Текст книги "Светлое Христово Воскресение (сборник)"

В. Бобринская
ПАСХА В ЛАГЕРЕ, 1931 год

 
Ветер тучи сорвал и развеял их прочь,
И пахнуло теплом от земли,
Когда встали они и в Пасхальную ночь
Из бараков на поле пришли.
 
 
В исхудалых руках – ни свечей, ни креста,
В телогрейках – не в ризах – стоят…
Облачением стала для них темнота,
А их души, как свечи, горят.
 
 
Но того торжества на всём лике земли
Ни один не услышал собор,
Когда десять епископов службу вели
И гремел из священников хор.
 
 
Когда снова и снова на страстный призыв
Им поля отвечали окрест:
«Он воистину с нами! Воистину – жив!» —
И сверкал искупительный Крест.
 

В. Никифоров-Волгин
ПАСХА НА РУБЕЖЕ РОССИИ
1934 год

Несколько лет тому назад я встретил Пасху в селе на берегу Чудского озера.

В Светлую ночь не спится. Я вышел на улицу. Так темно, что не видно граней земли и кажется: небо и земля одна тёмная синяя мгла, и только в белом Ильинском храме горели огни. И такая тишина, что слышно, как тает снег и шуршит лёд, плывущий по озеру.

С того берега, где лежит Россия, дул тонкий предвесенний ветер.

Необычная близость русского берега наполняла душу странным чувством, от которого хотелось креститься на Россию, такую близкую, ощутимую и вместе с тем такую далёкую и недоступную.

Где-то ударили в колокол.

Звон далёкий, какой-то глубинный, словно звонили на дне озера.

Навстречу мне шёл старик, опираясь на костыль. Я спросил его:

– Дедушка! Где звонят?

Старик насторожился, послушал и сказал:

– В России, браток, звонят. Пойдём поближе к озеру, там слышнее.

Долго мы стояли на берегу озера и слушали, как звонила Россия к пасхальной заутрене.

Нет таких слов, чтобы передать во всей полноте сложную гамму настроений, мыслей и чувств, волновавших мою душу, когда я стоял на берегу озера и слушал далёкий пасхальный звон.

– Христос Воскресе, – шептал я далёкому родному берегу и крестился на Русскую землю.

В. Афанасьев
НА СВЕТЛОЙ

 
Прилетели птицы,
Радостью блистая:
Светлая седмица,
Праздничная стая!
 
 
Прилетели прямо
Со двора Господня
Проводить из храма
Крестный ход сегодня.
 
 
А у нас куличик —
Золотая корка!
Крашеных яичек
На подносе горка!
 
 
Молоко в крынке!
Пир – как в сказке!
В доме ни пылинки —
Убирались к Пасхе.
 
 
Хорошо нам вместе!
И обед наш весел:
Христос Воскресе!
Воистину Воскресе!
 

С. Прорвич
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

 
Христос Воскресе!.. Радость эту
Перепевает нам весна,
В душе Твоей, доступной свету,
В любви чаруется она!
 
 
Христос Воскресе!.. Тьмы не стало.
Враги любовно обнялись,
А сердце мне Твое сказало:
– И Я прощаю – веселись!
 

В. Бахревский
С МОЕГО КРЫЛЕЧКА – РЕЧКА

Пасхальная служба

С утра всё чужим казалось. Всё отстранилось, жгло само по себе. Так бывало, когда он маленький один в доме оставался. Чудилось, что его ищут глаза невидимые.

Женька выскочил из дома под небеса, на простор – вон они, семь дубрав! Даль светлая, а тянет холодом. Это что же, зло взяло верх? Тьма свет победила? Это что же, у добрых людей никакой теперь защиты?

О многом нужно спросить батюшку Илью, но в пятницу они виделись только на службе, даже с хором занималась одна Светлана Васильевна. Плащаница лежала на престоле, молитвы были горестные:

«Боже, Боже Мой, вонми Ми, вскую оставил Мя еси…»

«Положиша Мя в рове преисподнем, в темных и сени смертней…»

Но какой надеждой встрепенулось у Женьки сердце, когда услышал молитву «Свете тихий».

– Свете тихий, – пели отец Илья и чтица Светлана Васильевна, – святыя славы Безсмертнаго Отца Небеснаго, Святаго, Блаженнаго, Иисусе Христе! Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа, Бога…

– Господи, я всегда буду с Тобой! Господи, я всегда буду с Тобой! – вырвалось у Женьки.

В висках щемило, но в груди становилось просторно. Этот неведомо как поместившийся в нём простор обнимал весь мир.

А в службе горести не убывало. Отец Илья облачился в чёрную рясу, поднял Плащаницу над головой, обошёл престол и поставил Гоподень гроб среди храма на приготовленное, украшенное цветами место.

Душа и сердце у Женьки затаились…

И, наконец, наступила Великая Суббота. На вечерню отправились семьями. Несли освящать пасху, куличи, крашеные яйца. В узелке у Женьки был артос – круглый каравай – его мама испекла по благословению отца Ильи.

Небо было тёмное, затянутое облаками, но ветры выдули холод, и земля дышала нежным теплом.

Службу отец Илья начал в чёрной рясе, и на Женьке был тёмный свитерок. Но вот Царские Врата затворились. Батюшка поменял завесу серую на алую. Поменял покровы на престоле и на жертвеннике, а сам облачился в пасхальную ризу, сияющую белизной, с алмазными блёстками.

– А это тебе! Не велико ли? – и, улыбаясь, подал Женьке такой же белый и такой же сияющий стихарь.

– Мне? Но это же святая одежда.

– Одежда для служб, дружочек. Ну-ка, дай посмотреть… Впору! – и послал менять покров на аналое.

За Страстную неделю храм преобразился. Все рамы на окнах вставлены и застеклены. Появилась массивная дверь – иконы не надо теперь убирать. Мастера отделили алтарь деревянным иконостасом – его привезли из города – невысоким, очень простым, но Царские Врата были резные.

Женька ног под собой не чуял. Не оттого, что и на нём – облачение. От счастливого ужаса. Ведь он теперь не просто мальчик, он – служитель дома Божия, часть службы, часть храма.

Народу сначала было немного, но к двенадцати ночи приехали богомольцы из соседних сёл, пришли ребята и девчата из Язей. Отец Илья унёс Плащаницу в алтарь, положил на престол.

В полночь начался крестный ход. Дядька Хлебушек взял Евангелие, бабушка Бушуиха – икону, молодой мужчина из Оладушек – хоругвь с фонарём, в этом фонаре зажжённая свеча. Женьке дали крест, а Вера Герасимовна несла артос. Зажгли свечи, пошли из храма в темень ночи.

Пасхальная тьма ласковая. Христос всё ещё во гробе, но Он жив. В это самое время Он сходит во ад явить вселенной Своё Христово милосердие, вывести из тьмы в жизнь вечную Адама и Еву, праотцев и сонмы поколений. Вся людская слава, мудрость, всё золото душ наполняют эту непроглядную ночь. Может, потому и непроглядную. Нет уже земли – тёплая плоть человеческая, нет неба, оно всё – дыхание.

Шли мимо батюшкиного дома, вдоль озера. Крестный ход походил на весёлую светоносную реку. Хор пел: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».

Женька несколько раз оборачивался: ему хотелось углядеть Женину свечу. Обошли храм.

Отец Илья встал у закрытых дверей и, повернувшись лицом к народу и воздев руки, радостно возгласил:

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе! – нестройно откликнулись два-три голоса.

– Христос воскресе!

Пропасть молчания и – едино, весело, всенародно:

– Воистину воскресе!

Электричества в храме ещё не было, но горели керосиновые лампы, собранные со всей деревни. Горели свечи.

А когда хор-то пел, воздух светился дискантами да альтами, то Женька видел – плакали. И бабушки, и дедушки.

Христос воскрес, вернулся на русскую землю.

В. Бажанов
«Христос Воскресе! Люди-братья!..»

 
Христос Воскресе! Люди-братья!
Друг друга в тёплые объятья
Спешите радостно принять!
Забудьте ссоры, оскорбленья,
Да светлый праздник Воскресенья
Ничто не будет омрачать.
Христос Воскресе! Ад трепещет,
И солнце вечной правды блещет
Над обновлённою землёй:
И вся вселенная согрета
Лучом Божественного света.
Вкушает радость и покой.
Христос Воскресе! День священный!..
Греми во всех концах вселенной
Творцу немолчная хвала!
Минули скорби и печали,
Греха оковы с них ниспали,
Душа отпрянула от зла.
 

К. Р. (Великий князь Константин Романов)
ХВАЛА ВОСКРЕСШЕМУ

 
Хвалите Господа с небес
И пойте непрестанно:
Исполнен мир Его чудес
И славой несказанной.
Хвалите сонм бесплотных сил
И ангельские лики:
Из мрака скорбного могил
Свет воссиял великий.
Хвалите Господа с небес,
Холмы, утёсы, горы!
Осанна! Смерти страх исчез,
Светлеют наши взоры.
Хвалите Бога, моря даль
И океан безбрежный!
Да смолкнут всякая печаль
И ропот безнадежный!
Хвалите Господа с небес
И славьте, человеки!
Воскрес Христос!
Христос Воскрес!
И смерть попрал вовеки.
 

Легенды и сказки весны

Передавайте ему, кроме наставлений, душеполезные повести и по временам спрашивайте его, чтобы он вам повторял, как помнит и понимает. Все, что он от вас услышит, будет сперва храниться в его памяти и уме, а потом, с помощью Божией, при содействии опытов в жизни, может перейти в чувство.

Преподобный Амвросий Оптинский

…Наставление в благочестии и страхе Божием должно быть с младенчества, как только дети начинают хотя мало что разуметь, поскольку этот возраст, как незлобивый, весьма восприимчив к добру или злу.

Святитель Тихон Задонский

А. Коринфский
ДЕТСКИЙ МИР

 
Детский мир… Ни гроз в нём, ни метелей!
Здесь – под солнцем чистой красоты, —
Как в саду, не знающем туманов,
Расцветают дивные цветы…
Детский мир… В нём всё чарует взоры;
Всё в нём грёз, волшебных грёз полно…
Прочь отсюда, лжи тлетворной слово, —
Для тебя здесь место не дано…
Детский мир – очаг любви и веры.
В нём огонь святых надежд горит…
Горе тем, кто с умыслом постыдным
Этот светоч жизни затемнит!..
Детский мир – великий горн природы…
В нём сердца куёт за веком век;
Из него на труд, на битву с тьмою
В путь идёт грядущий человек!..
Детский мир… Как страстно эта нива
Пахарей и сеятелей ждёт!..
Сейте, други! Светлой правды семя
По весне сторицею взойдёт!..
 

М. Волошин
«Спустилась ночь. Погасли краски…»

 
Спустилась ночь. Погасли краски.
Сияет мысль. В душе светло.
С какою силой ожило
Все обаянье детской ласки,
Поблёкший мир далеких дней,
Когда в зелёной мгле аллей
Блуждали сны, толпились сказки,
И время тихо, тихо шло,
Дни развивались и свивались,
И всё, чего мы ни касались,
Благоухало и цвело…
 

Э. Шим
СНЕГ И КИСЛИЧКА
(в сокращении)

Осенью рано ударили морозцы, застудили землю, запечатали крепким зелёным ледком озёра и реки. А снегу всё не было, не было, – и его ждали повсюду с нетерпением, и вспоминали о нём каждый день.

– Ах, до чего же скучно без снега! – говорили люди. – С погодой творится что-то невероятное!

На голых полях и лугах плакали под ветром Травы:

– Стынем, стынем!..

Высокие Деревья сердито скрипели в лесу:

– Босые ноги мёрзнут! З-зябко!

Недовольно бормотали Тетерева:

– Спать негде, спать негде!

И, кряхтя, бродил – шатался по лесу злющий Медведь, которому не хотелось ложиться в берлогу, не укрытую снегом.

Наконец, выпал на землю Снег – такой чистый, такой белый, что кругом посветлело и сделалось как будто просторнее… Люди развеселились, – они щурились от яркого света, улыбались, а мальчишки играли в снежки и катались на лыжах. На полях перестали мёрзнуть озимые хлеба, – теперь им было тепло и покойно под снежным покровом.

– Спасибо тебе, Снег! – говорили Одуванчики, росшие на лугах, Манжетки с лесных полян, бродяги Подорожники, Земляника, Маргаритки. У них у всех зелёные листья отогрелись под снегом и уже больше не дрожали от ветра и холода…

Все были рады Снегу и все благодарили его, а он молчал. И не потому, что он не умел говорить, и не потому, что сказать было нечего, – совсем по другой причине.

Снег родился высоко-высоко над землёй, в сверкающей пустоте, где свищут одни лишь ветры-невидимки да плывут растрёпанные седые тучи. Он долго летел к земле, и ветры несли его над полями и лесами.

– Отпустите меня на землю! – просил Снег. – Там, наверно, меня ждут…

– Молчи-и-и!.. – засвистели Ветры. – Запомни: тебе нельзя разговаривать! На земле ты должен лежать и молчать, как мёртвый!

– Но зачем же мне молчать, как мёртвому?

– Затем, чтобы дольше прожить! – ответили Ветры. – В словах, которые раздаются там, на земле, заключены страшные болезни. Слова могут заразить тебя жалостью и добротой, нежностью и любовью… Опасайся этого, как огня! Кто много чувствует, тот быстро гибнет. А чтоб прожить долго, надо ничего не чувствовать, ни о чём не думать, ничего не говорить, ничего не слушать и совсем не двигаться, словно ты мёртвый!

– А если я всё-таки заговорю? – спросил Снег.

– Ты погибнешь! – сказали Ветры. – Стоит тебе заговорить в первый раз – и от тебя не останется и половины. Стоит заговорить во второй раз – от тебя не останется и осьмушки. А когда заговоришь в третий раз – от тебя ничего не останется!

И снег запомнил предостережение Ветров. Иногда ему хотелось ответить кому-нибудь, поболтать от скуки, но он вовремя спохватился и продолжал молчать.

За долгую зиму Снег привык к травам и деревьям, к зверям и птицам, и хоть не разговаривал с ними, всё равно узнал про них много интересного… И чем больше знакомился Снег с лесными жителями, тем сильнее хотелось ему подружиться с ними.

Трудно жилось зимой зверям и птицам, – многие голодали, мёрзли; в феврале даже деревья не выдерживали – трещали от морозов. И Снег старался укутать получше древесные корни, поплотнее укрыть луга и поля, спрятать под своей шубой птиц и зверей.

И когда Снег думал о них, он чувствовал, что теплеет и делается мягче. Однажды пролетел над лесом студёный северный Ветер, дотронулся до Снега невидимой рукой и закричал:

– Берегись! Ты начинаешь оттаивать!..

Ветер угнал с неба растрёпанные тучи: выкатилась луна с ушами, и ночью подморозило так, что Снег покрылся твёрдой ледяной корочкой.

Утром Снег почувствовал, как что-то живое бьётся под его шубой. «Это же Тетерева! – испугался Снег. – Как всегда, они забрались в свои спаленки, а теперь не могут вылезти и колотятся о ледяную корку…»

И ему стало жалко бедных Тетеревов.

Потом он услышал чьи-то жалобные стоны и заметил, как через поляну, хромая, бредут дикие козы. Ледяная корка резала им ноги, и следы позади коз были обрызганы чем-то красным. И когда такая красная капля падала на Снег, то прожигала его почти насквозь, и ему тоже делалось больно.

Над лесом показалось Солнце, и тогда Снег закряхтел, захрустел, собираясь крикнуть. Но от долгого молчания голос у него пропал. Снег сумел зашептать хрипло:

– Солнышко, помоги!..

И тогда Солнце поднялось выше, разогрело ледяную корку, растопило, – побежали с пригорков ручьи.

А Снег… Он и опомниться не успел, как наполовину исчез. Только в густом бору, низинах да оврагах осталась лежать дырявая снежная шуба.

Стоило Солнцу подняться выше и пригреть землю, как всё кругом изменилось. На полях зазеленели хлеба, над чёрным прошлогодним листом появились жёлтые Первоцветы, розовые Хохлатки; рядом со Снегом распустились первые Подснежники… Весь день звенели в лесу Синицы, распевали Чижи…

И Снегу тоже стало радостно, что все звери и птицы уже забыли про злую зиму, что расцветают первые цветы, что зеленеют травы, а на деревьях лопаются почки.

Снег осмотрелся кругом и невольно сказал:

– Какие вы все красивые!.. И как хорошо, что вы живы-здоровы!

И, сказав это, он почувствовал, что плачет. Плакал он не от горя, а от радости и счастья и потому не удерживал слёз, – и опять забулькали ручейки, и Снег не заметил, что почти весь растаял.

Уцелел только маленький горбатый сугробик под низкими лапами Ёлки, растущей на краю обрыва.

Теперь Снег решил, что уж больше-то не скажет ни слова. Кому захочется умирать по своей воле, да ещё весной, когда повсюду на земле праздник? А кроме того, Снегу было жаль расставаться со своими друзьями. Он ведь так старался, помогая им зимой, так беспокоился за них! И теперь он хотел увидеть, как птицы совьют гнёзда и выкормят птенцов, как деревья оденутся листвой, а травы отцветут и принесут семена…

Как-то ночью он услышал возле себя шорох… А на другой день Снег заметил, что из земли проклюнулись какие-то слабенькие, тонкие росточки… Это рядом со Снегом выросла маленькая Кисличка – наверно, самая скромная и незаметная травка во всём лесу. У неё было три листика на каждом стебельке, а сами стебельки были почти незаметны – как паутинки.

Кого мог привлечь этот цветок, кого остановить, кому приглянуться? Кисличка словно не думала об этом… Ей, как и всем жителям леса – и громадным деревьям, и кустарникам, и густым пахучим травам, тоже хотелось радоваться весне, цвести, а потом разбросать вокруг себя семена, чтобы на будущий год на свет выглянули новые молоденькие Кислички…

И Снегу очень понравилась эта маленькая травка – хоть и слабенькая, а упрямая, хоть и бедная, но всё-таки весёлая. Снег нетерпеливо ждал, когда у Кислички раскроются другие цветы и вокруг них затолкутся, запляшут суетливые мухи и лакомки-жуки. Но ему не пришлось этого увидеть.

Однажды Кисличка попросила еле слышным голосом:

– Пить…Пить…

И Снег увидел, что листочки у неё опущены к земле, стебель гнётся, а цветок вот-вот уронит лепестки. Земля под Ёлкой была слишком сухая – сюда не попадали капли дождя, а болтливые ручьи бежали далеко внизу, по дну оврага. И Кисличка стала чахнуть от жажды.

Снег хотел было окликнуть её, ободрить, но тотчас вспомнил, что если заговорит, то умрёт. Ему стало страшно, и он похолодел и перестал смотреть на Кисличку. А она по-прежнему еле слышно просила:

– Пить… Пить…

Снег знал, что никто не придёт, чтобы напоить Кисличку. Да её просто не слыхать – наверху шумит Ель тяжёлыми лапами, плещутся под ветром листья Берёз, свистят, перекликаясь друг с дружкой, неустанные птичьи голоса… Только он, Снег, может выручить эту крохотную травку, – и то, если пожертвует своей жизнью.

А ему страшно было умирать. Он попробовал не слышать голоса Кислички, не думать о ней. «Надо лежать так, словно я мёртвый…» – убеждал себя Снег.

– Пить…Пить… – просила Кисличка.

«Надо лежать, как мёртвому…» – твердил Снег, и вдруг ему пришла другая, новая мысль: «Но зачем тогда жить на свете, если я буду совсем как мёртвый?» И он подумал о своих друзьях в лесу, – вот дикая Коза беспокоится о козлятах, вот серенькая Тетёрка бросается под ноги охотнику, отвлекая его от птенцов, вот даже крохотная Кисличка, расцветая в тени под Ёлкой, заботится о семенах. И деревья, и травы, и птицы со зверями – все живут как живые: любя и тревожась, огорчаясь и радуясь…

«И я тоже полюбил Кисличку, – думал Снег, – и я волнуюсь за неё, тревожусь, и если Кисличка погибнет, то разве нужна мне будет моя долгая бесполезная жизнь? Для чего я один во всём лесу буду жить, как мёртвый?» И ему стало легче от этих мыслей, и он больше не боялся за себя.

«Нет, – думал он, – я так не хочу. Пусть лучше моя смерть обернётся жизнью!»

– Не плачь, Кисличка! – сказал Снег звонко. – Я тебя выручу. Жаль только, что я не увижу твои цветы и твоих де…

Снег собирался сказать «твоих деток», но поперхнулся, булькнул и умолк. Много ли надо времени, чтобы растаял небольшой сугробик?

На том месте, где лежал Снег, разлилась чистая вода, напоила сухую землю, – и Кисличка скоро подняла листья и опять закивала цветком.

Так, значит, Снег умер?

Может быть – да, а может быть – нет.

Снег растаял, превратился в воду. Вода напоила травы и деревья, ушла под землю, прошумела ручьями, по речным руслам утекла в моря. А потом летучим туманом она поднялась в воздух, собралась в белые облака и седые тучи.

И высоко-высоко вверху, в холодной сверкающей пустоте вновь родился из воды Снег, чтобы в своё время выпасть на землю и укрыть её от морозов.

И опять случится с ним такая же история, и повторится вновь бесчисленное множество раз, потому что всегда будут на земле доброта, красота и любовь, – а раз они есть, никто не ответит, где кончается смерть и начинается жизнь.

П. Соловьёва
ПОДСНЕЖНИК

 
В саду, где берёзки столпились гурьбой,
Подснежника глянул глазок голубой.
Сперва понемножку
Зелёную выставил ножку,
Потом потянулся из всех своих маленьких сил
И тихо спросил:
«Я вижу, погода тепла и ясна;
Скажите, ведь правда, что это весна?»
 

Г. Скребицкий
СЧАСТЛИВЫЙ ЖУЧОК

Был тёплый весенний вечер. Бабушка Дарья вышла из дома и уселась на крылечко. Этого только и ждали ребята. Будто воробьи, слетелись они с разных концов деревни.

– Бабушка, расскажи что-нибудь поинтереснее, – затараторили они.

Старушка поглядела на ребят ласковыми, поблёкшими, как осенние цветы, глазами, подумала и сказала:

– Хорошо, я расскажу вам сказку про счастливого жучка-червячка. А вы сидите и слушайте. Вот как это было.

Прилетела на землю Весна. Принесла она с собой много-много разноцветных шелков, чтобы украсить ими леса и луга, чтобы одеть бабочек и жучков, чтобы всё кругом выглядело нарядно и празднично.

Попросила Весна Красное Солнышко:

– Согрей получше землю. Разбуди всех, кто спал крепким сном всю долгую зиму. Пусть выбираются из своих трещинок, щёлок.

Пригрело Солнышко землю. Вылезли разные насекомые, кто из щели, кто из земляной норки, кто из-под древесной коры, и все поползли, побежали, полетели на просторную лесную поляну. Там их ждала Весна со своими разноцветными шелками, золотыми, серебряными нитями и другим убранством.

Явились бабочки и жуки на полянку. Увидела их Весна и говорит:

– Вот я к вам прилетела с тёплого юга. Какие хотите вы получить от меня подарки, чтобы они доставили вам радость и счастье, чтобы вы могли весело летать и бегать по полям и лесам?

Тут все бабочки и жуки сразу заговорили:

– Видишь, Весна, как потёрлись, испачкались за осень и зиму наши крылышки, какие мы все некрасивые. Дай нам яркие, нарядные одежды, тогда мы разлетимся в разные стороны, будем кружить над цветами, радоваться твоему приходу, тогда мы будем по-настоящему веселы и счастливы.

– Хорошо, – ответила им Весна и начала наряжать каждого из пришельцев.

Бабочке-белянке дала она ярко-белое платье. Лимоннице – нежно-жёлтое, как золотистый осенний листок. Бабочку-траурницу убрала в чёрный бархат с белой каёмкой по концам крыльев. Мотыльков, что кружатся возле весенних луж, одела она в голубую, лёгкую кисею. А вот весёлая бабочка-крапивница выбрала себе пёстренькое платье, красновато-рыжее, с тёмными и голубыми крапинками.

Решили принарядиться и важные, степенные жуки. Майский жук оделся в костюм шоколадного цвета, жук-носорог – в коричневый да ещё присадил себе в виде украшения на голову длинный рог. Навозный жук выбрал тёмно-синий костюм. Дольше всех никак не мог подыскать подходящую одежду жучок-бронзовка. Наконец надел на себя золотисто-зелёный кафтан, такой нарядный, что как только выбрался в нём на солнце, так и заблестел в его лучах.

Много ещё красивых одежд раздала Весна разным бабочкам, жукам, проворным стрекозам и весёлым скакунам-кузнечикам. Кузнечики захотели одеться во фраки под цвет травы. Сердитые шмели и осы нарядились в жёлтые курточки с чёрными поясками.

– Ну, кажется, всем я угодила, – сказала Весна, – теперь все довольны, могут летать кто куда хочет и радоваться солнечному теплу.

В это время набежал ветерок, зашелестел в ветках деревьев, приподнял прошлогодний завядший лист.

Заглянула Весна под листок и увидела там маленького невзрачного жучка. Он и на жучка-то был не похож, скорее на какого-то бурого червячка.

– Кто ты такой? – спросила его Весна. – Как тебя звать?

– Меня зовут Ивановым червячком, – ответил ей незнакомец.

– Почему же ты сидишь под листом, не вылезаешь оттуда? Разве ты не хочешь получить от меня красивый наряд? Разве не хочешь быть довольным и счастливым?

Жучок-червячок взглянул на Весну, подумал и ответил:

– А мне и так хорошо, я и так счастлив, счастлив тем, что наступило тепло и всё кругом ожило, радуется твоему приходу. Мне не надо яркого платья – ведь я ночной жучок, я выползаю из-под листвы, когда уже стемнеет и в небе зажгутся первые звёзды. Зачем мне красивый наряд? Я счастлив тем, что живу в родном лесу. Спасибо тебе, Весна, что ты так красиво его одела. Больше мне от тебя ничего не нужно.

Удивилась Весна, что этот скромный жучок ничего для себя от неё не просит. А потом подумала и поняла: да ведь он-то и есть самый счастливый. Он радуется не за себя одного, а за всех, радуется и живёт одним общим счастьем.

И тут же решила Весна: «Подарю я ему крохотный голубой фонарик. Пусть он зажигает его каждый вечер и светит всю ночь. Пусть этот фонарик горит, как яркая звёздочка в тёмной ночной траве, и напоминает обитателям леса о том, что счастье никогда не меркнет, даже в самую тёмную ночь…»

– Вот и сказке конец, – улыбнулась бабушка Дарья. Она замолчала, глядя вдаль за околицу. Там за рекой, над синим простором лугов, уже загорались первые звёзды.

Ребята тоже притихли. О чём они думали? Может быть, о счастливом Ивановом червячке, который, наверное, уже выбрался из-под увядшей листвы и зажигает в ночном лесу свой неяркий голубой огонёк. А может, о том, как хорошо уметь в жизни радоваться за других, радоваться и знать, что твоя звёздочка освещает не только твоё, но и чужое счастье.