем же тогда там, в деревне, перед председателем ворчал и брюзжал? А потом, угрюмо взгромоздившись на передок, два часа с лишним сидел истуканом?..

Андрей прибавил ходу, поравнялся с лошадью и высоко подпрыгнул.

Дед натянул вожжи.

– Полегчало?

– А можно, я рядом с вами сяду?

– Валяй.

Андрей взобрался на передок и осторожно сел.

– Да отсюда и навернуться можно.

– Держись.

– Понял.

Андрей поплотней прижался к вознице.

Казалось, что шевельнись – и сразу свалишься вперед, под колеса.

Но довольно быстро освоился.

Теперь можно было и поговорить.

– Извините, не знаю, как величать…

– Кличь Семеном Карповичем.

Дорога тянулась по краю узкой извилистой долины.

Справа по склону наваливался густой кашей березняк. Слева по цепочке кустов угадывалось русло речушки.

– Семен Карпович, места-то у вас красивые…

– Это вполне. Седьмой десяток разменял, а все не могу к этой благодати привыкнуть. Когда силенка была, неделями в тайге пропадал. А вот понял, что без тайги-матушки нет мне жизни, только после фронту. Ох, и обидно стало… Жил дотоль валенок валенком…

– Председатель у вас мужик хитрущий.

– Ну, наделал ты делов вчера, – сказал Семен Карпович, игнорируя замечание о председателе. – Всю деревню переполошил… Прибегла моя Марья да как завопит, мол, из городу землемер приехал сердитый! Будут участки перемерять, а лишнюю землицу отымать в пользу колхоза!

– Такой ерундой не занимаюсь, – сказал Андрей и засмеялся.

Речушка приблизилась к дороге, и на берегу зачернели развалины какого-то строения.

– Вот и мельница, – сказал Семен Карпович. – Надобно передохнуть.

У обгорелых бревен развели костерок.

Пока Андрей ходил за водой, Семен Карпович выдал кобыле порцию сена, развязал мешочек, выложил на белую чистую тряпицу приличный кусок сала, густо облепленный солью, полбуханки магазинского хлеба, бережно поставил кружку загустелого меда.

Андрей подвесил котелок на жердину, подтолкнул в огонь сушняка и сел напротив Семена Карповича.

Помолчали.

– Если не секрет, – спросил Андрей, – что вы с председателем не поделили?

Семен Карпович извлек из кармана плоскую банку с махрой, оторвал от газеты аккуратную полоску и, скручивая цигарку, ответил:

– Председатель у нас фигура… А то, что малость повздорили, так это из-за внучка моего. Пришел, оголец, с армии, отработал уборочную и решил метнуться…

– В город.

– Да не в город, в леспромхоз. Приезжал здесь у нас один, агитировал. Деньги, говорит, большие да отпуска длинные… В целом я против, а председатель – хоть сейчас заявление подпишет. Не умеет работников ценить… Долбил ему, долбил – бесполезно!

– А что же он решился вас со мной отправить?

– С кем же еще?

Семен Карпович выхватил из костра веточку, прикурил.

– Любого другого Федор за версту не подпустит. А я ему как-никак шурин… Да и к Соколовке у меня интерес существует. Сколько раз на правлении выступал! Но до сих пор она, бедная, как отрезанный ломоть, а раньше, почитай, сорок дворов было, и в каждом не меньше трех душ.

– Вода закипела вроде!

Андрей сыпанул в котелок заварки.

– Столько хватит?

– Да отодвигай ты, отодвигай, – взволновался Семен Карпович. – Растяпа!

– Нормально!

Андрей снял котелок и поставил рядом с головешками.

– А сейчас там кто проживает?

– Один Федор и сестра моя за ним, и более – никогошеньки… Кто убег, кто помер… А сынки ихние, то есть племяши мои, давно в городе околачиваются… Сколько раз звал и сестру и его на центральную усадьбу, они – ни в какую. Потому что Федор – куркуль, вцепился в свое хозяйство и сдвинуться боится, а то, что рядом души живой нет, ему даже лучше, с его зловредным характером… Посмотри-ка чаек!

– Напрел.

– Летом к ним пастухи наведываются, а зимой, окромя охотников, никого.

Семен Карпович мелко нарезал сала и подвинул его поближе к Андрею.

– Федор гостей-то не очень любит, но ты бойся, главное, поменьше обращай внимания на его выверты; и вот что еще… там у них в хате фотокарточка есть, в рамочке резной, Федор сам эту рамочку смастерил… Так не спрашивай, пожалуйста, у них про нее, долго рассказывать, только им неприятно будет…

Андрей что-то промычал набитым ртом.

Перекусив, они еще долго разговаривали.

Андрей расстелил перед Семеном Карповичем карту и горячо разъяснял свою задачу.

Тот внимательно слушал и водил пальцем по карте.

– Ты только Федору не вздумай расписывать, – сказал Семен Карпович. – Ох и рассерчает, если узнает, что на его вотчину покушаются. Ты ему понепонятнее, позаковыристей!

– У вас не соскучишься…

Андрей плеснул в кружку остатки теплого чая.

– То зэки, то отшельники.

Семен Карпович закурил самокрутку и опять склонился над картой.

– Значит, корчевать хотите?

– Если камня не будет.

– Земля там без камня, хорошая земля. Ведь я тоже в Соколовке родился. Вот приедем – я тебе дом наш покажу, как раз почти у самого краю, с резными наличниками. Еще прадед его ставил… Пригнали их сюда аж с самой Украины.

– Далековато.

Затухающий костерок отчаянно дымил.

Лошадь продолжала хрумкать сено.

Было слышно, как в речке дышит вода, потрескивая тонким ледком вдоль берега.

– Просьба у меня к тебе есть, – сказал Семен Карпович и погладил карту ладонью. – Серьезная просьба.

– Все, что в моих силах.

– За деревней, в березняке одна могилка есть. Так богом тебя заклинаю, оставь вокруг нее хоть полгектара нетронутыми. В ней двадцать три человека лежат. Кличут ее у нас партизанской – только какие там партизаны… Бабы, детки малые да старики… Когда белогвардейцы отступали, побаловались. Младенцев за ноги да об угол… – Семен Карпович отвернулся и стал смотреть на дорогу, как бы дожидаясь кого.

– У нас по инструкции такие места трогать не разрешается, – сказал Андрей и поднялся. – Память есть память.

– Спасибо.

Андрей взял пустой котелок и спустился к речке…