Текст книги "Горбачевы. Чета президентов"

Вискули

В доме директора заповедника «Беловежская пуща» готовились отметить день рождения жены. Она тоже работала в заповеднике секретарем-машинисткой. Но по такому случаю, взяла выходной. Именинница сама готовила салат оливье, винегрет и заливное – любимое блюдо мужа. Во дворе брат мужа на вертеле жарил кабанчика. В их семьях любили застолье с зубровочкой и обильной мясной закуской. Благо зверья в заповедных лесах водилось вдоволь.

Ночная темень по-зимнему быстро окутала небольшое село Вискули. Оформление стола завершилось, но гости не садились. Ждали хозяина с работы. И в это время с улицы раздался незнакомый голос, звавший «Хозяйка! Хозяйка!». У ворот стоял явно не местный, рослый молодой парень.

– Вы, Мария? – спросил он, увидев выскочившую из дома хозяйку.

– Я самая, что-нибудь с мужем? – встревожилась она.

– Все в порядке. Он в конторе. Я из управления государственной охраны. Вам пять минут на сборы. Поедете со мной. Надо срочно напечатать документы. Давайте, быстро.

Вскочив в дом, она бросилась к телефону, набрала номер мужа. Но услышала короткие гудки «занято». Попробовала повторить, результат тот же.

Через полчаса они подъехали к резиденции, где обычно отдыхали и охотились белорусские руководители и их гости. Увидев необычно большое количество людей и машин, Мария испугалась и опять спросила, где ее муж.

– Сейчас сами узнаете, – ответил невозмутимый спутник-охранник. Машина подъехала к конторе, и Марию провели в кабинет к мужу. Он был в порядке, но телефон отключили.

– Коля, что здесь случилось? У нас гости, а ты здесь. Объясни.

– Сам не знаю, почему не выпускают. Приехали президенты России и Украины со свитами. Вроде на охоту. Но не похоже. Сидят в домах, гуляют по лесу. Наш Шушкевич мечется между ними. Похоже, готовят какие-то документы, коль за тобой послали. Не знаю, мне запретили покидать контору. Ты не захватила перекусить? Голодный, как зверь.

– Ну как же, Колечка, прихватила, а зубровочка у меня в холодильнике. Сейчас день рождения и отметим. Только по чуть-чуть. Мне же еще печатать. Как работу сделаю, поедем быстренько домой. Там стол ломится. Как дети с гостями без нас… и не позвонишь. Интересно, скоро бумаги принесут? Коль, а может, разрешат позвонить домой? Там же волнуются…

– Пойду, узнаю. – Николай вышел в коридор и тут же возвратился со словами: – Там охранник, сказал ждите, будут готовы, принесут. И позвонить не разрешил. До утра, говорит, потерпите. Так что давай пока по чарочке и перекусим.

В полночь, не дождавшись бумаг, супруги как в молодости устроились в обнимку на диване. Проснулись от холода и стука в дверь уже утром. В коридоре стоял лысоватый, полный молодой мужчина с листами бумаги в руках. Он сообщил, смешно чмокая губами, что из-за его корявого почерка, печатать придется под диктовку. Через полчаса две страницы текста о ликвидации советской империи были напечатаны. Дав слово никому не сообщать о содержании документа, Мария возвратилась к мужу.

– И что в той бумаге секретного. Стоило всех на уши ставить? – спросил Николай, едва она закрыла дверь.

– Теперь, Коля, заграница для нас не только Вильнюс, но и Москва с Киевом. Иностранцы мы с тобой для уральских родичей. Давай быстрее домой, пока отпустили. Только никому ни слова. Этот губастый, Гайдар его фамилия, слово взял, что буду молчать.

«Вечером, по прилете, пригласили белорусов и украинцев сесть вместе поработать над документами встречи. Собрались в домике, где поселили меня и Сергея Шахрая, – вспоминает об этом событии Егор Гайдар. – С нашей стороны были Бурбулис, Козырев, Шахрай и я. От белорусов – первый вице-премьер Мясникович и министр иностранных дел Кравченко. Украинцы подошли к двери, потоптались, чего-то испугались и ушли. Именно тогда Сергей Шахрай предложил юридический механизм выхода из политического тупика… роспуска СССР тремя государствами, которые в 1922 году были его учредителями… Никто из присутствующих не возразил. Начали вместе работать над проектом документа… я стал сам набрасывать на бумаге текст. В четыре утра закончили работу. Андрей Козырев взял бумаги и понес к машинистке. Утром паника, документ не напечатан. Выяснилось – Козырев не решился в четыре утра будить машинистку и засунул проект соглашения под дверь, но не ту. Но когда рано утром хватились – времени в обрез, и мне пришлось идти диктовать текст. Так что, если кто-то захочет выяснить, на ком лежит ответственность за Беловежское соглашение, отпираться не буду – оно от начала до конца написано моей рукой». Как видим, Гайдар и здесь выдает свою ответственность писаря за политическую ответственность правителя. Но ведь он таковым не был, и быть при Ельцине не мог. Писарь даже великий так и останется писарем.

Возвращаясь в Москву, участники Беловежского сговора тревожно обсуждали только одну тему: попытается ли Горбачев в ответ применить силу.

Самолет с командой Ельцина приземлился в аэропорту Внуково в темноте и поэтому мало кто увидел, как охрана выводила из него президента. Идти самостоятельно он не мог. Причиной тому было состояние эйфории от достигнутой в Вискулях цели всей жизни, помноженное на опьянение. Русская традиция обмывать рождение и смерть была явно соблюдена. В этот раз обмывались одновременно и кончина СССР, и устранение соперника. Но ни органы госбезопасности, ни прокуратура Конституции и закона не исполнили и заговорщиков не арестовали. Президент СССР тоже бездействовал.

Крах

Заговор ГКЧП, события в Форосе и Беловежской пуще высветили то, что долго маскировалось завесой демагогии и естественным сопротивлением гибели самой страны-гиганта: Михаил Горбачев – посредственный человек. Яркая фактура и серая личность. Комсомольский вожак на троне правителя. Не имея за плечами закалки настоящей политической борьбы (руководство маловажным регионом и секретарство в ЦК без конкуренции в окружении престарелого ареопага не в счет), Горбачев дает согласие на руководство пребывающей в кризисе сверхдержавой. Он также не обладал властным характером. Поэтому его восхождение на пост верховного правителя – это, с одной стороны случайность (геронтологическая), с другой – верх легкомыслия и безответственности. Личный крах и развал страны как итог был более чем закономерен. Так было всегда, так произошло с Горбачевым, так будет с любым. Порог его компетентности был превышен еще при переходе с комсомольской работы на партийную. Это подтверждается его шумихой в Ставрополе вокруг познавательных кружков, липовых уборочных комплексов, провалом в руководстве сельского хозяйства страны, в жилищной политике, доведением до пустых прилавков, наконец, фиаско в работе по заключению нового союзного договора. Такие люди, как Горбачев, не способны отличить поражение от победы. Поэтому он постоянно утверждает противоположное тому, что есть на самом деле. Например, «перестройку сорвал Ельцин, все рухнуло, но мы победили». Они не способны принимать необходимые решения и принуждать к их выполнению. Они не знают главного – правил власти. Не ведают, что управлять и править это не одно и тоже. Управляют менеджеры, правят – властители.

Управление государством – это действия по правилам власти. Править – это способность властвовать. Действовать по правилам власти не так сложно как кажется и доступно многим. Но способностью властвовать обладают избранные. Законы и регламенты (протоколы) полны стандартов поведения представителей всех уровней власти вплоть до верховной. Они и создают базу для успешной управленческой деятельности. Однако чем выше ее уровень, тем большую роль играют факторы, связанные с личностью правителей и управляющих. Среди них воля, разум и их соотношение на первом месте. Преобладание воли над разумом делает человека авантюристом. Если наоборот, – прожектером. Ни авантюрист, ни прожектер эффективно властвовать не способны. Особенно на высшем уровне. Итак, главное это равновесие воли и разума. Следующий по значению фактор-способность вызывать доверие управляемых. Причем не только и не столько приближенных (здесь речь должна идти о преданности), а тех на кого властное влияние направлено. В случае с верховной властью это народ данного государства. Далее следует фактор ответственности. Это способность к пониманию и строгому соблюдению границ властного и личного поведения. Например, верховный правитель не может планировать и совершать действий (словесных в том числе) не сообразуя их с буквой и духом Конституции, законами государства и его международных обязательств. Иное поведение приводит к нарушению присяги, и как следствие, к отстранению от должности с последующим привлечением к ответственности. Для управляющих других уровней подобные требования важны, но не так актуальны.

Кто из нас, пребывая в храмах, не восхищался их убранством и тем порядком, который заведен и исполняется во время многочасовых церковных служб. Как все согласовано. Как строго исполняются соответствующие каноны. Как во все время службы сосредоточены церковные служители. Какова строгость в одеждах и поведении. И как вольно или невольно подчиняются этой атмосфере даже, случайно заглянувшие в храм. Через убранство храмов и описанный в них порядок и проявляется власть церкви и ее деятелей на прихожан. Светская власть и ее представители только выиграют, если будут применять в своей работе приемы, подобные церковным. Ведь они складывались веками. И работают эффективно. Администрация города, в здании которой протекает потолок, а служащие работают хаотично и неопрятны, никогда не наведет порядка на его улицах и площадях. Если с потолка зала судебного заседания падает штукатурка, то одновременно с ней падает доверие к суду и его решениям. И церковный и светский порядок не случайно обозначается одним понятием – служба. Поэтому правление это не только повеление, но и служение. Правление через служение.

Настоящим правителем может быть тот, у кого желание властвовать над всеми, во всем и постоянно является врожденным качеством. И есть понимание того, что у народа может быть коллективный ум, именуемый народным инстинктом. Но коллективной воли у народа не бывает. Носителем ее и должен быть правитель.

Такие, как Горбачев, свою некомпетентность и неспособность править скрывают за демагогией и коллективной безответственностью. Горбачев никогда и нигде не говорил и не говорит сейчас: моя ошибка, мой просчет. Он говорит: наша ошибка, наш просчет, перестройка оборвалась, ее сорвали, мы ее упустили. Он так и не понял миссии правителя, которая есть постоянное и безусловное стремление к подчинению всех своей воле ради поддержания в стране мира, согласия и обеспечения внешней безопасности. Ни в одной присяге (клятве) правитель не обязуется проводить преобразования страны, принятой в правление. Реформатором правитель может и не быть, но охранителем прежних коренных устоев – обязан. Реформировать все и одновременно, как пытался Горбачев – это безумие и путь к катастрофе. Тем более, что он начал реформирование с КПСС, то есть с единственного возможного в той обстановке инструмента реформирования. Другого инструмента у него не было и не могло быть. Ослабив партию, он развалил страну. Не зря мудрый Монтень писал: «Ничто не порождает в государстве такой неразберихи, как вводимые новшества; всякие перемены выгодны лишь бесправию и тирании».

Горбачев был подкаблучником, как и Николай II. Не случайно их финал одинаков: утрата страны. Александра и Раиса часто оттесняли мужей – правителей на вторые роли. «Да, так идут дела, когда мужчины у жен своих сидят в повиновеньи!», – предупреждал В. Шекспир. Есть и отличие. Плата Николая страшная – гибель семьи. Горбачев и после ухода Раисы, наоборот, – благоденствует, почивая на лаврах великого реформатора (по мнению либерального Запада). У Горбачева, как и во время перестройки, два лица. Первое – звезды мировой политики в глазах соперников России. Второе перед соотечественниками – разрушителя основ жизни общества и страны. Страсть к колебаниям, компромиссам и двойственность позволяют уверенно назвать его Двуличным Михаилом. Не путать с богом добрых дел и начал двуликим Янусом из римской мифологии.

Сопротивление его замыслам и действиям было огромное. А против «ветра» можно двигаться только галсами, то есть зигзагом. Он так и делал – ветер слева, ветер справа. Вот и сбился с курса. По миссии Горбачев может и велик, но по деяниям – не просто великий преступник, а клятвопреступник, не защитивший страну, вопреки данной на Конституции присяге при вступлении на должность президента.

Декабрь. Рождество. Вечер. Кремль. Только что Горбачев объявил (19.00 ч.) по телевидению стране о прекращении своей деятельности на посту президента СССР в виду исчезновения самой страны. Над Кремлем спущен красный флаг и заменен трехцветным (19.38). В кабинете Горбачев, помощник Черняев. Тележурналисты собирают аппаратуру. Входит начальник охраны Петров. В руках бережно держит выцветший красный флаг. Вид подавленный.

– Куда его? – Спрашивает он Черняева.

– Михаил Сергеевич? Что с ним делать? – переправил Черняев вопрос Горбачеву.

Горбачев стоит у окна. Смотрит, как над куполом Кремлевского дворца развевается ново-старый бело-сине-красный флаг России. Горбачев поворачивается и, словно не слыша вопроса, начинает громко, с волнением говорить:

– Слава богу, революция успешно закончена. Тоталитарная система ликвидирована. Теперь народ свободен. И все это бескровно. Об этой минуте я мечтал еще в университете. А… флаг? Забери его себе на память о службе в Кремле. Больше он никому не нужен.

Подходит к телефону снимает трубку и даже более нежно-уважительно, чем обычно, говорит:

– Раиса Максимовна, перестройка-революция закончилась, я безработный пенсионер. Наконец-то смогу больше быть с тобой, писать книги, путешествовать. Хотя мы с тобой и так весь мир объездили… Ничего, найдем куда поехать. Жди, скоро буду.

Бледный начальник охраны Петров прижимает флаг к груди и тихо в недоумении произносит:

– Михаил Сергеевич, какая революция? Нас всегда учили, что против красного флага борется контрреволюция. А вы революция. Я с ребятами в Афгане два дня преследовал душманов, пока не отбил красное полковое знамя. Полвзвода легло за него. А вы говорите, что флаг никому не нужен. Скажите хотя бы теперь, зачем вам понадобился новый союзный договор? Бог с ним, с социализмом. Все равно мало кто знал и понимал, что это такое. Но разваливать из-за этого государство! Все равно, что из-за перхоти рубить голову. Вспомните, как глава Украины мудрый Щербицкий просил вас не трогать союзный договор 1922 года. Я своими ушами этот разговор слышал. Вспомнили? Как мы будем жить дальше, скажите? Мои родители на Украине, жены – в Казахстане. Уже год еще при СССР отца и мать принуждают в Николаеве к переходу на украинский язык. И это в городе, где 80 процентов русских. Повсеместно идет насильственная украинизация. То же самое начинается в Казахстане. Число беженцев из республик в Россию перевалило за миллион.

В разговор включается Черняев:

– Володя, не надо убиваться по Союзу, как по живому существу. Всякое государство это искусственное образование. Но, как и человек, оно не вечно. Люди его создают и они же его разрушают, когда проходит надобность. А уж тем более Союз государств. Его век и того короче. В тяжелые времена государства объединяются, ну, как бы в коммуналку, чтобы не пропасть поодиночке. В более стабильные, – расползаются опять по национальным квартирам. Как жить? По-новому.

«Это он, Черняев первый нашептывал-пророчил, что Прибалтику придется отпускать. Скользкий тип», – подумал Петров и продолжил возмущаться.

– Не знаю, я не теоретик. Но хотя государства и состоят из людей, существуют они все-таки по другим законам. То же право республик на выход из союза. После стольких лет кооперации СССР превратился по факту в унитарное государство. Так и надо было его закрепить в Конституции, а не выдумывать новый союзный договор. И не позволять пьянице и двум самостийникам за одну ночь разрезать страну на куски, как новогодний торт. Я не прав? В нашем пусть и периферийном университете доцент Конев учил, что нормы права не могут идти против реальности. Они призваны ее только отражать. А вот академики МГУ, похоже, учили вас с Михаилом Сергеевичем другому – как разваливать государства. Судить вас надо. Не может преступление остаться без наказания. Это несправедливо. Вот Чаушеску с женой. Ровно два года назад, тоже на Рождество отстранили от власти, а потом и расстреляли.

– Ты брось, накаркаешь. Ну, кто хотел такого. Союз сам распался.

– Может и не хотели? Так по неосторожности еще хуже. Ведь результат тот же, что и по умыслу, а ответственность мизерная. За воровство буханки хлеба воришку тащат в тюрьму. А Михаил Сергеевич страну пусть по легкомыслию или небрежности угробил, – его в нобелевские лауреаты. Запад вообще его в великие деятели произвел. Хотя величия вообще не может быть там, где нет правды и справедливости…А тут вся перестройка на обмане и обманом погоняет.

– Ты чего на перестройку наезжаешь? – заговорил Горбачев, молча копавшийся до этого в сейфе. – Или на меня? Вот, не успел из кабинета выйти, уже критикуют. И кто? Самые близкие. А чего раньше молчал?

– Охране не положено. Но мозги, глаза и уши в карман не спрячешь. Хоть теперь выскажусь. Правитель – это тот, кто способен подавлять других. А вы как поп или крыловский повар, все проповеди разводили. Наверно, когда в школе проходили «Кота и повара», вы комбайн ремонтировали. Неужели, вы не понимаете, что ваша идея ненасилия не приживется. Человеческий род остается таким же агрессивным, как и в прошлом. Люди поклоняются свободе, а обожают грубый произвол. Но советская система, при всех ее недостатках, обеспечивала безопасность государства и граждан. А теперь ее нет. Мы безработные и беззащитные. Спасибо вам, Михаил Сергеевич. И Раисе Максимовне тоже спасибо.

– Володя, а ей за что, она при чем?

– При том, Михаил Сергеевич, что даже охрана путала, кто из вас президент.

– Ничего ты, Володя, не понимаешь. Я ничего не разваливал и был всего лишь палачом, исполнившим приговор истории.

– Не лукавьте, вы, именно вы и Раиса Максимовна запустили механизм развала.

Пройдут годы, и безжалостное время сотрет в памяти и лукавую фигуру Горбачева, и многое из его деяний. В учебниках останется одна строка, где будет сказано, что при нем прекратила существование самая могучая в истории империя. И все. Ни плохого, ни хорошего. Величайшее из преступлений так и останется безнаказанным. Однако все же оставим для потомков суждение человека, которого не заподозришь в любви к СССР. Слово президенту США Джорджу Бушу-старшему: «Если бы у Горбачева были сталинского типа воля и решимость его предшественников, то мы бы и сейчас имели СССР. Это был бы обновленный и укрепленный Советский Союз». И пусть хотя бы эти слова иноземца станут своеобразным приговором тому, кто повинен в невиданном злодействе.

Теперь очевидно, что СССР как империя свой естественный ресурс не выработала. Поэтому и суждено ей в той или иной форме возродиться. Вполне возможно в виде евразийского союза во главе с Россией и Китаем. Жизнь любит пошутить с народами. Правление Михаила и Раисы яркое тому свидетельство.

Глупово-2. Вместо эпилога

Если бы Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин жил в XX веке и видел, что творилось с его страной, ему, наверно, захотелось бы сделать римейк на свою бессмертную «Историю одного города». И выглядел бы он, скорее всего, в виде краткого перечня деяний градоначальников, которые от начала и до окончания века правили градом под названием Россия-СССР.

Миротворец-Кровинин Ники Ипатьевич угодил в начальники столь необычайного и крупного града в 26 лет от рождения, чем был пресильно обескуражен и даже тихо протестовал против своего назначения. Придя в себя, издал странного содержания Манифест, объявив «мертвым свободу, живых под арест». По коему мертвых помиловал, а самых горлопанов, из живущих в городе, подверг превентивной каре, определив на полгода в исправительный дом. Для назидания. В отношениях с другими городами с целью предотвращения войн стал настаивать на истреблении всякого оружия, чем привел в великое подозрение о наличии подвоха всех градоначальников-соседей. Простодушных среди них так и не нашлось. Да еще пришлось усмирять волнение среди владельцев оружейных лавок. Его другое начинание об учреждении межградского суда горячо поддержало адвокатское племя, для коего чем больше судов, тем выше барыши. Суд учредился, но в Гааге. Как награда его обывателям за придумку солить сельдь и растить тюльпаны. Дабы обозначить в суде глуповский след, Ники Ипатьевич распорядился послать для него подарок – малахитовую вазу весом в две тонны, где она пребывает и по сей день. Весьма скоро милый Ники Ипатьевич увлекся охотой, рыбалкой и охладел к отправлению своих полномочий, уступив первенство в делах жене-немке да старцу-проходимцу Распутину. Учуяв слабость правителя, городские барыги пустились во все тяжкие и сказочно обогатились, а горожане из просто вечно бедных быстро обратились в вечно нищих. Когда градоначальница-немка с новыми богатеями погнали глуповцев воевать против ее наглых заграничных родственников, пожелавших оттяпать у города лучшие земли, они устроили такой бунт, от какого не спаслись ни ушедший с поста градоначальник с семьей, ни кровопийцы-барыги. Чужой и своей кровушки было пролито немеряно. Дошло до того, что глуповцы стали арестовывать друг друга. Так продолжалось семь месяцев. Другие власти тоже низложились сами собой и некому было поставить над Глуповым нового градоначальника. Во граде воцарилась анархия.

Диктаторов Владимир Ильич – то ли разбойник, то ли святой, прослышав о бесхозном городе, прикатил из чужих земель в бронированном вагоне. Это был маленький рыжий человечек, а с ним две дюжины собратьев-евреев. Рыжий первым декретом назвал привезенных евреев комиссарами и назначил их начальствовать над всеми городскими присутственными местами. Потом закрыл церкви, объявив религию хуже наркотиков, что послужило сигналом для массового перехода от курения табака к употреблению конопли. Весной почти все глуповцы вместо картошки засеяли огороды коноплей. Самые упрямые посадили картошку и предрекали голод, который вскоре и случился. Из головы человечка с придуманной фамилией сыпались одна идея за другой, а газеты не успевали печатать написанные им по ночам декреты. В одном из них он обозвал просвещенную часть глуповцев говном, а попов приказал расстреливать. От такого напряжения его мозги стали быстро усыхать. Через пять лет правления он пришел в полное безумие и умер. Собрались комиссары и решили не предавать его грешное тело земле, объявив глуповцам, что и после смерти он живее всех живых. Поверили те этой сказке. Построили для усопшего тела большой склеп. Кто-то назвал его непонятным словом «мавзолей». С той поры комиссары по своим праздникам на нем собирались и веселились. Так продолжалось почти восемьдесят лет.

Чистишвили-Перековкин Иосиф Тиранович. Прошлое его покрыто мраком. Говорили, что он из разбойников, но, по мнению Диктаторова, из симпатичных разбойников. Поскольку высшая власть так и не воцарилась, Иосиф сам собрал остальных разбойников, каковые и назначили его градоначальником. От такого поворота глуповцы даже слегка поумнели. Самые продвинутые бросив все, бежали в другие города. Остальные рыли в огородах, под жилищами, ямы для укрытия пожитков от ожидаемого разбоя. Одного из разбойников по кличке Рыцарь градоначальник поставил во главе комиссии, которая могла любого глуповца арестовать, судить и сама же расстрелять. Называлась она чрезвычайка. Адвокаты, прокуроры и суды были объявлены «пережитками». Любимым занятием Иосифа стали Чистки и Перековки. Даже слегка поумневшие глуповцы не сразу поняли, что на самом деле Чистка – это расстрел самых умных, а Перековка – каторжная работа для полоумных. Чистки и Перековки длились не сорок лет, как у Моисея, но долго. Пока в городе не остались одни слабоумные. Надеясь на легкую добычу, другой, но несимпатичный разбойник – соседний градоначальник по кличке Германик со своей шайкой напал на Глупов. Испугался Иосиф и бросился к обывателям с покаянием да мольбой о защите города. Долго упрашивать их не пришлось. Хотя и были они глуповцы, но от умных слышали, что в других городах начальники не меньшие разбойники. Четыре года бились, но не позволили чужому негодяю прогнать своего. Так и жили они под Иосифом, пока не был он отравлен своими несимпатичными собратьями. По новой городской традиции тело его положили в мавзолей рядом с Диктаторовым. Сообразили глуповцы, что так будет дешевле.

Кузькин Микита Корнович. Собрались разбойники опять на сходку (которую для благозвучия назвали съездом) и за неимением одного симпатичного, назначили на градоначальство двух толстых несимпатичных собратьев. Прозвище второго было Малинин или Малинкин. Напугались глуповцы. Как двоих содержать, когда еле одного кормили. К счастью двоевластие продлилось недолго. На очередной сходке более молодой, хотя уже и лысый, разбойник Кузькин, пользуясь отсутствием соправителя (убыл с дружеским визитом к соседям-разбойникам), сославшись на заключение главного ветеринара града (все психиатры были расстреляны), объявил его сошедшим с ума. Сходка ему поверила. С этого момента Кузькин правил городом единолично десять лет. Многие чудеса пытался совершить он за эти годы. Объявил штурм по постройке жилья для бездомных горожан. Получилось много похожих на бараки домов. В народе их стали называть кузьминками. Особенно прославился Кузькин большим желанием отыскать на небесах место пребывания небесной канцелярии. Не один раз посылал он глуповцев на поиски в космос, да так ничего и не нашли. Были попытки к изменению климата и повороту рек. Тоже неудачно. Но самый страшный удар по его авторитету случился после затеи по выращиванию породы умноглуповцев. Собравшиеся на срочную сходку разбойники заявили, что такого издевательства над собой не потерпят и устранили Кузькина от управления городом, назначив его руководить городским огородом.

Бровастый Любомир Ильич десять лет служил в помощниках Кузькина. Затем составил против него заговор и устранил от градоначальства. Правление Бровастого было долгим, стабильным и почти благостным. В городскую казну бесконечным потоком поступали деньги от продажи нефти, которая нежданно обнаружилась под градской пустошью. От этой халявы глуповцы так обленились, что приходя в рабочие места, только курили и баловались «зеленым змием». К концу правления Любомир Ильич тоже утомился бездельем и поддался на уговоры давно не воевавших генералов, послать армию на захват совсем бесполезного южного пригорода. Поход сей закончен был ее бесславным бегством восвояси уже после его тихой смерти.

Агентов Юрий Чекистович. В пригороде Глупова со времен градоначальника Диктаторова поселилась народность не то, чтобы умнее, но ловчее глуповцев. Ходили байки, что происхождение свое они ведут от завезенных еще Диктаторовым комиссаров. Долгое время больших постов в градоначальстве они не требовали. С охотой занимались мелкой коммерцией, частным сыском, да прибыльно заведовали исправительным домом, сдавая половину камер для подпольного борделя. Отличались и тем, что имея разные фамилии и имена, отчество у них было одно на всех – Чекистович. Со временем они расплодились и стали требовать мест в правлении города. Для начала продвинули своего старосту Агентова в помощники к Бровастому. По смерти последнего он и стал градоначальником. Да умер быстро. Через год. Ни создать, ни разрушить ничего не успел. Задал только один вопрос: что мы за народ? Но ответа уже не услышал. Спустя пятнадцать лет Чекистовичи умножатся до такого числа, что заберут под себя не только градоначальство, но и все другие теплые места. Как это им удалось неизвестно, так как они скорее по глупости или привычке, чем по злому умыслу, все засекретили.

Говорун Михайло Максимович правил вдвоем. С супругой Раисой Сергеевной. Когда они начали каждый день твердить о какой-то перестройке, глуповцы страшно испугались за свои хижины. Но дело разговорами и кончилось. Потом Михайло с Раисой стали их упрекать, что живут они неправильно, не на той скорости. Потребовали ускоряться во всех делах. Под впечатлением от этих призывов местный поэт сочинил частушку: «Как по граду, да по Глупову, удалая мчится тройка – Мишка, Райка, перестройка». Днем Михайло часами говорит, слушает советников, но никаких указов не подписывает. Вечером советуется с Раисой Сергеевной. Утром указы издает. Город под его начальством обветшал совсем. Глуповские мужики, забросив всякие занятия, пили беспробудно. Сам он почти не пил. Но страдал другим пороком. Водки, вина не наливай, а дай поговорить. Однажды доболтался до белой горячки и, впав в бред, указал срочно ввести сухой закон. Закрыл винные заводы и велел уничтожить виноградную лозу. Мужики послабее сразу впали в депрессию, а какие покрепче – в блуд. От чего бабы первых стали гнать и пить самогон, а вторых – оживились до того, что в благодарность новому правителю сочинили еще одну частушку: «Ой, спасибо Говоруну, ой, спасибо Мишке, что у наших мужиков повставали шишки». Потом объявил всем волю от наказания за горлопанство и назвал его непонятным словом «гласность». Глуповцы восприняли это как призыв собираться на сходки для говорения, кто что вздумает. Тут и началось. Месяц болтали, другой. Потом счет пошел на годы. Шесть лет пролетело, как день. Опомнились, а на месте града – пепелище. Оглянулись окрест, и самого Говоруна след простыл. Самоудалился в заморские города для чтения лекций про то, «как жить надо». Раиса Сергеевна от непосильных неженских трудов тяжко заболела. Отвезли ее к немцам на лечение, да там бедняжка и скончалась. Пригороды объявили себя городами, а в заросший травой и кустарником Глупов на танке уже въехал новый градоначальник. Происходил он из уральских разбойников.

Загогулин Борис Уралович до того, как взобраться на танк, был мастером по строительной части. Потому без проекта никакой работы не начинал. Первому из проектов на градоначальстве он тоже, как и Говорун, дал название: «Так дальше жить нельзя-2». Глуповцы проект дружно поддержали, но теперь на всякий случай попросили сразу разъяснить, а как жить-то надо? Ответ получили быстро. Но звучал он совсем кратко и странно, даже для глуповского правителя: «Где-то… как-то… что-то такое… надо бы сделать, понимаш…». Ничего не поняли глуповцы и решили обратиться за помощью к двум своим мудрецам. Одного звали Черноморда, другого – Гераща. Второй сразу отказал в помощи, заявив, что здесь пахнет математикой, а он ее не знает, хотя более восьми лет и заведовал Центральным городским банком. Черноморда попросил отсрочки для совета с помощником по прихватизации Хватайсом. Ответ был готов через пять лет и звучал очень даже конкретно: «Не суетитесь, все уже поделили». От себя мудрый Черноморда прибавил, что тут и говорить не о чем, газу не будет. И посоветовал Загогулину проверить, не осталось ли чего в глуповских кошельках и домах после реформ Хватайса. Проверка показала: в кошельках и домах пусто. От такой вести Загогулин вошел в долгий запой, еле успев перед последней чаркой назначить временным правителем Глупова городского юродивого Егорушку по кличке Отнюдь. А довольный своей мудростью Черноморда решил заработать и отправился давать советы градоначальнику Украинска. Да там и остался. После чего среди глуповцев началась бессрочная анархия. Хватайс решил быстро удалиться в монастырь с мудреным названием «Нано» в надежде замолить грехи свои незамолимые. Мудрый Гераща до конца своих дней так и не понял, почему глуповцы, также как и он не знающие математики, дружно отказали ему в желании занять пост правителя града. Потом по случаю возглавил нефтяную контору «Юка» и тут же ее обанкротил. И только никогда не унывающий Егорушка Отнюдь на всех перекрестках хватал за лохмотья совсем одуревших от нищеты глуповцев, призывая на следующих выборах отдать голоса за его партию «единые дерьмократы». Но вялые от голода и безнадеги глуповцы посылали его подальше. Они еще не забыли, как Загогулин по простодушно-зловещему совету Егорушки в один день очистил их счета в сберкассе. В это время наконец-то вышел из запоя Борис Уралович. Увидев град с пригородами в полной разрухе, вдруг осознал, что никакой он не строитель, а самый настоящий разбойник. Срочно посадил на свой пост удалого воспреемника Путну, а сам отправился доживать в дорогой пригород с дешевым названием «Рублевый приют».