Текст книги "Ахиллесова точка"

Михаил Пухов
Ахиллесова точка

© Пухов М.Г., 1975

© Пухов С. М., 2007

© Янбулат М. О., корректура, 2007

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Рукав скафандра звякнул, коснувшись металлической стенки туннеля, и эхо отразило исковерканный звук. Провожатый буркнул:

– Налево.

Коровин подчинился. Они так долго петляли в полутьме по бесконечным переходам камата, что он успел окончательно запутаться. Если раньше они поднимались от жилых этажей в носовую часть, к стартовым ангарам конвоя, то теперь ориентация была безнадежно утеряна. Коровин послушно свернул налево, в боковой коридор.

– Теперь направо.

– Как много поворотов, – сказал Коровин.

Провожатый передернул плечами, не оборачиваясь и не тормозя шага. Словно облитый ртутью, он шел танцующей походкой человека, привыкшего к магнитным башмакам. Коровин управлял телом гораздо менее уверенно. Ему казалось, что со стороны он выглядит нелепо. Ничего не поделаешь – ионные двигатели, почти невесомость. Караван Малой Тяги, вытянувшись 20-километровой вереницей пассажирских и грузовых блоков, входил в Пояс астероидов.

– Почему у вас не сделают лифтов? – миролюбиво спросил Коровин.

Провожатый, не останавливаясь, глянул через плечо, показав бородатый профиль над откинутым на спину прозрачным шлемом. В молчании они миновали еще несколько поворотов. Потом провожатый остановился.

– Здесь, – сказал он, подождав Коровина. Коровин отстал, потому что ремень одной из его фотокамер зацепился за скобу, торчавшую из стенки туннеля. – Пришли наконец.

Они стояли в полутемном помещении с высоким потолком. Из стены перед ними через каждые два-три метра выдавались массивные крышки шлюзовых камер. Под потолком зала надпись на трех языках указывала на недопустимость присутствия здесь посторонних и пассажиров. Подойдя к одному из люков, спутник Коровина набрал комбинацию на цифровом замке.

– Пилот знает? – спросил Коровин.

Провожатый, не отвечая, опустил прозрачный колпак шлема на вакуумные присоски воротника. Коровин последовал его примеру. Они вместе подождали, пока тяжелая крышка не отодвинулась, обнажив черноту шахты. Коровин придержал фотоаппараты, чтобы они снова за что-нибудь не зацепились. Провожатый ждал. Его дыхание, искаженное переговорной системой, странно звучало в наушниках Коровина.

– Кроме атомных торпед у меня есть лазеры, – сказал пилот, тыча пальцем в пульт. Пилота звали Гудков, и последние полчаса он рассказывал Коровину о своем катере. Гудков был светлый, даже белобрысый, невысокого роста, хотя заметить последнее было трудно, даже когда Гудков стоял, потому что стоял он на полусогнутых и все-таки упирался головой в потолок. Хорошо еще, что на потолке кабины не было никаких кнопок или клавиш, только циферблаты и индикаторы, и за те полчаса, пока Гудков, упершись головой в потолок, объяснял Коровину устройство катера, с курсом ничего не случилось. Коровин все это время сидел в кресле второго пилота, которое неожиданно оказалось гораздо удобнее роскошных пассажирских шезлонгов в соответствующей секции камата.

– На средней дистанции они его искромсают, – продолжал Гудков. – Дальше начинается стрельба из бластера. Бластеры сжигают все, что остается после лазеров.

– А если бластеры не справляются?

– У меня есть еще антипротоны. Специально для такого случая. Если он прошел все заслоны, пучок его остановит.

Коровин засмеялся.

– Вы говорите о метеоритах так, будто это ваши враги.

– А что вы хотели?

– Не знаю, – сказал Коровин, улыбаясь. Разговор ему нравился. Нормальный треп в трех астрономических единицах от Солнца. Он снова засмеялся.

– Но я не отношусь к ним как к врагам, – сказал Гудков. Он полулежал в своем кресле в метре от Коровина. Он устроился там перед тем, как начал рассказывать о вооружении катера. – Мне скучно, когда их нет. Особенно теперь.

– А что с вашим товарищем?

– Болезнь сугубо земная, грипп, – сказал Гудков. – Зато карантин небесный. Не исключено поэтому, что стрелять придется вам.

– Меня предупреждали. Это трудно?

– Наоборот, – сказал Гудков. – Промахнуться невозможно. Все оружие наводится автоматически. Стрелок – тот же пианист. Главное в его работе – в нужный момент попасть пальцем в нужную клавишу.

– Хорошо, – сказал Коровин. Он быстро освоился в кабине катера. Космоса здесь не было, только звездная пыль светила с большого – метр по диагонали – курсового телеэкрана на пульте управления. Из-за нестерпимого солнечного сияния экран заднего вида был приглушен, а на нем едва выступала пунктирная линия камата. – Фильм получится что надо. Ведь в труде конвоира столько романтики!

– Кое-что есть, – скромно сказал Гудков. – А вы профессионал?

– Что вы! – сказал Коровин. – Меня бы сюда не пустили. Вообще я экзосоциолог.

– Так вы по чужим цивилизациям? Тайна Казанского метеорита и так далее?

Коровин засмеялся.

– Почти угадали. Я действительно специалист по материальным следам. Экзоархеолог – так это называется.

– А есть и другие области?

– Сколько угодно, – сказал Коровин. – Кроме нашего направления экзосоциология включает в себя экзобиологию, экзоастрофизику, экзорадиоастрономию, экзологику, экзофилософию и массу других дисциплин с не менее экзотическими наименованиями. Как вам нравится, например, такое – экзопалеолингвистика?

– Это еще что за диковинка?

– Считается, что гипотетические пришельцы оставили не только материальные следы. После них сохранились предания и мифы, а также устойчивые идиомы в языках народов, с которыми они контактировали.

– Что ж, – сказал Гудков. – Звучит логично.

– Экзологично, – усмехнулся Коровин. – Знаете вы, например, где находится то место, что за тридевять земель?

Гудков пожал плечами.

– Наши экзопалеолингвисты выяснили, что на Луне, – продолжал Коровин. – Оказывается, если взять земной диаметр и умножить на двадцать семь, получится расстояние от Земли до Луны. Не с такой уж большой ошибкой.

– Здорово придумано, – сказал Гудков. – Остроумные ребята эти ваши палеолингвисты.

– Очень, – подтвердил Коровин. – Это тема диссертации.

– Неужели правда?

– Да, – сказал Коровин. – Причем автор делает много других выводов. В частности, цепочка изящных экзологических построений приводит его от числительного «тридевять» к ценным соображениям относительно математики пришельцев и устройства их кибернетических машин.

– Блестяще, – сказал Гудков.

– Это не все, – продолжал Коровин. – Радиус лунной орбиты все-таки немного больше, чем «тридевять» земных диаметров. Используя известные данные по изменению гравитационной постоянной и связанному с ним увеличению земного шара и межпланетных расстояний, он находит дату прилета пришельцев.

– У меня нет слов, – восхищенно сказал Гудков.

Коровин продолжал:

– Кроме того, отмечая симметрию выражения «за тридевять земель, за тридевять морей», диссертант определяет соотношение площадей моря и суши в ту эпоху и вычисляет суммарную поверхность исчезнувших континентов, в том числе Атлантиды.

– Достаточно, – сказал Гудков. – Завтра же бросаю работу и перехожу в ваши палеолингвисты.

– Экзопалеолингвисты, – поправил Коровин. – Это очень важная приставка. Еще в прошлом веке некто Симеон указал на появление большого количества экс-биологов, называющих себя экзобиологами. Его слова звучат сейчас очень современно. Именно так мы и трудимся. Экс-лингвист, называющий себя экзолингвистом, занимается построением языков, на которых никто никогда говорить не будет. Экс-радиоастроном, называющий себя экзорадиоастрономом, прочесывает небо в поисках разумных сигналов, ничего не обнаруживает, получает результаты из области чистой астрофизики и кончает тем, кем начинал, – простым радиоастрономом. А экс-археологи вроде меня колесят по планетам, ищут следы – и тоже безрезультатно. Только в одном мы корифеи – в теоретической экзофилософии. Которая на самом деле экс-философия.

– Остановитесь, – сказал Гудков. – Я понимаю, что вы считаете себя вправе шутить над собственной профессией. Как всякий специалист, любящий свою работу. Но ведь у вас был контакт. В позапрошлом году. Только сейчас о нем почему-то не пишут.

– А, – сказал Коровин. – Односторонний радиоконтакт Волкова – Алешина – Гинзбурга. Было дело.

– Вот видите.

– Я-то вижу, – сказал Коровин. – Хотите знать, что произошло в действительности?

– Конечно.

– Тогда слушайте. За сто лет после опубликования статьи Коккони и Моррисона экзосоциология превратилась в солидную науку. Сейчас, спасибо теоретикам, нам известно практически все. Каким образом мы поймаем сигналы чужих цивилизаций. Когда мы их поймаем. Как расшифруем. Ну и, разумеется, какого могущества достигнем, приняв и прочитав их. А два года назад Волков и Гинзбург из Лунной обсерватории объявили, что они слышат чужую передачу.

Гудков слушал внимательно, не перебивая, повернув к Коровину чуть скуластое загорелое лицо. Ладонью правой руки он ритмично похлопывал по широкому подлокотнику кресла.

– Представляете, что мы чувствовали?

Гудков в ответ улыбнулся.

– А что мы почувствовали через сутки, когда передача прекратилась? – сказал Коровин. – Но экзолингвисты заявили, что записанной информации вполне достаточно. А потом…

– У них ничего не получилось? – спросил Гудков. Он смотрел на Коровина не мигая.

– Уж лучше бы не получилось. Многие так считают. Знаете, что это было?

Коровин сделал паузу.

– Оказывается, в полупарсеке от Солнца чей-то чужой звездолет попал в аварию.

– Так это был SOS?

– Да, – сказал Коровин. – Причем из текста понятно, что его родная планета находится очень далеко, где-то в центре Галактики. И они обращались за помощью к ближайшим населенным мирам. То есть к нам. А мы расшифровали передачу только через год.

Гудков ничего не сказал. Он опустил глаза и смотрел на свои пальцы, лежащие теперь неподвижно на подлокотнике кресла.

– Возможно, они еще живы, – сказал Коровин. – Возможно, мы не так уж опоздали с расшифровкой. Какая разница? Мы не сможем прийти на помощь даже через полвека.

Некоторое время в кабине стояла тишина.

– Видимо, рано мы за это взялись, – сказал Гудков, разглядывая свои неподвижные пальцы.

– За что? – неохотно опросил Коровин.

– За экзосоциологию. За поиски контакта с другими цивилизациями. Мы еще недостаточно созрели. И технически, и морально.

– По-моему, любая космическая деятельность подразумевает ответственность, – сказал Коровин.

Гудков помолчал.

– Возможно, вы и правы. Но на практике все иначе. Сейчас вы по делам?

– Да, – сказал Коровин. – На Титан, на экспертизу.

– Там что-нибудь нашли

...

конец ознакомительного фрагмента