Книга: Нагрудный знак «OST» - Виталий Сёмин

Цу лянг, абер цу дюн. Длинный и тощий. Пятнадцатилетний подросток, угнанный в Германию. Арбайтслагерь. Побег. Тюрьма. Опять арбайтслагерь. Тот же самый лагерь, на ту же койку.

"Угнать в рабство" - ведь что-то такое из учебника древней истории, да? Ох, нет. Мальчик, оказавшийся в положении угнанного раба, пытается осмыслить свалившееся на него, решить как вести себя что думать о людях вокруг, что думать о себе самом наконец.

Я, принимающая в себя его воспоминания, уже читала про обыденность зла, про "просто выполняли приказы" и могу ( подобрав определенный наклон головы и немного отодвинувшись) уяснить себе сцену, когда остарбайтеров , вопреки обычному , повели на работу по тротуару и возмущенный бюргер не замедлил сделать замечание конвоирам. Быдло должно ходить по мостовой, оно грязное, в спецовках и обносках, воняет литейкой , карболкой и хель знает чем еще, стучит деревянными колодками-башмаками, что вряд ли полезно тротуару.

Cохраняя наклон головы, я могу логически выстроить, чем руководствуется немец-кровельщик, которому в помощь выдали подростка-остарбайтера, в эпизоде с грушами. Дикарь с востока не понимает, что чужое брать нельзя. Мальчишке надо преподать урок и предотвратить расхищение. Позиция принципиальной честности, вот только речь идет о подростке, подыхающем от истощения, и подгнившей падалице, которая ни за каким ётуном не сдалась хозяину-фабриканту.

Я теряюсь вот на этом:

В понедельник Пауль в подземелье зло закашливался, замахивался, будто не растратил воскресное возбуждение. На следующий день у нас появился новый фоарбайтер. Мы видели, что немцы на что-то собирают деньги. Володя спросил у механика-компрессорщика, что случилось. Оказалось, ночью умер Пауль. Механик сказал нам об этом и, должно быть, неожиданно для себя предложил нам принять участие в сборе денег. «Бедная семья,– сказал он.– Трое детей». Смотрел выжидательно. Володя похлопал себя по карману, засмеялся. Когда механик уходил, лицо у него было такое: «Меня ж предупреждали об этих русских…» Мне это предложение компрессорщика запомнилось не меньше, чем смерть Пауля: работал рядом, должен был все видеть.

Что это было? Надсмотрщик на вас силы тратил, кричал и бил, теперь вот помер, а вы даже не посочувствуете? Или: вам-то легко, вы - скот, не обременены ничем, даже выживанием, потому что нет такой задачи, чтоб вы выжили, а нам трудно, у нас война, семьи, скудные пайки, а вы не умеете понять?

Когда ложатся спать, все слышат у себя под щекой скрипение соломенной трухи и запах, идущий от этой старой, пыльной, перетертой соломы,– запах голода, фабрики и казармы. Еще очень силен в здании запах дезинфекции – карболки и дымящейся извести. Тот, кто поднимается из уборной, долго и в запахе собственной одежды, и в запахе одеяла, и в запахе матраца, и в воздухе, который выдыхает сам, слышит карболку и известь. И если у него есть сигарета, он переждет, прежде чем закурить, иначе и табак будет пахнут только известью и карболкой. Когда кто-то умирает, его сносят вниз, в умывалку, которая расположена рядом с уборной, и постепенно этот мутный запах приобретает для всех живущих здесь ужасное значение. Значение это с запахом извести и карболки связывается надолго. И жутко бывает спускаться ночью в уборную, даже если рядом, в умывалке, никто не лежит. В уборной всю ночь горят синие маскировочные лампочки, и синий этот подвальный свет тоже связывается с плотным и ядовитым запахом гашеной извести и карболки.

Три года в арбайтслагере невозможно избыть, они впечатаны в сознание так, что потом, годы спустя, невозможно слышать немецкий язык. На уровне звучания и интонаций - невыносимо.

Чего только не способны люди сделать с другими людьми из якобы правильных предпосылок. Я всего лишь прочитала и вот, выплеснула, мне-то легко.