Текст книги "Вчера была у Димы"

Вчера была у Димы
Татьяна Пушкарёва

© Татьяна Пушкарёва, 2014

© Татьяна Пушкарёва, фотографии, 2014

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

«Не надо заводить архива, над рукописями трястись», – учил нас поэт. Сам он, наверное, так и жил. Но после него, кроме книг, остались письма, записные книжки, дневники – собственные и современников, фотоальбомы с пожелтевшими карточками. Вот уже и набралось на архив.

Наши письма – электронные. Наши дневники – сетевые. Наши записные книжки – в мобильных телефонах. Наши фотографии – набор пикселей. Кто разыщет свидетельства современников о наших днях спустя 10 лет? А через 50? Какой сервис будет вечно хранить терабайты информации? А если и будет, то кому будет её открывать? Как исследователь узнает, что объект его интереса вёл записи на такой-то платформе, а для переписки использовал такой-то электронный адрес?

Мы, создавшие здесь и сейчас больше свидетельств о деталях своей жизни, чем многие предыдущие поколения, рискуем потерять их навсегда через совсем небольшой промежуток времени. Хочу сохранить хоть что-нибудь.

Предисловие

Ветки комментариев приносили богатый урожай. В прежнем («нонеча не то что давеча, кхе-кхе») Живом Журнале люди дружили, ссорились, писали книги, влюблялись, становились знаменитыми. Мне ЖЖ принёс, пожалуй, лучшую дружбу в моей жизни.

Не могу найти в электронном теле мира начало переписки, поста или комментария, в котором Дима искал нового секретаря. Даже своего письма, в котором я, смутно припоминаю, извинялась за настойчивость и говорила, что, наверное, Дима шутит и как же, как же – давать ключи от квартиры незнакомой мне, даже этого письма я не нахожу в своём архиве. А Димин ответ, от 20 августа 2008 года, тут как тут, не затерялся (счастье!).

«Нет, я как раз серьезно.

И я могу доверять так (действительно) незнакомому человеку.

Все что я делал в жизни правильного, я делал, доверяя интуитивно.

И никогда не жалел впоследствии.

Если вернуться к вашему возможному решению, то это, разумеется, речь идет о 12 часах в месяц, и это, конечно, такой просто приработок.

А. я плачу 10 тысяч. Рублей.

Но он действительно сейчас почти всегда не может. Да и договаривались мы с ним на лето только. Точнее он сам предложил. Я ему очень за все благодарен. Он прекрасный.

Я насколько понял, у вас есть маленькие дети.

И вы работаете в офисе.

Так что я понимаю, если, допустим, что-то получится, то это ваше время, уделенное мне и Чуне, может быть строго ограниченным.

Но мне и не нужно много.

Более того – мне как раз удобнее, чтоб все происходило без меня (физически), по преимуществу. Я привык быть один.

Давайте так.

Если вам все это мое предложение про „полусекретарство“ не скучно, и если вы что-то на 40 процентов взвесите – давайте мы с вами пересечёмся и просто поговорим.

На всякий случай мой телефон – 8………9.

Я с 12 до 18 на записи.

Если вы решитесь поговорить, мы можем где-то пересечься и выпить кофе.

Можете просто послать мне смс, и я вам перезвоню.

Спасибо вам в любом случае.»

Когда я его читала, у меня в прямом смысле слова кружилась голова. Поверить в то, что Дмитрий Воденников, Король поэтов, любимый автор, сногсшибательный красавец, дерзкий собеседник, капризный нарцисс, может вот так запросто дать свой телефон и предложить выпить кофе мне было трудно. Ну что вы хотите, я же простая деревенская девочка (наросшие на мне к тому моменту тридцать с лишним лет ничего не меняли).

И мы встретились, и пили кофе, и на первой же встрече я практически расплакалась, когда Дима расспрашивал меня о предыдущем, на тот момент недавно распавшемся по моей инициативе браке. Как я говорила о жалости к тем, оставленным нами, и Дима эту тему подхватил – он ведь тоже из любителей расставаться, обрывать отношения, ускользать, оставаться в одиночестве.

Спустя неделю кофе мы пили уже на Диминой кухне. Он показывал мне, что и как устроено в его доме. Например, в блестящем металлическом пузатом чайнике нельзя было греть воду. Он был для красоты. «Я серьёзно», – уточнил Дима, видимо, уловив в моих глазах тень недоверия. Бутафорской оказалась и вытяжка на над плитой – труба от неё просто упиралась в стену, Дима пользовался ею как светильником – на ней было несколько мягких лампочек.

Обговорили детали моих еженедельных визитов, время, обязанности. Дима попросил меня покупать для дома цветы. На мой вкус, только не длинные крупные розы, в которых почти нет никакой жизни. По сезону что-нибудь: весной тюльпаны, осенью хризантемы. И эта просьба окончательно утвердила меня в моём решении. Потому что в моих смутных мыслях о «секретарстве» присутствовала картинка, как я ставлю на залитый солнцем стол букет в простой вазе. Такое совпадение образа и действительности сильно на меня подействовало тогда.

Раз в две недели Дима отправлялся «в ночное». Выпуск номера «Русской жизни», где он был литредактором всегда доделывался в ночи. Я приходила в эти дни побыть с Чуней, выгулять, развлечь, немного убрать в квартире, принести газет для чуниного лотка. Между этими визитами были субботы или воскресенья – по договорённости. Мы действительно мало пересекались в первое время. И почти не общались. Постепенно ситуация менялась. В конце концов мы подружились, и в иные мои визиты квартира оставалась в запустении. Зато было много разговоров, музыки, книг.

Некоторые разговоры я записывала по свежим следам. Так и получился этот рваный дневничок за год.

28.02.2009

Дима валялся на кровати, капризничал в шутку, как обычно говорил, что никто его не любит и все его предали. Показывал мне новые очки (предыдущие поломались), примерял, жаловался, что они выглядят слишком тёмными. Лукаво глядя на меня, протирающую шкаф от пыли, стоящую в ногах его кровати, сказал: «Мне кажется, что вы относитесь ко мне как к дедушке. Да, Таня, вы же относитесь ко мне как к дедушке?» Отрицая это, я рассказала о своём дедушке – высоченном суровом старике, инвалиде войны, у которого периодически случались припадки наподобие эпилептических: последствия ранения в голову.

Дима тоже стал вспоминать детство. Рассказал такой эпизод. У его бабушки Таты было ситцевое платье в мелкий цветочек. Оно считалось выходным – в нём совершались походы «в люди». Однажды она его куда-то положила и не могла найти. В тот период Дима ходил заниматься в студию при театре (не поняла в потоке речи – при каком), и бабушка, пытаясь найти платье и не находя его, приговаривала: «Знаю, знаю, его Димка в театр снёс». Смеясь, Дима вспомнил о периоде, когда у него жил Р. Р., хотя только что приехал в Москву и даже ещё не снял квартиры, успел обзавестись пассией. Как-то Дима рылся в тумбочке в ванной, искал стиральный порошок. И никак не мог найти – на самом деле на полке стоит много разных моющих средств, Дима мог просто не замечать стоящей там пачки. Но он в сердцах воскликнул: «Знаю, знаю, его Р. Ульянке снёс». По его словам, когда он это произносил – интонация была ровно такая же, как у бабушки.

7.03.2009

Когда я пришла, Димы не было – мы прогулялись с Чуней, я помыла ей лапы, открыла дверь в кухню и комнату (оставляя её одну, Дима закрывает её в прихожей, чтобы она не учудила чего-нибудь в других помещениях – в прихожей же кроме её мисок, лежачка и игрушек ничего нет). Зайдя в комнату, заметила на комодике новую книжку – мемуары о Пастернаке. Присела тут же и стала листать, увлеклась. Минут через 20 зазвонил мой телефон – Дима интересовался, пришла ли я, погуляла ли с Чуней и чем занимаюсь. Отчитавшись, я поняла, что чем-то я не тем занимаюсь.

Стала убирать. Дима вернулся минут через 40. Пообедал, сидел за компьютером, пел песни Пугачёвой, пока я протирала пыль. Потом я помыла пол в кухне, он перебрался туда, чтобы я сделала то же самое в комнате, но не дошла – мы заговорили о Мандельштаме (Дима настаивал на том, что я обязательно должна прочитать мемуары Эммы Герштейн, в конце концов даже дал мне их – поначалу не хотел, боялся, что я её не верну, были случаи, у кого ж не было таких случаев?!). Дима говорил очень хорошо о том, что Мандельштам умеет передавать состояние весны, мая. Цитировал. А вот Пастернак, по его словам, был не весенний, у Пастернака был совершенно иной талант – передавать движение воздуха, атмосферу (весь разговор начался собственно с того, что Дима напевал: «никого не будет в доме, кроме сумерек»). Тут я призналась, что мне Пастернак значительно ближе и понятнее, чем Мандельштам. Ровно как мне значительно ближе и внятнее Ахматова, чем Цветаева. Тут Дима спросил, как я отношусь к Ахматовой. Я призналась, что с неё для меня началась поэзия как таковая. Поэтому я люблю Ахматову. Дима рассказал мне, что в среде интеллектуалов её принято ругать. И есть за что. Есть. Но и ему она очень близка.

Говорил о том, что во многих её стихах встречается поразительная поэтическая глухота. Как он выразился «глухота табуретки». Приводил в пример строки из «Поэмы без героя»:

 
Все вы мной любоваться могли бы,
Когда в брюхе летучей рыбы,
Я от злой погони спаслась
И над Ладогой и над лесом,
Словно та одержимая бесом,
Как на Брокен ночной неслась.
 

«Кто бы мог любоваться», – вопрошал Дима, – «Чем? И это брюхо рыбы и погоня. Какая погоня?» Впрочем, о погоне оговаривался, что нужно уточнить факты, может быть там было какое-то преследование истребителями. Но если не было… – просто смешно. И Брокен этот… Какая в этой строфе выспренность, нелепость.

Но читал и другие куски из поэмы, которыми восхищался. Их, по его определению, не хрустальностью даже, а стеклянностью, пронзительной пластикой. Отмечал вот эту строфу:

 
Мой редактор был недоволен,
Клялся мне, что занят и болен,
Засекретил свой телефон…
Как же можно! три темы сразу!
Прочитав последнюю фразу,
Не понять, кто в кого влюблен.
 

И далее:

 
Но была для меня та тема,
Как раздавленная хризантема
На полу, когда гроб несут. комментарий Димы: отличная картинка; при его любви к цветам – очень понятный комментарий
Между помнить и вспомнить, други,
Расстояние, как от Луги
До страны атласных баут.
Бес попутал в укладке рыться…
Ну, а все же может случиться,
Что во всем виновата я.
Я – тишайшая, я – простая, —
«Подорожник», «Белая Стая». Дима: гениально – вплести названия сборников!
Оправдаться? Но как, друзья!?
Так и знай: обвинят в плагиате…
Разве я других виноватей?..
Правда, это в последний раз…
Я согласна на неудачу
И смущенье свое не прячу
Под укромный противогаз.
 

Это Дима читал уже по книжке, за которой стремительно метнулся из кухни в комнату. Пили чай. Дима зачитывал стихи разных лет. Жаловался, что у него нет хорошего сборника стихов Ахматовой, чтобы там были поздние стихи. Отмечал такую особенность в стихах Анны Андреевны: первая строфа или несколько строк во многих стихотворениях очень сильные, видно, что они «приходили», а остальная часть стиха дописывалась и вымучивалась. «Лучше бы она их составляла из этих сильных строф. Ну и что, что они были бы о разном?»

Рассказывал о чувстве своего глубинного родства с Ахматовой. Об одном своём телефонном разговоре с питерским другом, в котором Дима полушутя высказал мысль о том, что в него переселилась душа Анны Андреевны, ведь он родился уже после её смерти. Спустя два года всего лишь.

Уже в шутку говорил о том, что поскандалить, видно, Анна Андреевна умела. Запятая в стихотворении «А, ты думал я тоже такая» придаёт совершенно иную интонацию. Раньше не замечал ни он, ни я такой интонации, этой запятой. Но получается, действительно, очень скандально по тону, если читать это отдельное торжествующе-презрительное «Ааааааааа».

Порадовал Диму финал стихотворения, строка: «А что теперь». Сюда же мы припомнили «Он любил три вещи на свете», которые заканчиваются тоже таким многозначительно-недобрым замечанием «А я была его женой».

Также строгость интонации, некоторый даже грубый обрыв предыдущей речи собеседника в стихотворении «Не в лесу мы, довольно аукать».

Впрочем, это было уже скорее веселье и фанфаронство, а не глубокий анализ. Но у Димы, конечно, потрясающее чувство интонации стиха, его строения. И мне было интересно послушать, как он читает Ахматову – он же отлично умеет читать стихи. Я бы сказала, гениально.

25.06.2009

На прошлой неделе в пятницу ездили к Диме вместе с Аристархом. У Димы поломался компьютер, а Арик11
  муж автора, Аристарх Загородников


[Закрыть] же у нас компьютерный гений – без всякой иронии, так и есть. Ехали после работы, поскольку откладывать до субботы было невозможно, компьютер у нас у всех – рабочий инструмент, а у Димы его не было уже два дня. За тестированием проблем, переустановкой операционной системы, переноса всех данных со старого винта, в котором нагнулась файловая система, провозились до утра. Ужасно все устали, были уже нездорово весёлые. И в пять часов, на рассвете, перед нашим уходом Дима сказал: «Считайте, что это была новогодняя ночь». И впрямь было в этой ночи и особенно в последующем дне, когда мы-таки проснулись часам к 12, что-то праздничное и радостное.

Меня во всём этом порадовало, что Дима и Арик познакомились, в целом понравились друг другу, хотя оба люди непредсказуемые и сложные. Я всё боялась, когда мы ехали, что в каком-нибудь месте у кого-то из них откажет чувство юмора иль ещё чего. К счастью, оба они были в хороших своих периодах. Много говорили, Арик просвещал нас «тупых гуманитариев», как мы сами же себя и рекомендовали.

Гоняли чаи (на самом деле Дима и Арик – кофе), съели все воденниковские котлеты (впрочем, специально купленные к нашими приезду, хотя я и не ем котлет, поэтому на мою долю достались помидоры, персики и полбанки сгущёнки).

Кстати, о сгущёнке. О ней надо рассказать отдельно. Дима старается не есть после шести часов вечера. Говорит – диета. Когда я в первый раз это услышала, то, конечно же, спросила, что за диета, зачем. То он томно и капризно, и именно тем тоном, какой нельзя воспринимать серьёзно, сказал: «Танечка, но я же звезда». В общем, не ест человек и не ест, кто я такая, чтобы быть против этого. Но есть у Димы слабость к сгущёнке. И съесть он её может много. Чтобы хоть как-то избегать этого, Дима подгадывает покупку соблазнительной баночки к моему приходу. Мы съедаем банку сгущёнки пополам и всегда дружно выражаем недоумение по поводу людей, которые не едят сгущёнки, едят её с чем-то (хлебом там или кладут в чай). Более того, Дима рассказывал о своих знакомых, которые удивлялись, что он вот так поглощает сгущённое молоко. Их мы тоже подвергаем всяческим словесным гонениям и так слегка утешаем свою совесть, которая с каким-то беспокойством относится к этим пиршествам. Видать, шевелятся какие-то библейские предания про то, что обжорство – это тоже грех. Иначе с чего мы так дружно уговариваем друг друга, выбирая из креманок ложками свои полбанки, что нет в этом ничего ни странного, ни предосудительного, ни вредного.

Да, эссе в «Русскую жизнь» (в последний номер) должно называться совсем не так. Не «О счастье», а «Мякиш счастья». Мы с Димой правили удалённо, как обычно, по ICQ, и он прислал сначала исправление на новое название, а потом прислал новый подзаголовок со старым заголовком… Ну я и поставила старый заголовок. Опять. Вместо нового. Дима был очень расстроен, ибо обнаружил это, когда уж и номер сверстали и в интернет выложили. Если меня извиняет то, что в этот день у меня болела до полуобморока голова, то она болела. В тот же день, это был вторник, папа Димы попал в реанимация с предынфарктным состоянием, в общем, для нас, для кенгуру, это был плохой день.

17.09.2009

Что-то подзабросила я свой мемуарчик, а произошло много разных событий за это время.

Например, Дима получил новый загранпаспорт. Сначала он паниковал, что будет много возни и суеты с ним, дескать, не лучше ли заплатить посредникам, чтобы они всё сделали. Но заплатить пришлось бы тысяч 10—15, это много, учитывая, что закрылась «Русская жизнь», в которой Дима был литредактором и для которой писал эссе. Отвалились ещё какие-то заработки и осталась одна зарплата с радио, а она не так уж велика. Расходы на меня мы с Димой сократили ещё в начале лета – теперь мне Дима платит за моё «секретарство» 5 000. Поначалу Дима отказывался, чтобы я приходила к нему каждую неделю за такую плату, но потом согласился – потому как за две недели квартира сильно «приходит в упадок, всё тускнеет». Так вот, я уговорила Диму не заниматься ерундой, а получить паспорт обычным порядком. Что он вполне успешно и сделал. Суету и беготню с заполнением анкеты, получением заверенной копии трудовой на работе и изготовлением фотографий начали в понедельник (я прислала Диме ссылку, откуда скачать анкету и как её заполнять), А. приехал и заполнил её, Дима съездил на работу и сделал копии, прислал анкету мне на распечатку… – в общем, в четверг Дима уже благополучно сдал все документы, а через месяц (в начале августа, а не в середине, как обещали) паспорт был на руках. Где бы мне для получения своего загранпаспорта взять энергии, собранности и спокойствия – Диму-то я хорошо утешать могу.

Паспорт был нужен для поездки в Италию. Поездка планировалась с Р., но в конце концов Дима поехал с Н. Они поселились в Риме, но сделали несколько вылазок – в Тоскану, например, и Венецию. Незадолго до поездки, с начала лета где-то Дима увлекся живописью. Не в том плане, что стал рисовать, а в том, что стал ходить в музеи (Третьяковку, Пушкинский – по нескольку раз и в тот, и в другой) и смотреть-смотреть. Произошло это, если я не ошибаюсь, с подачи Дмитрия Бавильского22
  Дмитрий Бавильский – писатель, литературовед, критик, журналист (http://paslen.livejournal.com/).,


[Закрыть] который в своём ЖЖ сделал небольшой, очень ёмкий пост о Ге. Конечно, в Италии Дима с Н. не обошли вниманием живопись, соборы, исторические места. Дима рассказывал о удивительной соразмерности всего, что построено в Италии. Об удивительных римских дворцах, площадях, о высоком духе торговли, который там царит. Это не мелочный и не суетливый дух, это не стремление получить выгоду. Это торговля с чувством собственного достоинства, торговля товаром, на который всегда – во все времена – будут покупатели. Потому что это торговля красотой, торговля духом. Он говорил, что понимает, чем так были уязвлены русские художники, чем они болели, посетив Италию, и каким тусклым и блеклым кажется всё, созданное до русского модерна – особенно на фоне итальянской живописи. Конечно же, про другой свет, про другой цвет тоже упоминал. Впрочем, на днях (буквально позавчера-вчера) Дима давал письменное интервью Бавильскому для «Часкора», наверняка, он рассказал там про это.

Ещё Дима ходил на Триера, на «Антихриста». Не ругал, говорил, что в интеллектуальном отношении очень прозрачное кино. Не в смысле, что тупое, а в том, что идея представляется очень чётко, ясно, трактуется однозначно.

Другим событием, о котором мы говорили была книга Марты Кетро33
  Марта Кетро – писательница, популярный блогер, колумнист (http://marta-ketro.livejournal.com/).


[Закрыть] «Госпожа яблок». Мы с Мартой живём на соседних станциях метро, слегка общаемся в ЖЖ, а в прошлом году, когда в «Русской жизни» вышло эссе «Исповедь китайского лиса-оборотня», мы с Мартой познакомились лично. Развиртуализировались, как говорится. Мы все в нашем безумном ЖЖ-сообществе nikogda_neumrem были так или иначе затронуты этим эссе, я на этой волне предложила Марте диск с мультфильмом «Девочка-лисичка», тут мы и познакомились.

Марта говорила, что как раз раздумывает на тему обмана. Вымысел, построение мира из выдумки, вранье не как способ чего-то добиться, не как способ получить выгоду, а ложь как мирообразующий элемент – вот что волновало её. И Марта сказала тогда, что Димина статья просто поразила её – созвучностью и своевременностью. Она даже некоторое время помучалась тем, что, дескать, Дима всё за неё сказал, но потом отмахнулась. И прибавила: «Мне же лучше, синопсис писать не надо будет». В то же время в нашем сообществе шло строительство Города (об этом надо написать подробнее и сохранить оттуда тексты). В Городе у каждого был собственный дом и герой. У Марты этим героем – одним из – стала Мардж, которая затворилась в имении «Орешек» и ни с кем из горожан не контактировала, да и добраться до «Орешка» было непросто.

И вот у Марты выходит новая книжка, ей дают 20 авторских экземпляров, и она решает раздать их знакомым. Как она сама сказала «людям, которые мне нравятся». И неожиданно предложила мне встретиться, чтобы подарить мне экземпляр (я-то на самом деле собиралась прикупить, когда появится в «Библио-Глобусе»). Я не ожидала, что попаду в эту категорию лиц – не так уж близко мы знакомы, но отказываться не стала. Марта передала мне две книжки – одна для Димы.

С Мартой мы очень хорошо посидели в этот раз. Посплетничали – не без того. Обсудили новый замысел Марты, который должен стать третьей частью «Госпожи яблок» – условно пока это называется «Магички», повесть о женской литературной традиции, которая воплощает в себе древнюю магическую линию. Чистая беллетристика, как сказала Марта, которую можно написать только на голубом глазу, поскольку вопрос о воздействии текста (включая НЛП, стоп-слова и пр.) – совершенно необъятен.

Димин экземпляр я при следующей поездке к нему (в прошлую субботу -12.09.2009) благополучно забыла дома, поэтому мы встречались с ним в понедельник: Дима подъехал на «Чистые пруды», а я вышла с работы – прогуляться и пообедать. В результате пообедали вместе с Димой в каком-то суши-заведении на Чистопрудном. Сейчас Дима ест нормально один раз в день – приблизительно в обед, в остальное время – фрукты, преимущественно яблоки. Обсудили это. Говорил, что так чувствует себя очень хорошо. Главный эффект не в том, что он немного похудел, а в том, что перестал чувствовать себя помойкой (лето Дима провёл на раздельной диете). От физической помойки перешли к психологической. Дима говорил о своих отношениях с кем-то – не знаю с кем, никогда не лезу в личные отношения людей, если они сами о них не распространяются. Основная мысль нашего общения состояла в том, чтобы стремиться к личной безупречности, чтобы не предавать себя и других, не превращать отношений в помойку ложью. Упоминал Дима, о какой-то влюблённости, о женщине, с которой у него установились странные отношения – у них нет и не было физической близости, но общаются они как любовники. Ему это не нравится. Он решил от этого отказаться и как раз думал, как это сделать так, чтобы не обидеть никого, чтобы не лгать и чтобы не получилось так, что человек перестанет быть для него прекрасным и удивительным только потому, что они перестанут быть близки. Дима говорил: вот я скажу вам: Таня, вы удивительная. А потом, когда вы решите, что не можете мне помогать, уйдёте из моей жизни, и я перестану считать вас удивительной, это получится, что я Вас просто использовал, манипулировал вами. Человек остаётся таким же, когда ты прекращаешь с ним отношения. Об этом нельзя забывать, это важно сохранить.

Вот так примерно обстоят наши дела с Димой. Он, конечно, сильно мне помогает – я отогреваюсь рядом с ним, потому что не знаю ни одного другого человека, который может быть таким честным, благодарным, открытым. Это прочищает всё, что может прочистить – взгляд, восприятие жизни.