Текст книги "Улыбка химеры"

Глава 11. РАЗНОЕ ВРЕМЯ

Однажды Колосов слышал, как один известный режиссер рассуждал по телевизору о том, что относительность времени нигде так ясно не является взору, как на кадрах кинохроники. Он говорил о «разном» времени, сетуя на то, как порой трудносовместимо то, реальное время, в котором существует режиссер, художник, и то, которое предстает перед ним на старых пленках, когда он пытается использовать этот документальный материал.

Высказывания эти вспомнились Никите почти сразу, как они с Китаевым поставили на видео первую кассету с записями происходящего внутри казино и начальник службы безопасности «Красного мака» приступил к комментариям.

В кабинете розыска, в гостях у Колосова он чувствовал себя так же уверенно и деловито, как и на своем рабочем месте, как это показывала видеопленка.

Китаев посоветовал Колосову запастись терпением – им ведь предстояло просмотреть шесть кассет – именно столько потребовалось пленки, чтобы запечатлеть тот бесконечно длинный вечер перед убийством.

Однако уже с первых кадров Никита понял: если он рассчитывал создать себе полное впечатление о том, что в то время происходило в «Красном маке», – он глубоко ошибся. Это был не фильм, а лишь отдельные обрывки – некие непонятные мизансцены, где люди перемещались – уходили, приходили, играли, разговаривали, пили коктейли, смеялись и снова приходили-уходили.

Камеры наблюдения снимали лишь то, что попадало в их поле зрения. А это поле, увы, иногда было весьма ограниченным.

И все же премьера состоялась. Пленки запечатлели десятки людей. И если с персоналом казино – крупье, менеджерами, охранниками, кассирами, официантами и барменами Китаев знакомил Колосова с ходу – почти без запинки сразу отвечая на вопрос – кто изображен, сколько времени работает в казино, какие имеет послужные характеристики и что непосредственно входит в круг его обязанностей, то вот с гостями «Красного мака» дело обстояло хуже.

Надо признаться, что исчерпывающего впечатления о том, что же представляют собой игорные залы, в которые он так, увы, и не заглянул в тот вечер, Колосов не получил. На экране все выглядело черно-белым, мелким, суетливым, быстрым и каким-то несолидным.

В зале игровых автоматов ракурс съемки (камера лепилась, видимо, к осветительному плафону) был крайне неудачным – видны были лишь макушки посетителей да верхние панели автоматов. А в Большом зале камера постоянно держала один и тот же крупный план – стол, где располагались рулетка и руки играющих.

После получаса такого просмотра Никита понял, что многие из его планов насчет этих пленок рухнули, как карточный домик.

– Глеб Арнольдович, – спросил он, – а для чего вам потребовались такие крупные планы этого стола? – Он следил за рулеткой. – Ни лиц не видно тех, кто играет, ни лица крупье.

– Почему не видно? Вот рука с перстнем. А вот и лицо обладателя перстня. Казино проиграло этому счастливцу в тот вечер, – Китаев указал на пленку. – Он выиграл четыре ставки подряд. А когда начинается такая полоса везения у клиента, мы на пульте всегда начеку.

– Не шулер ли, часом?

– В рулетке это не страшно. Просто мы проверяем, нет ли у везунчика портативного компьютера. Это тоже не смертельно, но правилами запрещено.

– Я думал, что в этом зале у вас не только игорные столы, но и какая-нибудь эстрада, подиум, – заметил Никита.

– «Красный мак» не клуб, – Китаев поморщился. – Это столичные моду взяли развлекать. А к нам приезжают играть, играть и только играть. Ресторан у нас есть, причем такой, каких еще поискать, бары – без этого, конечно, не обойтись. Но насчет остальных клубных штучек – нет, мы от всего лишнего отказались. Это только отвлекает гостей от дела.

– От игры? – Колосов улыбнулся. – «Красный мак», наверное, почти всегда в выигрыше? Так, а это кто там на пленке у нас? Первое лицо за столько времени крупным планом. А, кажется, узнал. Это тот самый приятель вашего Филиппа Валерьевича… А он нам говорил, что они вообще не играли в тот вечер… А этот возле рулетки. Легионер его прозвище? На что он ставит?

– Сплит, сдвоенная ставка. Выиграл. Повезло.

– А кто он такой вообще? Чем занимается?

Лицо Китаева помрачнело.

– Черт его знает, чем он занимается. Была бы моя воля, я бы его на пушечный выстрел к нам не подпустил.

– Такой гнусный тип? Наркоман, алкоголик, развратник? С виду вроде парень бравый, крепкий. Я подумал сначала – он личный телохранитель вашего Салютова-младшего.

– Мы тоже все так сначала думали, – ответил Китаев. – Так и вопрос стоял. У Филиппа прежде охраны не было, но… Сами знаете, какое сейчас время. А он – сын известного в столице человека, не бедного. Все может быть. Я сам настаивал, сам ему и охрану хотел подобрать из наших проверенных сотрудников. Так нет, он наотрез отказался. Сказал: сам себе человека найду. Ну и нашел этого… Познакомились они на ралли внедорожников. Это так нам Филипп сказал, а там уж… Этот вроде бывший контрактник, вроде воевал, ну, если не врет, конечно. Когда они познакомились, он в автоклубе инструктором по вождению работал. Я Филиппа сто раз спросил: дай нам возможность по-человечески его проверить – кто, откуда. Мы ведь очень тщательно, поверьте, людей умеем подбирать, но… – Китаев махнул рукой. – Сами знаете, какая нынче молодежь. Этот Легионер старше Филиппа на восемь лет. Совсем себе мальчишку подчинил, полностью. Такое влияние имеет, что…

– Я заметил, что у Филиппа непростые отношения с отцом, – осторожно заметил Колосов.

– Ну! – Китаев хмыкнул. – А через кого все началось? Через этого вот быка накачанного. Через дружка. Несколько месяцев назад Филипп отцу заявил, что хочет жить один. И тот ему денег дал на покупку квартиры. Дом отличный в Крылатском, ну и, конечно, цена соответствующая, так что сумма крупная. А тут несчастье – старший Игорь на машине разбился. Такое горе в семье! Вы не представляете, что Валерий Викторович пережил. И вдруг в тот самый момент – вы только себе представьте – он вдруг узнает, что Филипп почти в самый день похорон брата деньги, что отец ему на квартиру дал, почти все потратил! Отдал за машину, оформленную по доверенности на этого своего пришей-пристебая! Вы себе представляете? Воспользовался, что его никто не контролировал, и…

– Потратил деньги на машину? – переспросил Никита.

– Ну да. Купил джип «Шевроле» Легионеру. Каково? А на то, что осталось, они двухкомнатную квартиру сняли на Пятницкой и живут сейчас там вдвоем. Это же грабеж! Валерий Викторович человек не бедный, но каково ему чувствовать, что сын его такой мот и… я даже слов не подберу! Ведь если ему волю дать, он же все, все в неделю спустит!

– Старший сын Салютова был другим?

– Совсем другой человек. Игорь всегда отцу во всем помогал. После Валерия Викторовича – второй настоящий хозяин в доме. Вы не представляете, как нам всем его не хватает.

– Да, горе большое. А Филипп, значит, сейчас с отцом не живет?

– Нет, я же говорю. С самых похорон. И даже не приезжает – только на кладбище к брату, на девять дней, на сорок. Да в казино – но сюда всего только с этим своим Легионером, который от него ни на шаг. Я с ним говорить пытался: что ты делаешь, подумай, что ты творишь? Каково отцу твоему сейчас, подумай. Одному, в таком горе.

– Салютов, значит, один живет?

– Нет, зачем один, с семьей. С внуками – у Игоря ведь двое детей осталось: одному четыре, другому два года всего. Вдова Игоря Марина Львовна и потом родственница еще пожилая – сестра матери Валерия Викторовича. Она ему как мать. Ну и, конечно, обслуга. У него особняк в Ильинском.

Колосов кивнул и начал задавать вопросы о других посетителях, запечатленных на пленке в игорном зале. Однако если о человеке по прозвищу Легионер Китаев давал информацию весьма охотно, то об остальных он говорил сухо, порой отделывался двумя-тремя фразами.

У Никиты сложилось впечатление, что о некоторых гостях казино Китаев вообще намеренно умалчивает. Так, например, было с двумя посетителями – парнем лет тридцати двух мужественной кавказской внешности, игравшим за карточным столом, и его спутницей – очень молодой хрупкой женщиной с гладко причесанными светлыми волосами, собранными на затылке в тяжелый узел, одетой в темное вечернее платье.

Кавказец играл азартно и, видимо, проигрывал. Женщина за стол не садилась, стояла у него за спиной и напряженно, даже как-то болезненно-испуганно наблюдала за игрой. Вот парень снова проиграл, она наклонилась к нему, шепча что-то на ухо, явно пытаясь увести его от стола. Но он отвернулся и, кивнув крупье, сделал новую ставку. Женщина медленно отошла от стола.

– Кто это, не знаете? – спросил Колосов. – Эта вот симпатичная пара?

Китаев посмотрел на экран, сухо ответил, что это некто Газаров Георгий – постоянный посетитель казино с какой-то своей знакомой, имени которой Китаев не знает, потому что видит ее впервые.

Все это звучало вполне убедительно, но Никита почувствовал, что Китаев насчет женщины лжет. Интересно, почему?

Посмотрели пленки из двух баров. Среди посетителей одного из них камера запечатлела Филиппа Салютова и Легионера. Они сидели за стойкой и пили пиво. Колосов снова подумал об относительности времени. На другой пленке Легионер был запечатлен возле рулетки, и по этим записям совершенно невозможно было определить, что было раньше – игра или же посиделки.

Посмотрели пленки из ресторана. Там в тот вечер посетителей почти не было – официанты скучали.

Наконец попалась пленка с камеры вестибюля. Ее начали смотреть особенно внимательно. Китаев снова давал подробные пояснения о работе службы охраны в вестибюле, о сотрудниках обменника и кассы для выдачи фишек. Ничего подозрительного и необычного пленка не запечатлела. Остался последний небольшой фрагмент.

– Это другая камера пишет, которая просматривает служебную лестницу за кассой, – сказал Китаев, – но тут, по-моему, ничего интерес…

– А это что за тип? Спускается? – спросил Колосов, указывая на человека на лестнице.

Китаев пригляделся. Ракурс съемки был снова крайне неудачен: сверху, с потолка.

– Это наш клиент постоянный. Витас его зовут, – сказал он. – Часто бывает. Порой один, порой с компанией. Вроде бы актер или что-то в этом роде. Молодой еще, ну по молодости сорит деньгами, когда они у него есть, – Китаев усмехнулся снисходительно, – иногда в выигрыше, иногда в проигрыше.

– А куда он направляется? К кассе, что ли, за фишками? – Колосов наблюдал, как человек на экране спустился, вышел в вестибюль, прошел мимо кассы, фонтана и… Изображение пропало. Он словно испарился из кадра.

– Погодите-погодите, – Китаев тоже, казалось, заинтересовался. – Ну-ка я назад верну. – Он перемотал пленку.

Они просмотрели все сначала.

– Куда он пропал? – спросил Колосов.

Китаев нахмурился.

– Куда… Да тут же тот самый «темный» участок у нас, что не просматривался: входная дверь, гардероб, туалеты, – произнес он медленно. – Если бы он в бар пошел или в один из залов или по главной лестнице поднялся, камера бы это записала, а тут…

– Как, вы сказали, его зовут? Витас? – Колосов записал себе имя на листок бумаги. – Вообще хотелось бы прояснить эту загадку с «темным» участком.

– Мне тоже хотелось бы. – Китаев что-то обдумывал. – Кажется, я смогу вам помочь. У нас его телефон есть в базе данных.

– Ваша база на всех клиентов распространяется?

Китаев покачал головой. Это могло означать и слово «нет», и старое как мир выражение: «много будешь знать, скоро состаришься».

– С вами, Глеб Арнольдович, приятно работать, – заметил Колосов вежливо. – Вот что значит быть профессионалом.

– Поверьте, мы заинтересованы не меньше вашего в том, чтобы убийца Тетерина был найден, – ответил Китаев, – мы все глубоко взволнованы этим происшествием. Но мы почти уверены, что убийца уже задержан и…

– Это вы насчет Майского? Да, задержан, ему даже срок задержания продлен.

– Но если вы считаете, что вам нужны какие-то дополнительные доказательства его вины, мы готовы не только пленки предоставить, но и вообще во всем идти навстречу. И для этого, поверьте мне, совершенно необязательно вносить хаос в работу казино, тем более закрывать его, лишать лицензии.

– Да, я тоже думаю, что это лишнее. Но у прокуратуры свои методы. Глеб Арнольдович, вам не показалось странной одна вещь, – Колосов посмотрел на Китаева. – Мы вот с вами шесть кассет просмотрели, а ни на одной из них этого самого Майского не увидели. Прямо человек-невидимка.

Китаев развел руками. Но Никита пока решил на это особо не нажимать. Успеется. Выключил видео, тепло поблагодарил за сотрудничество и помощь. Напомнил о координатах гостя казино со странным именем Витас.

– Да, еще хотел попросить об одной услуге: швейцару вашему Пескову повестку передайте, пожалуйста. Я с ним еще раз хотел бы побеседовать завтра в десять утра, как раз перед работой.

– А Песков у нас больше не служит, – сказал Китаев, – уволился.

– Когда же успел? – удивился Никита.

– С сегодняшнего дня. Причины не объяснил. Ну, рад был оказать посильную помощь. По поводу Витаса я вам утром позвоню. Будут еще какие вопросы – всегда пожалуйста. Только уж один приезжайте, без ОМОНа.

Когда Китаев отбыл, за окном в Никитском переулке было уже темно. Колосов снова просмотрел последнюю пленку: вестибюль, фонтан, лестница, человек на ней. В какое время этот самый неизвестный Витас спускался в вестибюль, сказать было трудно. Но все же с этой детали можно было начинать новый этап знакомства с «Красным маком». Пока это знакомство было весьма поверхностным.

Никита сидел в кабинете и прикидывал, с кем бы из коллег проконсультироваться, чтобы получить об этом казино дополнительную информацию.

И вдруг его осенило!

Глава 12. ПО ВТОРОМУ КРУГУ

Утро следующего дня началось с телефонных звонков. Первый был сделан Колосовым в РУБОП начальнику аналитического спецотдела «А» Геннадию Обухову.

С Обуховым отношения всегда были архисложными. Хотя их пути неоднократно пересекались, Никита не помнил дела, которое они с начальником спецотдела «А» вели бы тихо-культурно, без взаимных претензий и дележки полномочий.

Правило было такое, что Обухов никогда бескорыстно коллег из отдела убийств не выручал. К любой, самой ничтожной информации относился ревниво и пристрастно. И просто обожал делать вид, что знает ровно на двести процентов больше того, что изложено в официальной аналитической справке.

В свою очередь, Колосов терпеть не мог кланяться в ноги этому всезнайке. И предпочел бы сидеть на голодном информационном пайке, чем обращаться за справкой к Обухову. Однако…

Однако случались и исключения. Таким и был день 9 января – бывшее «кровавое воскресенье», в который Обухова угораздило родиться. Не поздравить коллегу в такой день было по крайней мере невежливо. Никита позвонил ранехонько, и Обухов вроде даже обрадовался. Никита пожелал ему счастья, здоровья, успехов, быстрого продвижения по службе, генеральских погон, персонального «Вольво» с мигалкой, должность замминистра и в перспективе – бронзового бюста перед парадным подъездом Академии МВД.

Обухов, казалось, смутился.

– Восхищен, смят, раздавлен великодушием, – промурлыкал он в трубку, – погоди, салфетку возьму, стереть слезы умиления.

– У тебя по казино на Рублевке, что «Красный мак» зовется, данные есть? – спросил Колосов.

Воцарилась гробовая тишина. А потом Обухов ответил что-то вроде «мать-командирша, я так и знал!». Наступил опасный момент: хрупкая связь могла просто оборваться, и Никита решил брать крепость штурмом:

– Мы тут, Гена, в отделе с ребятами посоветовались, решили подарок тебе преподнести. Убийство тут на Рождество было в этом «Красном маке». Мы надеемся – дело с перспективой. Как же ты в стороне останешься? Вот посоветовались, и я решил: наш славный коллектив авансом уже вынес тебе благодарность с занесением в личное дело за активную, оперативно оказанную помощь. Приказ у меня на столе, сейчас шеф подмахнет и в кадры. Так что, сам понимаешь, Гена, такое доверие товарищей надо оправдывать.

– Кого в казино замочили?

– Служащего одного, старичка.

– А что тебя конкретно интересует по «Красному маку»?

Колосов насторожился: голос Обухова был удивительно серьезен.

– Да все. Все, что есть, весь банк, если, конечно, вы им располагаете.

– Ладно. Я перезвоню.

Никита просто дара речи лишился от такой сговорчивости. Все знают: у Генки Обухова зимой снега не выпросишь, не то что секретных данных, а тут…

– Онемел, что ли, от счастья? – хмыкнул Обухов в трубку. – Я сказал – перезвоню. И даже, наверное, сегодня. Будь здоров.

– Д-до свидания. Еще раз с днем рождения тебя.

Колосов дал отбой: вот тебе и «мать-командирша»…

Что-то тут кроется. Если уж Обухов снизошел, то… Нет, но насколько все же загадочны люди, родившиеся в «кровавое воскресенье»!

Следующий звонок был Ивану Биндюжному в Скарабеевское отделение. Биндюжный был, слава богу, на месте. И еще трезвый. Колосов поинтересовался, как дела у задержанного Майского: один он в камере кукует или в хорошей компании?

– Сидит наш с ним, – хмуро доложил Биндюжный.

– И какие новости?

– Да ну, – Биндюжный был настроен пессимистично, – какие там новости, Никита? Ломки у Майского нет и не было. Значит, сам порошок не принимает. Ну, выходит, сбытчик.

– А насчет убийства?

– Насчет убийства молчит. А так нет, очень даже разговорчивый. Стихи все вслух читает. Маяковский! Сокамерники обижаются: спать мешает.

– А он что, правда поэт? – спросил Колосов.

– Нашему сказал: тексты, мол, пишет к песням. Для рок-групп. Наш характеризует: ничего парень – бывалый, тертый, веселый. Не унывает, в общем. Там у него срока еще неделя, может, что и переменится, – обнадежил Биндюжный.

– Это вряд ли, – возразил Никита и рассказал Биндюжному о результатах баллистической экспертизы. В частности, о данных по пистолету швейцара Пескова. – Он уволился из казино. Или скорее всего его уволили. Так что будь другом, Иван, разыщи его. Мне с ним поговорить нужно еще раз срочно.

– А чего его искать, раз он уволился? Приезжай, нагрянем прямо домой. – Биндюжный был человеком дела. – Где участок у него со стройкой, я знаю, а если там нет – к сестре его поедем.

Колосов решил, что Биндюжный прав.

На улице было очень холодно. Ночью неожиданно ударил такой мороз, что стало ясно: все разговоры о глобальном потеплении – жалкая ложь.

Мерзли ноги, мерзли руки, коченели уши. Колосов битых четверть часа не мог отъехать от здания главка – машина никак не заводилась. Наконец мотор чихнул и завелся. Тронулись. А спустя еще полчаса тесная, забитая транспортом, окоченевшая Москва кончилась и началась область.

Солнце было ослепительно ярким и красным, как алкоголик. Снег на обочине смахивал на битое стекло, а дальше на полях был белым и чистым и сверкал так, что болели глаза. И чем дальше от Москвы, тем больше было снега, тем длиннее и гуще были тени от елей на дороге, тем громче и веселее каркало на телеграфных столбах озябшее воронье. Колосов даже порадовался, что смылся из главка в эту холодную чистоту, в этот обжигающий антарктический пейзаж.

Биндюжного он забрал из отделения. Они направились в поселок Верхние Часцы, где жила семья Песковых. Часцы слыли старым дачным местом. В последние годы вместо покосившихся бревенчатых дачек здесь появилось немало новеньких кирпичных домов под добротными железными крышами. Обитатели Часцов строились. Причем стройка кипела даже зимой.

Восемнадцатый участок располагался на самой окраине за высоким дощатым забором. Дом за забором был уже полностью готов, но, видимо, еще не отделан. Биндюжный громыхнул кулаком в калитку. За забором бешено залаяла собака.

– Кто? – спросил тонкий плаксивый женский голос.

– Милиция. Муж дома? Откройте, у нас к Пескову дело.

Калитку чуть-чуть приоткрыли. Собака за забором лаяла как бешеная.

– Кто? Что нужно?

Колосов услышал знакомый, почти шаляпинский бас. Песков был дома. Впрочем, куда ему теперь, безработному, было деваться? Калитка распахнулась. Никита увидел бывшего швейцара «Красного мака», его подругу жизни и его сторожевого пса – здоровенную кавказскую овчарку на цепи, исходившую желанием разорвать незваных гостей в клочки.

– Вы? – удивился Песков. – Снова ко мне? Зачем?

– Разговор есть, – ответил Колосов.

– Не о чем мне больше с вами разговаривать, – Песков загородил проход, – и так из-за вас работу потерял.

– Из-за нас? – Колосов посмотрел на бывшего швейцара – тот был выше их с Биндюжным на голову. – Да нет. Вы и сами знаете, что нет.

Песков взялся за калитку.

– Уходите, – сказал он.

– Рад бы – не могу. Служба такая. – Колосов достал из захваченной с собой папки документ. – Вот ознакомьтесь, пожалуйста, результаты экспертизы вашего табельного пистолета. Бывшего вашего.

Песков взял заключение и одновременно сделал шаг назад. Они вошли. И жена Пескова – маленькая, кругленькая, похожая на куницу, тревожно выглядывающая, как из дупла, из широкого капюшона пуховой куртки, захлопнула калитку.

– Мишуля, в чем дело? – спросила она жалобно. – Какой такой пистолет?

– Иди в дом, Оксана, – приказал Песков. – И собаку забери. Оглохнешь тут от нее.

Он читал заключение прямо на улице, на двадцатиградусном морозе. Читал медленно и придирчиво.

– Ну и что? – спросил он басом.

– Вы человек военный, грамотный. Думаю, там все понятно изложено. – Никита чувствовал, что отдаст концы, если Песков сию же минуту не пригласит их в дом, к теплой печке. – Из вашего пистолета был произведен выстрел. Хотелось бы узнать, по какой цели, при каких обстоятельствах и когда вы стреляли?

– Идемте покажу. – Песков снова широко распахнул калитку. И Никите стало дурно: о печке и речи не шло!

Песков увел их от теплого жилья, как Сусанин. Сначала по тропинке, протоптанной в снегу к лесу, что начинался сразу же на окраине Часцов и тянулся до самой железной дороги. Затем заставил спуститься в овраг. Там снега было уже по шею. Однако впереди виднелась хорошо расчищенная, старательно утрамбованная площадка. Метрах в тридцати от нее из сугроба торчал березовый шест с прибитой фанерой.

– Вот, смотрите, – сказал Песков, указывая на шест.

Колосов пригляделся: фанера вся была в дырках, как проеденная жуками кора.

– Мишень? – поинтересовался Биндюжный, дуя на замерзшие пальцы.

– Так точно. Каждый выходной здесь тренируюсь, чтобы навык не потерять.

– Пойдемте в тепло, – взмолился Никита.

И Песков поимел сердце, сжалился. Все же он был бывший офицер и питал уважение к людям в погонах. Он повел их к жилью, позволил проникнуть за забор, но потом повел не в дом, а к узкой, как пенал, бытовке в углу участка. Здесь было тесно, но трещала чугунная печурка. Стоял верстак, висели по стенам инструменты и пахло стружками и клеем. Это была мастерская, где Песков собственноручно остругивал доски.

– Мишень ничего не доказывает, – возразил Колосов, едва немного отогрелся у печки. – Вы накануне тренироваться могли, а потом вечером зайти в туалет и застрелить Тетерина.

Песков покачал головой: ишь ты!

– Вы это серьезно?

– Серьезней некуда. А как еще мне заставить вас давать показания? – Колосов готов был спорить. – В прошлый раз вы бы тоже, наверное, ничего не сказали. Но вам Салютов приказал. Знаете, а вы ведь нас всех там немало удивили тем, что так смело в присутствии своего нанимателя начали говорить о его сынке.

– Я правду про Филиппа сказал, – буркнул Песков. – Ну, вот и благодарность получил. Расчет и трудовую книжку в зубы. А теперь еще одно спасибо: в убийстве обвиняют.

– Я вас не обвиняю. Просто даю понять, как может дело развиваться, в каком ключе при наличии вот такого неприятного для вас заключения без…

– Без чего еще? – хмуро спросил Песков.

– Без внутренней убежденности моей лично и следователя прокуратуры, что вы не подозреваемый номер один, а главный наш свидетель. Причем свидетель добросовестный и честный.

– Наговорился я уже, спасибо. Полный отчет дал.

– Поймите, я не пугать вас этой бумагой приехал. – Колосов вздохнул. – Мне нужно лишь кое-что у вас уточнить, Михаил…

– Романовичи мы. – Песков облокотился на верстак.

– Тогда сначала о пистолете вашем. Когда именно вы из него стреляли? – спросил Никита.

– Первого мы не работали, а второго у меня тоже выходной был. Оба этих дня я по мишени в овраге палил. Ну, в честь нового века.

– А патроны где брали? – елейно спросил молчавший до этого момента Биндюжный.

– С армии остались, – Песков усмехнулся. – Ну вот, щас и обыск будет.

– Обойдемся пока, – ответил за коллегу Никита. – А разве правилами казино не требуется, чтобы вы сдавали оружие после дежурства?

– В «Красном маке» не требовалось. У сменщика моего Приходько свой табельник. Да вон Китаев тоже всегда не пустой ходит.

– Китаев ко всему еще и личный телохранитель Салютова.

– Ну, не знаю. Там у нас инструкция была, – флегматично ответил Песков. – Сотрудникам службы охраны казино ношение оружия разрешено. Там в инструкции не сказано, что только в пределах территории.

– Вы хорошо стреляете?

– Прилично.

– Какие у вас все же были отношения с Тетериным? – спросил Колосов.

– Я уже отвечал: нормальные, рабочие.

– Точнее?

– Никакие, – хмыкнул Песков.

– То, что вас уволили, по-вашему, это месть за те ваши откровенные показания?

Песков посмотрел на гудящую печь.

– Салютов мужик умный, – сказал он медленно. – Я зла на него не держу. Все правильно он сделал.

– Что вас уволил?

– Угу. Я б сам себя уволил на его месте.

– А зачем же вы тогда там мне рассказали про Филиппа, про эту Басманюк? – искренне удивился Никита.

– Так это ж правда была. Я правду сказал.

– Не могли умолчать, что ли?

– Не приучен.

– Здорово, – Никита покачал головой. – Второй раз вы меня удивляете, Михаил Романович. Вам в «Красном маке» работать нравилось?

Песков усмехнулся.

– Ну, а коллектив-то какой там, в этом казино? – не унимался Никита.

– Люди-то какие хоть? – не выдержал и Биндюжный.

Песков снова невесело усмехнулся:

– Салютов там человек. Остальные – так, сор, пыль у его ног.

– Вы, гляжу, до сих пор уважение к нему сохранили, – заметил Никита. – Даже несмотря на… А у Тетерина с Салютовым какие были отношения?

Вопрос был, конечно, глупым. Однако ответ озадачивал еще больше:

– Ребята из охраны говорили – Тетерин его жалел, – ответил Песков.

– Кого? Салютова? Тетерин жалел? – Биндюжный, казалось, услышал свежий анекдот. – Почему?

– Он давно у Салютова работал, еще когда тот другой бизнес держал. Я-то всего два года у него, а Тетерин давно. Ребята говорили: он его жалел, потому что ему все как-то не везло.

– Это Салютову-то не везло? – уточнил Биндюжный. – Ну, ты и даешь, Романыч!

– Жена у него была больная. Психическая. Лет двадцать его и всю семью мучила. Тетерин рассказывал – правда, не мне, это я слышал – Салютов иногда черный приезжал, как уголь, в офис, ну, когда еще фабрикой командовал. Ну и детки тоже… Игорь – пьяница был, по пьянке и на машине разбился. Липа этот – Филипп…

– У них с отцом конфликт? – спросил Колосов.

– Ну да, из-за бабок. Деньги все делят. Он тоже отцу не помощник.

– Значит, за все это Тетерин Салютова жалел. А что еще?

– Больше ничего, – Песков вздохнул. – Все.

– Постоянный клиент казино – некий Витас вам знаком?

Песков покачал головой: нет.

– А Газаров? – Колосов вспомнил фамилию, упомянутую Китаевым.

– Да мало ли их приезжало.

– А играют-то в «Маке» по-крупному или как? – поинтересовался Биндюжный.

– Вам столько и не снилось, – лаконично отрезал Песков.

– То, что камера в вестибюле сломалась, – это что, по вашему мнению, – простая случайность? – спросил Колосов.

– Если б кто объектив разбил, была бы не случайность. А там проводка барахлила, насколько я понял. Чтобы так испортить, техника надо было вызывать, стену курочить.

– Случайность, по-твоему, выходит. А что сам-то по убийству думаешь, Михаил Романыч? – спросил Биндюжный. – Ну, положа руку на сердце…

– Думаю, что не я его убил.

– А кто? – спросил Биндюжный. – Догадываешься?

– Тот, кому это надо было. Зря такие вещи не делают, – резонно заметил Песков.

– Салютов-младший мог прикончить старика? – спросил Колосов.

Песков пожал плечами, что скорее всего означало: мог, но зачем ему?

– Этот ваш пит-босс Жанна Марковна что за птица? – продолжал спрашивать Никита.

– Царь-птица. Умная баба. И зарабатывает как министр.

– Замужем она?

– Нет вроде.

– Но кто-то у нее есть? В казино что об этом говорят?

– Не вникал. Не интересно.

– И все же ничего необычного, странного не случилось в тот вечер перед убийством, не припомните? – Колосов чувствовал: этот его вопрос – последний.

Песков покачал головой – нет.

Он пошел проводить их до калитки. От мороза снова захватило дух. И кавказская овчарка, вновь посаженная на цепь, ярилась сильнее прежнего.

– Ладно поговорили, Михаил Романович, – сказал Никита, стоя у калитки. – Однако со следователем насчет пистолета вам еще предстоит разговор. Так что, если какие боезапасы с армии есть… Ну, патроны или еще что покрупнее, очень советую…

– Дома-то не держи арсенал, – хмыкнул Биндюжный. – А лучше сдай. Все одно в нашем районе не продашь. Узнаю – посажу.

Песков открыл калитку. Они уже садились в машину, как он вдруг сказал:

– Насчет странного вспомнил. Было кое-что. Только не перед убийством, позже. Когда Тетерина в туалете мертвым нашли, шум в вестибюле поднялся. Я там был, охранник, Китаев. И Марина Львовна сверху вдруг примчалась. Спрашивала – кто застрелился.

– Сноха Салютова? А что тут странного – женщина ж, они всюду нос свой суют, – заметил Биндюжный.

– Вы бы слышали, как она голосила, – ответил Песков. – Я с ней рядом стоял – видел. На ней лица сначала не было, белая, как покойник. А как сказали, что это Тетерин, вроде отошла.

– Часто она бывала в казино? – спросил Колосов.

– Прежде частенько. А как муж разбился – ни разу за два месяца. Только вот на эти сороковины.