Текст книги "Династия. Семь обретенных Я"

Натали Песня о счастье

Когда что-нибудь сильно захочешь, вся Вселенная будет способствовать, чтобы желание сбылось.

Пауло Коэльо, «Алхимик»

После бала

Заржавевшее колесо Фортуны, действительно, повернулось. А сама жизнь затрепетала вдруг большим Алым парусом. Сон?

Но вот они, исчерканные листы с чудо-компасом, где сверху тот, что исписан уже дома. Мое «Я» – на Востоке, а рядом, у других сторон Света, проклевываются, зреют, цветут, рассказывают о себе обретенные и обретаемые мои «Семь Я».

Сколько раз за волшебную неделю прозрения хотелось подпрыгнуть от радости и запеть! Как в детстве. Разрозненные куплеты сложились в забытую песнь восторга…

За неделю до бала

Куплет 1

 
Знаю, это невозможно —
Реки вспять не повернуть,
Но звездой звенит надежда,
Что отыщешь ты свой путь…
Путь, тропинку иль канал ли,
Путь от топи до земли,
От Созвездия Менялы
До Созвездия Любви…[4]4
  Здесь и далее куплеты из песен Карины Тальвердиевой (полную версию см. в «Музыкальных иллюстрациях»).


[Закрыть]
 

Свершилось! И тут же к зеркалу – смотришь на себя, как впервые. На мне настоящее бальное платье… Куплено за гораздо меньшую сумму, зато… хватило на костюм деду. И к чему мне неподражаемое платье, если в этом – неподражаема я!

Жаль, не взяла номер телефона Арсения: дедуня идти на бал отказался. «Добрый повод еще будет», – со значением произнес он.

Свершилось! И боль от щипка приводит в восторг – не сон! И пленяют звезды в глазах и нестираемое счастье в рисунке дрожащих губ: «Это – я?!»

Великолепную «удочку» вручил мне Мармаров!

Поначалу деда насторожило мое выражение лица, потом удивило, но следом, разумеется, растрогало. Я впервые за много лет (сама!) растормошила его вопросами – о его детстве, юности и мечтах. А когда, затаив дыхание, спросила, помнит ли он своих деда и бабушку, он опешил. Моя вина, знаю – моя… Что ж, я заварила его любимый жасминовый чай, выложила галеты и обожаемые им шоколадные батончики. И… похвасталась пригласительным. На бал.

Так, прихлебывая чай и время от времени макая в него галеты, слово за словом, он повел свой рассказ… Я слушала, примеряя судьбу своих неведомых прежде «Я».

– Дедушку звали Осип… В 1881 он родился. Легко запомнить! – воодушевился дедуня моим вниманием. – Тогда же родился твой любимый Цвейг и умер Достоевский…

– Постой! В 1881 Александра II убили террористы…

– А в США после покушения не стало 20-го президента, – прищурился дед в ожидании моего паса на поле исторических параллелей.

– А в каком году мой пра-прадед женился? – вновь удивила я его.

– В тот самый год наконец-то родился наследник престола…

– Царевич Алексей! – опередила его я. – 1904… А когда родился ты?..

– О-хо-хо, рассмешила… Ну, про предков наших вспомнила – понятно. Основательно к королевской викторине готовишься. История как-никак. А я-то – не такой уж и древний – при советской власти родился, в тридцать седьмом… Кстати, о викторине… Платье новое будем покупать? – разбежались к вискам ласковые морщинки.

Возликовав, я постаралась побольше узнать о своем альтер-эго.

– Ты помнишь своего деда?..

– Не очень-то мы с ним ладили. Характер у него был своевольный, мой отец перед ним навытяжку стоял. Лишь мама находила общий язык. Свою половину он встретил на балу. Влюбился. Спустя неделю сватов послал… Так принято было, Ната. – И не встретив ожидаемой иронии, добавил:

– Добрый обычай…

Какая еще ирония! Я бросилась ему на шею: «На балу, на балу! Он встретил ее на балу…» – пело сердце. Колесо Фортуны медленно поворачивалось.

– А какая была она, моя прапрабабушка? – Проекция на мою «половину», суженого моего, интересовала не меньше.

– Она была кареглаза, круглолица, статью справна… Словом, столичная штучка…. Были же фотографии… Выбросила?! Все для вас хлам, все лишнее…

– Ну, деда… Дальше!

– Твой прапрадед – горяч, чернобров, а глаза – как небо в летнюю грозу. Ты в него пошла, Ната, – ласково прищурился дед. – И вот после первого же тура вальса он подвел ее к окну. Там, за портьерой, был приготовлен роскошный букет…. «Прекрас

ная незнакомка, – вдруг шепнул он ей на ушко. – У нас будут удивительно красивые дети». Так у них все и решилось.

– Банально, дедунь, – улыбнулась я.

– Зато искренне, – отрезал дед. – «Главное, как было сказано!» – не раз вспоминала при мне баба Варя.

– Еще чаю?

Тяжело поднявшись, дед подошел к окну. Там, на полке у подоконника, лежал старинный альбом с фотографиями его юности.

За час до бала

Куплет 2

 
Хоть правят бал «волшебники на час»,
Хоть все твердят: «Лови последний шанс!»,
Но не хочу ловить. Хочу любить
И, как читать по звездам, не забыть.
И обнимать цветы, как целый мир!
И покорять Эльбрус, Мон Блан, Памир.
И проходить пороги у реки…
А жизнь – ведь это счастье…
Вопреки!
 

Над короной Бештау развернулась необычная радуга – не коромыслом, а сияющей улыбкой – на все небо. Празднование 400-летия Дома Романовых было одобрено свыше.

Уже у въезда к старинному театру царило оживление. Винтажный банер с метровыми буквами «Королевский бал» и буквами помельче «400-летию Дома Романовых посвящается» горел особым шиком и вгонял в неясную ностальгию.

Волшебное слово «бал» висело в воздухе бриллиантовой взвесью, озаряя лица особым светом. Не свистящее слово тусовка, не банальное вечер, не куце-аморфное party и тем более не каркающее корпоратив (язык сломаешь!), а сияющее слово «бал»… Не случайно именно на королевском балу Золушки находят своих принцев, и непостижимые чудеса ткут добрые феи.

Все красавицы лелеяли шанс разделить судьбу Золушки, а дурнушек здесь просто не было.

Ну и на кого я наткнулась у входа?

– «Клофелинчик в кефирчик?» – с нездоровым любопытством оглядела Каролина мое новое платье.

– Все улажено, дорогая. – Ничто не могло согнать с моего лица улыбку.

– Сама достала пригласительный? – округлила глаза подруга. – Напрасно… Костик сделал бы скидку. Ладненько, проехали! Главное, ты решилась…

– Меня ждут, извини…

Впервые мне удалось увидеть ее растерянной.

Среди бала

Куплет 3

 
А я пойду судьбе хоть раз наперекор,
А ты не хмурь бровей,
А ты не прячь укор.
Я полечу туда, куда зовет мечта.
Я полечу туда, где пляшут облака.
 

Из всех, кто прошел «разминку» первых туров викторины, отобраны трое. Я – среди них. По правую руку парень, похоже, из Москвы, приезжий… По левую – эффектная дама под сорок в расшитом кокошнике. Условия – как в детском саду: кто первый выкрикнет правильный ответ, тому «конфетка». У кого больше – держи лукошко! С денежным призом, разумеется.

Вопросы сыпались градом. «Ну, держись, Натуль», – закусила я удила.

– Последние вопросы – самые каверзные, – с улыбкой вампира пообещала ведущая.

– Став императором, Павел I шокирует всех приказом… О каком распоряжении идет речь?

Чао, «конфетка», sorry…

Свою подкованность легко выдал сосед справа:

– Извлечь истлевшие останки отца – Петра III – из могилы, короновать и торжественно захоронить вместе с останками матери – Екатерины Великой. Так, – вдруг подмигнул он мне, – Павел I решил восстановить попранную справедливость.

И не только, вспомнился «компас монаха Авеля». Чтобы укрепить трон для потомков…

– Где и когда произошло покушение на жизнь цесаревича Николая Александровича?

Мысли бросились врассыпную…

«Аут!» – поникла я, когда москвич шагнул вперед:

– Историки не пришли к единому мнению, но крушение царского поезда в октябре 1888 года, – с апломбом начал было сосед…

– Неправильный ответ! – оборвала ведущая.

Крушение поезда отпадает, мысленно перелистала я страницы истории. Что осталось? Случайный залп картечью в сторону Зимнего во время крещенского парада… Случайный ли?! Или… явное покушение в Японии?!

«Компас, подсказку!!» – чуть не вырвалось вслух.

Компас… указывал на Восток.

– В стране Восходящего Солнца – Японии!! – выкрикнула я.

Сухой кивок ведущей, и я построчила дальше:

– Там на цесаревича напал полицейский, нанеся саблей несколько ран. Преступник был приговорён к пожизненному заключению…

Вот и я в перекрестье четырех сторон Света углядела искомый выход.

Спасибо, компас!

– Сказка о Золушке приключилась и в императорском Доме Романовых. О ком идет речь?

– О Марте Скавронской! Петр Великий не только женился на бывшей кухарке, но и короновал ее императрицей Всея Руси, – разулыбалась я. – Это – Екатерина Первая!

– Назовите инициатора 1-й Гаагской мирной конференции, – с интонацией Левитана произнесла ведущая.

Причем тут Гаага?

«Конфетка» уплыла барышне в кокошнике…

Могла бы сообразить, после корила себя я. Разумеется, Николай II… Он принял свой крест и взошел на Голгофу после неоднократных попыток образумить мир.

– Внимание! Цитата историка Бардовского: «В России на глазах всего общества в течение 34 лет происходила настоящая, а не театральная трагедия принца Гамлета, героем которой был…». О ком идет речь?

– О цесаревиче Павле, – подпрыгнула я, – впоследствии императоре Павле I (моя «конфетка», моя!).

Аплодисменты грянули вдруг, нежданно. Дама в кокошнике заметно скисла. А парень справа ободряюще вскинул руку, сложив пальцами букву «V». А он ничего… Как же его имя?

– И последний вопрос! – в предвкушении облизнулась ведущая, предварительно выпроводив со сцены барышню в кокошнике. – При каком императоре Россию впервые пригласили участвовать в Олимпийских играх?

– При императоре Николае II, – на одном дыхании выпалила я и не удержалась от взвизга.

«Приз мой! Сюда, лукошко, сюда!!» – как на поводке, вела я взглядом конверт, пока он не перекочевал в мои руки. Оркестр выдал туш. А под восхитительную мелодию «Дорога в Монте Карло»[5]5
  См. «Музыкальные иллюстрации».


[Закрыть] ко мне приплыл и приз зрительских симпатий: недельный тур на Лазурный берег – летнюю резиденцию российских императоров. С последним аккордом павой выступила ведущая. В ее руках на бархатной подушечке сияла, осыпанная самоцветами, корона. Мне?! – оглянулась я на всякий случай…

Под долгий шелест аплодисментов меня поздравляли с победой. Моя прабабушка-телеграфистка вдруг, в одночасье, возвела меня к трону. Магнитная стрелка компаса, дрожа от радости, подпирала Зенит. А когда соперник-москвич вызвался помочь мне спуститься с крутых ступеней сцены, перед внутренним взором восстал и Запад. Как это там у Мармарова – соперник, явный враг, союзник… Суженый?! – обомлела я. «Столичная штучка…» – тут же согрела улыбка дедули. «И глаза – карие!» – чуть не споткнулась я на последней ступеньке.

Вот это поворот… Ай да чудо-компас!

На этот раз я сдержала свое «вау!»

Когда он пригласил меня на тур Королевского вальса[6]6
  См. «Музыкальные иллюстрации».


[Закрыть], я все еще посмеивалась над своими фантазиями – стройных-кареглазых на балу видимо-невидимо. И «столичных штучек» – каждый пятый, наверное… Но когда он подвел меня к окну и галантно приложился к ручке, сердце отчего-то екнуло. И тут…

На меня шагнуло голубое облако орхидей.

– Арсений?!!

Обаяшка-москвич с вежливой улыбкой ретировался.

Припев!

 
Ты – оценка моя,
Мой багаж, мой кураж,
Горизонт, высота,
Мой король и мой паж.
Я боюсь, я берусь,
Вновь я рвусь до небес,
Чтоб с тобой в два крыла
Пролететь темный лес.
 

Над короной Бештау еще стояла необычная радуга – не коромыслом, а сияющей улыбкой – на все предзакатное небо.

– Желание! Загадывай скорей желание! – воскликнул Арсений. – Я свое уже загадал.

– Какое? – не удержалась я, встретившись с ним глазами. Карие!

От его взгляда слегка повело голову и сердце зашлось в ликующем ритме.

– Ты его знаешь, Натали… И у нас будут удивительно красивые дети! – шепнул он на ушко.

Определи свою счастливую сторону света

Нас что-то вечно заставляет бежать по кругу. Тень прадедушки? Завет прабабушки? Проекции нашей судьбы. Греховные и святые, утраченные и обретенные. Вечные. В своей неудержимой любви к тебе. И пока несешь ты эстафетную палочку Дома, рода, фамилии – они с тобой. Твои Семь Я.

* * *

Если жизнь упрямо посылает на все четыре стороны, сориентируйся по компасу. В перекрестье четырех сторон Света мелькнет невидимый прежде шанс: незримая дотоле тропинка.

Семь обретенных Я

Только чудеса и бывают.

Александр Мень

Предсказание

Он упал на мягкое сидение вагона «СВ», бросив объемный портфель рядом. На миг погрузил лицо в растопыренные ладони, взъерошил волосы, мотнул головой. Показалось, сейчас отряхнется, как пес от воды. Но он этого не сделал.

– Уфф-ф, – резко выдохнул он и улыбнулся.

Приятный молодой человек с аккуратными рыжеватыми усами, слегка за тридцать.

– Николай, – представился он, уже сияя лицом.

– Михаил Данилович, – кивнул Мармаров. – Тоже до Кисловодска? – для проформы спросил он.

– Почти. В Пяти горск. Командировка, – еще шире улыбнулся Николай.

– А я на отдых.

– По пять капель? – Николай водрузил на стол плоскую фляжку. – За знакомство! А там и чай принесут, а?

– Спасибо, нет.

– А я приму, – припал он к горлышку. – Не верится, еле вырвался, – Николай вновь тряхнул головой и поднялся. – Я – за чаем.

…Через час Мармаров знал о случайном попутчике практически все.

Рано потерял родителей. Но выпрямился, пробился, состоялся и, неведомо как, попал… в зверинец. Жена – крыса, ее сестрица – селедка, теща – кобра, детки – два поросенка…

Но и на работе не все гладко. Директор – самодур: два года обещает назначить руководителем отдела и тянет. Сам не «ам»… Специалисты его класса везде нужны. А жена пилит. И теща – шипит, капюшон раскрыла…

– Жениться нужно на сиротах! – Николай напоследок припал к фляжке и отбросил уже пустую.

Чай тоже был выпит, наспех приготовленный ужин из традиционных бутербродов и сваренных вкрутую яиц подошел к концу.

– Почитать бы чего перед сном, – потянулся Николай, выразительно глянув на толстенную книгу на полке Мармарова.

– Это не для чтения.

– Интересно, – прищурил глаз Николай и потянулся к книге. – Кхм… астрологические таблицы… Ин-те-ре-сно, – удивленно протянул он. – Так вы – астролог?! А я тут распинаюсь, когда…

– Когда – что?

– Когда вам и так должно быть все известно.

– Я не ясновидящий, – поднялся Мармаров и убрал книгу на сетчатую полку.

– Михаил Данилович, простите. Можно один вопрос?

– Ну если один, – ухмыльнулся Мармаров.

– Один, – упрямо тряхнул головой Николай. – Когда?! Когда я соскочу с этого беличьего колеса? Когда я жить начну?!

– А вы – не живете?

– Не живу, – замотал он головой. – Вырываюсь порой, но… Жена – крыса…

– Теща – кобра, – без улыбки кивнул Мармаров.

Николай осекся, насупился.

– Нет ответа? – с сарказмом спросил он.

Мармаров пожал плечами.

Николай понимающе повел глазами.

– Впрочем, – решился Мармаров, – ответ найти можно.

С попутчика мгновенно слинял сарказм, лицо вытянулось. Он подался вперед, подперев рукой подбородок.

– Но вначале позвольте несколько вопросов. Николай закивал и распрямился.

– Теща давно болеет?

– Пару лет как, – уставился он. – А причем тут…

– Живет одна?

– С младшей дочкой и ее мужем. Выскочила за непризнанного гения-программиста.

– Гений – это хорошо, – Мармаров задумчиво постучал пальцами по столику. – А детки ваши в детсад не ходят?

Он мотнул головой.

– Гувернантки, как я понимаю, у вас нет? Николай смерил астролога взглядом:

– И садовника – тоже.

– И в кружки ваши дети не записаны? – продолжил Мармаров.

– Не записаны. Я ж говорил: сыну – всего 5, а дочке – 6. Погодки.

– Ну-с, вот прогноз и вырисовывается. Внимаете?

– В нимаю, – во вз гляде Николая плескалась гремучая смесь: жгучий интерес, лед недоверия и боевая готовность обернуть все в шутку.

– Как только непризнанный гений получит признание, а свою тещу вы захотите назвать мамой, ваш начальник пойдет навстречу! Получите и высокую должность, и соответствующий оклад.

– А премиальные? – рассмеялся ему в лицо Николай.

– Премиальные ждите после ближайшего утренника.

– Какого утренника?!

– Предновогоднего, к примеру, – пожал плечами Мармаров. – Где ваши детки исполнят соло. Под аплодисменты, разумеется.

– Ну и шутки у вас, – зло отмахнулся Николай и стал сосредоточенно взбивать плоскую подушку.

– Спокойной ночи.

На пожелание Мармарова Николай лишь что-то невнятно буркнул.

Николай

Еще накануне я чуть ли не скрипел зубами. Повелся, болван, на нелепые сказки случайного попутчика. Я-то! Все сказки для которого закончились в девять лет, когда в авиакатастрофе погибли и мать, и отец. А жизнь обернулась бесконечной драмой с подспудным порывом – дотянуть до очередного антракта. Вырваться!

Поэтому сегодня, несмотря на скудный дорожный завтрак, я словно воскрес: антракт же! На целых 8 дней.

Вырвался!

Ну, а нестандартный, хотя вполне респектабельный, попутчик – лишь занимательный жест случая.

Расслабься, Ник. Ты же – вырвался.

– Может, и сон разгадаете, – неожиданно для себя спросил я Мармарова. – Занятный такой, ясный… Честно говоря, даже кошмарный. Бр-р-р…

– Я гадать не научен, – повел бровью попутчик.

– Посоветуете что-то, – пришлось выдать обаятельную улыбку. – В третий раз сегодня видел – мороз по коже.

– Рассказывайте! – усмехнулся Мармаров, отложив в строну еще нераскрытый еженедельник.

– Начало неясно… Яркий свет, громкая речь, столики, визг скрипок… В руках тяжелый поднос. Под салфеткой, я знаю, голова врага. «Заказывали?» – хохочу. Другие, а там много людей, хохочут тоже. Чьи-то обезьяньи пальцы вдруг срывают салфетку. Хохот оглушает. На подносе – голова. Моя. Только усы – седые. Под дикий оглушительный хохот я просыпаюсь. Все! В эту ночь – уже третий раз снится…

– Судьба считает до трех, – сухо обронил Мармаров.

Фраза Мармарова ввела меня в ступор. Да и пока сон пересказывал, стало не по себе. Да, да – страшно. До жути…

– Так разгадаете? – взглянул я на него. Мармаров укоризненно поморщился и вздохнул.

– Похоже на вещий, – задумчиво произнес он. – Вы упиваетесь ролью статиста, так как не открыты душой к близким. Плывя по течению, временами вырываетесь. Но обречены на вечное возвращение в «зверинец». А это – чревато. А эта голова на подносе – кукиш самому себе. Пора использовать голову по назначению.

– Рецепты прилагаются? – я почувствовал, как дернулась щека.

– Сколько угодно, – отпарировал Мармаров. – Когда семья – «гиря», преврати ее в воздушный шар. И откроются горизонты и семь еще не открытых вами сторон света: ваши семь «Я».

– Семь «Я»? – старательно изобразил я зевок, чтобы скрыть неясное напряжение. – Знаю, слышал: муж, жена и пятеро детей. Мне до этого идеала не допрыгнуть. И не только мне…

– Слышали звон… Я – о принципах Домостроя. О семерых наших «Я»: потенциалах развития, спроецированных на наших близких.

– О! – непонятная ершистость лезла из меня как пух из подушки.

– Именно. По нашим тетям-дядям, к примеру, может идти подсказка о нашей работе, либо о потенциальных болезнях. Предупрежден – значит вооружен. Это работает, Николай.

– Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, – отшутился я. – В точку?

В глазах Мармарова заплясали чертенята:

 
«Какое низкое коварство,
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!»
 

– Вот это точно в точку, – уже развеселился я.

– Если б «молодой повеса» разбирался в основах Домостроя…

– Да причем тут ветхий Домострой?!

– Доморазруха, на ваш взгляд, лучше?..

– Извините, – покаянно опустил я глаза.

– Основы семьи выстроены на астро-законах, и самый первый из них – Благословение родителей на венчание. Не на брак, заметьте, молодой человек, а на супружество.

– Благословение? – переспросил я, опасаясь, что перечень будет долгий и в духе ветхозаветных истин.

– Удивляетесь? – повел он бровью. – Это как дирижер с палочкой. На первый взгляд, не нужен вовсе. А оркестра – нет. Лишь при благословении и любви две половинки образуют неделимое целое. Человек постепенно обретает недостающие ему семь «Я». А когда готовы чертежи, можно и дом построить. Ясно излагаю?

Я пожал плечами.

– Ладно, – махнул рукой Мармаров. – Ближе к телу… Про тещу-кобру я понял. А что тесть?

– Два года как не стало. Месяц в больнице – и все. Добряк мужик, понимающий, – вздохнул я. – Всей семьей ухаживали за ним, дежурили по очереди… Жалко.

– Хо-ро-шо, – вдруг потер руки Мармаров.

Я ошалело уставился:

– Что хорошего-то?!

– Простите, я о другом. Вернее – о вас… Тесть – это одна из проекций нашего «Я» – точка опоры и… конец жизни. Так что теплом и участием семьи, когда пробьет ваш час, вы обеспечены.

– ?!!

– «Онегиных», говорю, в вашей жизни не будет. Стало быть, есть надежда.

– На что?!

– Вашим отношением к тестю вы подстелили себе соломку.

– Под свой смертный час?

– Не только. Вы не будете знать проблем с недвижимостью, к примеру. Дом у вас будет всегда. С момента рождения такую точку опоры способна дать только мать. Призвание отца – помочь установить верхнюю планку, определиться с карьерой, дать крылья для вертикального взлета. С девяти лет вам, действительно, приходилось трудно.

– Именно, – задергалось вдруг веко. – Ни дна, ни покрышки…

– Но после женитьбы…

– Действительно, – ахнул я. – Именно после женитьбы сложилось и с работой, и… Правда, пошел в примаки, но…

– С благословением?..

Я кивнул:

– Приняли как родного, это ж все теща…

– Стоп. Отношения с тещей – это еще одна проекция на желанный вертикальный взлет, на карьеру…

– И на отношения с начальником?! – озарило вдруг. – В точку! Ровно два года как умер тесть; ровно два года как теща взбеленилась, а мой директор стал голову морочить. Но он обещал же!!!

– А вы?

– Что я? Я вкалываю, зарабатываю для его фирмы весомую прибыль.

– Я о проекции. Вы тоже, видимо, давали обещания.

– Кому?!

– Видимо, теще, тестю. Строить отношения, любить и беречь их дочь, внуков… Все взаимосвязано, Николай. Вспоминайте. Было!

Я вздрогнул.

– В больнице… Тесть взял меня за руку, – комок застрял в горле. – Два года назад…

Комок все никак не проглатывался. Я поднялся и, взяв стаканы, вышел за чаем.

– Мне с лимоном, – раздалось вслед.