Текст книги "Холодный мир"

15
Эмма

Меня будит тревога. На какой-то момент я вспоминаю вчерашнее утро на МКС, когда все было по-другому: у меня была команда и…

На экране возникает сообщение:

УГРОЗА СТОЛКНОВЕНИЯ

Первые элементы нового облака обломков ударяют по обшивке капсулы со звуком, похожим на взрывы петард.

Из динамика раздается голос координатора из Годдарда.

– Наденьте шлем, командир. Мы поведем.

Стоит мне только надеть шлем, как капсулу тут же начинает дико трясти. Из-за маленького пространства меня бьет об стены, то и дело сталкивая с телом Сергея. Ослабленное тело болью отзывается на каждый удар.

Осколок, который оказывается разломанным модулем, я успеваю мельком заметить в иллюминатор. Уверена, он пролетел совсем рядом с моей капсулой, когда меня разбудили. Если бы обломок летел точно в цель, центр управления разбудил бы меня или заставил бы изменить курс. Здесь, на орбите, это будет происходить постоянно, и предсказать изменения в траектории такого поля обломков совершенно невозможно.

Лишь только стихает шум от града маленьких обломков, как следует сильнейший удар – как будто огромной кувалдой – точно в борт корабля. Я замираю и прислушиваюсь, замечая краем глаза, как мимо проплывает упаковка сухого пайка. Отличный знак – капсула не разгерметизирована.

Увидев, что на экране появилось новое сообщение, я тянусь вперед, собираясь прочитать его, но не тут-то было.

Капсула внезапно вздрагивает несколько раз подряд, так что меня начинает мотать от стены до стены, точно мышку в жестяной банке, которую играючи трясет в руке ребенок.

Схватившись за крепежные ленты на стене, я чувствую, что меня тошнит, и пытаюсь задержать дыхание, но неожиданно врезавшееся в меня тело Сергея заставляет ослабить захват. До меня доносится второй звук столкновения, еще более громкий. Ударившись о стену, я резко выдыхаю, и у меня темнеет в глазах.

Воздух, как из проколотого воздушного шарика, со свистом устремляется в возникшую пробоину, размером не более кулака. К счастью, притянутое тело Сергея затыкает ее, чем и спасает мне жизнь.

Я одна, в полной тишине неуправляемой капсулы, моргая, пытаюсь поймать ускользающее сознание.

На экране снова вспыхивают сообщения – одно за другим. Значит, коммуникаторы еще работают. Я пробую прочитать их, но перед глазами все плывет, и буквы растворяются, как чернила в сильный ливень. Черные точки становятся все больше и больше, пока не заполняют собой все вокруг.

16
Джеймс

В зале предполетного инструктажа все даже перестают есть. Раздающиеся то тут, то там хлопки папок приводят к тому, что страницы свободно вылетают из них. Все молчат, пытаясь осознать то, что только что услышали: существует и второй артефакт.

Помощники Фаулера перестают печатать и поднимают на него глаза, как и я. Команда ждет, когда я задам следующий вопрос.

Комната вокруг сужается до тех пор, пока не остаемся только я и Лоренс, обстреливающие друг друга вопросами и ответами, будто два наших мозга объединились, чтобы обмениваться информацией напрямую.

– Местонахождение?

– Десять миллионов миль за Марсом.

– Размер? Форма?

– Думаю, такой же, как и ранее обнаруженный артефакт. Или корабль, если они управляются сами по себе.

– Направление? Скорость?

– Неизвестны.

– Как вы его обнаружили? Еще один зонд?

– Наземный телескоп.

– Но как? – спросил я и тут же сам дал ответ. – Вы проследили в обратном направлении курс первого артефакта – курс Альфа.

– Да.

– Можно предположить, что точка запуска у них одна и та же.

– Вполне возможно. Второй артефакт мы называем Бета, а место их предполагаемого старта – Омега.

Очень интересно. Значит, в точке Омега должен быть корабль большего размера или какая-нибудь база. Голова гудит из-за внезапно возникших вариантов. Все стало гораздо сложнее – буквально на порядок.

Лина Фогель, IT-специалист, входящая в команду «Пакс», неожиданно откашливается, нарушая паузу:

– Я извиняюсь, но мои знания в этой области сильно ограничены. Так что немного бы контекста не помешало.

Фаулер поднимает глаза, как будто только сейчас осознав, что в комнате есть и другие люди.

– Конечно. Что вы хотите знать?

– Ох, ну… О каких расстояниях идет речь?

– Пожалуйста. – Фаулер берет чистый лист со стола. – Представьте, что этот клочок бумаги – наша звездная система с Солнцем в самом центре. Планеты и астероиды вращаются по своим орбитам в одной и той же плоскости, потому что образовались из газопылевого облака, которое, из-за сохранения момента импульса, представляло собой диск.

Лина неуверенно кивает.

– Извините, – продолжает Фаулер, – но к предстоящей миссии это не относится. Суть в том, что все планеты двигаются вокруг Солнца по определенным маршрутам или орбитам. В основном это круги, но не идеальные, конечно. Некоторые из них вытянуты более, чем другие. В то же время большинство комет вращается в другой плоскости, как, кстати, и Плутон.

Он держит листок бумаги в одной руке, а второй водит вокруг него в различных плоскостях.

– Представьте себе космос как своего рода ткань или лист бумаги, на котором лежат все планеты, луны, астероиды и другие космические объекты. – Он нажимает пальцем на листок. – Массивные объекты продавливают ткань и притягивают более мелкие к себе. Мы называем это эффектом гравитации.

В комнате раздается несколько сдавленных смешков.

– К примеру, возьмем нашу Луну. Мы считаем, что примерно через пятьдесят миллионов лет после формирования Солнечной системы планета вроде Марса столкнулась с Землей. Луна – это осколок, оставшийся после такого столкновения. У нашей планеты больше масса, диаметр составляет три целых и примерно две трети от лунного, и еще Земля в два раза плотнее. Все это вместе приводит к тому, что масса Земли больше в восемьдесят один раз. Маленькая масса Луны в первую очередь обусловливает низкую силу притяжения на ее поверхности.

Фаулер обращается к одному из ассистентов с просьбой подержать ему листок, после чего продолжает:

– Таким образом, все планеты вращаются вокруг Солнца, потому что это самый тяжелый объект нашей звездной системы. Вообще, 99,9 процента всей массы системы – это масса самого Солнца. Его диаметр больше земного в 109 раз – то есть около 864400 километров в поперечнике. Но вот чтобы удержать на месте Луну, нашей массы вполне достаточно. – Фаулер вдавливает второй палец в листок. – Луна находится в гравитационном колодце Земли и никуда в ближайшем времени не улетит. Взгляните на это таким образом, что притяжение каждой из планет Солнечной системы – это своего рода холм, на который должен взбираться объект, чтобы улететь отсюда.

Фаулер указывает на Григория, Мина и других космонавтов, инженеров и навигаторов:

– Когда мы говорим о расстояниях – а, как вы можете заметить, в розданных вам папках местоположение объекта Альфа указано во взаимосвязи с орбитами планет, – все здесь присутствующие держат в уме влияние гравитации на скорость и количество затраченной энергии, требуемой для ее достижения.

Он вдавливает палец сильнее.

– Поскольку Земля тяжелее и ее гравитация выше, требуется гораздо больше энергии для достижения первой космической скорости, чем, скажем, в случае с Луной. Мы снижаем объем необходимой энергии за счет низкой околоземной орбиты и, увеличивая скорость, используем эффект пращи для выхода из гравитационного колодца.

Фаулер сглатывает, чтобы перевести дух.

– Просто для примера – именно таким образом была бы организована экспедиция на Марс. Спланировав по времени запуск кораблей, мы бы стали преодолевать притяжение Земли поэтапно, как если бы – помните прежнюю ассоциацию? – взбирались на холм. Мы вырываемся из земной атмосферы и используем орбитальную скорость нашей планеты, чтобы запустить корабль-пращу к Марсу. Большую часть времени мы будем находиться под воздействием гравитации Земли, которая тянет нас назад, но мы используем ее, чтобы толкнуть нас вперед. Для такого маневра энергии нужно тем меньше, чем дальше мы находимся и чем слабее сила гравитации. В какой-то момент времени мы окажемся на вершине холма – точке, в которой действующее на нас земное притяжение будет равно марсианскому. Позади нас будет склон, ведущий к Земле, а впереди – такой же склон, но уже ведущий к Марсу. Когда эта точка будет пройдена, влияние марсианского притяжения значительно возрастет, и мы, если так можно выразиться, «покатимся вниз с горы» по направлению к нашей цели, соблюдая требования по расходу топлива и ускорению.

Фаулер оглядывает группу: Григорию и Мин явно скучно, Лина внимательно кивает.

– Навигаторы и инженеры понимают всю важность таких расчетов, потому что каждую минуту они должны помнить, с какой орбитальной скоростью они работают и каково гравитационное воздействие на корабль. На них оказывает большое влияние, уж если хотите, требуемая энергия.

Астрономическая шутка вызывает слабые смешки, в основном в окружении Фаулера.

– И все вышесказанное нас автоматически возвращает к двигателям – насколько мощными они должны быть и какое количество топлива нужно? Откровенно говоря, мы не знаем.

Доктор указывает на одну из ассистенток.

– Не могли бы встать вот тут? – И, обращаясь к команде, добавляет: – Эта молодая леди – Солнце.

Она улыбается, немного смущенная оказанным ей вниманием.

Аналогичным образом Фаулер расставляет четверых других ассистентов в разных частях комнаты, шагами отмеряя расстояние между ними.

– А эти ребята будут планетами. Внутренними – то есть находящимися внутри Пояса астероидов. И они все вращаются вокруг Солнца с разной скоростью и на разном расстоянии. Меркурий – в тридцати шести миллионах миль от Солнца, Венера – в тридцати миллионах от Меркурия, Земля – приблизительно в двадцати шести миллионах миль от Венеры. А Марс – в пятидесяти миллионах миль от нас в самой близкой точке орбиты.

Взяв степлер, Фаулер ставит его между ассистентами, обозначающими Землю и Венеру.

– Вот где находится Альфа. – Вытащив из кармана ручку, он кладет ее на шаг дальше Марса. – А это Бета.

– Наш план заключается в том, чтобы использовать орбитальную скорость Земли как толчок по направлению к Альфа, а затем гравитацию Венеры, чтобы подойти к нему поближе.

Лина кивает.

– Помните о том, что все планеты вращаются в одной плоскости на разных расстояниях и с разной скоростью. Меркурий делает полный оборот каждые восемьдесят восемь дней. Венера – каждые 224 дня, а Марсу требуется почти 700 дней, чтобы обернуться вокруг Солнца.

Фаулер указывает на степлер.

– Артефакт тоже вращается вокруг Солнца по снижающейся орбите, как шарик от пинбола, скатывающийся в воронку перед попаданием в трубу, – говорит он, начиная двигаться к парню, изображающему Землю. – Корабль получит толчок от орбитальной скорости нашей планеты по направлению к Альфа. В этот момент Венера еще будет далеко, но через тридцать дней она подойдет к Земле, еще через десять – достигнет кораблей, а семью днями позже пройдет мимо Альфа. Таким образом, венерианская гравитация доставит нас максимально близко к артефакту.

Дав знак ассистентам занять свои места, Фаулер возвращается к столу.

– Мы не уверены в том, какую скорость мы сможем получить от Земли, потому что не знаем, будет ли какая-либо сила воздействовать на модули по достижении ими низкой околоземной орбиты. Будут ли они атакованы таким же солнечным феноменом, как ранее МКС? Может, более сильным? Или вообще не будут? Этого мы не знаем. Так же нам неизвестно время появления точки перехода между орбитами Земли и Венеры. Оптимальное окно запуска для достижения предполагаемого места встречи двух планет закрывается в течение двадцати четырех часов. Если мы пропустим это окно – мы никогда не достигнем артефакта. Поэтому на данном этапе у нас нет достаточного количества информации, чтобы думать о том, можем ли мы добраться до артефакта Бета.

В этот момент в комнату вбегает сотрудник НАСА. Отозвав Фаулера в сторону, он что-то шепчет ему на ухо. До меня долетают только обрывки фраз.

– Облака мусора разделились… …пробоина… …повреждение тепловой защиты.

Он что-то показывает Фаулеру на ноутбуке, от чего глаза директора НАСА расширяются. Он отворачивается от человека, делает несколько шагов, закусив губу, а затем возвращается и говорит тихо и быстро, так что я с трудом могу разобрать слова.

– Мы ничего не можем сделать. По крайней мере, сейчас. Просто постарайтесь сохранить ей жизнь как можно дольше.

17
Эмма

Придя в себя, я чувствую, насколько ослаблена и разбита. В голове такой туман, как будто меня похитили, избили и бросили на обочине.

Превозмогая боль, я скольжу взглядом по терминалу, на котором уже выросла целая гора сообщений. Я пытаюсь их прочитать, но ничего не выходит – меня неумолимо клонит в сон.

Встряхнув головой и подвигав руками, я пытаюсь проснуться, ведь сон сейчас означает смерть.

КОМАНДИР МЭТЬЮС, ВЫ ТУТ?

Руки трясутся, но я все равно дотягиваюсь до стилуса, чтобы написать ответ.

Я ТУТ.

Надо перечитать ранние сообщения, пока я жду ответа. Так, они спрашивают о моем состоянии, потом сообщают о том, что капсула повреждена облаком осколков (теперь понятно, почему меня болтало, как пинбольный шарик). Потом они говорят, что берут управление на себя и что я должна держаться (поздновато).

ХОРОШО! МЫ ТУТ УЖЕ НАЧАЛИ ВОЛНОВАТЬСЯ!

ИЗВИНИТЕ, НО ТУТ ТОЖЕ СТРАШНОВАТО:)

ДАЖЕ НЕ МОГУ СЕБЕ ПРЕДСТАВИТЬ.

КАКОВ ПЛАН?

МЫ РАБОТАЕМ НАД НИМ.

КАКОВО СОСТОЯНИЕ КАПСУЛЫ?

Следует долгая пауза, перед тем как приходит ответ.

ПОВРЕЖДЕНА, НО МЫ РЕШАЕМ ПРОБЛЕМУ. НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ.

Меня ничто не волнует так, как человек, говорящий мне, чтобы я не волновалась. Хотя, на самом деле, еще больше меня волнует, когда я слышу, что капсула, в которой я нахожусь, висит в космосе в двухстах милях над поверхностью Земли и центр управления полетом – внимание! – решает проблему. При всем своем крайне небольшом опыте романтических отношений я понимаю, что решать проблемы – это то, что может эти самые отношения спасти. Однако когда тебе предстоит вход в атмосферу на скорости в семнадцать тысяч миль в час, решать проблему – не самое лучшее занятие. Это может вас убить.

Проблема в очень высокой температуре. У «Союза» снизу имеется тепловой экран. Он отделяется, сгорая и защищая капсулу при входе в атмосферу. Жар в этот момент запредельный, несколько тысяч градусов Цельсия, и этого достаточно, чтобы расплавить керамические слои обшивки. Не знаю, как это все сконструировано – думаю, довольно просто – но я уверена, что если в стенке капсулы есть дыра, то сгорю заживо.

Впрочем, это не единственный способ умереть в космосе. У меня может закончиться кислород, еда, вода и топливо. Даже если я сама еще смогу продержаться какое-то время, топливо необходимо, чтобы поддерживать капсулу на орбите и не упасть на планету.

Я открываю терминал и пишу единственную фразу, о которой сейчас могу думать.

ЧТО Я МОГУ СДЕЛАТЬ?

ПРОСТО ОТДЫХАЙТЕ, ЭММА. ВЫ СВОЮ ЧАСТЬ РАБОТЫ СДЕЛАЛИ. ТЕПЕРЬ ДАЙТЕ НАМ СДЕЛАТЬ СВОЮ.

Я должна что-то сделать, а потому решаю осмотреть дыру в обшивке, закупоренную телом Сергея. Нельзя допустить даже малейшей утечки воздуха. Возможно, все не так уж и плохо, но для того, чтобы залатать пробоину, я должна выйти в космос. Хотя какая разница, если тепловой экран поврежден. Но об этом лучше не думать; не хватало мне еще сойти тут с ума.

Чтобы занять себя (а заодно и проснуться), я дважды пересчитываю запасы еды и воды, просматриваю все три аптечки. Выглянув в иллюминатор, когда капсула проплывает над Северной Америкой, я беру стилус и начинаю писать письмо сестре. Пользоваться стилусом не очень удобно, но еще более неудобно подбирать слова. Мне так много хочется ей сказать, но в то же время о многом я должна молчать.

Центру управления:

Когда позволит время, передайте это письмо моей сестре.

Спасибо.

Дорогая Мэдисон,

На МКС случилась авария. Ничьей ошибки в этом нет, причина в необычном солнечном феномене. К несчастью, я спаслась, но моя команда – нет. Я пыталась им помочь, но…

Я вытираю выступившую слезу. Но потом все же сдаюсь и отпускаю стилус, который, словно бегущая собака, сначала до предела натягивает шнур, а потом отбрасывается назад.

Плавая внутри капсулы, я плачу и плачу, заново переживая все те эмоции, которые испытала за последние двадцать четыре часа.

Все, что у меня есть, – это время. Я заброшена на небесный остров без шанса возвращения домой, и это мое письмо – что-то вроде сообщения в бутылке для моих родственников и друзей. Нужно все сделать правильно, поэтому я стираю последнюю строчку и продолжаю:

Моя команда не спаслась. Они были хорошими людьми, лучшими (в отличие от меня).

Не грусти обо мне. Я представляла себе риск, когда отправлялась сюда. Космос был моей мечтой, и, несмотря на то что всегда знала, КАК это может закончиться, я рада, что столько времени провела внутри своей мечты.

Я хочу сказать кое о чем. Ожерелье от «Тиффани», которое мне подарила мама, отдай, пожалуйста, Аделин. Я не думаю, что мне еще придется использовать оставленные на Земле вещи. Во время грядущей Долгой Зимы они ничего не будут значить, так что не трать на них свое время. Вы с Дэвидом и детьми должны поехать в одну из обитаемых зон или спрятаться под землю, если вдруг строят такие колонии. Я понимаю, как это звучит, но ты должна довериться мне. Продай все, что можешь, и уезжай. Не оглядывайся, пожалуйста. Если я сейчас ошиблась, то ты просто начнешь все с начала, а если нет – вы не сможете иначе спастись.

Очень тебя люблю.

Эмма.

Стоит мне отправить письмо, как тут же приходит ответ.

МЫ ДОСТАВИМ ЕГО, КОМАНДИР.

У МЕНЯ ЕСТЬ ЕЩЕ ПРОСЬБА.

ГОВОРИТЕ.

МОЯ СЕСТРА – ЭТО ЕДИНСТВЕННАЯ СЕМЬЯ, КОТОРАЯ У МЕНЯ ЕСТЬ. ПРАВИТЕЛЬСТВО ДУМАЕТ О СОЗДАНИИ УБЕЖИЩА ОТ ДОЛГОЙ ЗИМЫ? ЕСЛИ ДА, ТО Я ПРОШУ ЗАРЕЗЕРВИРОВАТЬ ДЛЯ НИХ МЕСТО. ПОЛАГАЮ, ЧТО ДЛЯ МЕНЯ-ТО ЭТО МЕСТО БЫЛО, ТАК ЧТО ПЕРЕДАЙТЕ ЕГО ЕЙ.

ВЫ ГОВОРИТЕ ТАК, КАК БУДТО НЕ ВЕРНЕТЕСЬ ДОМОЙ. МЫ ВЕРНЕМ ВАС, ТОЛЬКО ДАЙТЕ НАМ ВРЕМЯ.

ДАЖЕ ЕСЛИ Я СНОВА ОКАЖУСЬ НА ТВЕРДОЙ ЗЕМЛЕ, ПУСТЬ МЕСТО ВСЕ РАВНО БУДЕТ ИХ. ПОЖАЛУЙСТА.

ВАС ПОНЯЛ. Я СООБЩУ НАВЕРХ, КАК ТОЛЬКО СМОГУ.

Отодвинувшись от экрана, я понимаю, что ради этого стоило спастись. Внезапно я чувствую, что мне стало лучше, даже несмотря на то, что я понимаю, что никогда не выйду из этой капсулы.

18
Джеймс

Фаулер поднял глаза на команду, как будто удивившись, что мы еще тут.

– Что ж, как понимаем, есть много переменных, влияющих на нашу возможность достичь артефакта Альфа. В конце концов, надо залить столько горючего, чтобы доставить на место все научное оборудование, без которого мы вообще не сможем понять, что же мы нашли.

В разговор вступает Чэндлер.

– Отлично сказано. Уверен, что мы должны сконцентрироваться именно на вопросе научной нагрузки. Как только мы с ней определимся, сможем решить, сколько провизии нужно взять на команду, а оставшийся объем уйдет под топливо и двигатели.

Все присутствующие, похоже, как и я, согласны с этим.

Чэндлер дает знак молодому человеку, стоящему в углу комнаты, – по-видимому только что защитившему диссертацию, – и тот раздает скрепленные листы членам команд и персоналу НАСА. Это список оборудования, которое Чэндлер хочет взять на корабль: от зондов и лазеров до роботизированного манипулятора для корабля. Все вместе это весит не одну тонну. Да что там – десятки тонн! Взять все это, да еще и топливо просто невозможно.

Я пробегаю глазами по листу, пока Чэндлер говорит. На середине его монолога я добираюсь до конца списка и снова задаю себе вопрос, который уже часто звучал от меня в этой комнате: можно ли сделать лучше? Ответ однозначен – да.

Как только Чэндлер заканчивает речь, я тяну руку – уже не в первый раз. Происходит небольшая заминка между ним и Фаулером по поводу того, кто должен дать мне слово.

– Список хорош, – начинаю я. – Тут есть полезные приспособления, и я думаю, что кое-что из этого мы действительно можем взять, например, роботизированную руку. Но многие из остальных позиций, я уверен, мы можем заменить.

Чэндлер со вздохом откидывается на стуле, а я тем временем продолжаю:

– Я не сторонник брать заранее изготовленные устройства, которые не были специально сделаны для нашей миссии. Например, зонды. Они, безусловно, выполнят поставленную задачу, но сколько времени это займет? Не считая того, что никакой технической поддержки у нас не будет – создатели этих зондов будут находиться в миллионах километров. Это значит, что никаких ответов на вопросы нам не дадут. Возможно, мы сами сможем разобраться, как эти зонды чинить, но только в случае, если у нас будет безграничная грузоподъемность. Это, конечно же, невозможно, и данный список увеличился бы на множество ненужных позиций.

По-моему, Фаулер понимает, к чему я клоню, а вот Чэндлер абсолютно точно – нет.

– Ну, взлет запланирован через двадцать пять часов, так что мы можем взять только то, что уже есть, а не изготавливать новое. Это лучшее, что мы можем сделать.

– Не обязательно.

– Обязательно. Мы уже закончили исследования.

– Но вы не рассмотрели альтернативные варианты.

Он смотрит на меня как хищник, изготовившийся к прыжку. Как бы он ни хотел разорвать меня на части, я не буду реагировать. Уверен, это разозлит его еще больше.

– После запуска, – продолжаю я обыденным тоном, – мы будем четыре месяца лететь до артефакта Альфа. На каждом корабле у нас есть инженер-робототехник и специалист по программному обеспечению. Если при запуске мы возьмем с собой необходимые компоненты, то сможем в полете сделать все, что нам нужно, превратив каждый корабль в роботизированную лабораторию.

– Это просто смешно! – фыркает Чэндлер.

– Таким образом, мы сможем уменьшить вес полезной нагрузки вполовину. А когда прилетим на место, у нас будут лучшие инструменты, устройство которых мы будем отлично понимать и сможем починить, в случае чего, а также перенастроить.

– Хорошая идея, – отзывается Григорий.

– Я тоже так думаю, – кивает Лина. – Я могу взять базовый код и основные библиотеки, после чего напишу требуемую программу. Никаких проблем.

Теперь Чэндлер выглядит испуганным.

– Ну… откровенно говоря… – его голос дрожит. – Слушайте, а если вы возьмете с собой не те компоненты? Или забудете какую-то деталь? – Самообладание снова вернулось к нему – сказывается опыт участия в спорах на ТВ. – И как вы нам выразительно напомнили ранее: Земля будет от нас на расстоянии двенадцати миллионов миль. Вы не сможете ни заказать недостающие части, ни получить техподдержку по имеющимся.

Чэндлер поворачивается к Фаулеру.

– Я больше не могу это слушать и подаю официальный протест против участия доктора Синклера в миссии. Он безответственный и безрассудный. И есть решение суда, отправившее его в тюрьму. – Он оглядывает остальную команду. – В предстоящей экспедиции он может нас всех убить или помешать нам изучить артефакт, что, как мне кажется, еще хуже.

Глаза всех присутствующих в комнате обращаются ко мне, а потом в пол или отворачиваются, как будто они только что увидели мальчика, которого избили на школьной площадке, и теперь ничем не могут ему помочь. Как-то так я себя и чувствую: с разбитым носом, упавшим, но непобежденным. Внутри меня закипает ярость.

Когда я начинаю говорить, то прежде всего стараюсь не кричать.

– Ваша проблема очень проста, доктор Чэндлер: вы не можете работать. Там, в космосе, мы собираемся построить все, что нам нужно, а потом, если понадобится, починить это. Вы могли бы все это сделать двенадцать лет назад, или даже десять, но с тех пор все, чем вы занимались, – это давали интервью на ТВ и распространяли проплаченные изображения. Там, куда мы направляемся, нам это не поможет.

Чэндлер встает, указывая на меня пальцем.

– Я изобретал уже тогда, когда ты просиживал штаны…

– Джентльмены, пожалуйста. – Фаулер примирительно поднимает руки и какое-то время смотрит на Чэндлера. – Доктор, НАСА никогда не отправляет в космос никого против воли.

Он указывает на дверь, которую открывает ассистент.

– Мы не будем делать этого и сейчас. Прошу за мной.

* * *

Когда дверь за Фаулером и Чэндлером закрывается, в комнате повисает тишина. Я был настолько готов к драке, что сейчас никак не могу успокоиться – руки продолжают трястись.

– Сколько будут весить требуемые вами компоненты? – невозмутимо спрашивает Григорий, потягиваясь на стуле. По его тону нельзя сказать, что сейчас что-то произошло.

– Пока не знаю, – бормочу я в ответ.

– А что вам нужно для того, чтобы точно это понимать? – он бросает на меня короткий взгляд.

– Ответы. Например, достигнув артефакта, сможем ли мы использовать некоторые из узлов нашего корабля, не лишая его возможности и дальше выполнять миссию и в конце вернуть нас домой.

– Возможно. – Он запрокидывает голову к потолку, как бы прикидывая в уме устройство корабля. – А какие части вас интересуют?

* * *

Фаулер возвращается в комнату с другим инженером-робототехником – доктором Гарри Эндрюсом. Ранее я встречался с ним на нескольких конференциях. Он умен, и, более того, он практикующий инженер. Последнее, что я о нем слышал, это что он работал на частную компанию, которая позволила ему безвылазно сидеть в лаборатории, избегая всяких совещаний и встреч. Доктор Эндрюс идеально подходит для миссии.

Его появление в комнате натолкнуло меня на мысль, что на этой базе есть много людей, подобных ему, которые ждут своего часа. Каждому из нас есть замена, по крайней мере должна быть. Если кто-то умрет до или во время старта, они должны будут быстро отправить замену, потому что времени готовить новые кадры не будет.

В подтверждение моих мыслей Фаулер представляет Гарри со словами:

– Доктор Эндрюс следил за нашим собранием и сейчас полностью в курсе происходящего. Поэтому давайте продолжим.

И совещание продолжается как ни в чем не бывало. Никаких возражений, никаких комментариев, разговором теперь управляют факты, а не взаимные нападки. Мы все понимаем, что сейчас на счету.

Как только наступает перерыв в обсуждении, я задаю вопрос, который гложет меня с самой первой минуты, как я увидел артефакт.

– Думаю, перед тем как двинуться дальше, мы должны определиться с тем, что такое этот артефакт. Раз уж мы расставили приоритеты в корабельной загрузке, то неплохо было бы сделать то же самое и с нашими теориями.

– Очевидно, именно он и вызывает Долгую Зиму, – говорит Григорий.

– Конечно, это очень вероятно, но что, если мы не правы?

Тишину нарушает голос Мин.

– Возможно, они исследователи или первооткрыватели и так же, как и мы, наблюдают за тем, что происходит, а не вызывают это.

– Да, – кивнул я. – И не могут это остановить. – Дав всем присутствующим хорошо понять мои слова, я продолжаю: – Но все может быть и по-другому.

Все неотрывно смотрят на меня.

– А что, если он был там все время? Что, если он веками дрейфовал там, пока мы не заметили его просто потому, что стали смотреть более пристально?

Гарри Эндрюс окидывает меня взглядом.

– Он достаточно мал, чтобы наши телескопы могли его заметить, особенно если он не очень подвижен. Все, что нам известно, так это то, что древняя цивилизация Венеры запустила его миллиард лет назад. Когда они исчезли, то не сочли нужным прибрать за собой.

– Исчезли или были уничтожены, – добавляет Григорий. – Но существуют и другие предположения. Помните, есть ведь и второй артефакт. Что, если они воюют друг с другом? Два воина преследуют друг друга, проносясь через систему, и мы их интересуем мало. Не больше, чем колония муравьев, обреченная на смерть, когда пересекает оживленное шоссе.

В разговор вступает Шарлотта Льюис, лингвист и археолог из Австралии, чьей задачей как раз и является первый контакт. Она откашливается и неуверенно говорит:

– Увидев изображение, я тоже сразу задумалась о том, чем может быть артефакт. Логично предполагать, что это космический корабль, но если так, то как выглядит его команда? Они гуманоиды или, может быть, насекомые? Или это такая форма жизни, которой нет аналогов на Земле? Может, артефактом управляют машины, или он сам машина, вроде зонда? А может ли артефакт быть сам по себе живым существом, чей дом – это космос. Я поискала в розданных нам документах, но ничего не нашла. НАСА вообще знает что-либо об этом?

– Нет, – отвечает Фаулер. – И я полагаю, что мы не получим ответов до тех пор, пока вы не доберетесь до артефакта. Единственное, что у нас есть, это его реакция на зонд, из которой мы можем заключить, что он обладает энергией и обращает внимание на происходящее вокруг. Мы не можем пренебрегать тем фактом, что некий феномен, уничтоживший МКС и другие спутники, имел место сразу после открытия Альфа. Так что если предположение Джеймса верно – очевидно, что артефакты сами по себе никак не связаны с Долгой Зимой – мы имеем несколько занимательных совпадений. Момент открытия артефактов – в то же время, когда наша планета страдает от необъяснимого падения солнечной радиации, – враждебный ответ на обнаружение артефакта Альфа, курсы обоих объектов, ведущие их прямиком к Солнцу… Все это позволяет с уверенностью говорить о связи артефактов с аномалией, вызвавшей Долгую Зиму. И – что более важно – мы надеемся, что так оно и есть. Потому что если мы ошибаемся, то это значит, что Земля медленно умирает, а мы совершенно не знаем почему и как ее спасти.

Он отворачивается и делает несколько шагов.

– Мы исследовали все возможности спасения человеческой расы, сделали все приготовления, но каждый из вас сейчас понимает, что если солнечная радиация продолжит снижаться, то наши шансы на спасение будут исчезать еще быстрее. На данный момент мы смотрим в будущее, где сможет спастись очень и очень маленькая группа людей. Их будет ждать мрачная, холодная и голодная жизнь. Те, кто спасутся, абсолютно точно смогут называть себя счастливчиками.

Фаулер обводит взглядом комнату, всматриваясь каждому в глаза.

– Эта миссия – наш лучший шанс. Нельзя победить без участия, поэтому мы должны предполагать, что артефакты хранят ключ к нашему будущему в том или ином его виде. – Он смотрит сначала на меня, а потом на майора Хэмпстеда. – Планируйте загрузку исходя из этих двух предположений.

Что конкретно это за возможности, Фаулер не говорит, но мы все понимаем, о чем идет речь: мы или станем друзьями, или уничтожим артефакт.

Я боюсь, что мы не сможем сделать ни того, ни другого.