Электронная библиотека » Николай Еленевский » » онлайн чтение - страница 8

Текст книги "Время пастыря"


  • Текст добавлен: 24 октября 2016, 15:00


Автор книги: Николай Еленевский


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мы вполне согласны с автором упомянутого письма, что Молодечненская учительская семинария одно из важнейших учебных заведений в Северо-Западном крае России, потому что во всех других учебных заведениях, существующих в этом крае, дается образование детям большей частью польской шляхты, враждебной православию и русской народности, а в Молодечненской семинарии будут получать образование дети исключительно русских и православных родителей, и притом со специальною целью противоборствовать распространению идей, враждебных отечеству.

Мы согласны также с автором письма в том, что русское общество в Северо-Западном крае отнеслось к семинарии очень неравнодушно; но в этом, по нашему понятию, нет ничего удивительного. И в самом деле, чему тут удивляться, что русские люди сочувствуют русскому народному делу?

Далее автор письма обращает внимание публики на известие о том, что ныне в семинарии 36 воспитанников, тогда как могло их быть, согласно уставу, 40, в том числе 30 казеннокоштных и 10 своекоштных.

Разница тут самая ничтожная, но примечание автора, поставленное в выноске, дает нам право думать, что он видит и здесь что-то не совсем безукоризненное. Должно быть сорок воспитанников. А почему меньше, после того как крестьянское сословие выразило к семинарии такое живое сочувствие?

Вопрос этот разрешается очень просто

Казеннокоштным воспитанником, на 8 рублей стипендии, может быть всякий крестьянский мальчик, а на собственном содержании, по причине дороговизны всех жизненных продуктов, имеют возможность воспитывать в семинарии детей своих только крестьяне местечка Молодечна и самых близких к нему деревень. Этим и объясняется, почему на первый раз неполный комплект воспитанников в семинарии.

Автор письма продолжает утверждать, что народные школы края выслали сюда цвет своих бывших воспитанников, и видит в них такие умственные и нравственные качества, что больше нечего желать.

Мы любим и уважаем народ и потому, из любви и уважения к его детям, не станем идеализировать их добрые качества, а скажем просто, как есть, что они дети скромные, послушные и все без изъятия имеют охоту к учению.

И это прекрасно.

Но трудно, трудно им дается наука! Не надобно забывать, что воспитанники семинарии – дети несчастного белорусского народа, который, находясь несколько веков под гнетом панов чуждой ему народности и веры, не имея никакой собственности, на которой он мог бы сосредоточить свою мысль, свои заботы, потерял почти сознание своего человеческого достоинства: сделался вял, апатичен; жил без мысли о своем прошлом и без надежды на будущее. Только освобождение от крепостной зависимости доставило ему возможность вздохнуть несколько свободнее и заставило призадуматься о своем житье-бытье в будущем.

Вследствие этого пробуждения народного сознания появились в крае, при усердном старании местного духовенства, народные школы, но существование их на первых порах было весьма незавидное. При всем усердии своем к делу народного образования духовенство стеснялось недостатков необходимых для этого материальных средств. И в то же время должно было бороться с возможным противодействием развитию народных школ со стороны помещиков, латинских ксендзов, мировых посредников, которыми были сначала местные помещики, и других подобных лиц. И благодарение Господу, что народные школы при таких неблагоприятных условиях просуществовали до того времени, когда обстоятельства переменились к лучшему, когда обязательные отношения крестьян к помещикам прекращены окончательно, и когда благодетельное правительство поспешило к народным школам на помощь, обеспечило их быт материальными средствами и учреждением дирекции народных училищ дало им правильный ход.

Но давно ли все это свершилось?

Около трех лет тому назад.

А много ли можно сделать в продолжение такого короткого периода времени для образования такого народа, умственная и нравственная характеристика которого представлена нами выше, и когда учебное время в народной школе в каждом году состоит из четырех пяти месяцев?

Говоря это, мы нисколько не думаем уменьшать заслуги народных школ. Напротив, мы даже удивляемся и тому, что ими сделано для образования народа. В семинарию ими высланы действительно лучшие ученики. Но чтобы эти последние были вполне подготовлены, чтобы они знали, как следует вести все те предметы, коих преподавание положено в народных училищах, мы этого сказать никак не можем.

Следующий комплект кандидатов для поступления в семинарию, вероятно, будет лучше, но на первый раз в этом отношении семинария и не должна была, но могла быть слишком требовательною.

И так, скажем откровенно, что вся подготовка поступивших на первый курс семинарии воспитанников состояла в том, чтобы они более или менее знали краткую священную историю, умели кое-как читать по-русски и по-славянски, да писать с грехом пополам, и по арифметике одни знали все четыре первоначальные действия, а другие знали хорошо только сложение и вычитание простых чисел. Некоторые сверх того могли порядочно пропеть литургию и всенощную.

Вот и все.

Повторим опять, что на первый раз и это хорошо. Но вместе с тем просим обсудить без пристрастно, какие при такой подготовке воспитанников предстояли им и наставникам труды, когда вдруг пришлось приняться за курс преподавания, определенный уставом семинарии?

Автору разбираемого нами письма, представившему себе умственный кругозор первых воспитанников семинарии в радужных цветах, курс преподавания в семинарии казался необширным. По его словам, это – не что иное, как расширенный и несколько продолженный курс того, что теперь преподается в каждом народном училище. Полно, так ли это? Если упоминаемый автор знаком с семинарией не в воображении, а на деле, то он должен был сообразить, что география, отечественная и естественная история, геометрия, землемерие, линейное черчение и методика далеко не то, что чтение и письмо по-русски, славянское чтение и четыре простых арифметических действия. Возьмитесь-ка выучить в два года всем этим предметам воспитанника, едва разбирающего грамоту так, чтобы он, сделавшись народным учителем, был, по выражению автора письма, хозяином в своих занятиях, чтобы он имел по всем показанным наукам необширные, но серьеозные и обстоятельные сведения?!

И еще бы в два года!

А то если принять в соображение, что семинария открыта 10 ноября 1864 года, а первый выпуск из нее должен последовать 1 июля 1866 года, да исключить из этого небольшого периода времени святки, каникулярные и праздничные дни, так собственно учебного времени почти из 20 месяцев остается не более 12 месяцев!

К этому, кажется, прибавлять нечего – цифра говорит сама за себя.

Да не подумает кто, что мы приводим все эти обстоятельства с намерением дать объяснение. «Почему, – как пишет автор письма, – курс семинаристов в текущем году уменьшен преподаванием естественной истории, отечественной истории, географии, арифметики и геометрии?» Объясняться нам тут не в чем. Много раз упоминаемый автор принял тут своеобразную выдумку за существующий факт и потому своим красноречивым пером разит призрак. На эту ошибочную мысль навели его слова г. Забелина, что в настоящем году обращено преимущественно внимание на Закон Божий, русский и славянский языки, практическое землемерие и объяснение Положения 19-го февраля 1861 года (последний предмет введен в курс преподавания не как специальный предмет семинарского курса, а как предмет для объяснительного чтения).

Но если на одни предметы обращено преимущественное внимание, то из этого никак не следует, что другие оставлены вовсе без внимания. Напротив. Преподается семинаристам и география, и арифметика, и история, и все прочее, согласно уставу семинарии. Из всех этих предметов, в начале июня, проводил испытание господин попечитель Виленского учебного округа, посещавший семинарию и удостоивший ее самого лестного одобрения. Конечно, все эти предметы преподаются в самом сжатом виде, (кроме, впрочем, арифметики, которая проходится в надлежащем объеме). Да, принимая в уважение непродолжительность семинарского курса, иначе и быть не может.

Не имея возможности на первых порах существования семинарии расширить круг преподавания этих предметов, отчего же не обратить особенного внимания на Закон Божий, когда нужно было начать преподавание его с объяснения крестного знамения, или на русский и славянский язык, когда пришлось начинать с обучения правильному чтению и письму? Ведь это предметы главные и служат основанием всем прочим.

Автор письма почему-то хочет видеть во всем, что касается семинарии, темную сторону и отступление от устава. Задавшись ошибочною мыслию, что в семинарии целый год не преподавалась арифметика и не сообщены воспитанникам основания геометрии, он удивляется, каким образом может преподаваться практическое землемерие? А между тем оно преподается. И преподается с успехом.

Ему кажется непонятным, отчего объяснение Положения 19-го февраля, равно как и практическое землемерие, преподается воспитанникам в настоящем году, когда можно было бы отложить его на следующий. А нам представляется это дело совершенно логичным и естественным. Занимаясь практическим землемерием, воспитанники семинарии убеждаются наглядным образом, что арифметика и геометрия не есть цифирная неприложимая к делу мудрость, а науки весьма полезные в быту житейском. Точно также, слушая объяснение общественного крестьянского управления, в котором все это изложено на десяти страницах большого формата, по Положению 19-го февраля, они знакомятся с законами, на которых основываются дарованные им права и наложенные на них обязанности и от которых зависит все их общественное благосостояние.

Неужели для крестьянских детей могут быть полезными сведения в роде следующих: например, по географии, что китайцы – народ, отличающийся своею неподвижностью; или что земля, вращаясь неопределенное время в беспредельном пространстве вселенной, получила от этого в течение тысячелетий шарообразный вид; или по естественной истории – что в мясе свиней водятся какие-то микроскопические существа, называемые в науке трихинами, от которых однажды умерло в Лейпциге 150 человек; или около того, и что, поэтому, было бы очень полезно, чтобы каждый крестьянин-домохозяин обзавелся микроскопом и, готовясь употреблять сказанное вещество, рассмотрел бы прежде, посредством этого благодетельного снаряда, нет ли в куске свинины сказанных смертоносных животных.

Да не подумает кто-либо, что мы приводим этот педагогический курьез как плод собственного юмора. Нет, мы говорим то, что сами видели и слышали. Некоторым из нынешних молодых педагогов кажутся необходимыми для воспитанников семинарии познания естественных наук, а Закон Божий, в состав которого входят священная история, катехизис, объяснение богослужения, история православной церкви, к которой принадлежит столь поучительная, столь близкая сердцу каждого русского в здешнем крае, история церкви западно-русской, по их понятию дело второстепенной важности!

После этого нам становится понятным, от чего так не понравились автору письма слова г. Забелина, что «народныя училища пробудили в молодежи жажду знания, на которую с участием и надеждой смотрят отцы и деды, преимущество жажду знания Закона Божия, истории церкви православной, церковного пения и чтения и вообще всего относящегося до церкви».

А какого же знания, по мнению автора, жаждет в настоящее время простой народ?

Да полно, знакомы ли вы с нуждами простого народа?

Мы считаем себя вправе сделать этот вопрос, основываясь на том месте письма, где автор говорит, что направление в образованности народа едва ли будет зависеть от влияния школ (так зачем и школы? зачем разглагольствовать о них и об учительской семинарии, приготавливающей для них учителей?), а от влияния всего общественного народного строя и от литературы, то есть книг, какие будет читать народ.

Оставляя «общественно-народный строй» в стороне как громкую фразу не совсем понятную (а такого набора слов в статье сказать мимоходом – много), мы скажем, не обинуясь, что не скоро, очень не скоро наступит то время, когда чтение будет иметь влияние на направление в образованности простого народа. А пока будет несомненно влиять на это направление прежде всего церковь, потом школы, а когда, наконец, наступит то блаженное время, когда народ станет читать книги, то, без сомнения, он прежде всего возьмется за книги духовно-нравственного содержания.

Мы вполне уверены, что противники нравственно-религиозного направления в образовании народа не скоро, очень не скоро дождутся исполнения своих надежд, да и едва ли когда-либо дождутся. А пока и народные школы, и учительская семинария должны стараться удовлетворить именно ту жажду знания в народе, которая выражена в статье г. Забелина и против которой ратует автор разбираемого нами письма, называя указанное выше направление относительно семинарии односторонним и уродливым.

А жажда именно такого знания ныне существует в народе, автор легко бы мог убедиться, если б он действительно наблюдал ту самую Молодечненскую семинарию, которая, по его словам, ему близко знакома. Разговаривая с родителями, навещающими своих детей в семинарии, он мог бы ясно увидеть, что ни о каком другом образовании для своих детей они не имеют понятия и о другом образовании не мечтают, кроме церковного! Он мог бы увидеть, с каким чувством слушают они стройное пение семинаристов во время их молитвы. Он мог бы увидеть, что ученики в свободное время от уроков занимаются в своих квартирах большей частию списыванием или пением церковных песней по нотам, или громким чтением церковных книг. Из устроенной для учеников библиотеки брались ими для чтения почти исключительно книги религиозного содержания.

Что доказывают все эти явления?

Конечно, совершенно не то, что хочется доказать неизвестному корреспонденту, извратившему по своему произволу весь характер семинарии – какой он есть и какой он должен быть. (Всякий воспитатель, честно преданный служению своей церкви и своему отечеству, конечно, радовался бы этим явлениям и продолжал бы развивать это направление учеников в семинарии. Человек с противоположными качествами постарался бы сообщить и направление противоположное – прим. К. Говорского, издателя «Вестника западной России). Душа отрока, особенно в простом народе, то же, что лист белой бумаги, на котором пиши, что хочешь. Из крестьянского мальчика можно сделать и нигилиста, и атеиста, и анархиста, и это еще легче, чем из детей других сословий, которые получают нравственную основу в семействах и в семействах же могут находить отпор вредным внушениям своих наставников.

Крестьянский мальчик лишен всех этих опор, и какое же надо иметь развращенное сердце, чтобы вскружить головы этим простым людям неестественным с ними обращением, развитием их самолюбия и напичкиванием их голов всякими модными бреднями, которые передаются как последние слова наук! Опять повторим: вскружить голову крестьянскому мальчику легче, чем всякому другому, особенно здешнему крестьянину, только что освободившемуся от неслыханного гнета и унижения. Конечно, семинария здешняя могла принять и тот космополитический характер, о котором пишет скрывшийся автор. Но прозорливые и опытные люди, с широким кругозором, указали, какое направление семинарии будет полезно и для правительства, и для народа, и для самих воспитанников. И весь служащий персонал семинарии добросовестно исполняетэти указания, вполне сознавая, что всякое отступление от них было бы грехом перед Богом и преступлением перед правительством и народом.

В дополнение к сказанному нами о том, что в простом народе существует в настоящее время жажда нравственно-религиозного, или, что то же – церковного образования, – мы считаем нелишним рассказать следующий случай.

Спустя несколько времени после открытия в приходах школ для детей поселян, крестьянский мальчик, обучавшийся в одной из этих школ, прочитал в своей приходской церкви в праздничный день апостол. Явление это было доселе невиданное в приходе. И когда священник после обедни спросил отца этого мальчика, что он чувствовал, когда сын его читал апостол, отец отвечал: «Батюшка, что и спрашивать об этом, я только слушал и плакал от радости».

Дай, Господи, чтоб еще долго, долго такие святые чувствования одушевляли наш народ и чтобы наши народные школы не ослабляли, а укрепляли и развивали в нем эти высокие чувствования!

Впрочем, автор письма и сам не отрицает религиозно-нравственного направления, как исключительно единственно возможного в народных школах вообще. Он делает исключение в этом отношении только для учительской семинарии, как будто ее назначение совсем иное, чем народных школ, тогда как, по нашему мнению, для них семинария то же, что мать для детей.

Но автор смотрит на семинарию иначе: он говорит, что это специальное учебное заведение, и сравнивает его с земледельческой школой. «Что было бы, продолжает он, если бы и в западном крае была устроена земледельческая школа для крестьян с целью поднять в крае земледелие, и в ней, из боязни оторвать крестьян от своего сословия, не учили бы ничему агрономическому, а только славянскому и русскому языкам, церковному пению и чтению и т. п. Тогда едва ли кто согласился бы, восклицает автор, что подобная школа может содействовать процветанию земледелия в крае».

Совершенно справедливо.

Мы сами сочли бы такое ведение дела бессмыслием.

Но какое сходство такая идиотическая земледельческая школа может иметь с Молодечненскою учительскою семинарией, мы этого решительно не понимаем и не скажем. В свою очередь, едва ли кто-либо согласится, что в этом сравнении есть какой-либо смысл. Агрономическая школа имеет целью приготовить ученых земледельцев, а учительская семинария приготовить учителей для народных училищ. Агрономическая школа должна преподавать своим воспитанникам выработанные наукой сведения по части агрономии, а цель семинарии – сообщить учащимся в ней верные, основательные, отчетливые познания по тем предметам, которые преподаются в народных школах и сверх того указать способы, по которым лучше, успешнее передаются эти познания другим. Молодечненская семинария и действует согласно с этой целью.

Думаем, что многим будет небезынтересно узнать следующее: когда известие об открытии в Молодечно учительской семинарии разнеслось повсюду, крестьяне из разных мест, иногда за несколько сот верст, стали привозить сюда своих сыновей, обучавшихся в местных народных училищах с просьбой подвергнуть их экзамену и, если окажутся удовлетворительно подготовленными, принять в число стипендиатов семинарии на следующий учебный год. Такого желания со стороны родителей означенных кандидатов для поступления в семинарию нельзя было не поддержать, и потому было предложено этим кандидатам остаться в семинарии до конца текущего учебного года как для того, чтобы можно было с ними лучше ознакомиться, так и для того, чтобы их самих лучше подготовить по тем предметам, знание коих требуется для поступления в семинарию.

Родители с радостью согласились на это предложение, и теперь уже второй месяц их сыновья на собственном содержании обучаются в устроившемся таким образом приготовительном классе. Труд обучения их приняли на себя наставники семинарии охотно, несмотря на то, что число уроков у каждого через это удвоилось. В ней теперь 30 учеников, и в числе их есть отличные мальчики. На этом основании мы сказали выше, что второй комплект семинаристов будет вероятно еще лучше, чем нынешний.

Сильно ошибается автор относительно происходящей в западно-русском крае вековой борьбы двух цивилизаций, и что затем учительская семинария должна будто бы выпустить борцов, способных противостоять враждебной польской цивилизации. Мы родились и воспитывались в этом крае и потому достаточно знакомы со всем, что в нем происходило.

Но борьбу двух цивилизаций мы никак в нем не видели и не видим. А видим просто борьбу латинства с православием, то есть борьбу двух вероисповедований, и только. Для успешной борьбы с этой пропагандой, мы надеемся, семинария достаточно приготовит своих воспитанников, если утвердить их в том убеждении, что истинно Христова вера есть вера православная и что они природные русские.

Автор письма в своем заключении набрасывает тень даже вообще на воспитательные начала, которые приняты в семинарии, и те дисциплинарные меры, которыми они приводятся в дело. Он любопытствует их знать, хоть сам же говорит, что он знает семинарию.

Мы можем открыть их.

В семинарию приняты следующие воспитательные начала: начало премудрости – страх Божий, любовь к своему отечеству, братолюбие, честность и правдивость.

Меры же дисциплинарные – совершенно те же, какие употребляются родителями, но не развращающими своих детей баловством.


Законоучитель Молодечненской семинарии

священник М. Ивановский.

Молодечно.

19-го июля 1865 года».


* * *

Статья не была оставлена без внимания широким кругом читателей самых разных сословий. Более того, в ряде моментов данной полемики всплывал вопрос о том, на каком языке должно вестись преподавание тех предметов, которые особенно влияют на жизнь народа. Хотим мы того или нет, а человек, привыкший с малолетства к родному для него языку, в дальнейшем приобретает вместе с полученными знаниями и определенные сложности, особенно, что касалось вопросов чисто практических, таких как земледелие, пчеловодство, садоводство, животноводство и других. Эти знания, как известно, давались в школах и училищах самого различного направления. Будь то реальные, или земледельческие, или иные. В августовском номере историко-литературного журнала «Вестник западной России» за 1865 год некто господин П. Бобровский, минский чиновник, в своей статье «Физические и нравственные элементы северо-западных губерний» в части, посвященной Минской губернии, писал:


«Священники, имея постоянное сношение с одной стороны с помещиками и чиновниками, говорившими по-польски и никогда не говорившими по-русски, с другой стороны с крестьянами, не знавшими по-русски, по необходимости усваивали или польскую речь помещика, или белорусскую крестьянина».


Православные священники в открывающихся народных училищах в абсолютном большинстве своем разъясняли Закон Божий, используя русскую методическую литературу и многочисленные издания, выходившие под покровительством Святейшего синода, и разъясняли на том языке, на котором говорило местное население.

Село Лунин на время прибытия Тихоновича, а это декабрь 1861 года, состояло на четыре пятых из православных прихожан и одной пятой части католиков. Здесь многие века соседствовали православная церковь и католический костел. Отмена крепостного права в 1861 году прошла для его жителей в большинстве своем незаметно. Как незаметно прошла она и для многих сел и деревень Полесья. Причиной тому было практически полное отсутствие среди их жителей крепостных крестьян. Например, исповедная ведомость по приходу Лунинской церкви Зачатия Святой Анны за 1799 год открывалась графой «Звание и имена посполитых (государственных) и их домашних», а спустя три года священник Федор Юзефович уже ввел графу «Крестьяне и их домашние». Имелась и еще специальная графа для дворовых людей, находившихся на службе у князя, которая через несколько лет исчезла.

Скажем, что широко отмечавшийся в России в 1911 году полувековой юбилей со дня отмены крепостного права для здешних мест оказался настолько неактуальным, что порой возникали казусы. В подготовленной к 19 февраля материал для собеседования и централизованно разосланной речи, «приноровленной к слушателям-простолюдинам православным и католикам в храме или волостном правлении», относительно Западного края пришлось в спешном порядке убирать целые абзацы. Например, такой:


«Грустно и тяжело вспоминать о той жизни. Не верится, чтобы люди, созданные по образу Божию, одаренные от Бога умом, разнообразными способностями и, между прочим, способностью самостоятельно устраивать свое положение, свой быт, удерживались столь долгое время на положении неразумных детей, приравнивались в оценке не более, чем оценка трудоспособных животных, чтобы могли быть так угнетаемы и презираемы. И кем же? Подобными себе людьми, хотя иного звания, положения и достатка».


И в таком же духе. В местечке Нобель Пинского уезда, где намечались большие торжества по данному поводу, и как сообщал в губернию пинский мещанин Константин Рогосин:


«Центр тяжести празднования был перенесен в село Невель по следующим соображениям: несомненно, что великий акт 19 февраля 1861 года имеет общерусское и общегосударственное значение, но, имея в виду то, что прихожане Нобельской церкви – мещане, люди под крепостным правом не бывшие, то, естественно, что для них и день 19 февраля имеет меньшее значение, чем для крестьян прихожан Невельской церкви».


Там же для крестьян была прочитана биография императора Александра II и статья о значении его благодетельных реформ.

Лунинских сельчан, как того и следовало ожидать, больше всего интересовал и волновал земельный вопрос. Среди них только и разговоров о том, как будет с землей. И в церкви вопрос за вопросом:

– Батюшка Платон, вот к нам стали разные люди со стороны захаживать. Говорят, что надо всем миром становиться под лозунг «Земля и воля». Надо приводить к власти тех, кто даст землю. А вы как считаете?

– К оружию призывают!

Одни – за лозунг, другие – против.

Нахлебалось село крови и в тридцатые годы, и в сороковые. Тогда некоторые луняне взялись за косы да в отряды к Пусловскому. Так родные и теперь не знали, где белели их косточки. Выходит, опять кровопускание.

Село раскололось.

И это уже было страшно.

Отец Платон в своих речах много говорил о том, что лучшая судьба приходит к тем, кто идет вперед через науку, через образование. И сводил свои беседы и речи к тому, что очень важно в селе открыть народное училище, в котором могли бы заниматься все детишки.

Часто ездил за советом к отцу в Хатыничи. Благо дорога от Лунина через Бостынь не была уж такой и длинной, верст шестьдесят, или около того в один конец. У Викентия Богданца, волостного старшины, кони были что огонь. Мало кому из мужиков доверял их. Вот и нового батюшку сам подвозил, если куда требовалось по надобности. Правда, в Хотыничи без особой охоты. Дорога туда – не приведи Господь. До Бостыня еще шлях отсыпной. А далее на Мальковичи, Лющу – сплошная гребля… Того и гляди, что гнедой ноги в ней оставит.

У дьяка Максима Жураковского тоже пара вороных имелась. Так он перво-наперво прокатил отца Платона с ветерком в Вульку и обратно, когда Тихонович принимал приход у священника Александра Тарановича.

В Хотыничах у Максима Даниловича открытие школы уже было на подходе. Волостное правление выделило и отремонтировало для нее просторный дом. Его вскладчину купили крестьяне у перебравшегося в Ганцевичи местного шляхтича.

В Лунине с помещением была проблема. Вели разговор, что отдадут под нее часть здания волостного правления. Да вот особой спешки в этом не чувствовалось.

Старший Тихонович рассчитывал, что уже с декабря 1862 года начнутся в Хотыничах первые уроки первого в Пинском уезде народного училища. Но события в крае повернулись так, что стало не до школ. 1863 год ударил набатом и по Полесью. Да еще как ударил – заполыхали пожары.

В Лунине на начало 1863 года только и разговоров о том, что под Хатыничами стоит большое войско повстанцев, которые называют себя «солдатами войска польского», что к нему вскоре подойдут еще отряды из-под Мозыря и Слуцка, что все они затем двинутся на Пинск. Потом пришли вести, что повстанцы разгромили посланных против них солдат, и народ только качал головой: «Эка силища то недовольных собралась». Спустя неделю уже людская молва закрутила в своих слухах, что уланы с казаками разогнали повстанцев: «Много людей побили. Очень много».

Платон не выдержал – уговорил Жураковского запрячь пару и съездить в Хатыничи. Больше из мужиков никто не отваживался:

– Лихое время, батюшка. Могут и лошадей забрать, и нас побить.

– Потерпите немного, пусть все успокоится.

Наверное, и поехал бы, да по почте, которая работала исправно, получил от отца письмо, который сообщал, что недалеко от Хатынич, под Борками, был страшный бой: «Приедешь, обо всем и поговорим».

В Хатыничи свозили санями погибших и раненых. Казаков и солдат из Хатынич сразу повезли в Минск, а повстанцев приказали закопать где-нибудь у села. Да вот народ не согласился. С разрешения священника на местных кладбищах в промерзлой от февральских морозов земле мужики молча долбили ломами, высекали колунами могилы:

– На целый метр, однако, промерзла.

– Не хочет принимать…

– Оно, конечно, не хочет. Одна молодежь. Ей бы жить да жить.

– Похороним по-людски, чтоб совесть не мучила. Батюшка наш молодец, согласился.

Это решение будет долго ставиться властями в укор старшему Тихоновичу. Он же, когда встретился с сыном, мудро отвечал:

– Моя совесть и перед Богом, и перед людьми чиста. Я выполнил свой долг. Угодными были эти люди власти или нет, то Божье дело, а мой долг – предать их земле так, как обязывает нас Святая Церковь.

Младшего Тихоновича за то, что из его прихода мало кто взялся за оружие, представили к бронзовой медали на ленте «За усердие», этим подчеркивали тот авторитет, которым пользовался местный священник среди прихожан.

Лето прошло под знаком строительства нового здания для школы и для волостного правления. Вначале все складывалось хорошо, а затем…


* * *

Викентий Богданец собрал бороду в кулак, задумчиво взглянул на лежавшую перед ним бумагу. На ней подчиненный ему волостной писарь Коротыш красивым, немного витиеватым почерком аккуратно выписал рапорт его Высокоблагородию господину мировому посреднику в Пинск.

С рапортом Викентий немного попридержался. Хотелось получше донести до высокого начальства в Пинске те проблемы, которые решало Лунинское волостное правление по открытию народной школы. Деньги на саму школу собрали. Здание уже наполовину построили. Место по настоянию отца Платона выбрали и освятили для нее хорошее – напротив церкви. Место высокое, видное – в самом центре села.

Но вот загвоздка: пришла бумага из Пинска, чтобы стройку приостановили.

Рапорт Викентий сочинял со священником Платоном Тихоновичем. Хоть и молоденький, а обращению с разными бумагами обучен исправно. Умеет и сказать, и прописать. Он и его, Викентия, за те три года – это с декабря 1861 года, – что возглавил здешний приход, многому научил. Да разве только его одного. Когда с уезда прислали бумагу о создании народной библиотеки, загорелся этой идеей. Создал. Сам старинные книги переплетал. Золотые руки были у отца Платона. Заведовал библиотекой дьячок Максим Жураковский.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации