Текст книги "Все без ума от Евы"

– Но основная слава все равно достанется НИИ, – уточнил полковник, – по закону все, что делалось наемными работниками, является собственностью работодателя.

– Мы знаем, – кивнул Алексей Михайлович, – и мы не против. Просто не хотелось бы, чтобы Иван Иванович Иванов из соседнего отдела говорил, что это все он придумал. Вы бы знали, как всполошились некоторые наши коллеги, когда по институту пополз слушок, что мы создали нечто грандиозное! И «жучки» нам подкладывали, и в друзья набивались, и сфотографировать недоделанный навигатор скрытой камерой пытались, и в окно заглядывали через перископ самодельный! Мы, если честно, нахлебались по горло этих игр в шпионов. Наш сейф вскрывали дважды – это же казенное имущество, точно такие же сейфы стоят и в других отделах.

Белобородов замолчал. На лбу его выступили капельки пота.

– Алексей, – сказал Чабрецов, – насколько критичным является вклад Василия в прибор?

– Каким бы критичным он ни был, этот вклад, – сказал Белобородов, – мы все его идеи знаем наизусть. А так как Вася – самый сильный, самый крепкий, самый хитрый и самый быстрый из нас, то похищать именно его нет никакого смысла. Вы видели кулаки Василия? Куда логичнее было бы пытаться похитить меня, хилого и неспортивного, я бы максимум лягался и кусался. Или Копейкина – он пожилой человек весьма среднего телосложения. Или Сичкарь или Захарову – это слабые, беззащитные женщины, которые даже убежать не смогут. А знания у всех – одинаковые. Юдин с этой точки зрения – самый неудобный объект.

– Чем занимался Василий после того, как ваш отдел закончил работу над прибором? – спросил Рязанцев. – Может, именно в этом заключается ответ на вопрос?

– Оптимизировал работающий в навигаторе алгоритм, – ответил Алексей Михайлович, – он мог бесконечно улучшать программу расчетов, выискивая самые мелкие неточности. Юдин переписывал программу снова и снова, с утра до вечера, без устали. Он настоящий трудоголик и фанат своего дела. Именно благодаря его работе и великолепно отлаженным алгоритмам навигатор обладает столь высокой точностью.

Чабрецов и Рязанцев вздохнули и переглянулись.

– Алексей, – сказал Денис, – пожалуйста, расскажите, что происходило в отделе после того, как Василий ушел в магазин за печеньем. Вы куда-нибудь звонили?

– Да, – ответил Белобородов, доставая телефон. – Одной знакомой даме. Спрашивал, как у нее дела.

Чабрецов понимающе приподнял бровь.

– Кто еще куда-либо звонил или отправлял сообщение? – спросил полковник.

– Да все подряд звонили, – пожал плечами Алексей, – мы же работали несколько часов не разгибаясь, а тут решили прерваться, попить кофе и чаю, печенье съесть… Все тут же бросились звонить. Я точно слышал, как кому-то звонил Копейкин, по-моему, сыну; Сичкарь звонила ухажеру, судя по ее сюсюкающим интонациям. Кстати, – добавил он после небольшой паузы, – по-моему, Степан тоже звонил. Маме. Он все время ей звонит, маменькин сынок.

Ева осуждающе посмотрела на Алексея Михайловича. Тот закашлялся.

– Извините, – пробормотал он. – Искренность меня раз за разом подводит.

– То есть, – продолжил расспросы Чабрецов, – звонили все, кроме Захаровой?

– Да, – кивнул Белобородов. – Похоже, что так. Потом мы решили сесть пить чай, не дожидаясь Васю, но обнаружили, что в отделе нет ни Даши, ни чайника.

– И что вы сделали?

– Отправили Степана на девятый этаж за альтернативным чайником, конечно, – сказал Алексей. – Касьянов повздыхал, но сходил, причем принес чайник уже с водой. А что? Раз он ухаживает за нашей Захаровой, то пусть участвует в жизни коллектива. Не все же ему люки производить канализационные! В общем, Степа принес электрический чайник, мы его вскипятили, потом достали старые сушки и засохшее варенье и сели за стол. При этом Сичкарь сказала, что Юдина только за смертью посылать.

Даша вздрогнула.

– Мы выпили чай, сгрызли сушки, Степан варенье съел, а тут и вы пришли с рыдающей Дашкой, – завершил свой рассказ Белобородов.

Рязанцев делал на листе бумаги какие-то пометки.

– Спасибо, – сказал он, – подождите в отделе, никуда не уходите. Возможно, у нас еще появятся вопросы.

Дверь за мужчиной закрылась.

– Знать бы, куда и зачем повезли Васю! – вздохнул Чабрецов, проводив Белобородова взглядом. – Если его попытаются вывезти за город, наши ребята из ГИБДД их остановят.

– Давай поговорим с Копейкиным, Сичкарь, Захаровой и Степаном, – сказал полковник. – Может, нам удастся что-то нащупать. Если мы выясним, кто имеет отношение к происходящему, мы сможем прикинуть, где сейчас Василий и какая судьба ему уготована преступниками.

Чабрецов кивнул. Ева позвала Алену Сичкарь.

Грязная, заляпанная грязью «копейка» остановилась в темной подворотне, подальше от любопытных глаз. Из автомобиля вылезли четверо.

– Он там жив? – глухо спросил один из мужчин. – А то, если вдруг он окочурится, у нас будут проблемы.

Багажник со скрипом открылся. Внутри лежало скорченное тело Юдина. Длинный палец высокого и худого человека бесцеремонно уперся в вену на шее астронома.

– Жив. И, судя по всему, вполне нормально себя чувствует. Через час примерно очухается. Бугай-то здоровый, весит небось килограммов сто! Надо будет дать ему повторную дозу.

Толстяк, громко сопя, вытащил из машины две пятилитровые баклажки с водой и тряпку. Несколько минут спустя машина была отмыта дочиста и приобрела неброский синий цвет. Лысый заменил пробитое колесо запаской, толстяк привинтил на радиатор фальшпанель, имитирующую шестую модель «ВАЗа». На багажник пристроили припасенное заранее антикрыло. Картавый стоял рядом и давал советы. Его поврежденное Васей запястье все еще болело.

– Отлично, – сказал длинный, прихрамывая, – теперь поехали.

Они выехали из подворотни и тут же наткнулись на милицейский патруль.

– Проверим? – спросил молодой лейтенант, кивком головы показывая на машину.

– Мы что, – накинулся на него коллега постарше, – все «Жигули» проверять будем? Сказано же в ориентировке – грязная, вся в глине, номеров не видно, «копейка». А это «шестерка», чистая, да еще и с антикрылом.

Молодой сглотнул и не посмел перечить старшему товарищу. Хотя интуиция его просто вопила о том, что именно эту машину надо проверить в первую очередь, никаких оснований настаивать на своем у лейтенанта не было. Что-то его в этой «шестерке» смущало. И только через полчаса страж порядка понял, что машина была мокрой, а ее задние фонари были вовсе даже не от «шестерки».

Большие глаза Алены были бездонными и светло-голубыми. Рот она держала закрытым, стараясь поменьше демонстрировать большие комичные зубы, делавшие ее похожей на зайца. На ногтях – свежий маникюр цвета фуксии.

– Что-то случилось? – спросила Сичкарь с таким наивным видом, что так и хотелось поверить в ее невинность и неосведомленность. На девушке был игривый джинсовый костюмчик с вышивкой.

– Алена Борисовна, – обратился к Сичкарь полковник, – мы же все тут знаем, что вы – ученый вполне мирового уровня, недавно написавший, но еще не защитивший диссертацию об использовании преобразований Фурье для анализа цикличности излучения пульсаров. Так что в наивность можете не играть. Фотограф, возможно, и поверит, но не мы.

Сичкарь опустила глаза.

– Вы звонили кому-то сразу же после того, как Юдин отправился за печеньем. Кто был вашим абонентом? – спросил Чабрецов.

Глаза Алены, и так достаточно большие, расширились еще сильнее.

– Дайте телефон, – потребовал полковник.

Сичкарь пожала плечами, вынула из нагрудного кармана жакета мобильник и отдала его полковнику, бросив на Дашу короткий холодный взгляд. Рязанцев проверил список исходящих вызовов. Там было два номера. После ухода Васи Алена звонила дважды.

Денис и Володя переглянулись.

– Это все она виновата, – вдруг сказала Алена, показывая пальцем на Дашу, – толстая курица!

На бледных щеках Сичкарь появились красные пятна.

– Я не курица, – громко сказала Дарья. – Не смей так меня называть!

– Ну как же! Даша у нас с трудом окончила пединститут, еле-еле читать и писать умеет, на компьютере печатает одним пальцем, – добавила Алена. – У нас в отделе над ней все смеются. Кроме, разумеется, Васи, который обнаружил в ней другие таланты. Большую грудь, например, и губы в пол-лица. В сочетании с маленьким мозгом это, наверное, особенно пикантно!

Никто не засмеялся. Даша смотрела на Алену и тяжело дышала. Ее круглые глаза горели от бешенства. Ева повернулась к Сичкарь.

– А вы, дорогая, ревнуете? – спросила Ершова. – Выбрали, похоже, не вас? При всех ваших больших и блестящих, извините, мозгах?

Сичкарь слегка приподняла брови.

– Ну что вы, – ответила она, – у меня есть замечательный молодой человек, модный фотограф. А Вася при всех его интеллектуальных и, я надеюсь, постельных достоинствах ездит на работу на маршрутке и ест по выходным картофельное пюре с капустным салатом, которое ему готовит простая, как три копейки, Дашка. Так что я не ревную, а просто констатирую факт.

Ева не смогла удержаться от улыбки.

– Алена, кому вы звонили? Кто эти люди? – спросил Чабрецов.

– Первый номер принадлежит моему жениху Марку, а второй – подруге Вике, – ответила Алена.

– Это мы проверим, – сухо сказал Рязанцев, – а пока расскажите: что происходило в отделе после того, как Юдин пошел за печеньем?

– Мы ждали Дашку, ждали, – зло сказала Алена, – но не дождались, и тогда Степан, ухажер Захаровой, пошел на свой девятый этаж за другим чайником. Он довольно быстро вернулся назад, чайник был уже с водой, мы вскипятили ее, налили в чашки, и тут кто-то сказал, что раз Юдина тоже пока нет, как и Дашки, то можно взять сушки из сейфа.

– А вы и сушки храните в сейфе? – спросил Чабрецов. – Как стратегический и неприкосновенный запас, на который тоже покушаются ученые из соседних отделов?

– Нет, – покачала головой Алена, – у нас в отделе часто воняет канифолью, и мы храним еду в сейфе для того, чтобы она не набралась посторонних запахов.

– Вы достали сушки и стали пить чай, – подсказал Рязанцев.

– Да, – кивнула Алена, – при этом перемывая косточки Даше и Васе, которые ушли и как в воду канули. Мы даже начали шутить на тему того, что они не смогли дотерпеть до дома и уединились… ну, в туалете, например.

Даша покраснела.

– А что вы смущаетесь, милочка? – притворно удивилась Алена, показав большие зубы и подняв брови так высоко, что на лбу у нее образовались морщинки. – Неужели вы думаете, что мы не знаем, что на свете существует секс? Все сотрудники нашего отдела – уже большие дяди и тети.

Сичкарь повернулась к Рязанцеву.

– И вот, когда мы пили чай и грызли сушки, появились вы, – завершила она свою тираду.

– Скажите, Алена, – слегка наклонился к девушке Чабрецов, – кто еще звонил по телефону и набирал сообщения после того, как Василий ушел за печеньем?

– Да все звонили, по-моему, – ответила Сичкарь после минутного раздумья. – Копейкин с кем-то болтал у окна, то ли с сыном, то ли с дочкой, то ли с женой, все спрашивал: «Долго ли?», но что именно «долго», я не слышала. Степан звонил маме, громко кричал: «Мамочка, плохо слышно, перезвони»; Захарова тем временем сообщение набирала. Вот и все. – Она на секунду замолчала. – А, нет, не все! Еще Белобородов звонил, шептался с кем-то в углу.

– Спасибо, – кивнул Рязанцев, – подождите, пожалуйста, в отделе, мы с вами позже еще переговорим.

Алена бросила быстрый взгляд на часы.

– Фотограф подождет, – жестко сказал Чабрецов, по-своему истолковав ее взгляд, – вы знаете, что случилось с Васей?

Алена нервно сглотнула.

– Да, – ответила она, – все уже знают, что его похитили. Но во всем виновата эта тупица, я вам точно говорю!

Румянец, выступивший на Дашиных щеках, принял багровый оттенок. Ее пухлые ручки с короткими пальцами зашарили вокруг в поисках какого-нибудь тяжелого предмета, которым можно было бы запустить в обидчицу.

– Девочки, не ссорьтесь, – сказала Ева. – Пока мы не найдем Васю, делить вам все равно нечего.

Алена кивнула с невинным видом и молча вышла.

Захарова вошла в лабораторию, держась очень прямо. Она села на стул и скрестила руки на груди.

– Я ничего не знаю, – сказала Маргарита, – и поэтому не буду отвечать ни на какие вопросы.

Туфли женщины были тщательно начищены и жирно блестели в свете ламп.

– После того, как Василий ушел за печеньем, вы кому-то писали сообщение, – сказал Чабрецов. – Кому?

– Я буду отвечать только в присутствии адвоката, – разжала Захарова плотно стиснутые губы, – а то мало ли… на меня всех собак повесят!

И Маргарита с подозрением прищурилась.

– То есть вы отказываетесь сотрудничать со следствием по-хорошему, – спокойно сказал Денис. – Вы не хотите нам помочь? Ай-яй-яй! Я думаю, отказ отвечать даже на самые простые вопросы связан с тем, что у вас рыльце в пушку. Я прав?

Маргарита заколебалась, а потом посмотрела на Дашу и Еву.

– Ева Ершова, лейтенант ФСБ, – представилась девушка, вытаскивая удостоверение из кармана жакета.

Даша встала, повинуясь взгляду Рязанцева, махнула Еве рукой и вышла, аккуратно притворив за собой дверь.

– Ну ладно. У меня есть еще один любовник, – неохотно сказала Захарова. – Степан болен, вы же знаете, и он… в общем, без виагры – никак, а этот препарат ему противопоказан, – сказала Маргарита, покраснев.

– Кто ваш второй любовник? – спросил Чабрецов.

Маргарита тяжело задышала, глаза ее забегали.

– Он моложе меня… студент из Татарстана, – тихо сказала она, косясь на дверь.

– Итак, вы написали сообщение своему любовнику, – сказал Чабрецов, – и предупредили, что сегодня вечером не сможете с ним встретиться. Так?

– Да.

– Скажите, вы давали своему юному молодому человеку деньги? – спросила Ева. – Он жил за ваш счет?

Маргарита закашлялась. Вопрос попал в точку.

– Да, – кивнула она наконец, пряча глаза, – я его… материально поддерживала.

– Деньгами Степана, – завершил Денис логическую конструкцию.

Захарова не ответила, но все было ясно и без слов.

– Хорошо, идите, – сказал Рязанцев, – и ждите в отделе. Возможно, мы побеседуем еще.

Женщина встала, но осталась стоять возле стула, кусая губы.

– Все, что вы сказали, останется между нами, – пообещал Денис, правильно истолковав ее колебания.

Маргарита вышла, через минуту в лабораторию вошел профессор.

Копейкин был уже пожилым человеком, ему было под семьдесят. Тем не менее старик казался крепким и сильным, а в его глазах светился живой ум.

– Леонид Николаевич, – вежливо обратился к нему Рязанцев, представившись. – Вы, наверное, уже знаете, что Василия Юдина похитили и увезли в неизвестном направлении. Мы не знаем ни кто это сделал, ни почему, но подозреваем, что это преступление связано с Васиной профессиональной деятельностью. Пожалуйста, скажите нам, что есть, по вашему мнению, в Юдине такого, что отличает его от остальных ваших сотрудников!

Копейкин посмотрел на полковника своими проницательными глазами.

– Он очень хороший ученый, светлая голова, – сказал профессор после небольшой паузы, – настоящий подвижник. Вася мог не есть, не спать, не пить, а только работать и работать, с утра до ночи. У Юдина очень сильная логика, хорошее воображение, но у него была одна особенность. Он очень нравился женщинам. При этом Вася совершенно этого не понимал и не замечал. Девушки его интересовали меньше, чем наука. При этом и Сичкарь, и Гусева, да и Захарова тоже – буквально сходили с ума. Юдин, не слишком долго раздумывая и не устраивая смотрин и интриг, выбрал Дарью. Гусева, насколько я понимаю, счастлива. Правда, ей приходится постоянно отгонять конкуренток от Василия.

Копейкин смущенно улыбнулся.

– Василия невозможно оставить одного, – продолжал он, – как только он остается один, рядом тут же появляется какая-нибудь тетка и отвлекает его от науки. У нас, понимаете ли, к сожалению, в НИИ в основном работают хлюпики, которые не нашли себя в другом месте, или старая гвардия типа меня. Зарплата тут небольшая, перспектив особых нет – всю практическую работу по проекту «ГЛОНАСС», в частности, выполняют в другом месте, туда люди и уходят. У нас тут тихое болотце и очень мало таких людей, как Юдин, который работает не за деньги, а оттого, что ему все это действительно интересно. А Вася к тому же красавец, здоровяк и человек искренний, хороший и благородный. Когда моя супруга попала на маршрутке в ДТП и ей понадобилась кровь, Юдин тут же поехал и сдал, сколько нужно. У него такая же группа, как у моей жены. И мне даже не пришлось его просить. Я до сих пор ему благодарен за это.

Ева на секунду закрыла глаза.

– И что, у него совсем нет недостатков? – скептически поднял бровь Чабрецов.

– Полно, – улыбнулся Копейкин. – В частности, он скандалист и очень обидчив.

– Что касается его личности и человеческих качеств, то тут все ясно, – сказала Ева. – Мы все же считаем, что Василия похитили из-за его научных разработок.

– А почему тогда не похитили меня? – спросил Копейкин. – Я же его начальник.

Чабрецов глубоко вздохнул. У них не было ни единой нити. Полный, беспросветный тупик!

– После того, как Василий пошел за печеньем, вы куда-то звонили, да? – спросил Рязанцев.

– Да. Сыну. У него недавно родилась вторая дочь, моя внучка, и я спрашивал, как чувствует себя мама малышки, моя невестка, и долго ли ей еще находиться в роддоме.

Копейкин вытащил телефон и протянул его полковнику. Тот кивнул, но телефон не взял.

– Спасибо, Леонид Николаевич, – сказал он, – мы вам верим. Вспомните, пожалуйста: кто, кроме вас, еще кому-нибудь звонил после ухода Василия?

– Сичкарь болтала с кем-то без умолку, Белобородов шептался, Степан звонил маме, Захарова тем временем набирала сообщение. Мне показалось, что Маргарита не хотела, чтобы Касьянов видел, что она что-то кому-то писала, но отнес это на счет их личной жизни. Мало ли какие сложности бывают в отношениях между мужчиной и женщиной и что они хотят друг от друга скрыть! Потом Степан сходил за чайником, мы достали из сейфа сушки и варенье, у нас еще оставалось в сейфе полбанки. Варенье абрикосовое, его в свое время принесла Захарова, когда пыталась продемонстрировать перед Степаном свои выдающиеся таланты кулинара. Мы пили чай, когда вы пришли, и оказалось, что Вася… что Васю…

– Спасибо, – вежливо сказал Рязанцев, – вы нам очень помогли. Пожалуйста, попросите зайти к нам Степана. И не уходите пока из отдела.

– Конечно, – кивнул Копейкин.

Он вышел. Через несколько секунд в лабораторию вошел Степан Касьянов.

Степан подвинул стул к стене, сел и облокотился на спинку.

– Простите, – сказал он, – я что-то неважно себя чувствую.

Мешки под глазами владельца компании «Лючок» были больше, чем обычно. Лицо его побледнело до синевы, лиловые жилки проступали сквозь тонкую кожу.

– Степан, мне очень жаль, – сказал Рязанцев, – буквально несколько вопросов, хорошо?

Касьянов махнул рукой и попытался улыбнуться.

– Не обращайте внимания, – сказал он, – у меня проблемы со здоровьем, вы же знаете.

В тут же секунду Степан повалился на пол. Глаза Касьянова закатились.

– Врача! – закричал Рязанцев, подхватывая обмякшее тело.

– Чем мы можем вам помочь, какие лекарства вы обычно принимаете? – спрашивала Ева упавшего Степана.

Касьянов пытался что-то сказать, но изо рта у него вылетало только нечленораздельное шипение.

– Только диализ, – сказал полковник, поддерживая Касьянова за голову, – и чем быстрее, тем лучше!

Степан закашлялся. Из его рта пошла пена. Он мотал головой и пытался что-то произнести.

– Что он хочет сказать? – в панике переспрашивала Ева. – Что?

В руку Степану вложили карандаш. Чабрецов подставил лист бумаги.

«ВА», – написал Касьянов и потерял сознание.

Ева и Рязанцев переглянулись. Ева смочила лицо Степана водой и принялась обмахивать его полотенцем.

– Я не знаю, что ему можно давать, – причитала Ершова, – и чем помочь!

– Скоро прибудут врачи. Только бы он не умер! – сказал Рязанцев, склонившись над Касьяновым, чье дыхание было быстрым и поверхностным.

Несколько минут спустя в комнату торопливо вошел Денис, а за ним – люди в белых халатах.

– У него почки, – пояснила Ева медикам, – ему плохо. Видимо, стресс сказался… Он все время на диализе.

Усатый врач, одетый в белый халат с логотипом страховой компании, распахнул металлический чемоданчик, полный медицинских инструментов.

– Сейчас я сделаю экспресс-анализы мочи и крови, – пояснил он, доставая катетер, – сразу станет ясно, в каком состоянии почки. Если что, компактный прибор для диализа уже в пути, он прибудет через пятнадцать минут. Кто его лечащий врач?

– Не знаю, – сказала Ева, – но мы сейчас позвоним его маме, и она мне скажет.

– Я уже звоню, – сказал Рязанцев, набирая номер Валентины Петровны.

В эту же секунду Степан открыл глаза и опять попытался что-то сказать. Он водил рукой в воздухе, пока Ева не дала ему лист и не поддержала ладонь, но не смог больше ничего написать, снова провалившись в беспамятство.

– Что он пытается нам сообщить? – нервничала Ева, обкусывая длинные ногти, наклеенные сегодня утром.

Лицо Степана было белым, как мел.

– Валентина Петровна, – сказал полковник в трубку, когда мать Касьянова ответила, – скажите, пожалуйста, кто является лечащим врачом вашего сына?

Повисла пауза.

– А что… случилось? – с усилием произнесла мама Степана. – Он… жив? У него же вроде ремиссия!

В голосе женщины послышались панические нотки.

– Это не почки, – прозвучал в комнате громовой голос врача. – Почки у него, конечно, в плохом состоянии, но не настолько, чтобы он терял сознание. Тут что-то другое! Симптомы напоминают пищевое отравление. Что он ел?

– Сушки. Чай. Варенье, – начала перечислять Ева.

Ершова и Рязанцев переглянулись. В лаборатории наступила полная тишина.

– «Ва» – значит «варенье», – сказала девушка.

Чабрецов схватил трубку и принялся звонить судмедэкспертам, врачи склонились над Степаном. Его тело сотрясали судороги. Ева выбежала в отдел.

– Никому не трогать посуду! – закричала она и осеклась.

Чашки, ложки и тарелки, стоявшие на столе, были тщательно вымыты и блестели в свете ламп.

– Да, я помыла посуду, – растерянно сказала Даша, – но я же не знала, что этого нельзя делать.

Ева схватилась руками за голову.

– Прости, я не знала, – повторила Гусева. – Не могу же я держать грязную посуду на столе. Еще, не дай бог, тараканы заведутся! И Алексей Михайлович, и Леонид Николаевич меня поддержали.

Ершова подошла к столу. Посреди чистой посуды стояла мытая литровая банка.

– Скажите, – обратилась к Еве Маргарита Захарова, – у кого это проблемы? К кому врачи пришли? Неужели к Степану?

На ее лице было написано мучительное волнение.

– Мы ему ничего о вас не говорили, – быстро сказала Ева Маргарите. – Да, он неважно себя чувствует. Но проблемы у него не на нервной почве и не из-за почек. Мы думаем, его отравили. Вареньем. Тем самым, которое было в этой банке!

Захарова охнула. Даша прижала руки к пышной груди. Брови Сичкарь поползли вверх.

– Вы шутите? – спросил из угла Белобородов. – Не может быть! Я тоже ел это варенье! Но я нормально себя чувствую.

Подошедший Копейкин нахмурился и с удивлением посмотрел сначала на банку, а потом на своих подчиненных.

– Вы много съели? – спросила Ева.

– Пару ложек, – ответил Алексей, подумав.

– А Степан сколько?

– Полбанки, – подсказала Сичкарь, – он, бедный, давился, морщился, но Маргарита на него так смотрела, что он уж постарался. Осилил много. И вот результат. А ведь у него почки слабые, не то что у вас, Алексей Михайлович.

Захарова, выйдя из ступора, кинулась к двери в лабораторию, но вовремя поставленная Евой подножка сбила ее с ног.

– Степа! – заголосила Маргарита, лежа на полу. – Я не виновата, я люблю тебя, Степа!

Дверь лаборатории отворилась, оттуда вышли два санитара с носилками. На них лежал Касьянов, на его лице была кислородная маска. Он мычал и беспокойно шевелил руками, словно хотел что-то сказать, но не мог.

– Степан, все будет хорошо, не нервничай, – сказал Рязанцев.

Руки его непроизвольно сжались в кулаки. Кто-то не только организовал похищение Юдина, но и отравил Касьянова! Невероятная, поразительная наглость! И это сделал кто-то из пятерых.

В отдел торопливо вошла Жанна в сопровождении химика и биолога.

– Что тут еще стряслось? – спросила женщина. – Отравление? Я не могу поверить!

– Я тоже, – искренне ответил Рязанцев. – Я тоже не могу поверить. Отрава была в этой вот банке.

Жанна подошла к вымытой посуде.

– Все, конечно, помыли, – хмыкнула она. – Никто и не сомневался. Но это не поможет, следы все равно остаются.

Полковник повернулся к Белобородову, Сичкарь, Копейкину, Захаровой и Гусевой.

– Вы все арестованы, – сказал он, – все пятеро! И в ваших же интересах признаться как можно быстрее. Я все равно узнаю правду, рано или поздно.

Сичкарь села на стул, на котором уже сидела час назад – до того, как Касьянову стало плохо. Четверо ее коллег находились в отделе под неусыпным наблюдением стражей порядка: спецназ под руководством Олега Склярова и наряд ОМОНа прибыли почти одновременно и не спускали с задержанных глаз. Полковник нервно ломал пальцы – в какой-то момент он подумал было, что похищение Юдина связано с банальной ревностью, но отравление Степана показало, что все гораздо серьезнее, чем казалось. И все равно, никакой логики в действиях преступника не просматривалось. Кто он? Что ему нужно? Зачем ему Вася? Чем помешал больной Касьянов?

– Если вы хотите знать правду, – звонко сказала Алена, выставив вперед свои большие зубы, – то это сделала Дашка. Я видела, как она что-то делала с вареньем. Это было еще вчера вечером! Я видела, как она туда лазила ложкой. Поди, подмешивала что-то!

– Расскажите, как это было. В подробностях, – попросил Чабрецов.

– Ну, я работала, чертила за столом, а Дашка крутилась у сейфа, что-то перекладывала, шуршала, я бросила туда взгляд, вижу – Гусева вынула банку, открыла и смотрит на нее. Мне это показалось странным. Потом она взяла ложку и поковыряла варенье. Больше я на нее не смотрела, мне чертеж надо было доделать, время поджимало. Но я думаю, – Алена подалась вперед, и ее большие зубы слегка клацнули, – что в засахаренное варенье просто так яд не насыпать, порошок сверху будет виден. Нужно обязательно перемешать, а оно же как каменное, сделать это непросто. Так что человек, перемешавший варенье, и есть отравитель!

Выражение лица ни у Чабрецова, ни у Рязанцева не изменилось, при этом они не могли не признать, что логика Алены безупречна. Без сомнения, она была умной девочкой.

– К тому же, – добавила Сичкарь, – никто лучше Дашки не знал, куда, когда и как ходит Юдин. Она все время была с ним вместе, но нападения почему-то происходили именно в те минуты, когда Дашки не было рядом! То она ушла с работы пораньше, то заглянула в магазин, то сидела в парикмахерской, то Василий один направился в туалет, то один – за печеньем. И каждый раз на него нападали. Это не случайно! А то, как она посуду бросилась мыть, вас не насторожило?

Ева обратила внимание, что лицо Алены, вполне цветущее и ухоженное, осунулось и приобрело землистый цвет. Вокруг глаз появились морщинки. Ершовой пришло в голову, что Сичкарь на самом деле старше, чем старается казаться.

– Я была влюблена в Васю, – сказала Алена. – И если вы подозреваете меня, то зря. Я никогда не причинила бы ему вреда. Меня зря арестовали. Это Дашка, я в десятый раз повторяю.

Сичкарь встала. Джинсовый пиджачок, еще недавно выглядевший свежим, помялся и потерял форму.

– Я рассказала все, что знала, – сказала девушка, – если вам еще что-то нужно, пожалуйста, спрашивайте, постараюсь ответить.

Сичкарь вышла.

Копейкин сел на стул и на мгновение задумался. Казалось, загадка интересует его не меньше, чем стражей порядка, сидевших в лаборатории.

– Я не знаю, что и сказать, – сказал он, – у меня нет никаких идей, кто и почему мог отравить Степана.

Профессор развел руками.

– И все же, – обратился к Копейкину Чабрецов, – расскажите о своих наблюдениях. Я понимаю, что вам неприятно быть стукачом, но в данном случае речь идет о жизни и смерти.

Копейкин откашлялся.

– Меня смутило, что Алексей Белобородов взял из банки с вареньем две маленькие ложечки и этим ограничился, – сказал профессор, – мне неприятно сексотить, но я вынужден это сказать. Обычно же Алексей Михайлович ест варенье так, что у него за ушами трещит. А сегодня он не проявил к варенью особого интереса. И это при том, что сушки были просто каменными. Опять же, мне неудобно оговаривать человека за его спиной. Но это единственное, что показалось мне странным.

– Вы сказали Даше, чтобы она помыла посуду?

– Я даже не знаю, – задумался профессор. – Гусева всегда моет посуду после чаепития. К тому же к ней стала приставать с какими-то расспросами Маргарита, а Даша, похоже, не хотела отвечать. У Захаровой, как вы знаете, совершенно не складывается личная жизнь, ей уже сорок, и она рада и такому поклоннику.

Чабрецов хмыкнул.

– Я имею в виду, – виновато сказал профессор, – что этот поклонник тяжело болен. Хотя, конечно, у него есть и плюсы – он не женат, у него есть свой бизнес, и он из хорошей семьи.

Копейкин замолчал.

– Так вы думаете, Белобородов знал, что варенье отравлено? – спросил Рязанцев.

– Нет, ни в коем случае, я никого не подозреваю, – замахал руками профессор. – Может, он просто почувствовал посторонний вкус, поэтому и не стал есть так много, как обычно.

– Ваши родители погибли в фашистском гетто? – спросил Чабрецов.

Копейкин опешил.

– Да, – сказал он после небольшой паузы. – Но я не понимаю, к чему…

– Мы просто прорабатываем все версии, – ответил Чабрецов.

Леонид Николаевич рассмеялся.

– Я не думаю, что предки Юдина были среди фашистских прихвостней, из-за которых погибли мои родители, – сказал он, – к тому же Вася по своей сути демократ и либерал. Я понимаю, что у вас нет версий, но уверяю вас, к событиям Второй мировой войны все происходящее отношения не имеет.

– А к чему имеет? – спросил Денис.

Копейкин подался вперед.

– Я много думал об этом, – тихо сказал он, – и подозреваю, что Васю могли похитить для того, чтобы он решил террористам какую-то научную проблему. Его поместят в секретную подземную лабораторию и поставят перед ним задачу. Юдин ее решит, после чего его убьют. Ведь не секрет, что наш прибор, тот самый, что Вася все время носил с собой, может использоваться для наведения на цель ракет с ядерными боеголовками. Мы разрабатывали этот прибор исключительно для мирного применения, но переделать его для военных целей совсем нетрудно.

«Система наведения крылатых ракет, – подумал про себя полковник, – вот оно что! Что же вы все раньше молчали! Еще этого нам не хватало!»

Денис посмотрел на лист бумаги, лежащий на столе.

Маргарита Захарова, Алена Сичкарь, Даша Гусева, Леонид Николаевич Копейкин, Алексей Михайлович Белобородов. Кто-то из них.