Текст книги "Мегрэ в тревоге"

Жорж Сименон
«Мегрэ в тревоге»

Глава 1
Неспешный поезд под дождем

На перегоне между двумя небольшими станциями, о которых Мегрэ никогда и не слыхивал, да в темноте почти ничего и не разглядел на них, разве что штрихи дождя в ярком свете фонаря и силуэты людей, толкавших тележки, комиссар нечаянно поймал себя на мысли: а что, собственно говоря, он тут делает?

А не вздремнул ли он на миг в чересчур жарко натопленном купе? Полностью сознание вроде бы не отключалось, поскольку он четко представлял себе, что едет в поезде, слышит монотонный перестук колес, и даже мог бы поклясться, что, как и ранее, порой различает в бескрайних угрюмых просторах полей светлячки одиноких ферм. И все это плюс запах сажи, что смешался с испарениями от его намокшей одежды, по-прежнему воспринималось им как реальность, равно как и постоянный гул голосов, доносившихся из соседнего отделения, но в то же самое время она, эта реальность, до некоторой степени потеряла для него актуальность, и он уже затруднялся точно определить ее координаты в пространстве, а особенно во времени.

С таким же успехом он мог бы сейчас находиться в другом месте, в любом ином, ползущем по сельской местности пассажирском составе второстепенной важности, мог он и обернуться Мегрэ-юношей пятнадцати лет от роду, возвращавшимся на точно таком же пригородном поезде, состоявшем из древних вагончиков, чьи перегородки потрескивали при каждом рывке локомотива. А в ночи на каждой остановке слышались бы те же самые голоса, деловито сновали бы у вагона с почтой и багажом такие же люди, заливался бы аналогичный свисток начальника станции – сигнал к отправлению.

Мегрэ приоткрыл глаза, затянулся уже потухшей трубкой и рассеянно взглянул на соседа, устроившегося в другом углу. Ну чем не пассажир того самого поезда, который доставлял во времена оны мальчишку Жюля к отцу? Вполне мог бы сойти за графа или владельца замка, как, впрочем, и за важную шишку из какой-нибудь деревни или любого мелкого городишка.

Незнакомец был одет в костюм для гольфа из светлого твида и плащ из тех, что продаются лишь в некоторых очень дорогих магазинах. Шляпа – охотничья, зеленого цвета, с заткнутым за ленточку крохотным фазаньим перышком. Рыжеватые перчатки он не снял, несмотря на жару, ибо господам подобного класса никоим образом не положено так делать при поездках на железнодорожном транспорте или в автомобиле. И даже в сильный, как сегодня, дождь на его до блеска начищенной обуви не было ни пятнышка.

Выглядел он лет на шестьдесят пять. Ну разве не забавно, что мужчина его возраста с таким тщанием относится к малейшим деталям своей внешности? Как и все, еще балуется играми, в которых силится хоть в чем-то выделиться среди простых смертных? Цвет лица у спутника был розовым, характерным для людей его породы, в серебристо-белой щеточке усов проглядывал желтый венчик от постоянного курения сигар. В то же время во взгляде соседа не чувствовалось той абсолютной уверенности в себе, которую должен был бы излучать человек его облика. Со своего места он явно наблюдал за Мегрэ и пару-тройку раз вроде бы даже пытался заговорить; комиссар тоже порой удостаивал его коротким взглядом, а тем временем поезд – грязный и мокрый – снова трогался в путь, устремляясь в мир тьмы с прорезавшимися там и сям, разбросанными далеко друг от друга огоньками; иногда на охраняемом переезде за окном угадывалась чья-то фигура на велосипеде, пережидавшая, пока пройдет их состав.

Грустил ли о чем Мегрэ? Скорее находился в каком-то неопределенном, пограничном состоянии. Точнее, был выбит из привычной колеи. И в первую очередь из-за того, что три последних дня слишком много пил, причем в силу необходимости, а не в удовольствие.

Дело в том, что комиссар участвовал в международном конгрессе полицейских, проходившем в этом году в Бордо. На дворе стоял апрель. Когда он покидал Париж, все были уверены, что после долгой и монотонной зимы вот-вот грянет весна. Но в Бордо в течение всего этого времени непрерывно шел дождь, сопровождавшийся ледяным ветром, туго стягивавшим одежду вокруг тела.

К тому же по чистой случайности отсутствовали те несколько друзей, с кем он привык общаться на подобных форумах, такие, например, как мистер Пик. Каждая страна исхитрилась послать в Бордо только молодых профессионалов в возрасте от тридцати до сорока лет, и ни с кем из них комиссар, естественно, никогда раньше не встречался. Все они как один держались с ним чрезвычайно любезно, с подчеркнутым респектом, как и подобает относиться к старшему коллеге, которого они уважают, но полагают, что он слегка устарел и вряд ли шагает в ногу со временем.

В этом ли была загвоздка? Или же причиной его скверного настроения послужил нескончаемый дождь? Да еще все то вино, которым вынудила нагрузиться участников конгресса местная Торговая палата?

– Надеюсь, ты там не скучаешь? – осведомилась мадам Мегрэ в разговоре с мужем по телефону.

В ответ он проворчал нечто маловразумительное.

– Попытайся хоть немного отдохнуть. Совсем ведь замотался и неважно выглядел при отъезде. В любом случае развеешься, отвлечешься от забот. И смотри не простудись.

А может, вся суть проблемы в том, что он как-то внезапно, разом, почувствовал себя стариком? Даже дискуссии на конгрессе, почти все время вертевшиеся вокруг использования новых научных методов в оперативной работе, его не заинтересовали.

Вчера вечером состоялся прощальный банкет. А сегодня утром – заключительный прием, на сей раз в ратуше, за которым последовали обильные возлияния за обедом. В Париже ему предписывалось явиться на службу только в понедельник, поэтому комиссар пообещал Шабо на обратном пути навестить того в Фонтэне-ле-Конт.

Шабо ведь тоже не молодел с годами. Когда-то, еще во время своей двухлетней учебы на медицинском факультете в Нантском университете, Мегрэ подружился с ним. Шабо там штудировал право. Они жили в одном и том же пансионате. Два или три раза он сопровождал друга, по воскресеньям навещавшего мать в Фонтэне.

Ну а за все прошедшее с тех пор время они виделись от силы раз десять, не более.

– Когда же ты соберешься погостить у меня, в Вандее?

Не обошлось и без вмешательства мадам Мегрэ.

– А почему бы тебе, возвращаясь из Бордо, не заскочить к твоему приятелю Шабо?

По-хорошему он должен был бы прибыть в Фонтэне уже часа два назад. Но ошибся поездом. В Ниоре, где была пересадка, пришлось довольно долго томиться в зале ожидания, потягивая рюмку за рюмкой, и он так и не решился позвонить Шабо, дабы тот встретил его на машине.

В конечном счете он не сделал этого потому, что Жюльен сразу же при встрече стал бы настаивать на том, чтобы Мегрэ разместился у него, а комиссар терпеть не мог ночевать у кого-либо в гостях.

Он решил остановиться в отеле. И лишь оттуда выдать звонок Шабо. А вообще-то зря он согласился сделать этот крюк – куда заманчивее было бы провести этот нечаянный двухдневный отпуск у себя дома, на бульваре Ришар-Ленуар. Как знать? А вдруг в Париже дожди уже прекратились и наконец-то наступила весна.

– Так, значит, они вас все же вызвали…

Мегрэ вздрогнул от неожиданности. Совершенно неосознанно он, должно быть, продолжал вяло поглядывать на своего компаньона по купе, и тот все-таки решился заговорить с ним. Создалось впечатление, что незнакомец и сам был смущен этим обстоятельством. И видимо, счел своим долгом привнести в свою фразу известную долю иронии.

– Простите?..

– Догадывался, говорю, что они призовут на помощь кого-нибудь вроде вас. – Затем, видя, что Мегрэ по-прежнему недоумевает, он пояснил: – Вы ведь комиссар Мегрэ? – И вновь обретя лик светского льва, поднялся с диванчика и представился: – Верну де Курсон.

– Очень приятно.

– Я вас сразу же узнал, поскольку частенько встречал фотографию в газетах. – Он произнес эти слова с видом человека, извинявшегося за то, что входит в круг людей, читающих прессу. – Вам такое, видимо, не в диковинку.

– Что именно?

– Когда люди догадываются, кто вы такой.

Мегрэ сразу и не нашелся, что ответить. Он еще не почувствовал себя прочно укоренившимся в этой реальности. А у пассажира на лбу тем временем выступили бисеринки пота, как если бы он сам себя загнал в нелепую ситуацию и не представлял, как из нее выпутаться, да еще и в свою пользу.

– Вам позвонил мой друг Жюльен?

– Вы имеете в виду Жюльена Шабо?

– Да, следователя. Не скрою, удивлен, что он ни словом об этом не обмолвился в нашей утренней беседе.

– Я никак не возьму в толк, о чем вы говорите?

Верну де Курсон взглянул на него более пристально, нахмурив брови:

– Вы утверждаете, что направляетесь в Фонтэне-ле-Конт совершенно случайно?

– Верно.

– И не к Жюльену Шабо?

– Да, но…

Мегрэ внезапно покраснел, разозлившись на самого себя за то, что столь покорно отвечает на вопросы, совсем как когда-то в разговорах с людьми типа его собеседника – с «господами из замка».

– Прелюбопытная получается картина, не правда ли? – сыронизировал Курсон.

– Что так?

– А то, что комиссар Мегрэ, который, вероятно, никогда доселе и не бывал в Фонтэне…

– Вам так сказали?

– Это мои предположения. В любом случае часто вас там не видели, да, по правде говоря, я вообще не слышал, чтобы кто-то об этом хотя бы упоминал. Посему в своей ремарке и счел небезынтересным ваше появление в городе именно в тот момент, когда тамошние власти сбились с ног, пытаясь решить самую немыслимую загадку, которая…

Мегрэ чиркнул спичкой и принялся попыхивать трубкой.

– Некоторое время мы с Шабо вместе учились, – спокойно пояснил он. – Раньше я неоднократно гостевал в его доме на улице Клемансо.

– В самом деле?

Он холодно повторил:

– Именно так.

– Тогда мы, скорее всего, увидимся завтра вечером у меня на улице Рабле, куда Шабо захаживает каждую субботу на партию в бридж.

Вот и последняя остановка перед Фонтэне. У Верну де Курсона багажа не оказалось – всего лишь портфель из коричневой кожи, лежавший на банкетке рядом с ним.

– Хотел бы я знать, удастся ли вам раскрыть эту тайну. Намеренно или нет вы оказались в наших краях, но это шанс для Шабо.

– Его матушка по-прежнему здорова?

– Крепка, как никогда ранее.

Курсон встал, чтобы застегнуть на все пуговицы плащ, натянуть перчатки и поправить шляпу. Поезд между тем замедлил ход, за окном все чаще стали мелькать огоньки, народ забегал по платформе.

– Рад был с вами познакомиться. Передайте Шабо, что надеюсь увидеть вас вместе с ним у себя завтра вечером.

Мегрэ ограничился простым кивком, открыл дверцу и, подхватив свой увесистый чемодан, двинулся к выходу, не обращая внимания на встречных.

Шабо, естественно, на перроне не было, учитывая, что комиссар подсел в этот поезд совершенно случайно. С порога здания вокзала Мегрэ бросил взгляд вдоль улицы Репюблик – ее нещадно молотил яростный ливень.

– Такси, месье?

Комиссар жестом показал, что не возражает.

– В «Отель де Франс»?

Ответив утвердительно, он, насупившись, забился в угол. Всего девять вечера, а Фонтэне словно вымер, лишь в двух-трех кафе светились окна. Дверь в гостиницу обрамляли две пальмы, торчавшие из кадок, выкрашенных в зеленый цвет.

– У вас есть свободные номера?

– Одноместные?

– Да. И я хотел бы, если возможно, перекусить.

Все здесь уже вошло в ночной режим работы, напоминая церковь после вечерни. Судя по всему, насчет ужина пошли справиться на кухню, а в обеденном зале зажгли пару ламп.

Чтобы не подниматься в отведенную ему комнату, Мегрэ сполоснул руки водой из фаянсового тазика.

– Белого вина?

Мегрэ до отвращения наугощался им еще в Бордо.

– А пива у вас нет?

– Только бутылочное.

– Тогда подайте столового красного.

Для него специально подогрели суп, настрогали ветчины. Со своего места комиссар увидел, как в холл ввалился какой-то весь мокрый от дождя тип и, не найдя никого, к кому можно было бы обратиться, заглянул в зал и, как подумалось Мегрэ, при виде его успокоился.

У этого рыжеволосого малого лет сорока, щекастого, с хорошим цветом лица, одетого в бежевый плащ, на плече болтались на ремне фотоаппараты.

Стряхнув капли дождя со шляпы, незнакомец приблизился к комиссару:

– Прежде всего позвольте сделать снимок? Я корреспондент «Уэст-Эклер», нашей региональной газеты. Заметил вас еще на вокзале, но не смог сразу же сконтактировать. Итак, они вызвали вас, дабы прояснить дело Курсона? – Молниеносная вспышка. Щелчок затвора. – Комиссар Ферон нам ничего насчет вас не сообщал. Как, впрочем, и следователь.

– Я тут не ради указанного вами события.

Рыжий субъект улыбнулся с видом собрата по ремеслу, которого на мякине не проведешь.

– Разумеется!

– Вы что имеете в виду?

– А то, что вы здесь неофициально. Все понимаю.

И тем не менее…

– Никаких «тем не менее»!

– Но Ферон мне заявил, что сейчас примчится сюда, – вот вам и доказательство.

– Кто такой Ферон?

– Комиссар полиции Фонтэне. Едва углядев вас на вокзале, я мигом позвонил ему из автомата. И он ответил, что мы увидимся в гостинице.

– Здесь?

– Само собой. А где же еще вы могли бы поселиться?

Мегрэ, допив бокал вина, вытер салфеткой рот и проворчал:

– Кто такой этот Верну де Курсон, с которым я ехал в одном купе из Ниора?

– Точно, он был в том поезде. Это шурин.

– Чей?

– Курсона, которого убили.

Мелковатый брюнет, в свою очередь появившийся в гостинице, тут же засек обоих беседующих.

– Привет, Ферон! – воскликнул журналист.

– Добрый тебе вечер. Прошу извинить, господин комиссар, но меня не проинформировали о вашем приезде, а посему я вас не встретил. После изнурительного рабочего дня мирно сидел за столом, и вдруг… – И он показал на рыжего. – Тут же выскочил на улицу и…

– Я уже сказал этому молодому человеку, – вздохнул Мегрэ, отодвигая тарелку и берясь за трубку, – что не имею никакого отношения к вашему делу Курсона. Оказался в Фонтэне-ле-Конт по чистейшей случайности с целью пожать руку давнему другу Шабо и…

– А ему известно, что вы здесь?

– Он должен был ожидать меня с четырехчасовым поездом. Убедившись, что я не прибыл, наверное, подумал, что появлюсь лишь завтра, если вовсе не изменил своих планов. – Мегрэ поднялся из-за стола. – А теперь, с вашего позволения, пойду поприветствую Жюльена, прежде чем завалиться спать.

Комиссар полиции Ферон и репортер пришли в замешательство.

– Вы действительно ничего не знаете?

– Не имею ни малейшего понятия.

– И не читали газет?

– В течение трех дней организаторы конгресса и Торговая палата Бордо не давали нам ни минуты передышки.

Полицейский и репортер, полные сомнений, переглянулись.

– Вы знаете, где проживает следователь?

– Конечно. Если только город не изменился со времени моего последнего визита к Шабо.

Они никак не могли решиться оставить Мегрэ в покое. Даже на тротуаре встали по бокам.

– Господа, имею честь откланяться.

Журналист настаивал:

– И вам нечего заявить «Уэст-Эклер»?

– Ничегошеньки. Всего хорошего, господа.

Комиссар зашагал по улице Республики, пересек мост и на всем пути до Шабо не встретил и пары прохожих.

Его друг проживал в старом доме, которым молодой Мегрэ так в свое время восхищался. С тех пор дом ничуть не изменился – серый камень стен, крыльцо в четыре ступеньки, высокие окна с квадратиками форточек.

Сквозь задвинутые шторы пробивался слабый свет. Мегрэ позвонил и вскоре услышал цокот мелких шагов по вымощенному белой плиткой коридору. В двери приоткрылся глазок.

– Дома ли месье Шабо? – спросил он.

– Кто там?

– Комиссар Мегрэ.

– Это действительно вы, месье? – Он узнал голос Розы, бессменной в течение тридцати лет горничной Шабо. – Сейчас открою. Потерпите чуток, пока я сниму цепочку. – Одновременно она крикнула куда-то во внутренние покои дома: – Месье Жюльен! Это ваш друг, господин Мегрэ… Входите, входите… Хозяин побывал сегодня после обеда на вокзале… И был разочарован, не встретив вас. Как же вы добрались?

– Поездом.

– Вы хотите сказать, что ехали вечерним рейсом?

Дверь наконец открылась. В хлынувшем наружу оранжевом свете предстал мужчина высокого роста, худой, слегка сутуловатый, одетый в домашнюю куртку из велюра каштанового цвета.

– Ты ли это! – воскликнул он.

– Конечно я. Просто не успел на нужный поезд. И сел в первый попавшийся.

– А где багаж?

– В отеле.

– Ты с ума сошел? Надо послать за ним. Договорились же, что остановишься у нас.

– Послушай, Жюльен…

Странно все же. Почему-то Мегрэ был вынужден делать над собой усилие, чтобы называть бывшего однокашника по имени, да и звучало оно для него необычно.

Не получалось даже спонтанного обращения к Шабо на «ты».

– Заходи! Надеюсь, еще не ужинал?

– Уже отужинал. В гостинице «Франция».

– Мне предупредить мадам? – прервала их Роза.

Мегрэ тут же вклинился:

– Думаю, она уже почивает?

– Только что поднялась к себе. Но ложится она не раньше одиннадцати, а то и в полночь. Я…

– Ни за что на свете! Я запрещаю ее беспокоить. Увидимся утром.

– Она будет недовольна.

Мегрэ прикинул, что мадам Шабо должно быть сейчас не меньше семидесяти восьми лет. В глубине души он сожалел, что пришел сюда. Тем не менее послушно пристроил утяжеленное впитавшейся влагой пальто на старинную вешалку и проследовал за Жюльеном в его кабинет, в то время как Роза, которой самой уже перевалило за шестьдесят, ожидала распоряжений.

– Что будешь пить? Выдержанный коньяк?

– Как тебе угодно.

Роза, с лету угадав безмолвное указание патрона, вышла. Со времени последнего посещения запах в доме остался прежним – запах добротного, хорошо ухоженного жилья, где отменно готовят, а паркет тщательно натирают, и это была еще одна деталь, которой завидовал когда-то Мегрэ.

Он готов был поклясться, что и из мебели ничего с тех давних пор не передвигали.

– Садись. Рад тебя видеть…

Его так и подмывало заверить Шабо, что и над тем время не властно. Он узнавал привычные черты, характерную мимику. Но каждый из них старел не на глазах другого, поэтому Мегрэ плохо представлял, что делают с человеком годы. Тем не менее в облике Шабо он подметил никогда раньше не бросавшуюся ему в глаза тусклость, неуверенность в себе, легкую вялость.

Были ли они всегда у того? Может, просто ускользнули в свое время от внимания Мегрэ?

– Сигару?

Целая горка коробок громоздилась на камине.

– По-прежнему верен трубке.

– Ах, верно. Совсем позабыл. А я вот уже двенадцать лет, как бросил курить.

– Врач запретил?

– Нет. В один прекрасный день сам себе сказал, что пускать дым – глупая затея и…

Вошла Роза с подносом, на котором стояла бутылка, покрытая легким слоем пыли винного погребка, и всего одна пузатая хрустальная рюмка.

– Да ты и не пьешь более?

– Перестал тогда же. Лишь позволяю себе немного вина, разбавленного водой, в обед. А ты ничуть не изменился.

– Ты так считаешь?

– Выглядишь отменно здоровым. Твой визит – истинное удовольствие для меня.

Почему же взгляд у него при этих словах был не совсем искренним?

– Ты так часто обещал навестить меня, отказываясь в последнюю минуту, что я, признаться, уж и не слишком-то и рассчитывал увидеться.

– Как видишь, всякое бывает!

– Как супруга?

– Отлично.

– Она не поехала с тобой на конгресс?

– Не переносит их.

– А он прошел нормально?

– Пили много, говорили не переставая, то и дело что-нибудь ели.

– А меня, знаешь, все меньше и меньше тянет в дорогу.

Жюльен понизил голос, ибо на верхнем этаже послышались шаги.

– С матушкой стало нелегко. Но не могу же я оставить ее одну.

– Она, как и прежде, крепка телом и духом?

– Без перемен. Чуточку село зрение. Расстраивается, что не в состоянии теперь вдеть нитку в игольное ушко, но упрямо не желает носить очки.

Чувствовалось, что Шабо в ходе их разговора думал о чем-то другом, посматривая на Мегрэ точно так же, как Верну де Курсон в поезде.

– Ты в курсе?

– Чего?

– Того, что здесь происходит.

– Я уже почти неделю не читал газет. Но только что ехал в купе с неким Верну де Курсоном, претендовавшим на то, чтобы считаться твоим другом.

Это Юбер?

– Не знаю. Ему лет шестьдесят пять.

– Да, это он.

Из города сюда не доносилось ни звука. Лишь дождь колотил в стекла окон, да время от времени в камине потрескивали дрова. Отец Жюльена Шабо уже работал в Фонтэне-ле-Конт следователем, а теперь его кабинет занимал сын.

– Тогда, тебе, должно быть, уже рассказали…

– Самую малость. В обеденном зале гостиницы на меня набросился со своим фотоаппаратом какой-то журналист.

– Рыжий?

– Да.

– Это Ломель. И что он тебе наговорил?

– Он убежден, что я прибыл сюда, дабы заниматься уж и не знаю каким делом. Не успел я его разубедить, как заявился комиссар полиции.

– В общем и целом к данному моменту всему городу известно, что ты здесь, верно?

– Тебя это раздражает?

Шабо едва сумел скрыть охватившую его нерешительность.

– Нет… только…

– Что?

– Да это я так. Все очень сложно. Тебе никогда не приходилось жить в небольшом городе вроде Фонтэне.

– Знаешь, а я ведь провел более года в Люсоне!

– Но там не возникало дел, подобных тому, что висит сейчас на мне.

– Почему же, я вот припоминаю некое убийство в Эгийоне…

– Ах да. Совсем забыл.

Речь шла об одном расследовании, в ходе которого Мегрэ был вынужден арестовать в качестве убийцы бывшего судью, которого все уважали как вполне достойного члена общества.

– И все же там не было той остроты, как у нас. Завтра утром сам в этом убедишься. Очень удивлюсь, если с первым же поездом сюда не нагрянут журналисты из Парижа.

– Убийство?

– Целых два.

– Шурин Верну де Курсона?

– Ну вот, а говорил не в курсе!

– Но это все, о чем мне сообщили.

– Да, это его родственник, Робер де Курсон, чья кровь пролилась четыре дня назад. Уже одного этого происшествия хватило бы, чтобы наделать шуму. А позавчера еще одна жертва – вдова Жибон.

– Кто это?

– Ничем не примечательная личность. Старая женщина – одиночка, проживавшая в самом конце улицы Лож.

– Какая связь между двумя преступлениями?

– Оба убийства совершены одинаковым образом, видимо одним и тем же орудием.

– Револьвер?

– Нет. То, что мы называем в рапортах «тупым предметом». Куском свинцовой трубы или чем-то вроде разводного ключа.

– И все?

– Разве недостаточно?.. А теперь – молчок!

Бесшумно распахнулась дверь, и в комнату вошла, протягивая для приветствия руку, женщина маленького росточка, очень худая и одетая во все черное.

– А вот и вы, Жюль! – Сколько же лет прошло с тех пор, как его в последний раз так называли? – Сын ходил на вокзал вас встречать. Вернувшись, заявил, что вы уже не приедете, и я поднялась к себе. Вас еще не накормили?

– Он поужинал в гостинице, мама.

– Как это так?

– Он поселился в гостинице «Франция». И отказывается…

– Ни в коем случае! Я вам не позволю…

– Послушайте, мадам. Желательно, чтобы я остался в гостинице, ведь журналисты уже идут за мной косяком.

Если я приму ваше приглашение, то завтра утром, если не сегодня вечером, они приклеются к кнопке вашего звонка. Впрочем, лучше вообще не настаивать на том, что я приехал сюда по просьбе вашего сына…

В сущности именно это обстоятельство так нервировало следователя, в чем Мегрэ тут же убедился, взглянув на Шабо.

– Все равно именно это и будут утверждать!

– А я стану отрицать. Это дело, скорее даже оба разом, меня не касаются. Я никоим образом не намерен ими заниматься.

Не опасался ли Шабо, что гость начал вмешиваться в дело, к которому не имеет никакого отношения? Или же он внушил себе, что Мегрэ со своими порой несколько субъективными методами дознания мог бы поставить его в трудное положение?

Комиссар попал в Фонтэне явно в плохой момент.

– Я думаю, мама, что Мегрэ не так уж и не прав. – И затем, повернувшись к другу, добавил: – Вот видишь, речь идет совсем не о банальном расследовании. Робер де Курсон, которого убили, был известным у нас человеком и находился в более или менее родственных отношениях со всеми состоятельными семействами в округе. Его шурин Верну тоже заметный в наших краях персонаж. После первого преступления поползли кое-какие слухи. Затем, когда сгубили мадам Жабон, направленность домыслов несколько изменилась, но…

– Какие тут могут быть «но»?..

– Трудно тебе это объяснить. Дело ведет наш комиссар полиции. Человек он порядочный, город знает, хотя сам – выходец с Юга, вроде бы из Арля. Подключилась также и мобильная бригада из Пуатье. И я, наконец, со своей стороны…

Пожилая дама присела на краешек кресла, словно наносила кому-то визит, и слушала сына, как ловила бы слово проповедника во время мессы с песнопениями.

– Два убийства за три дня – это много для города с восемью тысячами жителей. Люди напуганы. Сегодня никого не встретишь на улице не только из-за дождя.

– И что думает обо всем этом местное население?

– Некоторые полагают, что мы имеем дело с безумцем.

– Кражи не зафиксированы?

– Ни в одном из случаев. И каждый раз убийца смог спокойно войти в дом, ибо жертвы его не опасались. Это ключик к расследованию. Почти единственное, что имеется на сегодня в нашем распоряжении.

– Отпечатки пальцев?

– Ни единого. Если речь идет о душевнобольном, то, вероятно, последуют и другие убийства.

– Ясно. И как лично ты расцениваешь эти события?

– Никак. Ищу. Озабочен.

– Чем?

– Пока все настолько туманно, что я даже затрудняюсь связно изложить тебе свою версию. Чувствую чудовищную ответственность, навалившуюся на мои плечи.

Он говорил это как удрученный чиновник. И сейчас перед Мегрэ сидел именно чиновник, причем местного значения – из администрации городка, и жил этот человек под гнетом страха совершить неверный шаг.

А не стал ли таким же с годами и комиссар? Из-за своего друга Мегрэ почувствовал, как стареет и он.

– А не лучше ли мне первым же поездом вернуться в Париж? В конечном счете, я завернул в Фонтэне, чтобы пожать тебе руку. Это уже свершилось. Мое присутствие здесь чревато для тебя осложнениями.

– Что ты хочешь этим сказать?

Первая реакция Шабо на предложение Мегрэ была примечательной – он отнюдь не отверг его сразу же.

– Ведь рыжий тип, как и комиссар полиции, убежден, что это ты вызвал меня на подмогу. Начнут утверждать, будто ты испугался, не знаешь, мол, как из этой передряги выпутаться, что…

– Ну уж нет… – Однако следователь протестовал против слов Мегрэ как-то вяло. – Не позволю тебе уехать. Я все-таки имею право принимать друзей, когда и как мне заблагорассудится.

– Сын прав, Жюль. А сама я думаю, что вам надо все же переехать жить в наш дом.

– Мегрэ предпочитает никак не ограничивать свободу передвижений, правда ведь?

– Да, у меня выработались определенные привычки.

– Тогда я не настаиваю.

– И тем не менее было бы предпочтительнее мне уже завтра утром отправиться восвояси.

Может быть, Шабо все же согласится? И тут раздался телефонный звонок, в этом доме и он был не обычным, а каким-то старомодным, что ли.

– Ты позволишь? – Шабо снял трубку: – Следователь Шабо у аппарата.

То, как он произносил эту фразу, было еще одним знаковым явлением для Мегрэ, но он все-таки сумел сдержать улыбку.

– Кто?.. Ах да!.. Слушаю вас, Ферон. Как? Гобийяр?

Где?.. На углу Марсова поля и улицы… Сейчас буду… Да, он здесь. Не знаю. Пусть до моего прихода ничего не трогают…

Мать посмотрела на Шабо, прижав руку к груди.

– Опять? – прошептала она.

Он кивнул:

– Гобийяр. – И объяснил Мегрэ: – Старый пьяница, известный всему Фонтэне, поскольку большую часть времени проводит с удочкой у моста. Его только что обнаружили на тротуаре мертвым.

– Убили?

– Пробит череп, как и в двух предыдущих случаях, и, похоже, тем же самым орудием.

Шабо вскочил, открыл дверь, снял с вешалки старый макинтош и потерявшую форму шляпу, надевавшуюся, по-видимому, только в дождливую погоду.

– Идешь со мной?

– Считаешь, что так надо?

– Теперь, когда уже известно, что ты в городе, начнут задавать вопросы, почему я тебя не захватил с собой.

Два преступления – это было уже много. Теперь их три, и население запаникует.

В тот момент, когда они выходили из дома, маленькая нервная ручонка ухватила Мегрэ за рукав. Старушка мамаша Шабо прошептала ему на ухо:

– Присмотрите за ним хорошенько, Жюль! Он настолько добросовестен, что теряет чувство опасности.