Текст книги "Улыбка химеры"

– Как же вы выдерживаете без курения весь рабочий день, точнее, ночь в зале? Игроки курят, а персоналу это, по-моему, строжайше запрещено? Ах, Жанна Марковна, дорогая моя, быстро придуманная ложь доверия не внушает. Особенно в деле о двух убийствах. Итак, в туалет вы заходили. Вы это признаете, я в этом уверен, и об этом точно знает еще один свидетель, с которым вы непременно скоро встретитесь на очной ставке. Итак, вы туда заглянули около половины девятого вечера плюс-минус пять минут, так? Заглянули… ладно, пусть пока будет по-вашему – в поисках сигарет. И что? Тетерина вы за стойкой видели?

– Нет, не видела. Его не было в курительной. Честное слово, его там не было! – Жанна Марковна прижала к оранжевому свитеру стиснутые кулачки. Никита обратил внимание на обилие золотых колец на ее пальцах. – Его не было, и никого в курительной вообще не было. Ни души.

– Ни души? Значит, Легионера вы там так и не застали, хотя с ног сбились, ища его в казино, даже в туалет заглянули, узнав, что он вместе с Филиппом Салютовым приехал в «Мак»?

Жанна Марковна выпрямилась.

– Вы бредите, милейший, – холодно отчеканила она, – это не допрос, это какая-то провокация!

– Провокация, что я в курсе ваших отношений с этим человеком? Кстати, а как его настоящая фамилия?

Жанна Марковна демонстративно отвернулась.

– Или вы заявите, что не знаете фамилию этого человека, с которым живете, который в течение месяцев проживал в вашей квартире, делил с вами постель, кров, стол?

– Вы бредите, – повторила Басманюк. – Чтобы раз и навсегда исчерпать эту чудовищно провокационную тему, я отвечу: я знаю этого человека как близкого друга сына Валерия Викторовича. В казино эти молодые люди приезжали несколько раз и всегда вместе. И в казино человек, о котором вы задаете мне столь возмутительные и оскорбительные вопросы, всем известен только по прозвищу Легионер.

– Дурацкое имя, – хмыкнул Колосов. – Детсад полнейший, навроде Виннету. Очень жаль, что вы не хотите говорить правду.

– Я понятия не имею, какая правда вам нужна! Откуда… Да с чего вы взяли, что я и он…

– Легионер?

– Прекратите! – Жанна Марковна наконец сорвалась на крик. – Да что это, в конце концов, такое?

– Это официальный допрос, уважаемая, точнее, пока прелюдия к нему. – Колосов медленно полез в стол, достал бланк, важно, многозначительно расправил его на столе. – Быть может, надо было начать сразу с официального предупреждения об уголовной ответственности за дачу ложных показаний?

– Предупреждайте о чем хотите, – со злостью ответила Басманюк.

– Мда, тупик, – Колосов отодвинул бланк. – Не так я представлял этот наш разговор, Жанна Марковна. Значит, о Легионере вы наотрез говорить отказываетесь?

– Да я не знаю, кто он такой!! – воскликнула Жанна Марковна. Воскликнула так искренне, гневно и страстно, что сразу же стало ясно, что она лжет и будет лгать, с пеной у рта отрицая все, все, все. Бог мой, конечно, было сто способов сейчас загнать ее в угол, разбить эту испуганную ложь очной ставкой с Газаровым-Алигархом, показаниями (будущими, конечно) Филиппа Салютова, допросом самого Легионера, но… Но на это ушло бы время. А Никите хотелось выжать из этого любопытного допроса все сполна. Поэтому он решил сделать жест великодушия, отступить на шаг, вернуть разговор на исходные позиции, чтобы потом, применив иную тактику, перейти прямо к…

– Ну, невезуха, а! – Он сокрушенно вздохнул. – Ну, что вы так кричите, уважаемая?! Что вас здесь, режут? У нас данные, что вы находитесь в интимной связи с посетителем казино, носящим прозвище Легионер. Должен я был эти данные проверить? Должен. Я вас прямо об этом и спрашиваю, не лукавлю. Карты на стол. А вы сразу на меня окрысились, орете тут… Ну, нет так нет. Черт с ним, с этим типом. Я и сам сомневался: чтобы такая интересная женщина, как вы, с таким темным проходимцем связалась. Да он мальчишка совсем еще, в сыновья вам годится… И чтобы такая интересная женщина, как вы, так себя забыла, что начала из-за хмыря по всей Москве мотаться, искать его по ночным кабакам, по мужским сортирам… – Он поднял глаза, встретился с ней взглядом и… – Все, молчу, молчу. В кино в таких случаях говорят: еще одно слово, и я стреляю.

– Бред какой-то. – Басманюк нервно щелкнула зажигалкой, снова прикурила. – Ну просто феноменальный бред!

– Значит, с ваших слов я так и записываю: посетителя казино по имени Легионер близко не знаю. – Колосов старательно засопел над протоколом. – Знаю его лишь как приятеля Филиппа Салютова. Так? Верно?

Жанна Марковна с подозрением следила, как он пишет:

– Да как только это вообще в голову могло прийти! Как у кого-то липкий язык повернулся сказать про меня…

– А что, он парень ничего, – миролюбиво хмыкнул Колосов. – Я его видел там, в казино. Крутой молодец. Значит, друзья они с Филиппом? Китаев мне тут как-то говорил: якобы Салютов крайне негативно смотрит на эту дружбу. Эти-то сведения точные?

Жанна Марковна настороженно молчала, словно ища в этом вопросе новый скрытый подвох.

– Да, это так, – произнесла она наконец неохотно, – Валерий Викторович, насколько я знаю, считает, что его сын мог бы лучше выбирать себе знакомых.

– Может, все дело в том, что он просто чувствует себя одиноким после смерти брата?

Жанна Марковна медленно подняла на Колосова глаза и… Что-то в ее взгляде изменилось.

Катя вошла в предбанник: финская сауна. Она огляделась – все сплошь отделано солнечным светлым деревом. По стенам стеллажи из сосны, где стопками сложены свежие махровые полотенца, халаты, рукавицы для растирания, шапочки и стоит множество каких-то фарфоровых флаконов, коробочек и банок.

Марина Салютова сняла купальник, бросила его на лавку, подошла к стеллажам. Катя тоже разделась – париться так париться. Салютова сняла с полки фарфоровую коробочку и узкий флакон с притертой пробкой. Катя с любопытством оглядела флаконы на полке, прочла этикетки – ароматические, лечебные масла. Салютова колдовала, смешивая что-то в фарфоровой чашке. Катя в нерешительности дотронулась до одной из фарфоровых коробочек.

– Соль, – услышала она голос Салютовой. – Здесь соль и масло для пилинга. Отличное средство, попробуйте.

Катя живо обернулась. Есть! Салютова сидела на лавочке и с наслаждением натиралась ароматически-жгучей смесью. Кожа ее блестела как глянец.

– Я здесь впервые, – сказала Катя, – как здесь здорово!

– Отличный пилинг для кожи перед сауной, – повторила Салютова. – Смешивайте в равных пропорциях и берите с собой в парилку. Я вам там спину натру, а вы мне.

Катя соорудила себе смесь из ароматической соли и миндального масла, захватила с полки полотенце, полотняную рукавицу и следом за Салютовой направилась в парилку.

Сахара! От сухого обжигающего жара сразу перехватило дыхание и стянуло кожу на лице. Катя зачерпнула прохладную масляную смесь и начала втирать ее в кожу. Струйки масла стекали по груди.

– После этого чувствую себя просто заново родившейся. – Салютова села на скамью почти у самой раскаленной каменной горки. – Как змея, сменившая кожу.

– Часто здесь бываете? – спросила Катя. Говорить было трудно, в этом пекле язык словно пришкваривался.

– Раз в неделю обязательно выбираюсь с детьми. Осенью еще чаще приезжали.

– Да, конечно, в такие морозы с бассейном особенно перебарщивать не стоит.

– Чувствуете, какая прелесть? – Салютова нежно провела по бедру ладонью, втирая масляную соль в кожу. – Давайте теперь я вам спину натру.

Прикосновения ее рук к Катиному телу были тоже нежными и умелыми – настоящий массаж. Затем Салютова растянулась на лавочке, и настала Катина очередь стать заправской массажисткой. Тело у вдовы было упругое – ни грамма лишнего жира, ни единой складочки.

– Все, сил нет больше, сейчас исжарюсь тут. – Катя тяжело дышала. – Здесь, наверное, уже сто градусов!

– Потерпите еще секундочку. Там душ и бассейн с гидромассажем, – Салютова указала на дверь. – Но еще минуту потерпите, подкоптитесь немножко.

– Обязательно надо потом взвеситься. – Катя критически оглядела себя. – Правду, интересно, говорят, что после сауны полкило сразу долой?

– Говорят… – По лицу Салютовой стекали капельки пота. – Боже, как хорошо… Ну, теперь в душ и бассейн!

Под теплыми струями душа Катя смывала с себя соль, душистое масло. Тело дышало всеми порами, приятно горело.

– По четвергам здесь почти никого с утра, – услышала она сквозь шум воды голос Салютовой. – И бассейн свободный.

– А вы, кроме плавания, здесь что-то еще посещаете? – поинтересовалась Катя.

– У меня здесь тренер по кен-до.

– Ой, неужели?

– Уверяю вас, здесь отличные женские тренеры, стажировались в Японии. Но сначала идет подготовительный курс, и довольно нудный – философия поединка, самурайский кодекс. Но без этого не тот колорит, правда?

– Наверное. Но мне все же водная аэробика как-то ближе, – усмехнулась Катя.

– Я тоже со следующей недели возьму несколько занятий. Надо в форму приходить. – Салютова звонко пошлепала себя по округлому загорелому бедру. – А то муж ворчит – разленилась совсем.

– Меня мой тоже вечно лентяйкой ругает, – машинально ответила Катя.

Теплые струи шумели как дождь. Минеральный ливень. Салютова перешла в бассейн с гидромассажем. Катя осторожно выключила воду, приблизилась к бассейну. Салютова раскинулась в бурлящей бирюзовой воде. Бассейн был неглубок – горячая целебная ванна.

– У вас здесь семейный абонемент? – спросила Катя, спускаясь в воду.

– Да, муж приобрел. Я вообще-то не сторонница какого-то определенного вида спорта. А тут все можно понемногу попробовать. И шейпинг, и степ, и аэробику, и восточные единоборства, и тренажеры, и плавание. И муж так считает.

– Он… Ваш муж… он тоже сейчас уроки кен-до берет? – тихо спросила Катя.

– О, нет. Ему что-нибудь попроще надо, – ответила вдова. – Вот как мы с вами – попариться, поплавать, велотренажер покрутить. В общем, расслабиться без особых нагрузок.

Катя зачерпнула горячую воду. Смотрела на вдову старшего сына Салютова. Та гибко изогнулась, наслаждаясь упругими волнами гидромассажа. Сквозь душный теплый пар Катя видела ее лицо, густые мокрые волосы, разметавшиеся по плечам. Внезапно она ощутила, что и пар, и вода в бассейне словно остыли. Точно от северного ветра, невидимкой пробравшегося в этот аква-рай.

– Скажите, Жанна Марковна, а вы сами давно работаете у Валерия Викторовича? – спросил Колосов.

– Относительно давно, – ответила Басманюк.

– И бывали в его доме, знаете его домашних?

– Да. По правде говоря, я не такой уж и свой человек в их доме, как, например, Китаев. Тот почти родной в их семье, как, впрочем, и положено хорошему охраннику. Но семью Валерия Викторовича я знаю. – Жанна Марковна посмотрела на Колосова. – Валерий Викторович несколько лет назад овдовел. Старался все делать для дома, для своих детей. К несчастью, с Игорем случилась эта ужасная трагедия… Там у них после его похорон все очень сильно изменилось. Насколько прежде это был шумный и даже немного безалаберный дом, настолько сейчас там такая гнетущая, тяжелая атмосфера, что…

– А почему его дом был безалаберным? – перебил ее Никита, вспоминая снимки салютовского особняка за мрачной каменной оградой, опутанной колючей проволокой.

– Ну, мой шеф – человек очень занятой и всегда очень много работал. Дом же его, когда сыновья выросли, вечно был битком набит молодежью. Естественно – друзья, компании, девушки. Старший его – Игорь всегда и везде был душой общества, заводилой. Очень хороший парень был, если бы, правда, не некоторые проблемы с алкоголем. Потом он женился, жену свою Марину очень любил. Красивая девушка, из хорошей семьи. Ну, опять же – молодые супруги. Снова начались сплошные вечеринки, как это сейчас говорят – тусовки.

– Дети сейчас обычно стараются жить отдельно, если, конечно, могут себе это позволить.

– Да, но как раз перед свадьбой Игоря Валерий Викторович закончил строительство своего нового дома в Ильинском. Большие деньги вложил, и не зря – строил в расчете на всю семью. И Марина – жена Игоря – настояла, чтобы они жили в Ильинском. Дом ее просто очаровал. Ну конечно! – хмыкнула Жанна Марковна. – Еще бы… Валерий Викторович всегда так ее баловал, осыпал подарками. Души прямо в ней не чаял. В благодарность за рождение первого внука подарил ей бриллиантовую брошь. Он вообще широкой души человек.

– Да, я заметил. Это даже заметно по рекламе вашего казино. Размах. Но сейчас Салютов, наверное, сильно сдал из-за смерти сына?

– Господи, не то слово! Он и дома-то почти не жил все это время, представляете? Порой даже в офисе, в казино ночевал. Не мог – сам мне признался. Дома все напоминало о… Не приведи бог никому сына потерять. Я сама на похоронах Игоря была потрясена, как тяжело стало у них, – Жанна Марковна покачала головой. – Эта бабка еще нервы всем накручивала…

– Бабка? – спросил Никита.

– Ну да, Полина Захаровна, родная тетка Салютова. Она его вырастила, он мать рано потерял. Ну, раньше, насколько я ее помню, она была очень разумная женщина. Ребят вырастила и за женой Салютова Региной, когда та болела, сколько лет ухаживала, но… Возраст, наверное, свое берет, ей уж за восемьдесят. – Жанна Марковна теперь рассказывала охотно, тоном завзятой сплетницы, так непохожим на тот, каким она только что кричала «Бред, бред!» на все вопросы о Легионере. – Представляете, на похоронах вдруг начала молоть какой-то несусветный вздор о какой-то старой семейной драме. Якобы родители Валерия Викторовича своим браком толкнули на самоубийство ее сестру. Не знаю, что это – старческий маразм или просто чушь, но… В общем у всех присутствующих и так тяжело было на сердце, а тут эта старуха со своими причитаниями – мол, проклятая семья… Якобы ее сестра перед смертью прокляла и родителей Салютова, и все их потомство. Согласитесь, хватит ли сил слушать подобное на похоронах? В общем, я нисколько не удивлюсь, что Валерий… Валерий Викторович последние месяцы избегал оставаться дома, целые дни проводил на работе, пытался забыться…

– А Филипп тоже сейчас не живет в Ильинском? – спросил Никита.

– Кажется, нет, – Жанна Марковна низко наклонилась над сумочкой, ища сигареты. – Но я… не знаю его адреса.

«А я у тебя его и не спрашиваю, – подумал Колосов. – И адрес ты, конечно, знаешь. Но умрешь – не скажешь, потому что…»

– Я от Китаева слышал, что несколько месяцев назад Салютов планировал отделить Филиппа и дал ему крупную сумму денег на покупку квартиры, – сказал он.

– Кажется, да, он хотел, – сказала Басманюк.

– А Филипп якобы эти деньги без спроса потратил на дорогую иномарку и оформил доверенность на своего приятеля…

Жанна Марковна молчала.

– Да, отцы и дети, вечные конфликты, дрязги, – Колосов вздохнул. – Однако к нашему делу это отношения не имеет. Ну ладно… Я что еще хотел у вас спросить, Жанна Марковна…

– Да, – она подняла глаза, и в них снова появилось то странное напряженно-выжидательное выражение.

– Вы стрелять умеете?

– То есть как?

– Ну, из пистолета? В тире?

– Нет, – покачала она головой. – Я? Стрелять? Бред!

– Да это несложно, – Колосов усмехнулся. – Зарядите, да и жмите на курок. Особенно если мишень близко.

– Я в жизни никогда не стреляла, – ответила Басманюк.

– Значит, когда вы около половины девятого пятого января зашли в мужской туалет в вестибюле казино за… спичками, Тетерина там точно не было?

Она посмотрела на него… Колосов вздохнул украдкой – чудо что за женщина! Шаровая молния, живой огонь!

– Я его не видела, – отчеканила Жанна Марковна. – И простите, если у вас еще есть ко мне подобные вопросы, боюсь, нам придется подождать моего адвоката. Как я раньше не догадалась? – Она потянулась к телефону.

– Я вопросов пока больше к вам не имею. – Колосов широко улыбнулся. – Спасибо за беседу, приятно было познакомиться.

А сам подумал: нет, не откажу себе в удовольствии поприсутствовать на очной ставке в прокуратуре между гневной знойной мадам и Легионером. Хотя… для этой уголовно-процессуальной потехи последнего еще надо найти и допросить.

Катя стояла возле рецепции в вестибюле «Атлантиды». Менеджер отмечал посещение на ее карте. Вестибюль был пуст. Только в сетчатом вольере у окна среди буйной зелени оглушительно кричали попугаи-кореллы. С Салютовой Катя рассталась. Та пошла в детскую игротеку забирать у няни сына. И теперь они уже спускались по лестнице в гардероб. Катя видела их: высокая стройная черноволосая женщина и ребенок. Салютова тоже заметила ее с лестницы – помахала рукой на прощание. У нее зазвонил мобильник.

– Да, мы готовы, уже спускаемся! – сообщила она звонившему громко и оживленно.

Катя забрала в гардеробе свою куртку. Салютова заботливо одевала сына. Тот взахлеб делился с ней содержанием мультика, просмотренного в игротеке. Стеклянные раздвижные двери неслышно открылись, и в вестибюль вошел грузный мужчина в длинном черном кашемировом пальто. Он небрежно кивнул менеджеру и направился к Салютовой. На вид ему было за пятьдесят. Короткие темные волосы обильно посеребрила седина. А походка была медленной и тяжелой – так ходят те, кто привык всю жизнь ездить в автомобиле или сидеть в мягком начальственном кресле. Первым его увидел мальчик – выскользнул из материнских рук и с разбега бросился мужчине на шею.

– Привет! Я так соскучился! Где ты был?

Мужчина легко вскинул его на руки, крепко поцеловал. И в этот миг с ребенком на руках он показался Кате таким старым, таким усталым…

Марина Салютова подхватила сумку.

– Ну все, мы одеты, едем. – Она не отрывала взгляда от мужчины с мальчиком на руках.

Мужчина забрал у нее сумку. Марина Салютова быстро шагнула вперед, положила руки ему на плечи. Если бы он быстро не отвернулся, ее губы коснулись бы его губ. А так поцелуй пришелся в гладко выбритую, пахнущую дорогим одеколоном щеку.

Они скрылись за раздвижными дверями. Катя медленно вышла следом. Они садились в черный джип. Катя в иномарках не разбиралась, а тот, кто разбирался, сказал бы, что это «Тойота-Круизер». Автомобиль тронулся с места. Катя стояла на ступеньках «Атлантиды» и, казалось, совсем не замечала холода и этого колючего ветра.

Кто-то негромко окликнул ее по имени. Скромная «девятка» синего цвета – оттуда машут – садитесь.

Катя подошла к машине, открыла дверцу.

– Это я вам утром звонил, – сказал молодой человек в пуховике, сидевший рядом с шофером. – Еще раз – добрый день. Все нормально прошло? Колосов звонил, справлялся. Садитесь, мы вас до дома подбросим, все равно смену сдаем.

– А они как же? – Катя забралась на заднее сиденье.

– За ними другая машина пошла.

– Кто приехал за ней? – тихо спросила Катя, хотя знала ответ.

– Сам. Салютов, ее свекор. – Оперативник обернулся. – А вы его разве в лицо не знаете? Ее из дома шофер привез, но там что-то с машиной случилось, он тут крутился, чертыхался. Видимо, позвонил шефу. Салютов решил забрать и невестку и внука. Заботливый!

– Да, – эхом откликнулась Катя. – Извините, из машины можно позвонить в главк?

Глава 25. ФОКСТРОТ

Переговорить с Колосовым Катя не смогла: его телефоны упорно молчали. Дома тоже царила мертвая тишина: Кравченко спал и даже не слышал, как она вернулась. Перед тем как ехать на работу, Катя разогрела обед, вытащила из холодильника любимый Вадькин яблочный компот, сваренный еще накануне. Кравченко не пил ничего холодного (кроме водки, как он говаривал) из-за боязни ангины.

Когда Катя, как трудолюбивая Золушка, закончила хлопоты на кухне, было уже двадцать минут третьего. Она оставила Кравченко записку, что все прошло хорошо и все новости вечером, и поехала на работу в надежде застать начальника отдела убийств, чтобы срочно поделиться с ним впечатлением от «смотрин» в «Атлантиде». Однако в главке она Никиты не нашла. Не появился он и к концу рабочего дня. Как выяснилось, по причинам совершенно убийственного характера.

Валерий Викторович Салютов приехал в «Красный мак» в половине третьего. Марина Львовна с мальчиком остались дома в Ильинском. После обеда погода резко переменилась: усилился ветер, слегка потеплело, однако началась метель. По радио синоптики предупреждали о небывалом снегопаде в столице и просили водителей быть особенно внимательными и осторожными на дорогах.

Салютов из Ильинского вел машину сам. Марина Львовна просила его никуда не ездить и остаться дома, но он отговорился делами. И она не настаивала.

По дороге в «Мак» Салютов думал лишь о том, что ждет его там… В Доме. И запретил себе думать о вчерашнем долгом допросе в Генпрокуратуре, потому что… Потому что думай – не думай, а выбор уже сделан. Сегодня утром в десять ему позвонил Китаев и тревожно сообщил, что Хванчкару арестовали прямо по дороге из дома. Салютов спросил, откуда Китаеву это стало известно, и так скоро? Тот замялся, промямлил что-то явно неправдоподобное, потом замолчал. Видимо, у шефа безопасности имелся в окружении Миловадзе свой источник, свой «крот», имени которого он не собирался открывать даже своему шефу. Салютов не стал настаивать и выкручивать ему руки. Что ж, на то она и охрана, чтобы хранить свои и чужие секреты.

Новость никак не изменила распорядка его дня. Однако после звонка водителя Равиля из Крылатского, жаловавшегося на забарахлившую машину, Салютов сам поехал в спортклуб за ребенком и Мариной Львовной. Он ничего и никогда не боялся, даже старался не думать ни о чем таком, но… Береженого, как говорится, бог бережет.

По дороге он позвонил Басманюк и предупредил, чтобы она сегодня приехала в казино. Как обычно. Жанна Марковна крайне удивилась (или ему так показалось?) – как, разве мы уже сегодня открыты? Так быстро? Салютов коротко ответил: да, открыты. Только не с половины первого, как всегда, а с четырех часов. Персоналу надо дать время убрать помещение после очередного… Он чуть не сказал «налета». Но спохватился – их телефоны вполне могли быть прослушиваемы милицией, а портить отношения с ними сейчас не стоило. Жанна Марковна ответила «хорошо», и беседа их закончилась. (Салютов вовсе и не предполагал, что застал своего пит-босса на пути в Никитский переулок. О том, что ее вызывают на допрос в уголовный розыск, Жанна Марковна даже не заикнулась.)

Итак, он приехал в «Красный мак» в половине третьего. Китаев встретил его в вестибюле, и они для начала обошли и осмотрели все здание. Везде – в вестибюле, игорных залах, наверху – шла лихорадочная уборка. В каминном зале, где был убит Таураге, рабочие убирали ковер с пятнами крови и натирали паркет. Однако Салютов распорядился вообще пока закрыть эту комнату, чтобы не будить в посетителях казино дурных воспоминаний.

Он прошел к себе в кабинет, включил настольную лампу, раздвинул тяжелые шелковые гардины. Снизу, из ресторана, доносилась музыка: репетировал джаз. Джаз пригласил Китаев в нарушение всех традиций «Красного мака». Салютову он объяснил: после таких событий надо поднять настроение и служащим, и клиентам. Пусть музыканты поиграют пару-тройку вечеров, а там, когда все неприятности понемногу забудутся, можно будет снова вернуться к респектабельной, чинной, фирменной тишине заведения.

Джаз все повторял и повторял первые такты какого-то бойкого фокстрота. Салютов понятия не имел, что это за вещь, однако к Дому она удивительно шла. Полностью была созвучна той особой атмосфере, которую он ощущал каждый раз, переступая через порог Дома, созвучна музыке, рожденной самим Домом и так и не услышанной никем, кроме его хозяина.

Салютов улыбнулся и в такт мелодии побарабанил по подоконнику пальцами. (Если бы джаз слышала Катя, она бы наверняка узнала этот фокстрот из «Дживса и Вустера», тот самый, звучавший в баре на улице Суворова и так пародийно оттенявший ее липовую ссору с Биндюжным и сентиментальную беседу с Эгле.)

За окном крупными хлопьями валил снег. И ранние сумерки накатывали на сосновую аллею как прилив. С улицы доносились громкие голоса, смех, ругань – бригада электриков проверяла перед включением неоновое панно. Двое рабочих взгромоздились на стремянку и меняли перегоревшие лампы. На автостоянке перед казино зажглись фонари. В их желтом свете хорошо был виден весь подъезд. Но дальше все тонуло в мглистой снежной пелене – аллея, шоссе. Послышался резкий автомобильный гудок: из метели, точно прорвав марлевый занавес, вынырнуло желтое такси – «девятка». Остановилось возле подъезда.

Салютов, наблюдая в окно за электриками, позвонил в Большой зал и попросил охранника передать Жанне Марковне, чтобы она поднялась к нему в кабинет.

– Извините, Валерий Викторович, а ее еще нет. Она еще не приходила, – ответил охранник.

Салютов посмотрел на часы: без трех минут три. По правилам казино, персоналу положено быть на рабочем месте за час до открытия. Жанна что-то опаздывает. Ну да день сегодня такой, словно разорванный пополам. И этот снег еще. Пробки, наверное, везде…

Из такси вышла женщина в коротком меховом жакете. А вот и Жанна, легка на помине, подумал он. Но через секунду понял, что это не Басманюк, а Эгле Таураге. Она наклонилась, расплачиваясь с таксистом. В глубине снежного тумана на аллее мелькнул свет – фары приближающейся машины.

Эгле выпрямилась, подняла голову. Салютов знал, она смотрит на его окна. На окна его кабинета. Его силуэт сейчас виден на фоне лампы и штор. И она знает, что и он смотрит на нее. Девочка это знает, девочка…

Когда этот энергичный парень из розыска по фамилии Колосов, по сути своей просто мальчишка, юнец и по возрасту своему, и по уму, задавал ему здесь, в этом кабинете, вопросы о Витасе, Салютов все ждал, что вот сейчас он спросит и о его сестре. И Колосов спросил. Правда, вопрос его тогда звучал явно не так, как первоначально задумывался. Но слова значения не имели, смысл был ясен: милиции не терпелось знать, спит ли он, Салютов, с сестрой покойного Витаса и, если спит, сколько ей за это платит. А он… Салютов смотрел из окна. Эгле… Кем она была здесь, в его Доме? Вроде бы никем. И всем. И понять это было просто, но они не понимали. Никто не понимал, даже близкие ему люди – Китаев, Жанна. И этот Колосов из розыска тоже не понял бы ни черта…

Он увидел ее впервые… Когда? Его сын Игорь тогда еще был жив и здоров. Он увидел ее здесь, в баре. Это было летом. Она приехала в казино с Газаровым: они жили вместе, и, как он узнал впоследствии, она его очень любила. Крепко любила. Так, что только можно было завидовать этому придурку Алигарху…

Он, Салютов, тогда был в курсе, что Эгле хорошо знают оба его сына. Первым с ней свел знакомство Игорь: у него в свое время с Газаровым крутились какие-то дела. Мифические… Призрачные. Иных дел у Алигарха, липнущего к игре в «очко» как пластырь, быть просто не могло, но… Факт остается фактом – в «Красный мак» Эгле попала через Газарова и его, Салютова, сыновей.

И впоследствии он порой задумывался: было ли что-то у Игоря, Филиппа с ней? Было? Нет, вряд ли… Девочка дышала одним Алигархом. Филипп был еще зелен, вряд ли бы он с ней справился, не тот у него темперамент. А Игорь любил свою жену – Марину. А она его – нет. И даже не давала себе труда скрывать это от него. Он пил все больше и больше именно по этой причине, постепенно превращаясь в алкоголика. И когда напивался, становился импотентом. Все это продолжалось у них не один месяц, не один год. И это был замкнутый круг. А потом он лопнул, разорвался, Игоря не стало, его старшего сына, его первенца не стало и…

Нет, Эгле не спала с его сыновьями, Салютов это знал. И с ним она тоже никогда не была близка. И уже не будет, потому что… Потому что это уже невозможно. Теперь это уже невозможно – смерть сына так все изменила, все сломала и здесь, в его настоящем Доме, и в нем самом, его хозяине. Здесь, в казино, все – от охранника до швейцара – сплетничали о его особом отношении к Эгле, но не знали правды, не знали причины и не понимали его. А ведь это было совсем несложно понять, потому что…

Он увидел Эгле здесь, в баре казино. И в этот же вечер Алигарх в очередной раз проигрался в пух и остался должен казино четыре тысячи. Он не вставал из-за стола до пяти утра в надежде отыграться, но ему не везло. Он пил и писал расписки. Это было по правилам – писать расписки, если карманы пустели. И Китаев тоже по правилам предупредил его, что срок уплаты – три дня, а затем казино включит счетчик.

Китаев из-за этого выигрыша особо из кожи не лез, сумма-то для «Мака» была пустяковая. Но для Алигарха все это было почти катастрофой.

Алигарх в казино с деньгами так тогда и не явился. Вместо него приехала она. Эгле. Попросила Салютова принять ее. Это было против правил. Он никогда не вмешивался в долговые дрязги. Все утрясал Китаев. Он умел это делать. Но тогда Салютов свои правила нарушил – пригласил ее в свой кабинет. Она вошла и…

Салютов очень ясно помнил: она отчаянно храбрилась. Видимо, изо всех сил старалась произвести на него впечатление роковой женщины, львицы, властительницы судеб, разрушительницы сердец. Она что-то говорила, что-то лепетала… А он смотрел на нее – эти густые волосы цвета льна, голубые глаза, этот еле уловимый, какой-то детский прибалтийский акцент. Это было… Он тогда испытал странное ощущение – давно забытое, острое, горькое ощущение – как в детстве, когда среди ночи поднимался с постели и прилипал к зеркалу, стараясь отыскать в своем лице черты… Чьи?!

Эгле горячо просила его за Газарова. За Алигарха. Он ответил, что рад бы пойти ей навстречу, но правила казино писаны не им. Она… она все еще храбрилась, даже пыталась шутить, кокетничать с ним. Но губы ее уже дрожали, голос срывался. А он видел лишь то, какая она юная – наверное, не старше его сына Филиппа…

Она вопросительно взглянула на него и сказала: она готова переспать с ним столько раз, сколько он захочет, в обмен на прощение Алигарху долга. Переспать раз, два, пять, десять – сколько он пожелает. Она готова. Она швырнула ему как перчатку это свое «переспать». А он перчатку поднял. Сказал: двести раз. И начнем прямо сейчас – здесь, на кожаном диване, заперев кабинет на ключ.

Она спустила с плеч тонкие бретельки шелкового короткого сарафана (стоял июль, и от жары спасали только мощные кондиционеры). Стянула платье как чулок, уронила его на пол. Стояла, опустив голову, и постепенно заливалась пурпурной краской – щеки, шея, грудь. Так могут краснеть лишь очень юные блондинки и дети. Полыхать как мак. Роковым женщинам, львицам, разрушительницам сердец и… брюнеткам этого не дано.

Он поднял ее платье, вернул ей, велел одеться. Немедленно одеться! Сказал, чтобы впредь она сначала думала, прежде чем делать очередную глупость. Что жертвовать собой, собственно, не за кого… Еще он сказал, что она годится ему в дочери и не к лицу ей, такой молодой, вести себя, как прожженной продажной сучке, предлагая себя за деньги первому встречному. Он еще что-то говорил ей. Эгле начала всхлипывать, начала суетливо одеваться. Она была такая жалкая в тот момент, что он даже не реагировал на ее красоту, не реагировал на эту ее глупую, смешную жертвенность ради Алигарха. Она, плача, просила его делать с ней все, что угодно, только «не включать Газарову счетчик».