Текст книги "Анархист"

– Скажи!

Игорь сидел вплотную с Артемом, развернувшись, они смотрели в глаза друг друга.

– Потому что никому ничего не надо. – раздельно произнес Артем. – А вот это от лени. А лень от того, что труд не ценится так, как должен. Не платят соразмерную цену за труд. Никогда и не платили с тех пор, как чиновничий аппарат стал расти. Со времен Ивана Грозного, который вертикаль выстраивал, выпиливая недовольных. С его ужастей чиновник за свою жопу боится, а не за дело. Кто цену за труд назначает? Тот же чиновник, цель которого получить с труда рабочего свою долю. Так и выбили из народа трудолюбие, так и пошло: «Не наебешь, не проживешь». Человек – он не животное, в конце концов, задарма работать. А в нашей стране так устроилось, что вроде не задарма, а в то же время только за поесть. Это про рабочий класс. И нечего ему, рабочему классу, окультуриваться – книг еще начитаются, возомнят, что кроме бухалова еще другие развлечения найти можно. – Артем с ненавистью посмотрел бутылку с подмигивающим Распутиным.

– Поэтому и войны проигрывали всегда. Офицеры – чиновничьи души сидят в штабах, черкают стрелки на картах. Вынь и положь ему к 7 ноября какой-нибудь Ржев. Чтобы он отчитался молодцом. И гонят младшие офицеры присягнувшее стадо на убой. Не рассуждать! Приказ умрем, но выполним! Рядовой ненавидит офицера. Вы видели дореволюционные фотографии? В музее, в документальных фильмах? Какие лица были у офицеров! А у крестьян какие! Нордические – вытянутые, с развитой челюстью, высоким лбом.

– Тебя чего на войну повернуло? – Игорь толкнул плечом оратора. – Остынь. Серьезно, Ленке поспать надо.

Но Артема все несло, но голос он понизил:

– Война – двигатель прогресса. Вражда, конкуренция, угроза уничтожения толкают к развитию. Разрушение – вот суть вселенной, вот движимая сила белковых тел.

Артем говорил твердым голосом, по виду не подумаешь, что в венах полощется поллитра водки, разве что глаза остекленели. Сергей уже носом в тарелку клюет, Игорь в руках рюмку крутит.

– Разрушение – это жизнь! – глаза Артема округлились. – Во, блин, теорию я выдал!

Вадим усмехнулся:

– Тогда сам себя разрушь.

– Инстинкт самосохранения никто не отменял. Подожди, уточню. Смысл жизни – разрушение как расширение сферы своего влияния. Вот Россия – символ нашей страны бурый медведь. Да, мы не умеем строить, у нас дерьмовые машины и электроника, те которые для мирных целей. Зато мы умеем разрушать! Так как русские, никто не умеет. Но не просто для удовольствия, для установления нового порядка. «Мы наш, мы новый!» Для созидания получается.

– Какого на хрен созидания? – оторвал взгляд от рюмки Игорь. – Раз разрушили, 70 лет созидали. В единый ГУЛАГ страну превратили, потом в один миг все профукали. Эксперимент над народом устроили.

– Тогда уж не ГУЛАГ, а СоцЛаг. Полмира в кулаке держали! – Артем потряс кулаком. – Эксперимент? Вся история человечества – эксперимент.

– Тебя не поймешь, Артемий, – покачал головой Вадим. – Ты то красных, то за белых! То «почему мы так хреново живем», то гордишься, что полмира в кулаке держали. Определиться надо.

– Я анархист. А насчет красных – если победили, нельзя сдавать победу за вот эти бутылки разноцветные, джинсы вареные и иномарки, которые сюда вместо помойки везут. Железный занавес! Пусть плохое, но свое! Ты, Вадим, прав, дорасти народ должен, и сто раз прав – анархия для порядка! Разрушение старого, установление нового порядка, и железной рукой…

– Проходили уже. – перебил Игорь. – Железные дровосеки щепок нарубили, весь народ в зарубках. И полмира в кулаке не удержишь, сам говоришь – все народы разные.

– Правильно! – поддержал тогда Вадим. – Анархия и национализм вещи вряд ли совместимые. Нельзя подавлять свободу другого человека только из-за цвета кожи и разреза глаз.

– Не так все просто, Вадим. Земля, как планета, как шар – един. А вот шар заселён совершенно разными биологическими видами. И если брать гуманоидов – у нас тут чего только не представлено. И смешиваться им категорически возбраняется. Правильно люди на расы разделены! В этом разделении суть земного существования! Двигатель торговли – конкуренция, война – двигатель прогресса, противоборство рас – двигатель смены парадигм и закрутки витков цивилизации.

– Не наливайте ему больше! – заорал Сергей, забыв, что сам наполнял рюмки.

– Тихо ты! – прикрикнул Вадим. – В самом деле соседей разбудишь!

«Соседей». На самом деле только о Ленке и думал! И боялся признаться, как же -девушка друга. Перед мысленным взором предстал Ленкин образ. Светло-русые волосы, голубые глаза, жемчужные зубы. Она улыбается, искрятся волосы, глаза блестят. К ее шее тянется волосатая рука, сияние разрушает обезьянья рожа братка. Бандит вытягивает другую руку и на Вадима смотрит дульный срез пистолета.

Вадим дернул головой.

– Все это пустобольство! Мы уподобляемся интеллигенции. Добро должно быть с кулаками, идея – с пистолетом! Миллион мирных демонстрантов не сделают того, что сделает тысяча бунтарей с оружием. Нам нужно оружие!

– Я дам вам парабеллум. – с трудом выговорил Сережка. Допил последнюю рюмку и с чувством выполненного долга вырубился.

Проклятый «Распутин»! Если бы можно было предугадать, к чему приведут разговоры той ночью!

8

Полковник Мокшанцев в этот день не поехал на обед. Он сидел за столом в раздумьях, пальцы гладили визитку, брюки недвусмысленно натянулись в паху. На розовом прямоугольнике картона черное тиснение: «Виолетта Пластинина». Виолетта – одно имя возбуждает, из другого мира женщина! Мокшанцев представил вчерашнюю знакомую в неглиже – розовом с черной ажурной каемкой, сглотнул слюну. Не то что Гуля, жена, будь она неладна. Угораздило жениться на однокласснице из своей деревни. Сидит сейчас дома, корова жирная, щей наварила, ждет небось. Хотя бы на фитнес-шмитнес записалась, один хрен нигде не работает. Виолетта, та точно из зала не вылазит.

Полковник мысленно вернулся ровно на сутки назад.

– Фанаев, ты отчет закончил? Чтобы к 17-30 у меня на столе лежал! Вместе с отчетом! Поостри у меня! Завтра к генералу с собой возьму!

– Морда рябая, острит еще! – Мокшанцев набирал другой номер.

– Борисенко, ты где?! Подавай машину, через минуту выхожу!

Полковник нажал клавишу отбоя, положил мобильник в чехол-кобуру на поясе.

– Пусть только не успеет, хохляцкая морда.

Водитель родом был из соседней деревни, Украину видел только на глобусе, но Мокшанцеву нравилось считать туповатого парня хохлом. Сам Андрей Викторович Мокшанцев считал себя потомком достославного племени мокшей, проживавшего в данных местах с испокон веков. Мокши, по его мнению, и есть великоросы, а остальные, без выраженного эпикантоса, – хохлы, немцы и фашисты.

Андрей Викторович опечатал кабинет, начальственной, т. е. в меру быстрой, чуть вальяжной, плечи расправлены, походкой направился к лестнице. Остроносые туфли бесшумно ступали по ковровой дорожке, со стен смотрела гордость УВД – полноликие майоры и полковники, начальники отделений, образцово исполняющие свои обязанности. Андрей Викторович на секунду задержался возле своей фотографии. Вполне, вполне. Лицо гладкое, солидное, не залысина, а лоб высокий, волосы уложены на макушке как сейчас из парикмахерской, глаза серьезные, скифские – настоящий полковник.

Комок нервов толкнул планку турникета, Мокшанцев покосился на автоматчика – выпрямил ноги, когда вставал? Выпрямил, знает, с кем дело имеет.

На улице природа купается в солнечных ваннах, трава блестит, на асфальте ни соринки – городское УВД, это вам не задрипанный районный отдел.

Перед крыльцом переливался сине-белыми боками служебный форд. Урчал двигатель, за рулем пучил глаза сержант Борисенко. Мокшанцев сел на переднее сиденье:

– Трогай! Домой!

Борисенко плавно нажал педаль акселератора.

Откровенно говоря, домой Андрея Викторовича не тянуло. Одно дело приезжаешь вечером, выпил стопку-другую, отужинал и спать. Может сериал какой одним глазом посмотришь. Другое дело в обед. Гульнара новости разных телешоу пересказывает, кто там кого обозвал, у кого дети незаконные объявились, у кого какие дома за границей. Светской львицей себя представляет? Сама в халате, хоть и за 300 евро (купили в Испании в прошлый отпуск), а на вид та же доярка. И ведь приходится удовлетворять раз в месяц, иначе совсем житья не даст. Нет, с проститутками намного проще и веселей. Зарплата позволяет развлечься раз в неделю, тем более сутенеры карманные и явочное помещение в двух шагах.

– Как дома дела? – демократично поинтересовался полковник. – Давно в своей Чекулдыевке был?

Деревня Чекулдыевка хирела в 10 километрах от малой родины Андрея Викторовича – села Мокшанское, и на те же 10 километров дальше от областного центра. То есть в самых ебенях, по мнению зажиточных и культурных соседей-сельчан.

– Бухают все. – ответил водитель. – Молодежи совсем не осталось.

– Видишь, из какой я тебя дыры вытащил! Имей в виду!

– Спасибо, Андрей Викторович, я завсегда!

– Блядь! Что за блядь! На дорогу смотри!

На перерез форду из-за угла дома выскочила женщина. Она что-то кричала и махала руками.

Борисенко вдавил тормозную педаль, сработала АБС, машина остановилась в сантиметрах от гражданки.

– Ты куда прешь, дура! – Борисенко выскочил из машины и орал как тот самый потерпевший, всю лобовуху заплевал.

Мокшанцев успел рассмотреть женщину, поэтому открыл дверь, вышел с достоинством, сдвинул брови:

– Отставить, сержант!

Борисенко в миг заткнулся, вытянулся как на параде. Соображает!

– Что случилось, гражданка?

При ближайшем рассмотрении женщина произвела еще большее впечатление, аж дружок в штанах ожил. Лицо в слезах, но никакой потекшей туши, размазанной помады, и лицо такое, можно сказать, дворянское. Глаза синие, огромные, прическа аккуратная. Сразу видно городская цаца, ножки точеные, талия узкая, дойки большие, упругие. Одежда дорогая, стильная. Оказалось не такая высокая, как виделось из машины. Чуть широкоплечая, сто процентов гимнастка бывшая. Дружок совсем обнаглел, пришлось пиджак застегнуть.

– Меня ограбили!

Голос с хрипотцой, глубокий, сразу секс по телефону припомнился.

– Когда и где это случилось?

– Только что, там, за углом. – девушка показала рукой, всхлипнула: – сзади мужчина лет 30, вырвал сумку и побежал. А у меня там самое ценное…

– Так, успокойтесь, девушка. – Мокшанцев сжал плечо девушки (плотное, горячее, запах – дружок – боеголовка на взводе). – Приметы преступника, сумку опишите.

– Высокий, рыжий, в лицо не рассмотрела, а одет в джинсы черные потрепанные и майку серую, на спине черный рисунок – орел, кажется. А сумка примерно такая, – девушка развела ладони, – розовая со стразами на застежках.

– Борисенко, слыхал? Преступника задержать! А я местное отделение на уши подниму!

Водитель сорвался с места, бежал, придерживая кобуру, как в атаку.

– Как вас зовут, девушка?

– Виолетта. – слезы в глазах просохли, девушка с интересом смотрела на Андрея Викторовича.

– А вы, наверное, полицейский начальник? Генерал?

Мокшанцев был в темно-синим с отливом костюме, белоснежной рубашке, строгом галстуке. Вполне генерал, но в будущем, скором будущем.

– Полковник. – не соврал Мокшанцев в отношени звания, чуть преувеличил в должности: – Замначальника УВД.

– Сразу видно – настоящий полковник! – улыбнулась Виолетта.

Такие ровные жемчужные зубы Мокшанцев видел только в рекламе, а губки… Настоящий полковник подзабыл, что собирался кого-то поднимать на уши.

– А вы фотомодель?

– Нет, что вы! – рассмеялась девушка. – я художник-модельер, но все равно приятно. Вы такой галантный мужчина, это что-то.

Андрей Викторович солидно улыбнулся. Галантный, а чего, чай тоже не пальцем деланные. «А вот художницы у полковника никогда не было», вспомнил дружок.

– Где-то я вас видел. В журнале или по телевизору.

– Не может быть! Вы интересуетесь модой, я имела в виду женскую? Повезло вашей жене.

– Жене то повезло. – буркнул Мокшанцев и отвел глаза.

И тут повезло ему, из-за угла выбежал Борисенко с сумкой в одной руке, с пистолетом в другой.

– Не догнал, Андрей Викторович! Далеко ушел, а стрелять нельзя – народ на улице! Вот – сумку сбросил! Я подобрал, а то сопрут! – полицейский кричал, задыхаясь от бега. Подозрительно сильно задыхаясь. Мокшанцев привычно сдвинул брови, переводя разговор:

– В спортзале у меня сгниешь! Преступника упустил! Дай сумку!

– Да не нужен мне преступник, главное, сумку нашли! – обрадовалась Виолетта. – Можно?

Мокшанцев передал сумочку – розовую, со стразами, сразу видно хозяйка при деньгах.

– Слава богу! Все на месте! – девушка запустила наманикюренные пальцы в нутро сумки, там даже подкладка розовая. И бумажки какие-то.

– Вы мой спаситель! Вы даже не представляете, что сделали! – художница бросилась на шею спасителю. – Эти рисунки – работа за целый год, новая коллекция в единственном экземпляре!

Виолетта коснулась губами щеки спасителя, полковника пробила дрожь.

– А знаете что! Я обязана вас отблагодарить! – сверкнув глазками, девушка выудила из сумки розовый прямоугольник. – Это моя визитка, как освободитесь от дел по спасению мира, сразу звоните, угощу вас ужином.

Виолетта говорила таким голосом, казалось, не будь рядом Борисенко, отблагодарила бы здесь же на заднем сиденье форда.

Боеголовка в штанах грозила несанкционированным взрывом. Несколько минут назад из генеральской приемной сообщили: совещание переносится. Все один к одному – отчет готов в лучшем виде, мир спасен, у жены месячные. Мокшанцев поморщился. «Краски». Художница! Лицо полковника засияло масляничным блином, рука потянулась к телефону. Куй, пока горячо! Сразу не напомнишь, благодарность не получишь.

«Абонент недоступен или временно … Вы можете оставить сообщение…»

Вот так все бабы – баобабы! Дала номер телефона, а телефон отключила, сука! Сообщение оставить? Будет тебе сообщение!

– Ужин был отличный! – рявкнул в трубку полковник.

Не прошло и пятнадцати минут, давление у Мокшанцева только начало снижаться, как телефон ожил и выдал номер звонящего – «В.П.» Так был забит номер Виолетты.

Мокшанцев дрожащим пальцем нажал кнопку приема.

– Здравствуйте, господин полковник!

– Здравствуйте, Виолетта, узнали?

– Конечно! И ужин будет действительно отличный.

Мокшанцев закрыл глаза. Какой голос, бесплатный секс по телефону.

– Сегодня мир уже спасен, мой вечер свободен.

– Андрей Викторович, я чуть позже перезвоню, хорошо?

– Хорошо. – буркнул Мокшанцев.

Боеголовка, оставляя след смазочной жидкости, возвращалась в шахту.

– Перезвонит она, как же! Сучка городская! Издевается, сволочь! За пацана меня принимает! Плевать я хотел на ее ужин.

Не успел Мокшанцев набрать водителя, мобильник снова выдал мелодию из знаменитого сериала («Мокшанцев моя фамилия» – пугал жуликов полковник). Брови поползли вверх, боеголовка – из шахты.

– Простите, Андрей Викторович, люди рядом были. Очень рада вашему звонку. Говорите, мир сегодня вечером в безопасности?

– Ну. – не нашелся Мокшанцев.

– Тогда давайте так. Приглашаю вас в кафе «…», знаете конечно, там наверху есть отдельные комнаты. – Виолетта хихикнула. – Если вам надоест ужинать в зале.

– Во сколько? – у Мокшанцева пересохло в горле.

– Часиков в восемь. Вы не торопитесь, я закажу номер, вы у портье спросите какой, фамилию мою назовете. Договорились?

– Угу.

– Буду вас ждать, Андрей Викторович!

Вот это другое дело. Мокшанцев воспрял духом и телом. Остались мелочи.

– Гульнара, – голос серьезный, немного уставший, – сегодня приеду поздно, у нас ЧП, все на ушах, приеду расскажу. Сама не звони, неудобно перед генералами будет. Все, пока!

Очередную байку про свои подвиги выдумать не проблема, тем более кому слушать, супруга во сне свои сериалы пересматривать будет.

– Борисенко, сегодня домой не еду, много дел. Привези пожрать из кафе, сам знаешь чего. К 19-30 машина чтобы блестела как у кота яйца. И вот еще что. Цветы купи, поедем в одно место, оттуда заберешь меня, как позвоню. Все понял? Действуй!

– Лапоть! – добавил Андрей Викторович, когда отключился.

В 18-00 Мокшанцев собрал подчиненных, в полуха послушал достижения своего отдела и жалобы на придурков из территориальных отделов:

– Я звоню дежурному оперу, как, спрашиваю, разбой допустил, он меня на три буквы шлет! – Докладывал Фанаев о своем недавнем дежурстве. – Говорю, приметы давай, утром генералу докладывать, он орет: «в дежурной части все приметы!» это что значит, я должен в дежурную часть названивать, пока он сопли терпиле подтирать должен?

– Как фамилия?

– Я записал. Караваев его фамилия.

– Разберемся. Все у тебя?

– Так точно! Отчет, если надо, могу улучшить по показателям – сегодня связался с Пантелеевым, Караваев как раз у него трудится, он доложил о задержании ранее судимого с боеприпасами.

– Улучшай. – Мокшанцев вздохнул. – Ладно, свяжусь с Пантелеевым, спрошу, что за Каравай такой. Идите.

Аккуратно двигая стульями, полицейские встали, так же аккуратно придвинули их к столу. Рабочий день окончен, еще столько дел у каждого – дети, жена, любовница. Только Андрей Викторович все время о работе думает.

– Сначала рябого пошлет, потом на меня батон крошить начнет. Сейчас посмотрим, что за Каравай такой умный у Пантелейки завелся. – приговаривал полковник, набирая номер старого знакомого.

– Здравствуй, Алексей Николаевич. Узнал? Как жизнь, как служба?

– Здравия желаю, товарищ полковник, – голос у Пантелеева одновременно бравый, настороженный и заискивающий – артист. – Все в порядке, раскрываемость на уровне прошлого года, вчера материал собрали на 222-ю, ждем результатов экспертизы.

– «На уровне», выше должна быть! Ты как, с личным составом справляешься? Что за Караваев у тебя такой? Почему требования дежурного опера УВД не выполняет? Он у тебя профессионал великий?

– Работает, серьезных нарушений не допускает. Есть к нему ряд претензий в плане дел оперативного учета, но в целом поводов к увольнению не имеется.

– Ты предупреди его насчет дисциплины. В полиции его никто не держит, не нравится выполнять требования субординации, пусть на вольные хлеба идет. Не хочет лизать задницу, будет сосать хуй! Понял, Пантелеев? Так ему и передай!

– Понял, Андрей Викторович!

Мокшанцев нажал клавишу отбоя, на дисплее «19-05». Пора собираться. Андрей Викторович пошарил в нижнем ящике стола, извлек дезодорант, освежитель ротовой полости, пачку виагры. А куда без нее! «Ты будешь выть, стонать в моих объятиях…» Две таблетки, и Виоллета узнает, что такое настоящий полковник. Хотя и дамочка видать не только карандаши с кисточками в руках держала. Так что ночка будет жаркой. Мокшанцев сглотнул слюну. Нужно успокоиться, не мальчик, в конце концов. Он посмотрелся в зеркало. Да, двадцать лет назад оперуполномоченный Мокшанцев выглядел как подросток, но это не мешало карать преступников. С городскими девчонками, правда, не складывалось. Но, как говориться, терпение и труд… А еще гибкость, умение держать нос по ветру, память на имена-отчества начальников. И, само собой, спасибо дяде-генералу. Преданность системе всегда вознаграждается – теперь Андрей Викторович не мальчик, но муж. И не важно какого роста муж, если есть власть и кошелек.

Решительными шагами, едва не снеся турникет, Мокшанцев выкатился на крыльцо управления. В лучах вечернего солнца форд блестел как на продажу. Российская полиция не продается! Она принимает благодарности!

– Трогай, Вова! Кафе «…» – благоухающий полковник упал на сиденье. – Цветы купил? Молодец.

Самая окраина города, поворот дороги и перенос из настоящего в средневековье. Каким его представляют киношники и архитекторы-самоучки из Армении. Замок с зубчатыми стенами и башенками по углам встречал неоном и приглушенной музыкой. Кафе на выезде из города выросло совсем недавно и уже успело завоевать славу демократическим ценами, приватными кабинетами и понимающей обслугой.

– Не заезжай, ты что! Мигалку еще включи!– остановил водителя Мокшанцев. – Останови перед воротами.

Борисенко остановил машину перед въездом на кафешную парковку.

– Пока свободен, будь на телефоне, сам знаешь. Сегодня, возможно, подзадержусь. – подмигнул полковник. – Жена, не дай бог, позвонит – стоишь, ждешь у областного УВД. Все, пошел.

Мокшанцев схватил букет как веник, выбрался из автомобиля. Не услышал, как Борисенко провожал словами:

– Чтоб у тебя нос провалился, колобок плешивый!

– Пластинина в каком номере? – сдвинул брови Мокшанцев на человека за стойкой. Человек был одет в наряд Робин Гуда, хотя полковник мысленно обозвал его клоуном.

– Здравствуйте, одну секунду. – с достоинством сказал Робин Гуд и открыл книгу.

Он провел пальцем по строчкам, нагло посмотрел на Андрея Викторовича:

– Простите, как вас зовут?

– Это еще зачем? – возмутился полковник. – Какая тебе разница?

– Здесь написано: «встретить спасителя мира».

Мокшанцеву показалось, над ним решили поиздеваться. Художница художницей, совесть иметь надо, чай не мальчика пригласила.

– Я ей сейчас позвоню, если ты отсебятину порешь, вылетишь пробкой отсюда.

– Не нужно. Извините, проходите пожалуйста. – осторожно улыбнулся Робин Гуд. – Номер 14, второй этаж налево в конец коридора. Вас ждут. Спасибо.

– То-то же! Совсем страх потеряли! – Мокшанцев помахал букетом. – Блеать!

Отчего-то настроение у полковника поднялось, будто помолодел лет на двадцать. Лестница, пролет, другой. Коридор, ковры, картины, головы животных, двери. №14! Короткий стук. Открыто. Виолетта – спортивная фигурка, прическа под мальчишку. «Ты будешь выть…»

Виолетта развернулась. У полковника отвисла челюсть, лишь через несколько секунд смог вымолвить одно слово:

– Ты?

– У тебя тоже хорошая память. – сказала Виолетта мужским голосом.

Гера сидел перед ноутбуком и пялился в экран. Иди туда, не знаю куда. найди то… нет, как раз «то» Вальтер определил: «найди свежий труп невысокого мужика средних лет». Вот так, найди! Трупы, они на дороге валяются, только выбирай! Сто пудово опять махновские выдумки. Вот его труп как раз подойдет! А чего? По башке монтировкой и в холодильник. Получите, господин Терновский, трупик – все как заказывали. Вам целый или по кускам. Гера усмехнулся, представив изумление патрона. Опа, забыл, Вальтер сказал, чтобы целый был в смысле голова, руки, ноги, про кишки ничего не говорил. Зато сказал: «без мокрухи». Здорово придумал – труп без мокрухи. Это как, Гера задумался, как свадьба без жениха, как … короче, по-умному: парадокс.

Гера подвигал мышкой, понаблюдал, как бегает стрелка по экрану. Не, знание – точно сила. Махновец ловко подвел к этому делу. и не надо пылью в библиотеках дышать – на все вопросы ответы можно в интернете найти, знай только где искать и придерживайся, как недомерок сказал, "критического мышления". Типа ничего на веру не принимай, посылай всех на хуй и "к проблеме подходи с разных сторон". Не верь, не бойся, не проси, короче. Так это не проблема. проблема, блить, в том, что из интернета трупа не получишь, оттуда ничего в таком виде, чтобы пощупать, не получишь.

Гера вздохнул. Инфа-инфой, а еще свой чердак должен работать. Так где взять трупак? "Где вы держите своих мертвецов?" Да, инопланетянину было сложнее. Известно где – в морге!

Уголовник хмыкнул. Типа, прикатить туда: "Слышь, мамаша, мне бы труп посвежее". Тут, блить, не надо в черном быть, и так понятно, что трупы в холодильниках считают, как людей в хатах. Только что за побеги у администрации жбан не болит. А так по-любому на каждый труп куча бумаг и хрен его из морга по-тихому спиздишь.

Наверное можно, – Гера поднял бровь, – подъехать к какому-нибудь санитару, типа, или продашь или сам на столе цинк волосатой жопой полировать будешь. Палевно это. Проще в натуре бомжа придушить, сказать Вальтеру: вот надыбал по случаю, еще теплый. Не будет же Вальтер справку с диагнозом требовать.

Гера подвигал челюстью, снова вздохнул. Не то чтобы грех там на душу, не особо приятно беззащитного мужика валить. Да и не встречал божей Гера после отсидки. Повымерли что ли? Но мысль уже бурилась в правильном направлении. в морге сложно, а на кладбище, где ветер свищет, где бомжары это самое, последнюю прописку на двух квадратных метрах получают, вот там другое дело. шухера там в разы меньше.

– Что ж тебе не спится, корешок? – ворчал Вальтер, запахивая полы халата. – В кои веки решил поспать по-человечьи.

Махно приехал полвторого ночи, позвонив за 10 минут до прибытия. Вальтер успел проинструктировать Геру, тот принял Махно с особыми предосторожностями. Забеспокоились жулики. Гера, наверно, до сих пор пялится в мониторы, бдит, не привел ли мусоров.

Махно отметил, глаза старого вора без обычной красноты. Не курил свою траву, понимает – дело есть дело. Это хорошо, философскими отступлениями доставать не будет.

– Узнал?

– Узнал, узнал. Ментам пайку прибавили, а все равно за лишний косарь родного брата сдадут. – Вальтер достал из кармана бумажку. – Держи, все, что есть.

Вальтер, присаживаясь на диван, взял со столика пачку «Беломора».

Махно развернул лист. Буквы корявые, почерк Геры.

«ВАЗ 2109 гос.номер… – Махно, сдвинув брови, разбирал каракули, явно надиктованные продажным ментом, – зарег-н на Кабанова Дмитрия Петровича, г.р…» Адрес, из правонарушений – превышение скорости, места работы нет.

– Больше ничего? – поднял глаза Махно.

– Так вот, типа официально – ничего. – Вальтер пыхнул папиросой. Судя по дымку, обыкновенной, без веселых модернизаций. Вор кривил губы в ухмылке, взгляд сквозь дым ленинский, с прищуром.

– А неофициально типа?

Только Махно мог так разговаривать с Вальтером. Конечно, наедине.

– Погоди, корешок, сейчас узнаешь. Присаживайся.

Вальтер чуть повысил голос:

– Гера, зайди, будь любезен.

Махно сел в одно кресло, вошедший уголовник по знаку Вальтера в другое.

– Короче так. – начал Гера. – Мусор диктует данные этого чувака, запинается, говорит на нем то ли отметка, то ли заметка, типа он, Кабанов этот, из бывших вроде. Я спрашиваю, из ваших? Тот: из органов, скорее всего.

– Все они из органов, – не удержался Вальтер, – тех, которые ниже пояса.

– Я, короче, – продолжал Гера, – в твоей манере, – взгляд на Махно, – полез в интернет, набираю в поиске.

Гера замолчал, ожидая одобрения.

– Ну! – поторопил Вальтер.

Махно изобразил на лице чуть ли не восхищение, хотя, надо признать, и впрямь удивился такому повороту.

– Нашел. Несколько заметок про нашего мальчика. Типа доблестные опера раскрыли одно убийство, другое, заловили малолетних каннибалов.

– Было такое дело, – снова комментарий Вальтера. – С малолетки приходили дебилы, бомжей резали и жрали.

– Я помню. – сказал Махно.

– Так вот, одного из доблестных оперов звали Кабанов Дмитрий Петрович. По возрасту подходит. Я пацанов обзвонил, помнят Кабана этого люди. Ничего плохого не сказали, типа правильный мент был, не беспредельничал, подлянки не устраивал. И слух был, выперли его из органов – то ли начальника послал, то ли еще чего, ушел короче.

– Так ушел или выперли? – спросил Махно.

– Говорю, что слышал.

– Еще есть что-нибудь?

– Мало?

– Достаточно. Спасибо.

– Гера, – Вальтер затушил бычок в пепельнице, отмахиваясь от дыма, попросил: – будь любезен, организуй чайку.

Гера кивнул, вышел. Вальтер поднялся, бесшумно подошел к двери, выглянул в коридор.

– А теперь серьезно, Махновец. Что за дела? Спалился где?

– Не знаю, Вальтер. Разбираться надо. Я сразу маякну, если шухер на горизонте.

– Как маякнешь, если повяжут?

– Не беспокойся, на это способ найдется. А пока мне тачка нужна неприметная. И еще одна просьба. Я свою тачку оставил в квартале отсюда на … стоянке, знаешь ее. Скажи «Паяльнику», пусть посмотрит, но, если что найдет, не трогает. Завтра созвонимся.

– Тачка не проблема, пацаны подгонят какое-нибудь зубило куда скажешь. Твою тачку «Паяльник» обнюхает, не вопрос. Чтобы непоняток не было: я о чем только беспокоюсь – если тебя повяжут, сколько работы за зря!

– Без меня провернешь, план знаешь.

– Ох, не знаю, не знаю. – покачал головой Вальтер. – У людей такой мотивации, как у тебя, нет. Уж больно до жизни все горазды.

– Подожди меня в жмурики записывать. – Махно встал. – Кто предупрежден – вооружен, а я вооружен вдвойне.

В дверях Махно обернулся:

– Кстати, про жмуриков. Вальтер, напомни Гере о доставке.

Домой Махно вернулся на такси. Фольксваген засвечен, передвижения отслеживаются, поэтому и такси ловил семь раз проверившись. Слежки не заметил, мысленно обозвал себя параноиком. Удивился, как, однако, жить хочется. Хотя чего удивляться – цель не выполнена на 100 процентов. Поэтому надо жить, разбираться, кого он интересует и что может быть известно интересующимся.

На часах 3-30. В глазах ни сна, ни кровавых мальчиков. Полулежа на диване, Махно вертел в пальцах мобильник. Движения остановились, палец активировал экран, засветились сенсорные клавиши, Вадим набрал несколько цифр. Внезапно поднялся, бросил телефон на стол. Резким движением сдвинул дверь шкафа, открыл сейф, достал китайскую Нокию, аккумулятор к ней. Загадал, осталась зарядка, значит, судьба.

Ночь прекращала существование, здания, дороги, автомобили – все в градациях серого. Ночная тишина большого города – далекие звуки автомобильных глушителей, редкие отголоски прохожих. Совсем скоро город начнет обретать краски, а пока в серости улиц скользил фаталист.

Посчитав, что удалился достаточно, Махно собрал Нокию. Секунду помедлив, нажал кнопку включения. Сердце бабахнуло по ребрам, чуть не сбив с ног, все поплыло перед глазами – дисплей загорелся, судя по палкам, зарядки более чем достаточно для разговора. Махно справился с головокружением, набрал номер по памяти. Свербила надежда, что «абонент выключен или находится вне зоны доступности…», или звонок этого самого абонента не разбудит. Но через несколько гудков из динамика хриплое со сна:

– Да? Кто это?

Вадим глубоко вздохнул.

– Говорите.

– Ты хотела меня видеть.

Пауза.

– Да. Надо поговорить.

Голос двадцатилетней давности почти не изменился. Ленкин голос не дрожал, лишь хрипотца исчезла. «Она и сама не такой цветочек, каким кажется…»

– Где встретимся?

– Я знаю, где ты живешь.

– Я там больше не живу.

– Я знаю… – заминка. – То есть, где, куда и когда приезжать?

По лицу Вадима мазнул холод, голова прояснилась.

– Завтра. Я перезвоню. Отбой.

Гоша капризничал всю ночь. А начало положил еще днем, когда они всей детективной семьей вернулись с задания. Катька перенервничала, настроение передалось ребенку. Результат – бессонная ночь, голова из чугуния третьего сорта. О написании отчета клиенту (хорошо не заикнулся во время Гошиных концертов), не могло быть и речи. Собственно, и докладывать не о чем. Не писать же «мной проведен негласный обыск с проникновением в жилище, результатов ноль, прошу повысить плату за риск». Подождет Елена Валерьевна, ничего с ее сыном не случится, не так страшен Махно, как его малюют.