Текст книги "Игра в пятнашки (сборник)"

После гибели миссис Яффе догадка обратилась в уверенность. Убийца украл ключи из ее сумочки тем вечером здесь. И, насколько я знал, больше ни у кого из присутствовавших не имелось мотивов, чтобы разделаться с миссис Яффе. Противоречие разрешилось. Миссис Яффе поняла, что человек, называющий себя Эриком Хэем, не имеет ничего общего с тем мужчиной, чью фотографию шесть лет назад ей прислала подруга. Она не разоблачила самозванца, потому что это было не в ее правилах.

Сара Яффе довольно откровенно раскрыла свой характер перед мистером Гудвином. Она избегала любых конфликтов, ни с кем не связывалась и ни во что не вмешивалась. Никогда не посещала собрания акционеров корпорации, чьи дивиденды служили ей единственным источником доходов. И сюда пришла в четверг поддержать судебный иск только потому, что оказалась в огромном долгу перед мистером Гудвином.

Нет, она не разоблачила самозванца, но, несомненно, дала ему понять, что знает: он вовсе не Эрик Хэй. Может, просто как-то не так на него посмотрела или же задала наивный, выдающий ее с головой вопрос. Как бы то ни было, он понял, что женщина представляет для него смертельную опасность, и отреагировал быстро и дерзко… и не без ловкости, украв из ее сумочки ключи. Нет, халтурщиком его не назовешь, но…

Тут Вульфа перебили – это заговорил «Росинка» Ирби, затараторил четко и громко, без всякого елея:

– Прошу занести в протокол, что не имел ни…

– Молчать! – рявкнул на него Кремер.

– Но я хочу…

– Вы получите, что хотите. Вручу лично.

Вульф поинтересовался:

– Так я закончу?

– Да.

– Как уже говорил, я встал с постели и сел в кресло. Поразмыслив, я заключил, что моя гипотеза получила жестокое, трагическое и полное подтверждение. Я не позвонил в вашу контору, мистер Кремер, в силу ряда причин. Не в моем обычае добровольно приносить в дар полиции плоды моего интеллекта. К тому же я имел личный интерес в деле. И наконец, зная, какой ущерб понесла самооценка мистера Гудвина, я подумал, что ему пойдет на пользу, если убийцу поймаем мы, а не вы. И все-таки, получив печальное известие от мистера Гудвина, один телефонный звонок я сделал. Но не вам. В три часа ночи мне удалось дозвониться в Каракас до человека, с которым я немного знаком и которому в разумных пределах могу доверять. Спустя пять часов он перезвонил мне и сообщил, что Эрик Хэй в Каракасе недавно и, скорее всего, никаких связей там не имеет.

– Это и я мог бы вам сказать, – проворчал Кремер. – Он прожил два месяца в гостинице «Ориноко».

– Жаль, что я не спросил вас, сэкономил бы двадцать долларов. Ожидая ответа из Каракаса, я позвонил Солу Пензеру. Он приехал и позавтракал со мной, а я снабдил его деньгами из своего неприкосновенного запаса. От меня он двинулся в редакцию газеты, где раздобыл фотографии человека, именующего себя Эриком Хэем, а оттуда отправился в Айдлуайлдский аэропорт. В десять часов он сел на самолет, отбывающий в Южную Америку.

– Только не в Каракас, – перебил его Пэрли Стеббинс. Он все так же стоял с револьвером в руке. – Не в десять часов.

– Он полетел не в Каракас. В Кахамарку, Перу. Документ, подписанный Присциллой Идз, был составлен именно там. В Кахамарке мистер Пензер разыскал людей, знавших Хэя, и двоих, которые помнили также миссис Хэй. Выяснилось, во-первых, что Хэй – профессиональный игрок, во-вторых, что его не видели в Кахамарке уже три года и, в-третьих, что на предъявленной фотографии запечатлен совсем другой человек. Мистер Пензер полетел в Лиму, при помощи средства, применяемого и в нашем городе, привлек к делу полицию и за двенадцать часов собрал достаточно сведений, чтобы позвонить мне. Ему удалось узнать… Расскажи сам, Сол. Вкратце.

Пензер заговорил чуть громче обычного, потому что на основную массу слушателей не смотрел. Он не сводил глаз с Эрика Хэя и упускать его из виду явно не собирался.

– Эрика Хэя в полиции хорошо знали, – начал он. – Хэй уже много лет играл по всему побережью. Насколько им было известно, он посещал Штаты лишь дважды. Один раз ненадолго наведался в Лос-Анджелес, другой визит нанес в Новый Орлеан, откуда вернулся с новобрачной, богатой американкой. О документе, подписанном его женой и предоставляющем ему право на половину ее собственности, знали многие. Хэй показывал его повсюду и похвалялся им. Утверждал, будто она сама так решила, а он слишком благороден, чтобы жить за счет женщины, и хранит бумагу только в качестве сувенира. И меня уверяли, что он не бравировал, именно таким и был. Я не смог в этом убедиться, потому что он мертв. Три месяца назад, девятнадцатого марта, он попал под снежную лавину в горах. И никто не знает, что́ произошло с документом.

Сол прочистил глотку. Он всегда немного сипит.

– Человек, чьи снимки я взял с собой, тот, на которого я сейчас смотрю, зовется Зигфридом Мюкке. В Лиме его опознали по фотографии двадцать шесть свидетелей. Впервые он всплыл там два года назад, но откуда явился, никто не знает. Он тоже профессиональный игрок и на этой почве близко сошелся с Хэем. И он был вместе с Хэем в горах – они на пару облегчали там карманы курортников, – когда Хэй погиб под лавиной. После смерти Хэя Зигфрида Мюкке в Лиме больше не видели. Нужны еще подробности?

– Не сейчас, Сол, – ответил Вульф.

Пэрли Стеббинс решил сменить позицию. Он прошел перед Хелмаром, между Брукером и Квестом, обогнул меня и встал прямо за спиной Зигфрида Мюкке. В общей сложности за этим типом теперь присматривали трое: Сол слева, Пэрли сзади и я справа.

Вульф продолжил:

– Конечно, приготовления мистера Мюкке к операции, переезд из Анд в Каракас, где не знали ни его, ни мистера Хэя, можно отследить. В Каракасе он подобрал адвоката – вероятно, с надлежащей осмотрительностью – и решил заявить свои претензии письмом… Не к бывшей миссис Хэй, но к попечителю ее собственности, мистеру Хелмару. В какой-то момент он пришел к выводу, что судебное разбирательство потребует его присутствия в Нью-Йорке и, естественно, его планы потерпят крах, достаточно будет мисс Идз или миссис Фомос взглянуть на него. Лишь одно позволяло разрешить подобную трудность: они должны были умереть.

– Но только после тридцатого июня, – вставил Боуэн.

Вульф кивнул:

– Да, тут нестыковка, но вполне объяснимая. Глядя на его лицо, как будто скованное параличом, я сомневаюсь, что он в состоянии внести ясность в данный вопрос. По крайней мере, сейчас. Могу предположить, что его встревожило и подтолкнуло к действиям некое происшествие. А может, он просто не знал, что, если мисс Идз умрет до тридцатого июня, пакет акций «Софтдауна», основная часть ее состояния, отойдет к другим лицам. Полагаю, последнее наиболее вероятно, поскольку через мистера Ирби ему предлагали сто тысяч долларов отступных, а он даже не стал это обсуждать.

Вскоре должно выясниться и другое, вне зависимости от того, пойдет мистер Мюкке на сотрудничество со следствием или же нет. Организовал он убийства мисс Идз и миссис Фомос или же совершил их собственноручно? Наверняка и в Каракасе, и среди персонала авиакомпании найдутся свидетели, которые помогут это установить. Думаю, выяснится, что он сам совершил оба убийства. Не составит труда найти подтверждения тому, что он уже прилетал в Нью-Йорк и во вторник вылетел отсюда в Каракас, чтобы в среду переговорить по телефону с мистером Ирби. И в ту же среду, днем или вечером, он должен был покинуть Каракас, чтобы вернуться в Нью-Йорк в четверг, как и поступил, по имеющимся у нас сведениям.

Вульф остановил взгляд на Мюкке и впервые обратился к нему:

– Лично у меня, мистер Мюкке, не остается никаких сомнений. Вы задали себе образец и следовали ему с тупым постоянством. Вы подстерегли миссис Яффе, ударили и задушили ее в точности так же, как мисс Идз, а ранее миссис Фомос. Я сказал, что вы не халтурщик, но правда заключается… Арчи!

Я уже имел случай убедиться, что при желании Фомос проявляет поразительное проворство. Когда он захлопнул дверь у меня перед носом. Он выскочил из-за шкафа и, словно летающая тарелка, ринулся через комнату к нашей маленькой группе. Очевидно, намеревался разделаться с Мюкке голыми руками, в отместку за то, что самозванец сотворил с миссис Фомос. В тот момент я не имел времени анализировать чьи-либо побуждения, включая свои собственные. Теперь, на досуге, такая возможность у меня появилась, и я готов изложить свои выводы.

Самое худшее, что мог сделать Энди Фомос, это немного подпортить Мюкке внешность. И вот вам вопрос: почему я решил ему помешать? Почему не отступил в сторонку, не блокировал Пэрли? Почему, улучив момент, врезал Энди в его железную челюсть, да так, что он, пролетев по воздуху, растянулся на полу, а запястье мое ныло и костяшки заживали еще неделю? Ответ прост: прикоснись я к Мюкке хоть пальцем, точно убил бы его. А мне было просто необходимо хоть на ком-то или чем-то отвести душу, и Энди Фомос – да благословенны будут его сто девяносто фунтов, вполне удовлетворившие эту потребность, – предоставил мне такой шанс.

А потом подбежал Кремер, следом подскочил Скиннер, и я отошел в сторонку, чтобы освободить им место, стоял и слизывал кровь с костяшек, глядя, как Пэрли надевает наручники на Зигфрида Мюкке.

Убийство полицейского

Глава первая

В то утро, когда я подходил по Западной Тридцать пятой улице к крыльцу облицованного бурым песчаником старого особняка Ниро Вульфа, у меня имелось несколько причин испытывать довольство жизнью. Денек обещал быть солнечным. Новенькие туфли после трехмильной прогулки ничуть не натерли ноги. С запутанным делом, которое мы расследовали по просьбе важного клиента, было покончено, и я только что положил на счет Вульфа в банке пятизначную сумму.

Шагах в пяти от крыльца я заметил на тротуаре через улицу двух человек, мужчину и женщину. Они таращились то ли на крыльцо, то ли на меня, а может, на все сразу. Пускай эта парочка зевак и не ставила нас на одну доску с Белым домом, недооценивать подобное внимание все же не стоило.

Эта мысль воодушевила меня еще больше. Однако, снова взглянув на пару, я понял, что видел ее прежде. Но где? Вместо того чтобы подняться по ступенькам, я повернулся к ним – как раз когда они вышли на проезжую часть и двинулись в мою сторону.

– Мистер Гудвин, – обратилась ко мне женщина каким-то сдавленным шепотом, так что я едва ее расслышал.

Она была светлокожей и голубоглазой, довольно молодой, вполне ничего себе на вид, изящной даже в синем фабричного пошива пальто. Насколько она была светлой, настолько же мужчина был темным, и крупнее ее он не казался. Своеобразие его лицу придавал кривоватый, свернутый чуть влево нос и широкий рот с толстыми губами. Не узнал же я его сразу по той причине, что никогда прежде не видел в шляпе. Передо мной стоял гардеробщик из парикмахерской, клиентом которой я являлся.

– А, это ты, Карл…

– Можно нам войти с вами? – спросила женщина тем же сдавленным шепотом.

Тут-то я признал и ее. Она работала в той же парикмахерской, маникюршей. Я никогда не пользовался ее услугами, поскольку своими ногтями занимаюсь сам, но неоднократно видел женщину там и даже знал, что ее зовут Тина.

С высоты своего роста я оглядел гладкое бледное личико с острым подбородком, и выражение его мне не понравилось. Я перевел взгляд на Карла: он выглядел еще хуже.

– В чем дело? – поинтересовался я, пожалуй несколько грубовато. – Неприятности?

– Пожалуйста, не здесь, – взмолилась Тина. Она быстро огляделась по сторонам и снова устремила умоляющий взгляд на меня. – Мы только набрались храбрости подойти к двери, как появились вы. Стояли и думали, в какую дверь звонить, подвальную и парадную. Пожалуйста, можно нам войти?

Это не входило в мои планы. Я рассчитывал управиться с кое-какими мелочами по хозяйству, прежде чем Вульф в одиннадцать часов спустится из оранжереи. Вряд ли их визит сулил нам какую-либо прибыль.

– Вы как-то сказали, – едва ли не прохныкал Карл, – что человеку в опасности достаточно лишь упомянуть ваше имя.

– А, ерунда. То была всего лишь шутка. Я вообще слишком много болтаю. – Однако слова его достигли цели. – Ладно, заходите и рассказывайте, что́ у вас там случилось.

Я повел их по ступенькам и своим ключом открыл входную дверь. Внутри первая дверь с левой стороны длинной и широкой прихожей вела в комнату, которую мы называли гостиной. Пользовались ею мы не очень часто. Я направился туда, решив покончить там со свалившимся на меня делом, однако гостиную как раз прибирал Фриц, так что мы двинулись дальше, в кабинет. Переставив пару кресел, чтобы гости оказались лицом ко мне, я уселся за свой стол и нетерпеливо кивнул им. Тина, прежде чем занять свое место, быстро огляделась.

– Какая милая и безопасная комната, – промолвила она, – для вас и мистера Вульфа, двух таких великих людей.

– Это он великий, – возразил я, – а я так, мальчик на побегушках. Так что там насчет опасности?

– Мы любим вашу страну, – провозгласил Карл.

Внезапно он задрожал. Сначала дрожь охватила пальцы, потом руки и плечи, и вот уже его колотило всего. Тина метнула в него тревожный взгляд, поспешно поднялась, схватила Карла за локти и затрясла, отнюдь не вкладывая в это нежности и одновременно выговаривая ему на непонятном мне языке. Он что-то промямлил в ответ, потом слова его зазвучали тверже, и через какое-то время он перестал трястись совсем, а Тина вернулась в свое кресло.

– Да, мы любим вашу страну, – подтвердила она.

Я кивнул:

– Подождите, пока не повидаете Чилликотти, в Огайо, где я родился. Вот тогда вы ее действительно полюбите. Как далеко на запад вы забирались – до Десятой авеню?

– Не думаю, – усомнилась Тина. – Может, до Восьмой. Но именно это мы и хотим сделать – отправиться на запад.

Она решила, что поможет делу, если немного меня развеселит, но особого успеха в этом не достигла.

– Ведь на восток двинуться мы не можем, правда? Там же океан.

Она открыла синюю кожаную сумочку и тут же извлекла из нее что-то, не копаясь и не перебирая содержимого.

– Но видите ли, мы не знаем, куда ехать. Может, как раз в Огайо? У меня есть пятьдесят долларов.

– Должно хватить, – отозвался я.

Она покачала головой:

– Ах нет. Пятьдесят долларов – это вам. Вам известна наша фамилия – Вардас? Вам известно, что мы женаты? Так что никаких оскорблений морали. Мы очень серьезно относимся к подобным вещам. Единственное, чего мы хотим, это работать и жить вместе. Карл и я. И мы думаем…

Услышав незадолго до того громыхание лифта, в котором Вульф спускался из оранжереи на крыше, я понял, что сейчас нас прервут, но позволил ей продолжать. Теперь она умолкла сама, вспугнутая тяжелыми шагами Вульфа, который собственной персоной возник в дверях. Карл и Тина вскочили. Удостоив их лишь быстрым взглядом, Вульф сделал пару шагов, но внезапно остановился и хмуро уставился на меня.

– Не стал сообщать вам, что у нас посетители, – бодро возвестил я, – поскольку знал, что вы все равно скоро спуститесь. Вы ведь помните Карла, из парикмахерской? И Тину вы тоже там видели. Все в порядке, они женаты. Они всего лишь заглянули купить на пятьдесят баксов…

Не ответив ни слова и даже не кивнув, Вульф развернул всю свою седьмую часть тонны и удалился в направлении кухни дальше по коридору. Чета Вардас секунду-другую созерцала опустевший дверной проем, а затем воззрилась на меня.

– Садитесь, – призвал я их. – Как вы и сказали, он великий человек. Он рассердился, потому что я не предупредил его о вашем приходе. Он как раз собирался усесться за стол, – я махнул рукой в направлении оного, – позвонить, чтобы несли пива, и расслабиться. Он и пальцем не пошевелит ради пятидесяти долларов. Может, я тоже, но давайте посмотрим. – Я взглянул на Тину, вновь примостившуюся на краешке кресла. – Так вы говорили…

– Мы не хотим, чтобы мистер Вульф сердился на нас, – горестно отозвалась она.

– Забудьте. Он сердится только на меня, это у него хроническое. Так зачем вы думали поехать в Огайо?

– Может, не в Огайо, – попыталась она вновь улыбнуться. – Как я сказала, мы любим вашу страну и хотим уехать как можно дальше. Нам бы хотелось оказаться в самом ее сердце. Не могли бы вы подсказать, куда нам лучше направиться, и помочь…

– Нет-нет, – резко перебил я ее. – Давайте-ка начнем сызнова. Вы только взгляните на себя. Вы же оба перепуганы до смерти. О какой опасности толковал Карл?

– Не думаю, – возразила она, – что это что-либо изменит…

– Это бессмысленно, – резко вставил Карл.

У него опять затряслись руки, но он тут же вцепился в сиденье, и дрожь прекратилась. Его темные глаза устремились на меня.

– Я познакомился с Тиной, – заговорил он тихо и твердо, стараясь сдержать нахлынувшие чувства, – три года назад в концентрационном лагере в России. Если хотите, я расскажу вам, почему нас никогда не выпустили бы оттуда живыми, хоть через сто лет. Но я предпочел бы не распространяться на эту тему. Меня бросает в дрожь при одной лишь мысли об этом. Я стараюсь научиться вести себя так, чтобы избавиться от этого.

Я согласился:

– Отложим это до тех пор, пока ты не перестанешь трястись. Но вам все-таки удалось выбраться оттуда живыми?

– Понятное дело. Мы же здесь. – В его ровном голосе прозвучали торжествующие нотки. – Хотя об этом я тоже не буду рассказывать. Нас считают мертвыми. Конечно, у нас была другая фамилия, не Вардас. Эту мы взяли позже, когда поженились в Стамбуле. Когда нам это удалось…

– Не называй никаких мест, – отчитала его Тина. – Никаких мест и никаких имен.

– Ты совершенно права, – согласился Карл и сообщил мне: – Это был не Стамбул.

Я кивнул:

– Конечно не Стамбул. Вам пришлось бы плыть. Вы поженились, и это главное.

– Да. Потом, позже, нас чуть не поймали снова. Нас вправду было поймали, но…

– Нет! – категорично оборвала его Тина.

– Совершенно верно, Тина. Ты права. Нас много куда забрасывало, и в свое время неким образом мы пересекли океан. Мы изо всех сил старались попасть сюда законным путем, но это оказалось совершенно невозможно. Когда же нам удалось добраться до Нью-Йорка, это произошло скорее по случайности… Нет, этого я не говорил. Обойдусь даже без таких подробностей. Скажу лишь только, что мы попали в Нью-Йорк. Поначалу было очень тяжело, но вот уже около года, как мы получили работу в парикмахерской, и жизнь стала такой чудесной и приятной, что мы снова почти пришли в себя. А что мы едим! Мы даже скопили немного деньжат! У нас…

– Пятьдесят долларов, – вставила Тина поспешно.

– Совершенно верно, – опять согласился Карл. – Пятьдесят американских долларов. Могу с уверенностью сказать, что мы были бы здоровы и счастливы, как даже и не мечтали три года назад, если бы не опасность. Она заключается в том, что мы нарушили ваши законы. Не отрицаю, это хорошие законы, но подчиниться им нам не представлялось возможным. Мы не можем чувствовать себя счастливыми, когда знаем, что в каждую минуту к нам могут прийти и спросить, как мы здесь оказались. Прошла минута, и все в порядке, никто ничего не спросил. Но за ней ведь следует другая. Каждый день состоит из таких вот минут, и их так много. Нам удалось выяснить, как с нами поступят. И нам ли не знать, куда нас отправят? И мы точно знаем, что́ с нами там сделают. Я не удивлюсь, если вызвал у вас глубокое презрение, когда вот так вот задрожал у вас на глазах. Однако мне думается, чтобы до конца понять наше положение, нужно в нем оказаться. Как я. Как Тина. Я вовсе не говорю, что и вы бы дрожали, как я. Вот Тина ведь совсем не дрожит. И все же, думаю, на вас бы это тоже могло отразиться, как-нибудь по-другому, – то, что вы не особенно счастливы.

– Ага, могло бы, – согласился я и посмотрел на Тину. Но от выражения ее лица мне стало несколько неуютно, и я снова перевел взгляд на Карла. – Но если бы я пытался найти выход из положения, сомневаюсь, что выложил бы все это парню по имени Арчи Гудвин только потому, что он ходит в парикмахерскую, где я работаю. Вдруг окажется, что он помешан на законах, которые вы нарушили? Да и потом, в Огайо минуты будут так же сменять друг друга, как и в Нью-Йорке.

– Есть же пятьдесят долларов.

Карл протянул ко мне руки, которые на этот раз не дрожали.

Тина нетерпеливо отмахнулась.

– Это сущие гроши для вас, – сказала она, и впервые в словах ее прозвучала горечь. – Мы знаем, что гроши. Но возникла опасность. И нам нужно спросить у кого-нибудь, куда теперь уехать. Этим утром в парикмахерскую приходил человек и задавал вопросы. Представитель власти! Полицейский!

– Хм. – Я поочередно окинул их взглядом. – Это другое дело. Полицейский в форме?

– Нет, в гражданском, но он показал нам удостоверение в обложке, Нью-Йоркское полицейское управление. Там значилось его имя – Джейкоб Валлен.

– Когда именно утром?

– В самом начале десятого, вскоре после открытия парикмахерской. Сначала он поговорил с мистером Фиклером, владельцем. Мистер Фиклер отвел его за перегородку в мою кабинку, где я занимаюсь с клиентами после парикмахера или когда им нужен только маникюр. Я была уже там, раскладывала свои инструменты. Он сел, достал блокнот и стал задавать вопросы. А потом он…

– Какие вопросы?

– Все обо мне. Имя, где живу, откуда родом, как долго здесь работаю, все в таком духе, а потом о прошлом вечере: где я была и что делала прошлым вечером.

– А он не говорил, почему его интересует прошлый вечер?

– Нет. Только задавал вопросы.

– И о какой части вчерашнего вечера он спрашивал? Или обо всем?

– Начиная с того, как парикмахерская закрывается в половине седьмого.

– И что же, вы ему сказали, откуда приехали?

– Я сказала, что мы с Карлом – иммигранты из Италии. Именно так мы давно и решили всем говорить. Что-то да приходится говорить, когда спрашивают из любопытства.

– Да уж, приходится. Он просил показать ваши документы?

– Нет. Но в следующий раз попросит. – Она стиснула зубы. – Нам нельзя возвращаться. Мы должны покинуть Нью-Йорк сегодня… Немедленно.

– О чем он еще спрашивал?

– Больше ни о чем. В основном о прошлом вечере.

– А потом что? Карла он тоже допрашивал?

– Да, но не сразу после меня. Он отпустил меня. И мистер Фиклер отправил к нему в кабинку Филипа. А когда Филип вышел, послал туда Карла, а после него – Джимми. Джимми все еще сидел у него в кабинке, когда я пришла к Карлу в гардероб. И мы согласились, что нам нужно бежать. Мы дождались, пока мистер Фиклер не отправится зачем-то в заднюю часть парикмахерской, и сразу же ушли. Добрались до своей комнаты в Ист-Сайде, собрали вещи и бросились на Центральный вокзал. И только потом мы поняли, что совсем не знаем, куда ехать, и можем допустить какую-нибудь ужасную ошибку. И на вокзале мы все обсудили. Мы решили, что коли за нами охотится полиция, то хуже уже не будет. Но мы не особо уверены в тех, с кем познакомились в Нью-Йорке. Вот и подумали, что лучше всего будет пойти к вам и заплатить, чтобы вы нам помогли. Ведь вы профессиональный детектив. К тому же Карлу вы нравитесь больше всех остальных клиентов. Вы даете ему на чай только десять центов, так что дело не в этом. Я сама обратила на вас внимание. На то, как вы выглядите. Вы выглядите как человек, который тоже нарушил бы закон… если бы пришлось.

Я внимательно посмотрел на нее, не без подозрения. Но если она и пыталась умаслить меня, то по виду ее этого заметно не было. В голубых глазах застыл лишь страх, обративший их в бегство, да надежда на меня, в которую они с таким отчаянием вцепились.

Я перевел взгляд на Карла. Страх в нем тоже читался, но вот надежда не проглядывала. Он все так же сидел, словно окаменев, без признаков дрожи. И я подумал, что его, пожалуй, не удивило бы, подними я вдруг трубку и вызови копов. Либо ему было мужества не занимать, либо же мужества у него не осталось вовсе.

Я почувствовал раздражение.

– Черт побери, – вырвалось у меня, – вы только сами все испортили. Ну зачем вы сбежали? Выдали себя с головой. Он ведь допрашивал и остальных. И больше всего его интересовал прошлый вечер. Что насчет вечера? Чем вы занимались? Еще какие-нибудь законы нарушали?

Они заговорили оба сразу, но Тина уступила. Карл заявил, что нет, не нарушали. После работы сразу же пошли домой и, как обычно, поужинали у себя в комнате. Тина постирала, а он почитал книгу. Около девяти они отправились на прогулку и до половины одиннадцатого вернулись и легли спать.

Мое раздражение выросло еще больше.

– Ну точно испортили, – объявил я. – Если вы ничего не натворили прошлым вечером, зачем сбежали? В голове-то у вас небось что-то имеется, иначе бы не выжили и не добрались до наших краев. Что, сложно было мозгами пошевелить?

Карл улыбнулся мне. Вправду улыбнулся. Вот только ответить ему тем же мне не захотелось.

– Задающий вопросы полицейский, – произнес он своим прежним, ровным голосом, – на разных людей действует по-разному. Если вы живете в стране вроде вашей и ни в чем не виноваты, то вместе с вами ему отвечает весь народ вашей страны. И так бывает, даже когда вы не дома… В особенности когда вы не дома. Но у нас с Тиной нет своей страны, никакой. Та, откуда мы родом, уже и не страна вовсе. Просто место, где только и можно делать, что ждать смерти. Хотя, если нас отправят назад, ждать нам не придется. Два одиноких человека без родины нигде на свете не смогут спокойно отвечать на вопросы полицейского. Чтобы спокойно разговаривать с полицейским, нужно иметь за своей спиной целую страну, а у Тины и меня… У нас ее нет.

– Видите, – поддержала его Тина. – Вот, возьмите.

Она встала и подошла ко мне, протягивая деньги:

– Возьмите, мистер Гудвин! Просто скажите, куда нам ехать. Нам поможет любая мелочь…

– И еще мы подумали, – добавил Карл, без особой надежды впрочем, – что вы могли бы снабдить нас письмом к какому-нибудь вашему другу. Может, в этом самом Огайо… Не то что мы многого ожидаем за пятьдесят долларов…

Я глядел на них, стиснув зубы. Все равно утро пошло коту под хвост. Вульф разозлился, никаких дел мне сделать не удалось. Я повернулся за столом и снял трубку. Любой из трех-четырех городских полицейских наверняка сможет выяснить для меня, что за задание выполнял детектив по фамилии Валлен в парикмахерской «Золотарник», если только оно не было каким-то особо важным и секретным.

Но стоило мне положить палец на диск, как меня охватили сомнения. В итоге я вернул трубку на рычаг. Окажись дело серьезным, к нам тут же устремятся полицейские машины. А мы с Вульфом испытываем стойкое предубеждение против полицейских, вытаскивающих людей из его кабинета, кем бы те ни были, если только сами не приготовились сдать посетителей копам. Так что я снова повернулся к этим двоим. Карл хмуро поглядывал на меня, покачивая головой. Тина вся напряглась. Она все так же сжимала в руке деньги.

– Это глупо, – резюмировал я. – Если они и вправду пришли за вами, вы только выкинете деньги на дорогу до Огайо или куда угодно. Приберегите их для адвоката. Мне придется сходить туда и выяснить, в чем дело.

Я встал, подошел к звуконепроницаемой двери в гостиную и открыл ее:

– Вы можете подождать здесь. Сюда, пожалуйста.

– Мы пойдем, – ответила Тина, снова перейдя на сдавленный шепот. – Больше мы вас не побеспокоим. Пойдем, Карл…

– Бросьте, – оборвал я ее. – Если за этим стоит нечто большее, чем мелкая кража, вас все равно повяжут как пить дать. Сегодня у меня в планах значится нарушение закона, и я скоро вернусь. Давайте посидите здесь, и советую не сбегать.

Они переглянулись.

– Он мне нравится, – только и сказал Карл.

Тина двинулась в гостиную, Карл последовал за ней.

Я велел им сесть, расслабиться и не тревожиться понапрасну, закрыл дверь и прошел на кухню, где за дальним концом длинного стола сидел Вульф и потягивал пиво. Я доложил:

– Пришел чек от Пендекстера, я депонировал его в банке. Эта парочка иностранцев сама себя втянула в историю. Я отвел их в гостиную и велел дожидаться моего возвращения.

– Куда ты собрался? – хмуро спросил он.

– Небольшая детективная работа. Не по вашей части. Я отлучусь ненадолго. Можете высчитать у меня из жалованья деньги за впустую потраченное время.

И с этим я удалился.