Текст книги "Акула пера"

Глава 12

С утра в здании вокзала было еще относительно прохладно – солнце не успело прогреть огромную коробку из стекла и бетона. Но у людей, спозаранку занявших место в очереди за билетами, вид был такой, будто они парились здесь уже сутки. Впрочем, может быть, так оно и было.

Что привело меня сегодня сюда, я и сама толком не знала. После того как Кряжимский поделился свежей информацией об ограблениях, меня охватило чувство, похожее на отчаяние. Так красиво выстроенная цепочка рассуждений вдруг оказалась под большим сомнением. Я не признавалась в этом вслух, но в душе начинала склоняться к мысли, что все эти дни мы двигались по ложному следу. Обиднее всего казалась та мысль, что в попытке состязаться с милицией мы, безусловно, проигрываем.

Правда, сдаваться мы не собирались. Как бы то ни было, а на руках у нас были кое-какие факты. Записка с адресом Григоровича, двусмысленное поведение Самойловой и не менее двусмысленная ее же смерть, загадочный человек с ножом, деловитая племянница, возникшая словно только для того, чтобы спрятать концы в воду… Все они сплетались в опасный подозрительный клубок, невольно подталкивающий сравнить его с клубком змей. Симпатичного доктора Трофимова я намеренно не упомянула заодно со всеми – скорее всего он был всего лишь своего рода жертвой, хотя и не ясно было, согласится ли с таким утверждением закон.

Одним словом, мне было очень жаль расставаться со своей версией. Что-то в ней несомненно было. Накануне мы все хорошенько обдумали, как предлагал Кряжимский, но ничего лучше не придумали, как заняться выяснением личности племянницы Самойловой. Этим должен был заняться Виктор – он для этого отправился сегодня в бюро ритуальных услуг. Многое должно было прояснить заключение экспертизы, но оно еще не поступало. Сергей Иванович пообещал еще раз наведаться к своему знакомому.

А я после некоторых сомнений решила заглянуть с утра на вокзал. Именно вокруг этого заведения строилась вся наша версия, и мне еще раз захотелось взглянуть на него своими глазами, а возможно, и побеседовать с Алевтиной Николаевной.

Я бесцельно бродила по переполненному залу ожидания, разглядывая пассажиров, охранников в голубой униформе, останавливаясь возле пестрых киосков, торгующих газетами, напитками и бесполезными, но заманчивыми безделушками. Если бы меня спросили, что я надеюсь найти, вряд ли я смогла бы дать четкий ответ. Наверное, речь могла идти только об интуиции.

Пожалуй, самым осознанным моим желанием было взглянуть на рабочее место Татьяны Михайловны. Конечно, в этом желании не было никакого смысла: Татьяна Михайловна теперь не имела никакого отношения к тому, что творится на грешной земле, да и место ее было занято. Наверняка и табличку с ее именем убрали куда подальше.

И все-таки я с большим любопытством стала обходить кассы одну за другой, наблюдая за работой строгих неулыбчивых женщин в синей железнодорожной форме, которые без передышки выполняли одну и ту же монотонную работу: щелкали клавишами компьютера, пересчитывали деньги и вручали истомившимся пассажирам хрустящие железнодорожные билеты.

Те, кто стоял в очереди к очередному окошечку, посматривали на меня ревниво и недоверчиво, подозревая в желании пролезть на халяву, но потом, видя, что никаких реальных действий с моей стороны не предвидится, они успокаивались и теряли ко мне интерес.

А я в который раз поражалась, какое количество людей стремится куда-нибудь уехать. Создавалось впечатление, что за три летних месяца все население города проходит через чистилище, называемое вокзалом. Почему в таком случае не становится меньше людей на улицах, совершенно непонятно.

Я потолкалась в очередях возле пяти касс и перешла к следующей. Здесь на меня опять стали коситься, а одна полная дама, страдающая от духоты и обливающаяся потом, раздраженно посоветовала мне встать в конец очереди. Любезно поблагодарив за совет, я ответила, что никуда не еду. Это невинное замечание почему-то всех рассердило, и мне подсказали, что в таком случае я не должна мешаться у всех под ногами.

Мне не хотелось ввязываться в беспредметные споры, и я уже собиралась двинуться дальше, как в этот момент произошло нечто, заставившее меня оцепенеть. На первый взгляд ничего особенного не случилось – просто от кассы отошел мужчина, до этого закрывавший своей широкой спиной все окошечко. В могучих руках он бережно сжимал только что купленные билеты, и лицо у него при этом было счастливое, как у ребенка.

Но я смотрела на него только какую-то секунду. А потом мое внимание приковала личность кассирши, обозначившаяся в окошечке. Очередной пассажир тут же закрыл ее своей спиной, но этого короткого мига мне вполне хватило, чтобы понять, кто это. За стеклянной перегородкой в форменной синей тужурке сидела племянница Самойловой!

Меня даже в жар бросило. Несмотря ни на какую интуицию, к такому повороту дела я была не готова. Почему-то образ племянницы в моем воображении решительно не связывался с железнодорожным ведомством. То, что она, образно говоря, продолжит дело своей тетушки, явилось для меня настоящим откровением.

Сначала я даже не поверила такой удаче. Чтобы убедиться, не мерещится ли мне, я осторожно подобралась поближе к кассе и посмотрела через стекло на сидящую за компьютером женщину.

Никакой ошибки – это была она! Рыжие волосы, сосредоточенное деловое лицо, полноватая фигура – передо мной была племянница Самойловой собственной персоной. К счастью, она была слишком занята, чтобы обращать внимание на посторонних, иначе мой лихорадочный любопытствующий взгляд наверняка насторожил бы ее.

Пора было убираться. Но прежде я взглянула на табличку, висящую за стеклом. «Вас обслуживает кассир Гуськова Любовь Дмитриевна». Итак, отныне племянница обрела имя. Теперь ей от нас не спрятаться.

Я повернулась и стала выбираться из очереди. Наверное, у меня тоже было очень счастливое лицо, потому что пассажиры смотрели на меня с подозрением. И только отсутствие у меня в руках билетов заставило их удержаться от возмущенных замечаний. Не исключено, что они принимали меня за сумасшедшую.

Перейдя в другой конец зала, я стала думать, что делать дальше. Сейчас я была слишком возбуждена, чтобы мыслить логически. Прежде чем строить планы, мне нужно было посоветоваться с коллегами. Но уже в тот момент в моей голове забрезжила некая смутная идея: мне просто не хотелось обдумывать ее на бегу. Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, я решила еще разок заглянуть к старшему кассиру Алевтине Николаевне. После некоторого размышления я решила, что не стану сообщать ей о смерти Самойловой. Судя по всему, кассир Гуськова не стала этого делать, и мне тоже не стоило спешить.

У меня были серьезные подозрения, что Гуськова не только не сообщила о смерти тетки, но вообще не ставила никого в известность о родстве с ней. Зачем ей это было нужно, в общем-то было понятно: если бы на кого-то из них падало подозрение, то это подозрение автоматически распространилось бы и на родственницу.

Но мне было любопытно, каким образом и как давно эти две милые родственницы оказались в штате вокзала. О Татьяне Михайловне я уже кое-что знала. Теперь я решила выяснить кое-что и о ее племяннице.

Алевтина Николаевна узнала меня сразу.

– Вы опять к нам! – расплываясь в улыбке, констатировала она. – Очень приятно! Но теперь-то уж вы точно собрались ехать – угадала? И то верно – когда же отдыхать, как не летом! Я и сама бы, но такая запарка…

– Опять не угадали, Алевтина Николаевна! – вздохнула я. – Не получается у меня отдыхать. Тоже, как вы выразились, запарка…

– Понятно, – сказала она. – Значит, опять по работе? Все про Самойлову пишите?

– Да вот подумала над вашим предложением, – слукавила я. – Может быть, действительно стоит написать о ваших коллегах? На Самойловой ведь свет клином не сошелся…

– И я так думаю! – с энтузиазмом подхватила Алевтина Николаевна. – О передовиках нужно писать, об общественниках! Как раньше было… Человек работает, участвует в профсоюзе, в личной жизни порядок – значит, такому почет и уважение! А сейчас что?

– Скажите, Алевтина Николаевна, – спросила я, – а вообще, кассиры ваши неплохо зарабатывают?

– Ну, хоромы на эти деньги не построишь, конечно, – ответила Алевтина Николаевна. – Но по сравнению со многими зарплаты приличные. Железная дорога все-таки…

– Наверное, к вам не так-то просто устроиться? – поинтересовалась я.

– Само собой, кого ни попадя не возьмем. Работа ответственная, с деньгами, с людьми… Кандидатура должна быть соответствующая.

– А как же вы так прокололись с Самойловой? – спросила я.

– Да это уж давно было, – махнула рукой Алевтина Николаевна. – Я еще тогда старшим не была. Только не скажу, как дело было, но ведь в душу-то каждому не заглянешь, верно?

– А остальные кадры вас, значит, не смущают? – улыбнулась я.

– В основном нет! – горячо откликнулась Алевтина Николаевна. – Девчата хорошие. Да я и прошлый раз вам говорила…

– А на замену Самойловой кого взяли? – спросила я. – Неожиданно ведь вышло. Кстати, откуда вы узнали, что Татьяна Михайловна попала в больницу?

На лице Алевтины Николаевны появилось слегка растерянное выражение.

– Постойте! – сказала она. – Как же дело было? Мы ведь, и правда, ничего не знали… Кто-то нам позвонил! – вспомнила вдруг она. – Точно! На следующее утро позвонили – из управления. Я еще удивилась, как они быстро там узнали про Самойлову. Они же и кандидатуру предложили на освободившееся место. По их рекомендации в тот же день девочка пришла – мы ее и взяли, временно.

– А вы не помните, кто звонил конкретно?

– Ну как не помню! Сам Валентин Данилыч звонил! – уважительно произнесла Алевтина Николаевна.

– А кто это – Валентин Данилыч?

– Ну как же! Валентин Данилыч Синицын – заместитель начальника управления по кадрам, разве вы не в курсе? – удивилась Алевтина Николаевна.

– Да я ведь не работала на железной дороге, – с улыбкой ответила я.

– Ну да, конечно, – кивнула Алевтина Николаевна. – Я уж по привычке. Валентин Данилыч у нас большая шишка. Поэтому девочку приняли без разговоров. Ну, она и опытная оказалась, справляется…

Я уже почти не сомневалась, какая фамилия у этой «девочки», но для очистки совести задала Алевтине Николаевне этот вопрос.

– Гуськова ее фамилия, – ответила она, – сегодня она, кажется, как раз и работает. Они посменно у нас.

– И когда, скажем, Гуськова следующий раз выходит в смену? – поинтересовалась я.

– Завтра в ночь, – ответила Алевтина Николаевна и тут же подозрительно уставилась на меня. – А зачем вам? Хотите написать, что к нам иначе как по звонку не устроишься?

– Ну что вы! – сказала я. – Работа же ответственная – с улицы кого попало не возьмешь. Только я не поняла, почему Валентин Данилыч вам звонил, а не начальнику вокзала, например? Вам это не показалось странным?

На лице Алевтины Николаевны появилось беспокойство.

– Вы думаете, кто-то себя за Синицына выдать хотел? Да нет, я голос Валентина Данилыча знаю… Строгий такой мужской голос. Нет, точно он был! А почему мне звонил? Не знаю. Может, предупредить заодно хотел, что с Самойловой беда приключилась? Да вы не сомневайтесь! Я сразу кадровику нашему доложила – он не возражал, все по закону…

– Да я и не сомневаюсь, – успокоила я ее. – Профессиональное любопытство, знаете ли… А вообще, признаться честно, все так надоело! Вот, думаю, может, действительно взять билет да и махнуть куда-нибудь на Кавказ?

– А я сразу так и сказала, – сочувственно заметила Алевтина Николаевна. – На Кавказе сейчас, конечно, опасно… Я бы на вашем месте в Крым махнула. Хоть и в Сочи тоже неплохо…

Мы немного поговорили о превратностях, поджидающих в наше время путешественников, а потом я стала прощаться. Никакие поездки меня, разумеется, не интересовали, просто мне нужно было перевести разговор в другое русло – совсем ни к чему было, чтобы Алевтина Николаевна заметила мой пристальный интерес к новенькой кассирше. Идея, которая недавно слабой искрой мелькнула у меня в мозгу, постепенно начала оживать, приобретать какие-то отчетливые формы и обрастать деталями. Но для ее осуществления требовалась полная секретность. Никто из посторонних не должен был ничего знать.

Покинув Алевтину Николаевну, я уточнила в справочной вокзала, на какие направления взять билеты не составляет труда, а потом поехала в редакцию. Настроение у меня опять поднялось. Мне не терпелось сообщить своим ошеломляющую новость.

Виктор успел вернуться раньше меня, и, когда я, возбужденная, переступила порог редакции, он встретил меня словами:

– Племянницу я вычислил. Ее фамилия…

– Гуськова Любовь Дмитриевна! – продолжила я, любуясь произведенным эффектом. – Работает кассиром на железнодорожном вокзале. Устроилась на следующий день после того, как Самойлова попала в больницу! Трофимову она представилась Лилианой.

– Вот это новость! – покрутил головой Кряжимский. – Это просто сюрприз.

– Да, наш приятель, на которого я потратила весь кофе, не теряет времени даром. Знаете, что он сделал, когда узнал, что его информатор лежит в больнице? Он позвонил на вокзал, представился заместителем начальника управления и порекомендовал взять на освободившееся место Гуськову! Просто и эффектно. Никто, разумеется, и не подумал перезвонить в управление. Так что у грабителя на вокзале опять есть свой человек. О том, что Гуськова – племянница Самойловой, никто не догадывается. Как, впрочем, и о том, что Самойлова приказала долго жить… Ну, как это вам нравится?

– Я хочу уточнить, – хладнокровно заметил Виктор. – Насчет кофе…

– Потом! – отмахнулась я. – Сейчас не это важно. Кстати, уже почти незаметно… Но дело не в этом. Я, кажется, придумала, как заманить грабителя в ловушку.

– Вот как? Интересно! – сказал Кряжимский. – Мы внимательно слушаем.

– Боюсь, что вам придется сыграть роль подсадной утки, Сергей Иванович, – сказала я. – Остальные для этого не годятся – по разным причинам. А вот вам придется срочно уехать – всей семьей.

– И далеко? – деловито спросил Кряжимский, который уже начал догадываться, в чем дело.

– В Тюмень, – ответила я. – Туда проще всего взять билеты. Завтра Гуськова работает в ночь. Думаю, откладывать не стоит.

– Ты с ума сошла! – ужаснулась Маринка. – Что будет делать Сергей Иванович в Тюмени? Да еще всей семьей?

– Ничего не будет, – сказала я. – Он вообще туда не поедет. Просто возьмет билеты и освободит квартиру. Поживет у меня, например.

– Или у меня, – добавил Виктор.

– Кажется, я поняла! – восторженно сказала Маринка. – Но ведь, чтобы заинтересовать этих жуликов, Сергей Иванович должен показаться особенно солидным. Крутым должен показаться!

– Покажется, – заверила я. – Мы все пошарим по сусекам, по знакомым и снарядим его наилучшим образом: костюм от Кардена, часы «Сейко», золотой перстень, мобильник и бумажник крокодиловой кожи, набитый банкнотами… Когда Гуськова все увидит, она вызубрит адрес Сергея Ивановича, как таблицу умножения! Голову даю на отсечение, грабитель клюнет. Тут-то мы его и накроем!

– Кто это – мы? – ревниво поинтересовался Ромка.

– Ну, я не имела в виду тех, кто не достиг призывного возраста, – пояснила я. – В основном группа захвата будет состоять из тех, кто уже имеет боевой опыт. А Сергей Иванович нас подстрахует. Думаю, что на последнем этапе можно будет подключить милицию. Этим и займется Кряжимский, пока мы будем бить грабителя одной левой…

– Ну что ж, план мне нравится, – согласно кивнул Сергей Иванович. – Только я думаю, не стоит перебарщивать. Приличный костюм у меня найдется. Золотые часы – это неплохо, а вот без перстня я, пожалуй, обойдусь…

– Но в целом вы одобряете? – спросила я. – И согласны рискнуть?

Кряжимский кивнул.

– Прекрасно. Тогда давайте тщательно обдумаем все детали, – предложила я.

Глава 13

Никто из нас сопровождать Кряжимского на вокзал не пошел. Вечером людской наплыв спадал, и на вокзале делалось чуть-чуть просторнее. Наметанный глаз вполне мог выхватить из толпы знакомое лицо, а мы справедливо полагали, что у нашего грабителя глаз именно такой. Ни к чему рисковать – вдруг ему тоже бы вздумалось наведаться в эту ночь на вокзал.

Сергей Иванович отказался от наших услуг и заявил, что на время переедет с семьей к брату, у которого большая квартира. На всякий случай мы условились, что отъезд будет обставлен как полагается – с чемоданами, такси и прочими сопутствующими мелочами: если грабителю вздумается заранее убедиться, что хозяин выбыл, у него не должно возникнуть подозрений.

Но сначала нужно было позаботиться о билетах. К этому моменту мы отнеслись с особой ответственностью. Для Сергея Ивановича мы раздобыли роскошные золотые часы, солидный бумажник, куда вложили порядочную сумму денег – правда, большая часть их была просто мастерски выполненной куклой, – дорогой галстук и снабдили его мобильником. Для пущего эффекта Кряжимский прямо из очереди должен был мне позвонить и сообщить, что срочно уезжает к дальнему родственнику и раньше чем через десять дней не вернется.

В конце концов, когда приготовления были закончены и Кряжимский нарядился в свой лучший костюм, обвешавшись аксессуарами, он стал похож то ли на удачливого предпринимателя средней руки, то ли на «крестного отца», ушедшего на покой. Во всяком случае, все сошлись на том, что Сергей Иванович одним своим видом вызывает жгучее желание его ограбить. Виктор даже проворчал, что как бы это не случилось уже по дороге на вокзал, но Кряжимский успокоил его, сообщив, что попросит брата отвезти его на машине туда и обратно.

Не знаю, как восприняли эту причуду домашние Сергея Ивановича, но, учитывая его дар убеждения, я надеялась, что все сошло гладко. Перед тем как отправиться за билетом, Кряжимский созвонился со мной и заверил, что все идет нормально.

Однако угрызения совести все-таки немного мучили меня. В доброй воле Сергея Ивановича я не сомневалась, но тем не менее мне казалось не слишком этичным подвергать пожилого человека таким испытаниям. Ведь было неизвестно, сработает ли наш план и как быстро он сработает. Не может же Кряжимский постоянно жить у своего брата.

Меня успокаивало то обстоятельство, что грабитель действовал достаточно быстро и реализовывал полученную информацию, по-видимому, сразу, как только она поступала. Нужно было только хорошенько заинтересовать его, а это, как мне казалось, должно было у нас получиться.

Вечером я сидела дома и с нетерпением ждала звонка. Сергей Иванович позвонил около одиннадцати. Голос его звучал солидно и необычайно категорично.

– Зинаида Петровна? – назвал он первое пришедшее на ум имя. – Кряжимский говорит! Тут такое дело – наша с вами встреча откладывается. Я сейчас с вокзала звоню. Уезжаю. Сегодня телеграмму получил – от дяди. Сильно плох. Просит приехать всей семьей. Отказать не могу – старик нас очень всегда любил. Так что завтра отбываю в Тюмень. Прошу простить великодушно… Дней через десять вернусь – и мы с вами решим все проблемы, обещаю!

– Расцениваю ваше сообщение как заявление, что все идет по плану, – сказала я в трубку. – Действуйте!

Второй раз он позвонил минут через тридцать. Теперь голос его звучал с обычными деликатными интонациями.

– Еду домой, Ольга Юрьевна! – сообщил он. – Все прошло как нельзя лучше. Билеты выписывала наша знакомая. Незаметно наблюдал за ее действиями и убедился, что паспортами она интересовалась весьма глубоко. Так что не исключено – рыбка клюнет. Билеты у меня на десять пятнадцать утра. Так что на работе я не появлюсь, а ключи от квартиры вам брат завезет, как только прокатит нас до вокзала и обратно. Он же вам даст и номер своего телефона. Когда отправитесь с Виктором в засаду – созвонимся. У вас есть какие-нибудь замечания?

– Кажется, нет, – ответила я. – По-моему, вы все выполнили прекрасно.

– Тогда спокойной ночи, Ольга Юрьевна! – вежливо сказал Кряжимский.

– Спокойной ночи, Сергей Иванович! – ответила я.

Но какая уж там спокойная ночь! Я места не могла себе найти. До начала нашей операции оставались еще сутки, а я думала только об одном: как бы они побыстрее закончились. В итоге до утра я не могла уснуть, перебирая в уме возможные варианты дальнейшего развития событий.

Далеко не впервые мне предстояло участвовать в засаде: в погоне за сенсациями еще и не то случается, но подобные вещи никого не оставляют равнодушным. Пожалуй, это можно сравнить с таким чувством, как любовь, – в который бы раз она ни приключилась, спокойной все равно не будешь.

Должно быть, бессонная ночь отразилась на моей внешности, потому что, едва я появилась на работе, Маринка сообщила, что я выгляжу просто ужасно.

– Ты бледна, и у тебя больные глаза, – сказала она с тревогой. – Эти гонки тебя доконают. Тебе надо все бросить и уехать к морю.

– Старший кассир на железнодорожном вокзале советовала мне то же самое, – ответила я. – Она даже предложила устроить мне билет.

– А ты, разумеется, отказалась, – с осуждением заметила Маринка.

– Не могу же я вас бросить на произвол судьбы! Капитан должен последним покидать корабль.

– Кстати, о кораблях, – мечтательно сказала Маринка. – Мы могли бы отправиться отдыхать всей редакцией. Честное слово, это было бы грандиозно!

Тут мне пришлось возразить, чтобы пресечь подобные настроения на работе:

– Марина, а ты подумала о конкурентах? Пока мы будем расслабляться на пляжах, они заполнят собой весь рынок! Нет, о море придется забыть. Единственная слабость, которую мы сейчас можем себе позволить, – это твой волшебный кофе!

Маринка поняла намек и немедленно отправилась за кофе. С этого напитка, приготовленного ее чудодейственными руками, я привыкла начинать каждый рабочий день, а чашка кофе с утра превратилась в некий священный ритуал, залог плодотворной работы и успеха в делах.

Вот и теперь: стоило выпить всего одну чашку, и я сразу почувствовала себя бодрее. Ко мне вернулись уверенность и ясность мысли. Можно было заняться делами.

Но как раз этого мне сделать и не удалось. Едва я покончила с кофейным ритуалом, как в кабинет заглянула Маринка и, придерживая спиной дверь, тревожно прошептала:

– Тебя спрашивает мужчина! Судя по виду, лицо официальное! Ты кого-нибудь ждешь?

Я отрицательно помотала головой. Никаких посетителей я не планировала, ни официальных, ни частных.

– Он не назвался, что ли?

– Не-а! Только вежливо поинтересовался, может ли видеть редактора.

– Ну, значит, скажи, что может – куда денешься?

Маринка кивнула и выскользнула в приемную. Через некоторое время на пороге возник высокий сутуловатый мужчина с хмурым широкоскулым лицом. На нем был темно-серый пиджак, пожалуй, слишком теплый для летнего дня, и черные брюки с плохо отглаженными стрелками. В руках он держал прозрачную папку с кнопочкой. В таких носят документы. Маринка не ошиблась. Передо мной было лицо официальное.

– Здравствуйте, Ольга Юрьевна! – сказало лицо, быстрым, но внимательным взглядом окидывая кабинет. – Вы разрешите?

– Уже разрешила, – ответила я. – Присаживайтесь. С кем имею честь?

Мужчина уселся напротив меня, расположившись обстоятельно, словно кабинет он делил со мной на равных условиях, положил на стол свою папочку, отодвинул в сторону телефон и, порывшись в кармане, протянул мне красную книжечку.

– Оперуполномоченный Чудин Алексей Алексеевич, – отрекомендовался он также в устной форме.

– Очень приятно, – не слишком уверенно сказала я. – И чем обязана?

Чудин неторопливо убрал книжечку и, пронзительно посмотрев мне в глаза, произнес:

– Ольга Юрьевна, давайте откровенно!

Я пробормотала, что всегда приветствую в людях откровенность и сама стараюсь держаться на уровне.

– Отлично! – сказал опер. – Тогда признавайтесь, что вы опять затеваете?

– Опять? – переспросила я, лихорадочно соображая, что может быть этому человеку известно. На мой взгляд, время милиции еще не пришло.

– Опять, опять! – подтвердил Чудин. – Я немного знаком с вашей профессиональной деятельностью и в курсе, что вы всегда что-то затеваете. Не знаю, может быть, именно так и делается газета, но, на мой взгляд, вы играете с огнем. Рано или поздно эти ваши самодеятельные расследования кончатся очень плохо!

Так, он определенно что-то знает, сообразила я, а вслух сказала:

– В каждой профессии есть определенный риск, Алексей Алексеевич! Просто мы по мере сил стараемся помогать правоохранительным органам. Впрочем, кажется, нам уже давно не подворачивалось ничего интересного…

– Не скромничайте, Ольга Юрьевна! – поморщился Чудин. – Зачем бы я стал терять с вами время, спрашивается? Вы же обещали быть откровенной. Знаете, что значит сокрытие от следствия фактов, которые…

– Я скрыла какие-то факты? – удивилась я. – По-моему, ни о каких фактах речь еще не шла.

– Хорошо, поговорим о фактах, – спокойно сказал Чудин. – Вчера мне позвонили из криминалистической лаборатории… Кто-то из ваших по личным, так сказать, каналам представил на экспертизу выкидной нож и видеозапись, на которой запечатлен некий гражданин… Было дело?

– Да-да, припоминаю! – радостно сказала я. – Действительно, нам в руки попались эти самые нож и запись, и нам захотелось узнать, не имеют ли они отношения к преступлению…

– Вот так вот попали, – иронически заметил опер. – И вам вот так просто захотелось узнать – от нечего делать, да?

– Да, потому что, согласитесь, нож – это настораживает, – сказала я.

– Еще бы! – усмехнулся Чудин. – В лаборатории тоже насторожились, как только познакомились с вашим подарочком поближе. Поэтому позвонили они не вам, а мне. Не ожидали? Корпоративная солидарность для нас важнее личных отношений, Ольга Юрьевна!

– По-видимому, эксперты просто нашли что-то особенное? – сказала я.

– Конечно, нашли. Иначе бы я к вам не пришел, – ответил Чудин. – Поэтому выкладывайте как на духу – откуда у вас этот нож и при каких обстоятельствах сделана видеозапись?

Небрежно откинувшись на спинку кресла, я как ни в чем не бывало спросила заботливым тоном:

– Может быть, чашечку кофе, Алексей Алексеевич? Такого кофе, как у нас, вы нигде не попробуете!

Чудин заерзал на месте и с досадой сказал:

– Не заставляйте меня нервничать, Ольга Юрьевна! Отвечайте на конкретно поставленный вопрос!

Я улыбнулась.

– Не понимаю, у нас беседа или допрос? Если хотите, чтобы все было официально, будьте добры вызвать меня повесткой к себе в кабинет, оформите протокол и так далее…

– Мне говорили, что вы трудный человек, – мрачно сообщил Чудин. – Недаром у вас в органах такая слава, теперь я в этом сам убедился. Разумеется, я могу вызвать вас на допрос, но не лучше ли выяснить все прямо сейчас?

– Да я, в принципе, не возражаю, – сказала я. – Но с одним условием – вы скажете сначала, что же такое нашли ваши криминалисты. Любезность за любезность, как говорится. В конце концов, мы имеем право знать.

– Вы имеете право помогать следствию! – сердито возразил Чудин. – И даже обязаны! А вы торгуетесь… Ну хорошо, я вам скажу. Однако учтите – за публикацию этих сведений в газете без разрешения вы будете отвечать по закону! Преступник в розыске, и всякое разглашение может затруднить его поимку.

– А вдруг как раз наоборот? – возразила я. – Вдруг мы поможем вам задержать его в самое ближайшее время? Это вам в голову не приходило?

– Откровенно говоря, нет, – признался Чудин. – Но если бы такое случилось… – он улыбнулся. – Я бы вам лично купил букет роз! Вы любите розы?

– Кто же их не любит? – сказала я. – Значит, ловлю вас на слове!

На лицо опера набежала легкая тень. Кажется, он прикидывал в уме, во что ему обойдется букет роз. При его зарплате лучше думать о цветах попроще. Но, в конце концов, я его за язык не тянула.

– Итак, что же насчет преступника? – напомнила я.

Чудин, совсем расстроенный подсчетами, хмуро кивнул и неохотно сказал:

– Отпечатки пальцев на ноже, который вы представили на экспертизу, а также личность, зафиксированная на видеозаписи, принадлежат одному человеку…

Я едва удержалась от ехидного замечания насчет блестящей работы экспертов, но Чудин так строго посмотрел на меня, что слова застряли у меня в горле. А он обстоятельно расстегнул кнопочку на своей папке, достал оттуда какой-то листок и со значением повторил:

– Принадлежат одному человеку… А именно: гражданину Панкратову Семену Владимировичу, одна тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, уроженцу города Набережные Челны. В уголовном мире известен под кличкой Панкрат. По профессии слесарь очень высокой квалификации. Между прочим, работал на заводе, где изготовляли дверные замки. Знает это дело, как «Отче наш». Видимо, решил использовать эти знания с большим для себя эффектом, потому что с начала девяностых годов бросил работу и занялся преступным промыслом – конкретно, грабежом квартир. Действовал хладнокровно, нагло и очень расчетливо. На его счету было около двадцати удачных ограблений, когда наконец его взяли. Помогла случайность. Получил семь лет, но через год сумел бежать и с тех пор находится в розыске. Есть подозрения, что он опять взялся за старое, но пока ему удается выходить сухим из воды. Если откровенно, мне не удается напасть на его след, хотя ищу я его уже давно. Ваши материалы – первая зацепка за последние годы. Теперь понимаете, насколько все серьезно?

– Теперь понимаю, – сказала я. – Значит, вы хотите воспользоваться нашими успехами, чтобы взять опасного преступника и приписать себе все заслуги? А нам даже не разрешаете писать об этом?

– Пишите на здоровье, – устало произнес Чудин. – Вот помогите нам поймать Панкратова – и пишите.

– Договорились, – кивнула я. – Только мне неизвестно, где находится Панкрат. Он все время меняет укрытие.

– Ну вот, опять все сначала! – укоризненно протянул Чудин. – Тогда говорите, что вам известно! Не испытывайте мое терпение!

– Давайте сделаем так, – предложила я. – Пока у нас нет ничего конкретного. Но в самое ближайшее время может представиться возможность с Панкратом встретиться. Мы приготовили ему ловушку…

И я рассказала Чудину о нашем расследовании. Единственное, о чем я не стала распространяться, – это о том, по какому адресу мы ждем визита Панкрата. Мне казалось несправедливым лишать себя удовольствия поставить последнюю точку в этом деле.

Опер слушал меня, недоверчиво и озадаченно почесывая нос и изредка делая какие-то пометки в записной книжке. Наконец, когда я закончила, он сказал:

– Насколько я понимаю, вы и сейчас не намерены отказаться от самодеятельности? Настаиваете на своем участии в операции?

Я сделала большие глаза.

– Но это наша операция! Если в нее раньше времени вмешается милиция, где гарантия, что преступник что-то не заподозрит? Нет уж, мы доведем дело до конца, а там делайте с ним что хотите!