Электронная библиотека » Татьяна Степанова » » онлайн чтение - страница 12

Текст книги "Улыбка химеры"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 15:59


Автор книги: Татьяна Степанова


Жанр: Криминальные боевики, Боевики


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 21. СТРАСТИ НА ЛУНЕ

Кате казалось: все, о чем рассказывает Колосов, все эти страсти-мордасти происходят на Луне. Причем на обратной ее стороне, не видной с Земли, отчего не суть даже важно, есть ли эта сторона на самом деле или это только мираж.

Никита опоздал на полчаса. Катя терпеливо дожидалась его в кабинете пресс-центра. Она и понятия не имела, о чем пойдет речь и при чем здесь какие-то блондинки и брюнетки. Об убийстве в казино она давно позабыла. И была неприятно удивлена тем, что Никита снова вернулся к этой теме, сообщив удрученно, что в казино с таким странным пролетарским названием «Красный мак» произошло новое убийство и он хочет рассказать Кате о том, как это случилось.

Она слушала его и думала: нет, действительно все это – Луна. Далекая, непонятная, незнакомая, чужая планета, с которой, честно признаться, и знакомиться-то совсем неохота. Она, изнывавшая от нетерпения и любопытства весь день, едва услышала от Колосова слово казино, почувствовала, что и любопытство ее, и нетерпение разом умерли. Катя, сама себя не узнавая, чувствовала в душе лишь скуку, разочарование и досаду.

Дело казино ее совершенно не привлекало. Ни с какой стороны. Отчего это было так, она и сама не знала. Может, оттого, что все это происходило на луне – то есть в месте, расположенном головокружительно далеко от мира, в котором жила она сама.

Катя слушала, размышляла отрешенно и вяло: да, в случае успешного раскрытия этого дела мог получиться совершенно сенсационный материал, и его с руками бы оторвало любое издание, не то что чахлый «Подмосковный вестник». Но и сенсации не соблазняли. ЭТО ДЕЛО НЕ МОЕ. Я НЕ ХОЧУ, НЕ ЖЕЛАЮ ДАЖЕ ВНИКАТЬ В ЕГО ДЕТАЛИ. Я ВООБЩЕ НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ЭТО ИМЕЛО КО МНЕ КАКОЕ-ТО ОТНОШЕНИЕ. И ДЛЯ ЧЕГО ОН ТАК УПОРНО РАССКАЗЫВАЕТ МНЕ ВСЕ ЭТО? ЗАЧЕМ Я ЕМУ В ЭТОМ ДЕЛЕ? ЧЕМ Я МОГУ ЕМУ ПОМОЧЬ В МИРЕ ЛУНЫ?

– Тебе совсем неинтересно, да? – спросил Колосов.

Катя чуть не уронила электрический чайник – Никита приехал из района (из Скарабеевки) голодный как волк, и она сразу выгребла из шкафа все чайные запасы пресс-центра.

– Нет, что ты, мне интересно, только… А ты же знаешь, я даже репортажей по браткам не пишу. Терпеть не могу.

– Может, это разборка, а может, и нет, – сказал Колосов. – Ты послушай лучше дальше.

– Значит, владелец казино Салютов и его свита подозревают, что в «Красном маке» работает кто-то, подкупленный их врагом, этим, как его… Хванчкарой? – Катя с трудом вспомнила кличку Тенгиза Миловадзе, названного Колосовым (хотела сначала сказать «Цинандали»). – И по его приказу совершает в казино убийство? Я правильно тебя поняла? – спросила она, когда Никита высказался и набросился на печенье, сушки и остатки песочного торта, хранящиеся в холодильнике пресс-центра еще с тех незапамятных времен, когда праздновался некруглый юбилей одного из Катиных коллег.

– Вроде ничего не перепутала пока, – ответил Колосов с набитым ртом.

– И этому «кроту», как они его там называют, все равно, кого было убить, главное, чтобы самому остаться в тени и вне подозрения, а в казино вызвать скандал, милицию и уголовное дело и тем самым подорвать Салютову весь его бизнес и лишить его лицензии?

– Угу, это сейчас основная версия по делу.

– А целью всего этого является намерение запугать Салютова и лишить его возможности дать на этого Миловадзе-Хванчкару какие-то обличающие показания по делу о другом убийстве, заказчиком которого, возможно, Миловадзе и является?

– Да. Точнее, не запугать, а сделать так, чтобы Салютову вообще стало не до чужих тайн – лишь бы самому из передряги выпутаться и дело, в которое он столько денег вбухал, спасти.

– Знаешь, Никита, все это как-то слишком сложно, – сказала Катя.

– Однако логично, – он вздохнул, – и главное – они в казино сами уверены, что причина убийства кроется именно в этом. Но ты понимаешь, что меня смущает? Каждый, о ком я тебе сейчас рассказал, – из персонала казино и его клиентов – вполне может оказаться человеком Миловадзе. Ну, за исключением самого Салютова и, пожалуй, его сына-наследника. Но у некоторых из подозреваемых вместе с этим основным мотивом для убийств есть и мотивы побочные, ну чисто личные. Например, у Газарова-Алигарха. Мне о нем в казино еще сказали: он мог убить и по приказу Хванчкары из-за денег как «крот», а в случае с Витасом Таураге мог еще и за его сестру счеты свести. Или вот с этой менеджершей Басманюк, о чем я тебе только что говорил. Оказывается, тут у нас на свет выплывает какая-то любовная история. Якобы у нее связь с одним из клиентов казино. Бедняга Тетерин мог ее этим шантажировать, и за это она его прикончила. Чушь, конечно, только Алигарху такое в голову прийти может, но… Мотив ведь, пусть и полубредовый? Кстати, Катя, скажи мне одну вещь, – Колосов подлил себе чая погорячее, – а вообще может быть такое, что женщина в летах уже, хорошо обеспеченная, умная, деловая, настолько себя забудет, что начинает бегать за парнем, разыскивая его даже в мужском туалете?

– Но ведь Газаров сказал, что они ссорились и туалет в казино был единственным местом, где она могла поговорить с ним, не привлекая постороннего внимания.

– Ну а вообще, может быть такое? Нет, я тащусь прямо. Это ж кранты, ну Рубикон последний перейти… Ну, в смысле женского самолюбия.

Катя смерила Колосова взглядом: ишь ты, Рубикон.

– Ну, это как кого припечет, – сказала она. – О том, что любовники в общественных туалетах встречались, Генри Миллер еще писал, кажется. А проститутки клиентов караулят, никого не стесняясь. И вообще, тут все дело в темпераменте и в чувствах. В них мы порой не властны.

– Ну, это я знаю. Кто такой Генри Миллер?

– Писатель такой, почитай на досуге, пора уже, ты большой у нас, скоро станешь старым для таких книжек. – Катя вздохнула. – Ничего исключать в этом деле не нужно. Но ведь ты сам по уликам, по деталям, наверное, предполагаешь, что оба убийства совершены одним лицом. А сейчас получается: кто-то из этих людей в одном убийстве может подозреваться, а на второе у него алиби, а кто-то наоборот.

– Кто бы он ни был, своего он сейчас добился. Казино прикрыли. И на этот раз Салютову вряд ли все его деньги и связи в администрации помогут. Криминальный игорный притон – кто из наших больших начальников об такое мараться захочет? Два убийства в казино, считай – все, финита, закрывай лавочку. – Никита хмыкнул невесело. – Мне даже жаль этого мужика, честное слово.

– Салютова?

– Угу. Его сегодня в областной прокуратуре допрашивали. Думаю, в Генеральной кое-кто тоже уже в курсе этого допроса.

– И что? – спросила Катя.

– Ну, не знаю, что там их генерал, прокурорская голова, сварит. Про себя я так скажу: дело это, если «Красный мак» прихлопнут, мы не раскроем. «Крот» уйдет в тень, а на нас два мертвяка повиснут глухарями. Вот если бы казино функционировало по-прежнему, то… было бы хоть какое-то поле для маневра у нас. А сейчас…

– Но вы ведь что-то делаете, а? Вот этого Газарова, например, задержали.

– Я его скоро выпущу, – Колосов тяжело вздохнул, – я ему обещал.

– А следователь разве позволит? – недоверчиво спросила Катя.

– Да он нам так больше пользы принесет, чем в камере. Посмотрим, что он будет делать, с кем начнет встречаться, мосты какие наводить. Не забывай: «крот», если он действительно работает в казино против Салютова, может нас к заказчику убийств привести. К Миловадзе. И прокуратура это тоже поймет – не сейчас, так через час. Так что завтра срок у Газарова ночью истекает, завтра же я его пинком под зад из Скарабеевки.

– Господи, зачем вы его тогда сажали?

– А давление-то как оказывать? Информацию, думаешь, он просто так начал нам давать? – Никита вздохнул. – Ой, мама моя родная, если бы ты, Катя, знала, как они мне все надоели… Я ведь в это дело случайно ввязался. Сразу после Нового года и такой облом.

– Выходит, это все же разборка, – разочарованно в тон ему вздохнула Катя, – хоть и запутанная, но…

– Скучное дело? Неужели это скучное дело?

– Я этого не говорю.

– Значит, отказываешься мне помогать?

– Никита, а чем же я могу тебе помочь? – искренне удивилась Катя. – Да я ни в одном казино никогда не была и вряд ли пойду туда когда-нибудь.

– Да я разве казино тебя прошу смотреть? Там уж я сам как-нибудь.

– А что же тогда ты просишь меня «смотреть»? Слово-то какое – смотреть. В зоопарке, что ли? – фыркнула Катя насмешливо.

– Не что, а кого. Есть в этом деле вопрос один, и в нем я полный профан. Вопрос это – женская натура. Ну, в смысле – душа, – Колосов покачал головой. – Если она, конечно, есть у вас. Обманете ведь кого захотите, в любой момент. Кем угодно, лисицы, притворитесь, прикинетесь.

– Я что-то тебя не совсем понимаю, Никита, – сказала Катя, – о чем ты говоришь?

– Короче, объясняю: с мужской половиной казино я сам разберусь. Обслуживающий персонал, какой подозрение вызывает, мы проверим. Но есть там, в этом «Маке», три женщины: сноха Салютова Марина Львовна, эта Эгле Таураге и менеджер Басманюк. Допрашивать их тоже будут. Следователь, он этому в институте учился. Пусть. Потому что бумага все стерпит, а допрос этот, ручаюсь, мало что даст. Как и все допросы, сделанные лишь для проформы, чтобы дело пухло том за томом. Я хочу тебя, Катя, попросить, чтобы ты сама взглянула на этих женщин. Ну, хотя бы на двоих, что помоложе, – на сноху Салютова и эту Эгле. Взглянула, составила бы себе о них впечатление, возможно, если повезет, познакомилась бы с каждой из них. Вошла бы в контакт, по-вашему, по-женски.

– Нет, погоди, я все равно тебя не понимаю. А как ты это себе представляешь? Я их даже не видела никогда!

– Ну, как это сделать, как комбинацию сплести, вместе думать будем. Наблюдение мы сразу после второго убийства установили за квартирой Таураге на Мытной и за особняком Салютовых в Ильинском. Салютов-то сразу туда, домой, уехал, как с казино все было закончено. Да и за самим «Красным маком», хоть и не работает он, тоже пока будем следить. Но там все сложнее… Еще об одном должен тебя предупредить, если все же согласишься нам помочь, то… Короче, если комбинация сложится, произойдет все это внезапно. Так что будь на всякий случай готова. И задержаться, наверное, придется после работы.

– К чему я готова должна быть, к знакомству приятному? – Катя разглядывала Колосова с подозрением: ой, что-то ты, как всегда, мудришь, наш гениальный сыщик. – А как это произойдет внезапно? Что, и среди ночи, что ли, меня по тревоге поднимете?

– Не исключено. Долг прикажет – поднимем, – изрек Колосов важно. – Согласна?

И Катя растерялась. Хотела ответить ехидной шуточкой, но…

– Ой, не знаю… если ты считаешь, что это поможет, – промямлила она, – если от этого действительно будет какая-то польза… Хотя, Никита, что я могу тебе о них сказать? Ну, пусть даже я с этими женщинами познакомлюсь, пусть мы парой-тройкой фраз перебросимся, но…

– Ну, если не будет ничего толкового – ладно. На нет и суда нет. Честно тебе говорю, Катя, один я вообще с ними не слажу. Это птички не моего полета, – он вздохнул. – Да и Сокольников дров наломает. Для тебя мир казино, как ты говоришь, – Луна, а для меня ваш, женский мир – альфа Центавра.

– Ты что, всерьез подозреваешь, что сноха Салютова – «крот»? – усмехнулась Катя.

– Не знаю. Нет, – Колосов покачал головой. – Видел я эту Марину Львовну только дважды, и то мельком. Что-то в ней есть необычное. Странное… Красива она, как фотомодель, однако… Что-то с ней не так. Правда, она мужа недавно потеряла, наверное, переживает…

– Это она брюнетка? – спросила Катя.

– Да. А блондинка Эгле Таураге. С ней вообще полный туман: кто, что в казино делает? Живет с Газаровым, тот ее женой называет. Выгораживает ее. Значит, беспокоится о ней. А Салютов… этот ее при всем честном народе, при Газарове-муже на руках носит.

– Но она тогда в шоке была от смерти брата. Ты же сам мне рассказывал, как все в казино произошло. Может быть, Салютов просто хотел ее успокоить?

– Нет, не то. Успокоить – да, но… Да ты их не видела – его и Газарова. Ревнует, что ли, старик ее к нему? В общем, странно все это и непонятно. Когда возле мужика под шестьдесят крутится нимфа, что в дочки ему годится, жди какого-нибудь подвоха.

– Ты думаешь, эта Эгле – любовница Салютова?

– Ну, а кем она там в казино еще может быть, если не работает там никем и босс казино ее… оказывает ей такие знаки внимания и участия? – хмуро усмехнулся Колосов. – Может, Газаров мне все наврал? Было что-то между ними, а теперь Эгле к богатому хрычу переметнулась. Тот на нее виды имеет, а Газаров ему мешает. Может, и братец Эгле Витас покойный оттого с Газаровым и не ладил, что хотел сестренку в салютовскую койку уложить и с этого кое-что иметь потом от него.

– Не говори пошлости! И потом… она ведь тоже красива?

– Недурна. Даже очень недурна.

– А может, Салютов в нее влюбился? – сказала Катя. – Он еще далеко не такой старик, как ты его тут описываешь. И вообще, любви все возрасты покорны. Ладно, что тут гадать. Давай вместе смотреть, как ты говоришь, этих загадочных женщин. Хотя не знаю, не знаю, Никита… В физиономисты-угадыватели, ясновидцы и психоаналитики я точно не гожусь.

– Ну, и чудненько. – Колосов легко поднялся со стула. – Значит, жди моего звонка. Думаю, завтра и начнем. Ты, пожалуйста, никуда не отлучайся и домой после работы не торопись. Если что-то у нас получится, это будет чистая импровизация.

Катя недоверчиво пожала плечами: она совершенно не представляла себе ни свою задачу в предстоящей операции, ни своей роли. Импровизация… Ну как, скажите, пожалуйста, можно разобраться в незнакомом человеке – тем более в молодой красивой женщине, кинув на нее лишь беглый взгляд?

Глава 22. ОПЕРАЦИЯ «БЛОНДИНКА»

Намек на чистую импровизацию не давал Кате покоя. Всю ночь она не сомкнула глаз, ворочаясь с боку на бок. И все думала, думала. Но нет, не темные тайны «Красного мака» волновали ее сердце, не загадочные убийства и даже не хитросплетения грядущей оперативной комбинации. Нет, вопрос, лишающий ее сна и покоя, был гораздо тоньше: если все окажется и правда импровизацией чистой воды, что в таком случае следует надеть?

Кравченко видел сорок седьмые сны, когда Катя (было ровно полпятого утра), вконец измученная думами и сомнениями, тихонько соскользнула с супружеского дивана, на цыпочках подкралась к шкафу, извлекла со дна его спортивную сумку и приступила в кромешной темноте к ревизии своего гардероба.

Идея, осенившая ее, была проста, как все гениальное: надо взять с собой побольше вещей, а там, исходя из ситуации, выбрать наиболее подходящее. Ведь костюмчик – это половина успеха оперативной работы! Сначала на дно сумки лег спортивный прикид (на случай, если импровизация с Таураге приключится где-нибудь за городом, на лоне природы). Затем Катя упаковала деловой костюм (для офиса), затем настала очередь вечерних туфель и платья, на домашнем жаргоне называемых «драгоценным В.А.»: «не то чтобы супер, но все же – ах». Слегка задумалась Катя над батником и длинной юбкой – брать, не брать? И тут точно по волшебству в комнате вспыхнул свет: разбуженный Кравченко включил ночник.

– Так, – изрек он, – как прикажете понимать? Развод и девичья фамилия?

– Представляешь, что-то вдруг проснулась… не спится, и вспомнила, что гору вещей в чистку надо тащить, – Катя скоренько закрыла «молнию» на сумке, – и твои тоже вещи… А утром я бы точно впопыхах забыла, ворона. Ну, и решила встать и сразу собрать все. Я тебя разбудила, да? Бедненький. Ну прости. Спи, рано еще – жуть, я сейчас сама лягу.

Кравченко заворочался на диване. Откинул одеяло.

– Ну, что еще такое? – строго повысила голос Катя. – Что такой недовольный вид, а?

– Ничего себе! Просыпаешься среди ночи, а жена – пожалуйте, тайком вещи пакует. И еще моим видом недовольна.

– Я же объясняю – это все в чистку. Ну, Вадичка, – Катя вернулась в кровать, нырнула под одеяло, притянула Кравченко к себе.

– Правду, Катька, иначе убью. Одну только правду. Куда собралась?

– Никуда. Это для дела маскарад, – вздохнула Катя, еще теснее прижимаясь к родной широкой груди «драгоценного В.А.». – Убийства у нас. Два уже. Какая-то история паршивая. Меня наши попросили с одной стороны свидетельницей поработать.

– Где убийства?

– В каком-то казино «Красный мак», – ответила Катя.

– Это который на Рублевке? – Кравченко присвистнул, из чего Катя заключила, что про место это он слышал. – А что за свидетельница?

– Сестра одного из убитых и подружка одного из подозреваемых. Представляешь – коктейль страстей? И в казино она вхожа. Ну, сам понимаешь, Вадичка, с такой познакомиться, чтобы в контакт войти, выглядеть надо соответственно. Не полосатым жирафом. Для того и вещи на работу беру. Сама не дотащу столько, ты уж, пожалуйста, подвези меня утром, ладно?

– Ты бы еще больше чемодан набила. Ну, девки, даете! – Кравченко снова присвистнул. – Когда же тебя домой сегодня ждать?

– Понятия не имею, скорее всего задержусь. – Катя доверчиво поцеловала Кравченко в шею. – Спи, золотко, рано еще. Потуши свет.

Кравченко погасил ночник.

– Ненормальная, – сказал он, – авантюристка.

Катя ощупью в темноте нашла его губы и накрыла их ладонью.

– Ненормальная, – повторил он, – и я тронутый, что все это слушаю и позволя… И не смей меня целовать, не смей мне рот затыкать, я еще не все тебе сказа…

Пресечь эти дерзости оказалось легко. Даже легче, чем можно было представить.

Весь день на работе Катя провела в ожидании. Поглядывая то на телефон, то на сумку в шкафу. Вот сейчас позвонят из розыска, объявят о начале операции, изложат вкратце обстановку, и она сразу же решит, как лучше одеться. Но прошел час, второй, третий. Миновал обеденный перерыв, прошло еще два скучных длинных часа и…

И Катя начала злиться. Да что это такое! Сидишь тут как на привязи целый день, ждешь неизвестно чего! А тут своей работы невпроворот. А вдруг эта импровизация у них в отделе убийств месяц будет созревать? Что же она, вот так целый месяц и должна будет возле шкафа сидеть, ждать? Ну ладно, дело житейское, не клеится там чего-то сегодня у них с этой фигуранткой, ну так позвоните, сообщите – так, мол, и так. Что, у Колосова телефона, что ли, под рукой нет? Ведь сам втянул ее, а теперь…

Катя кинулась звонить в кабинет Колосова, затем ему на мобильный. Телефон в кабинете не отвечал. А мобильник был занят, занят. «Трепло несчастное!» – Катя бросила трубку.

Рабочий день закончился. Сотрудники главка бодро потянулись к выходу. А Катя села на подоконник в опустевшем кабинете пресс-центра и уныло уставилась в окно на темный заснеженный Никитский переулок и гаснущие одно за другим окна Зоологического музея напротив. Про себя она решила: он меня просил задержаться, задержусь до восьми. Потом все, хватит. Не ночевать же тут.

Без четверти восемь она, злая и уставшая, начала лениво одеваться. Уже искала ключ закрыть дверь в кабинете, как вдруг истошно зазвонил телефон.

– Катя, добрый вечер, я внизу. Вижу, что у вас свет горит, спасибо, что задержалась. Давай спускайся быстро. Едем сейчас в один бар. Таураге там. По пути решим, как лучше взять ее в разработку.

Катя даже слова вставить не успела – Колосов уже дал отбой. Она сбросила шубу, схватила сумку из шкафа. Ладно, сдвинулось дело, а кто старое помянет… Итак, он сказал «бар». Таураге там. Что за бар? Может, ночной клуб? Какой? Танцевальный, модный, кислотный, закрытый? Никите, видимо, все равно, а ведь это важно. Атмосфера в таком тонком деле вещь первостепенная.

Катя выбросила вещи из сумки, задумалась на секунду и остановила выбор на платье. Кинулась к зеркалу поправлять макияж. Набросила шубу, сунула под мышку вечерние туфли – в машине переобуется. Не заявляться же в платьице-стрейч и зимних сапогах в этот гадючник! Бегом спустилась по лестнице, впопыхах нашаривая на дне сумки флакончик духов.

Она и понятия не имела, что ее ждет, как произойдет ее знакомство с этой Эгле Таураге и что вообще дадут для раскрытия убийств эти странные «смотрины», затеянные Никитой.

В колосовской «девятке» на заднем сиденье развалился какой-то сумрачный молодой великан. Судя по черной рубашке, подбритому затылку, массивной позолоченной цепи на запястье и припухшим от алкоголя глазам – типичный браток средней руки.

– Знакомься, Катерина Сергеевна, это – старший оперуполномоченный Скарабеевского ГОМ Иван Биндюжный, – представил его Никита. – Мы тут с ним вдвоем кое-что придумали. Тут лучше всего не мудрствовать, а действовать по аналогии.

Катя посмотрела на Биндюжного, как кролик на удава: если такие милиционеры-сыщики, то какие же, извините, братки? Он пожал ее протянутую руку так осторожно, точно она была стеклянная.

– Наблюдение за квартирой Таураге ведется, – сказал он, хмуро и значительно поглядывая на Катю. – Никуда она не отлучалась за эти дни, даже на телефонные звонки не отвечала. А сегодня вдруг днем приехала в отдел, к нашему начальнику. Просила, чтобы Газарова отпустили, клялась, что он невиновен в смерти ее брата. Алиби даже ему какое-то стала лживое выдумывать. Ну, из отдела ее вежливенько спровадили с этими небылицами: мол, следствие все покажет. Она в Москву вернулась, по улицам бродила. Сейчас она в баре зависла на улице Суворова. Пьет джин с шести часов вечера. Хороша уже в доску. Мужик так не налижется, как эта ваша балерина.

– Она танцовщица профессиональная, по показаниям персонала казино, – сказал Колосов. – В ночных клубах несколько лет назад выступала. Но в «Красном маке» служащие говорят – никогда. По нашей картотеке в проституции не замечена. Это все на нее, к сожалению.

– Что за бар? – поинтересовалась Катя. – Клуб ночной?

– Клубешник, – ответил Биндюжный, – ничего особенного, крутого. Далеко от центра. Просто тихая попойка.

– А как это – действовать по аналогии? – задала Катя новый вопрос. – Что это вы еще придумали?

Биндюжный и Колосов переглянулись, и первый, кашлянув, сказал:

– Я думаю, мы там с тобой, Екатерина Сергеевна, поступим сейчас так…

Эгле Таураге занимала угловой столик одна. Бар назывался «Кайо-Коко». Ноги сами принесли ее сюда, потому что раньше она приезжала сюда с Газаровым. А еще раньше, давно, она иногда выступала на здешних вечеринках с латиноамериканскими танцами и здесь же познакомилась с Игорем Салютовым и его младшим братом Филиппом. Они заглядывали в «Кайо-Коко» часто. Иногда вдвоем, иногда с женой Игоря Мариной. Они считались в «Кайо» своими, потому что Игорь Салютов с Плехановского института был дружен с нынешним владельцем клуба. И даже, как поговаривали здесь, через отца помог тому подняться, организовать бизнес и обрести надежных покровителей.

Бар на улице Суворова, ставший со временем клубом, конечно, не мог тягаться с модными питейно-танцевальными гнездами центра Москвы. Но все же это было радушное, гостеприимное место в этом чужом шумном городе. Здесь Эгле знали и помнили, здесь у нее было немало знакомых. Здесь можно было просто сидеть тихо в углу, никому ничего не объясняя, слушать саксофониста на маленькой эстраде и пить, пить. Слава Деве Марии – в кредит.

Эгле поднялась и нетвердой походкой приблизилась к стойке. Бармен сочувственно улыбнулся ей. Она попросила еще один джин-тоник. И тут…

– Да я мог и вообще этого не делать!

– А тебя никто и не просил!

Эгле обернулась. Голоса. И – туман, пепельный, зыбкий перед глазами. Плывет как облако, как сигаретный дым. Но ведь это и есть сигаретный дым.

– Можно подумать, мне все это одному нужно!

– Да мне вообще от тебя ничего не нужно! Ничего!

Возле самой эстрады за столиком расположилась парочка. И, кажется, они начали выяснять отношения. Шумно, даже очень. Эгле усмехнулась – надо же, как мы порой… с ним… как это нелепо и смешно, оказывается, выглядит со стороны. Забавно и глупо. Как же глупо…

Туман, пропитанный джином, слегка рассеялся, и она разглядела ссорившихся. Парень был похож на комод. Громоздкий, квадратный. Он напоминал охранников «Красного мака». «Тот же тип», – подумала Эгле. Его подружка – высокая, в вечернем платье была… ничего, стильная. И, возможно, под сильным уже градусом. «Как я, – подумала Эгле. – Они здесь говорят – два сапога – пара».

– Если хочешь, можешь убираться! – выкрикнула девица так звонко и гневно, что вздрогнул даже невозмутимый бармен за стойкой. – Я тебя не удерживаю! Арриведерчи!

– И уйду! – Парень с грохотом отодвинул свой стул.

– И убирайся! – Девица стукнула кулачком по столу. – И не смей мне больше никогда звонить!

– И не позвоню! Сама, сама еще приползешь на коленях, идиотка!

– Мерзавец!

Парень развернулся, подошел к стойке, расплатился. Бармен что-то хотел ему сказать – не переживай, мол, утрясется. Но парень только махнул рукой – а, гори оно все синим пламенем – и ринулся к двери. Увидев, что он не шутит, девица подскочила на стуле точно ужаленная:

– Куда ты? Вернись! Слышишь? Вернись!

«Я все прощу, – добавила про себя Эгле. – Ох, как же это все со стороны глупо. А ведь сколько раз мы с ним…»

Девица рухнула на стул. Эгле видела – она с трудом сдерживается, чтобы не зареветь от обиды, злости и раненого самолюбия.

– Не плачь, вернется, – произнесла Эгле громко. Сочла своим долгом высказаться. Потому что уже не могла молчать. Уж слишком все было похоже на них с Газаровым. В сущности, они с этой девчонкой – сестры по несчастью. «Пара сапог», как говорят они, русские.

Катя, хотя и ожидала, что какая-то реакция все-таки будет, вздрогнула: господи, сработало! А она-то испереживалась – не переборщили ли они с Биндюжным с этим «влюбленным» скандалом? У Биндюжного голос – проспиртованная труба. А ей с трудом удавалось перекричать жизнерадостного саксофониста на эстраде. Атмосфера в этом баре с таким шоколадно-пляжным названием «Кайо-Коко», по ее мнению, особенно к любовным ссорам не располагала. Зал был мал, сумрачен и пылен. Со стен щурились какие-то подозрительные брюнеты (Катя, как и большинство посетителей, не признала ни молодого Хэма без бороды и трубки, ни великого Че). К тому же гудел саксофон. Они не просидели и четверти часа, как Биндюжный подал знак – пора ломать комедию, пока фигурантка еще не очень набралась и что-то может оценить и понять в этом театре. Но как раз в эту решительную минуту нарочно саксофонист грянул фокстрот из «Дживса и Кустера». И, выкрикивая оскорбительные реплики, Катя волей-неволей каждый раз попадала в такт ядовитого ритма этой мелодии и дико пугалась, что все выходит фальшиво и ненатурально. И Эгле Таураге вот-вот, как великий Станиславский, сейчас выкрикнет: «Не верю!»

Особенно должен был подкосить ее этот водевильный «мерзавец». Надо было еще руки заломить, как в мексиканском сериале: ах, негодяй! Подонок! Изменщик проклятый!

Однако сработало. Пародийная аналогия (Катя, правда, так и не поняла, аналогия чего – Никита путано и сумбурно объяснил) оказалась тем, чем нужно. Эгле сама (!) обратилась к ней, причем со словами утешения и поддержки. Значит – так держать, лишь бы только не проколоться.

Катя трагически всхлипнула:

– Идиот несчастный… Завез в какую-то дыру… Представляешь, – она доверчиво взглянула на Эгле, – мы же в «Гараж» на Пушкинскую собрались. Потанцевать. Но он же пока все точки не объедет, пока не напьется до свинства, успокоиться не может. Бросил меня здесь, а я… Нет, ты посмотри, – Катя продемонстрировала ноги в вечерних замшевых туфлях, – я сапоги в машине оставила. И денег… – Она яростно тряхнула сумку, высыпав на стол ключи, косметичку и скомканные десятки. – Тут даже на такси не хватит. Все у него, все себе забрал. Свинья!

– Ничего, не переживай, – Эгле опустилась на стул напротив Кати, ноги ее подкашивались, – хуже бывает. Он тебе кто? Муж?

Катя отметила: хоть явно в сильной степени опьянения, эта Эгле Таураге, во-первых, очень красива, а во-вторых, добра. Раз так живо откликается на горе совершенно незнакомого человека.

– Живем вместе, – ответила Катя, снова всхлипнув. – Он из Клина, автомастерская у него там. Сначала ничего все было, а потом пить приловчился, представляешь? Сколько раз бросала его вот так (в душе при этом она ухмыльнулась), думала – все, конец! Так нет, заявится, на колени ухнется, прощения просит. Крест, просто крест какой-то! И бросить жалко, и нести тяжело. Это не крест – чемодан без ручки. А ты что тут одна кукуешь? Тоже с парнем поцапалась?

– Его посадили. В милиции он. Сегодня там была – не отпускают… Я просила, умоляла – нет, говорят, следствие какое-то.

Катя замерла. Так. Эх, права пословица: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Но отчего это люди, хоть и пьяные, чаще всего откровенничают с незнакомыми?

– За что посадили-то? – спросила она шепотом. – За наркоту, что ли?

– Брата моего старшего убили. Два дня назад, – Эгле провела по лицу рукой, смазывая разом выступившие из глаз слезы, – а его в убийстве обвиняют. А он не мог Витаса убить. Я знаю. Он ни в чем невиновен.

Катя сгребла скомканные десятки (их набрали в машине Колосова из всех кошельков. Именно десятки в количестве ста сорока рублей – Колосов заявил, что это то, что нужно для колорита). Катя кивнула бармену, и тот принес им еще по бокалу джина и забрал деньги.

– Выпей, – сказала она, – тебя как зовут?

– Эгле. – Зубы Таураге стучали о край бокала.

– Выпей, успокойся. И объясни толком. Я не понимаю, а почему менты решили, что твой парень брата твоего мог убить?

– Витас его ненавидел. Витас, брат. – Эгле снова резким движением вытерла слезы. – А мы два года уже вместе. Ну, ссорились, конечно, как и вы, как все. Твой пьет, а мой играет. В карты, в рулетку. И всегда в одних долгах. Бывает, и деньги у меня берет – проигрывает все до копейки. Не везет ему. Он горячий, азартный. Ну, брата все это доставало, психовал он, ругал меня дико. Ну и с ним они ругались. Но не мог, не мог он его убить! Я же его знаю. Пусть он сумасшедший, дурак отчаянный, но он добрый. И меня он любит. Никогда бы он этого не сделал.

– Ты его тоже, наверное, сильно любишь? – спросила Катя.

– До смерти, – Эгле схватила ее за руку, – даже стихи ему пишу, представляешь? Никогда со мной такого не было. Ничего поделать не могу. Если его посадят, осудят, куда мне тогда? Из окна только останется на тротуар. Или с моста в воду.

– Выброси из головы, слышишь? Ничего с твоим парнем не будет. Подержат немного и выпустят, – уверенно сказала Катя. – И не смей даже думать о… Слушать даже не хочу. Лучше скажи, что за стихи ему пишешь? Про любовь?

– Про все. Про то, какой он. Хочешь, прочту?

– Прочти, – кивнула Катя (все же стихи лучше прыжка в воду с моста).

– Сейчас… Вспомню. – Эгле глубоко вздохнула. – Вот я ему недавно написала… Погляди – красив и строен темноглазый смуглый горец. Черный жемчуг средь сокровищ, бриллиант среди рубинов, золотой орел небесный в стае вспугнутых ворон. Вот он едет по дороге, – тут голос Эгле дрогнул, – конь ступает легче ветра впереди точеной тени. Тонкий силуэт на солнце точно вырезан навеки и оттиснут в моем сердце Сулеймановой печатью. Как его могу забыть?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 4.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации