Текст книги "Жена прокурора"

Глава 4

Лера

– Завтра ближе к обеду я уже буду свободна, смогу подъехать в любое время. Когда тебе будет удобно?

– В час сможете?

На два у меня запланирована встреча с арендодателем нашего помещения. Мы ей заплатили еще в первый мой приезд, но в этот раз нужно переподписать договоры и убедиться, что с юридической точки зрения все точно соблюдено. В будущем мы собираемся выкупить у нее это место под бутик, но пока что попросту не можем себе позволить такие траты. Тот бюджет, что у нас есть, уйдет на сотрудников, расходные материалы и маркетинг на первые полгода.

– Да, давай в час.

Снежана поглядывает на часы и что-то печатает в телефоне, пока я осматриваю каждый уголок квартиры. Мне безумно нравится. Здесь все обставлено по-современному, в светлых тонах. Минимум мебели, что даже к лучшему, потому что кое-что я привезу с собой. Как, например, кроватку, ходунки и обеденный столик для Миры.

– Ты осмотрись пока, мне нужно ответить, – улыбается Снежана.

Я киваю. Брожу по квартире, представляю, что и где поставлю. Меня, конечно, пугает то, что Снежана знакома с Ярославом, но так уж вышло, что его в этом городе знают все. Я думаю, стоит нам с Мирой сойти с трапа самолета, как через полчаса он будет знать, что я привезла ребенка. Раньше я думала, что это бред и никому до нас нет дела, но теперь думаю иначе. Мира очень сильно похожа на Ярика, а люди любят сплетни. Так сильно, что вряд ли пропустят эту ситуацию мимо. Я это знаю. И я собираюсь рассказать Ярославу. Если бы не собиралась – не стала бы везти сюда Миру.

Ярослав должен знать о том, что у него дочь. Я пока не представляю, как он отреагирует. Понятия не имею, что сделает, но я документально обезопасила себя и малышку. Так, как могла. Если Ярослав отреагирует неадекватно – мы просто уедем. По документам Мира – дочь Амато и гражданка Италии. Тогда я посчитала, что это правильно. Я не собиралась говорить ему с самого начала, думала, дочка и без него вырастет, но сейчас все чаще испытываю вину за то, что скрыла. Он должен был знать вне зависимости от того, как сильно мне было больно.

– Ярик, мне тут еще минут десять. Если тебя устраивает – можешь подъезжать, подпишем бумаги прямо тут, – доносится голос Снежаны.

У меня в этот момент все внутри холодеет. Я не рассчитывала, что сюда прямо сейчас приедет Ярослав. Возможно, конечно, она говорит не с Барсеневым, мало ли кто еще носит такое имя, но после их сегодняшней встречи в аэропорту я не могу быть в этом уверена.

– Тогда жду.

Я быстро закидываю сумочку на плечо и иду искать Снежану, которая как раз идет из кухни-гостиной в спальню.

– Мне нужно срочно уехать, – сообщаю ей.

– Что-то случилось?

– Нет, просто… позвонила подруга, нужно ее забрать.

– А, хорошо. Мне тоже пора.

Я хотела рассказать Снежане о том, что у меня есть ребенок. Что в квартире я буду жить не одна, а с Мирой, но сейчас на это нет времени, так что придется рассказывать обо всем завтра.

Я пулей лечу к двери. Мне кажется, Снежана не верит в мое «все в порядке», потому что смотрит обеспокоенно, а я просто не могу здесь больше оставаться. Мне нужно выйти. Я пока понятия не имею, что делать. Такси ждать минимум пять минут, за это время он может приехать, значит, нужно отойти на безопасное расстояние. Я не боюсь, что Ярослав узнает о моем возвращении, рано или поздно это произойдет. Я просто не готова встретиться с ним прямо сейчас.

Подгоняемая неведомой силой, вылетаю на улицу и с облегчением выдыхаю, когда не вижу машины Ярика.

– Ты сильно торопишься? – спрашивает Снежана. – Минут через двадцать я буду свободна и смогу тебя отвезти.

– Не нужно, я уже вызвала такси, оно должно вот-вот подъехать к шлагбауму.

Я сжимаю в руке телефон, наспех прощаюсь со Снежаной и быстро следую на выход с территории. Как только окажусь снаружи, сверну к другим домам и уже там вызову такси. Когда до шлагбаума остается каких-то пару метров, меня ослепляет свет фар. Я молниеносно разворачиваюсь спиной и приседаю, делая вид, что завязываю шнурки. Когда автомобиль проезжает, именую себя идиоткой, потому что эта машина принадлежит не Ярику. Он, конечно, мог сменить автомобиль, но сомневаюсь что красный «жук» – то, что по статусу подходит прокурору.

Когда выхожу за территорию дома и беспрепятственно пересекаю дорогу, чтобы вызвать такси, наконец выдыхаю. А стоит добраться домой, как именую себя идиоткой. Полтора года прошло с тех пор, как мы последний раз виделись, у меня теперь есть жених, а у Ярослава, как он и мечтал – карьера. Я не должна так реагировать, но сердце бьется, словно прямо сейчас пробьет грудную клетку и вылетит наружу.

Я настолько нервна и напряжена, что, когда телефон оживает трелью звонка, едва не роняю его на пол. Звонит Дани.

– Да.

– Видела квартиру?

– Да, она замечательная. Завтра договорились о встрече еще раз, но думаю, что буду подписывать документ.

– Ты сказала Снежане о Мире?

– Не успела.

– Будем надеяться, что она будет не против. Говорила, во всяком случае, так. Завтра у нас встреча, ты помнишь?

– Да. Я перед встречей поеду смотреть квартиру и сразу к вам. Встречаемся в «Пальмире»?

– Да, там. Там все деловые переговоры проводятся.

Я снова думаю о том, что вероятность встретить там Ярослава немаленькая, но тут же отбрасываю эти мысли. Наша встреча в аэропорту – чистейшая случайность. Какова вероятность того, что в городе с трехмиллионным населением я натолкнусь на главного прокурора еще раз? Ничтожно мала.

После разговора с Дани принимаю душ и, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, захожу в галерею и просматриваю фотографии Миры. На душе сразу же становится спокойно и легко. Я улыбаюсь, когда смотрю на ее счастливое личико. Она – моя отдушина, а ведь я помню, как была шокирована, узнав о беременности. Тогда я твердо решила, что не будет никакого ребенка. У меня был приличный срок, но время на аборт было, о чем мне сразу же сказали на УЗИ. Я записалась, пришла в назначенное время, но буквально слетела с кушетки. Не смогла.

Дани меня потом винила, говорила, что ребенок загубит карьеру, что Пабло выгонит меня и ее вместе со мной, что мы вернемся обратно, и я буду вынуждена прийти к Ярославу с опущенной головой снова. Конечно, ничего из этого не случилось. Пабло, конечно, грозился меня уволить и Дани сказал то же самое, говорил, что пузатые стажерки ему не нужны, но в итоге мы остались. Он перестал злиться и к концу моей беременности оттаял. Меня освободили от швейного цеха, от беготни по студии. Единственное, чем я занималась последние три месяца – дизайн.

Потом роды, поиски и найм няни на деньги, которые мне перевел Ярослав во время нашего развода. Я усердно работала, и Мира никак не повлияла на наши планы с подругой. Дани, между прочим, с первого дня, как увидела Мирославу, прониклась. Расплакалась и попросила у меня прощения, хотя я и не обижалась вовсе. Дани можно было понять, она мечтала о карьере, о собственной линии одежды, а тут я с ребенком на руках. Никто из нас не знал, что будет куда проще, чем могло показаться на первый взгляд.

В одиннадцать Амато присылает фотографию спящей Миры с подписью: «Уснула час назад. Ровно в девять, как ты и просила. У тебя все нормально? Я могу позвонить?»

Чувствую себя по-настоящему плохо, когда пишу:

«Я уже легла, засыпаю. Очень устала. Поговорим завтра, хорошо?»

От Амато приходит сухое: «Ок».

Это не хорошо. Обычно он куда более многословен, но и я другая. Сегодня чувствую себя измотанной. Физически и эмоционально размазанной огромным грузовиком в попытке перейти дорогу в неположенном месте. Ярослав мой грузовик. Тяжелый, неожиданный, жестокий. Я гоню мысли о нем. У меня жених. Живой. Из плоти и крови. Я согласилась выйти за него замуж и узаконить наши отношения, а думаю о другом.

В кровати ворочаюсь долго. Не могу уснуть, как ни стараюсь. В итоге сажусь ровно, достаю из-под подушки телефон и открываю социальные сети, находя Ингу. Я не заходила к ней полтора года. Все это время запрещала себе, чтобы не расстраиваться, и, когда открываю ее страницу, внутри меня все переворачивается, потому что там тоже ребенок. Судя по цветам – мальчик. Теперь, спустя полтора года, ее страница не пустует. Там множество фотографий, которые я зачем-то листаю. Не могу сказать, на кого похож малыш. По фото непонятно, и он маленький. Крохотный. Возможно, месяца три.

Собственная реакция сбивает с толку. Мне хочется разбить телефон, но я открываю сторис, где Инга, все такая же красивая, целует мужскую щеку. Не Ярослава. Она что-то говорит, но я совсем ее не слышу. Собственная реакция в виде необъяснимой эйфории сбивает меня с толку в который раз за день.

Я надеюсь, что это просто ностальгия. Я люблю теперь другого человека. Амато. Уверена в этом. Просто любовь к нему другая. Спокойная, тихая, я не умираю каждый раз, когда он меня обнимает, не сгораю от неудержимой страсти. Так ведь и должно быть? Я уверена, что да. Иначе у меня уже было, и ничем хорошим все это не закончилось.

Глава 5

Лера

– Ну, вот и все, – шепчу на ушко Мире. – Прилетели домой.

Я крепко-крепко прижимаю дочку к себе, целую в щеку, но Мира лишь отворачивается, что значит – она не в настроении нежничать. Я понимаю. Долгий перелет, она наверняка капризничала, а я здесь месте себе не находила.

– Как долетели? – спрашиваю у Амато, подставляя щеку для поцелуя и целуя его в ответ.

– Неплохо. Мире не понравился взлет и посадка, в остальном она была милым ребенком.

– Не плакала?

– Ты же знаешь свою дочь, – с улыбкой говорит Амато. – Конечно, плакала. Все пассажиры самолета нас возненавидели.

Я прижимаюсь лбом к его груди и тихо смеюсь. Представляю, как ему было сложно.

– Покажешь, где вы живете?

– Конечно.

Такси я вызвала заранее. За полчаса до того, как самолет сел. Там наверняка накапала приличная сумма, но я не хотела ждать потом полчаса, чтобы освободилась машина. Мы забираемся в салон. Я усаживаю малышку на руки, она счастливо улыбается. По глазкам вижу, что уставшая, но не капризничает. Видимо, на земле ей нравится гораздо больше, чем в воздухе. Мне, честно говоря, тоже. Сколько летаю, никак не могу привыкнуть и проникнуться любовью к самолетам.

– У тебя сегодня встреча с отцом? – спрашивает Амато, пока едем на квартиру.

– Да. В четыре. Останешься с Мирой еще на несколько часов?

– Не хочешь поехать вместе? Можем попросить Дани остаться с Мими.

– Тебя все равно не пропустят. В разрешении указано только мое имя.

Удивительно, что я так быстро и без особых проблем получила разрешение. Стоило только написать просьбу, как ее тут же удовлетворили. Посещение, конечно, назначили через две недели, словно у отца там целая очередь выстроилась из тех, кто ищет с ним встреч.

– Ты точно уверена, что безопасно ехать на зону в одиночку?

– Там есть охрана, Амато. Я ведь еду на встречу к отцу, а не в одну камеру с толпой насильников.

Я его понимаю, он беспокоится и не хочет отпускать меня одну, но внутрь его не пропустят. Максимум – он останется в неведении в машине, а я буду торопиться и сбиваться, зная, что где-то там, за воротами, обо мне переживает жених. Я не видела отца полтора года. В прошлый раз не решилась на встречу, но мы созванивались. Раз в несколько месяцев папа звонил мне, спрашивал, как дела.

Когда приезжаем, мне первым делом приходится кормить Миру смесью и укладывать ее спать. Она ожидаемо капризничает, нервничает. Ей не нравится купленная новая кроватка и вообще эта квартира. Она для нее чужая. Я даже думаю, что не получится поехать ни на какую встречу. Оставить Миру, когда она так плачет, я бы точно не смогла, но она неожиданно затихает, успокаивается и засыпает, а я с облегчением выдыхаю, перекладываю малышку в кроватку и выхожу к Амато.

– На эту тумбочку нужно купить силиконовый уголок, – указывает на тумбу в гостиной. – Мира пока не ходит, но, когда начнет, точно дотянется головой и поранится.

Амато раскрывает объятия, в которые я с готовностью окунаюсь. Крепко обнимаю его за шею, прислоняюсь щекой к сильной груди. Когда Амато рядом, все мои недавние мысли кажутся таким бредом. Он здесь, рядом, обнимает меня, заботится о моей дочери и любит меня. Вижу это в его взгляде. Он смотрит так, как я когда-то смотрела на Ярика. Влюбленно, с желанием, с ожиданием. Мне кажется, что, пока я не дала согласие выйти за него замуж, он не верил, что это когда-либо случится. Я долго сомневалась, думала, но когда мужчина предлагает твоей дочери свою фамилию и гражданство просто так, ни на что не надеясь, а потом еще и предлагает с ней посидеть, пока ты будешь решать свои дела, невольно думаешь, что обязана.

Согласилась я, конечно же, не поэтому. Не знаю, но в какой-то момент я поняла, что назад дороги нет. Что моя любовь к Ярославу пройдет, растворится, словно ее и не было. Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что все правильно. Яр по-прежнему сосредоточен на работе. Сильный, независимый, серьезный. Я задумалась, стоит ли ему знать о дочери. Нужно ли ему это? Но в конце концов решила, что обязана сказать. В первую очередь потому, что это будет правильно.

– Я соскучился.

Амато обнимает меня за талию, прижимает к себе, гладит округлившиеся после беременности и родов бедра.

– Я тоже соскучилась, но мне пора.

– Уверена, что справишься одна?

– Уверена.

Дорога занимает не так много времени. Наверное, мне попался таксист, который неплохо знает город, поскольку у него не возникло никаких проблем с объездом пробок. По приезде меня тщательно проверяют, забирают телефон и смотрят сумку, что я привезла, чтобы передать папе. Что-то, что кажется им подозрительным, выкладывают и запрещают проносить. В итоге я беру лишь печенье и конфеты. Колбасу с хлебом почему-то отбирают.

Комната встреч довольно убогая. Маленькая, но чистая, что не может не радовать. Я аккуратно присаживаюсь за стол и жду. Осматриваюсь, пока отца нет. Здесь стоит небольшая кровать, есть еще одна дверь, не та, через которую мы пришли. Почему-то я думаю, что сюда приходят жены и девушки осужденных, и кровать здесь стоит не просто так.

Когда за моей спиной скрипит дверь, я едва держусь, чтобы не вскочить на ноги. С трудом заставляю себя медленно подняться и обернуться. Первое, что бросается в глаза – густая щетина, покрывающая родное лицо. Дальше – бледная кожа, хмурый безжизненный взгляд и почему-то кривая усмешка.

– Ну, здравствуй, дочка. Обнимешь папу?

Я подхожу к отцу, не задумываясь. Обнимаю. От него пахнет каким-то химическим веществом. Видимо, им стирают здесь одежду.

– Так долго не появлялась, – хмыкает отец, когда садимся за стол. – Построила новую жизнь в своей Италии.

– Я…

– Да ладно, – отмахивается. – Правильно сделала. Нечего тебе тут делать, так что и вернулась ты зря. Ты же навсегда хочешь?

– Навсегда.

– Зря. У тебя ведь хорошо все было в Италии. Муж, дочка. Решила не привозить внучку знакомить с дедушкой?

От этих слов перехватывает дыхание, а в горле царапает ком.

– Ты знаешь?

– Знаю, конечно. Ты что, думала, я из-за осуждения о дочери забуду? Мне все докладывали.

Папа не обвиняет меня, но я почему-то вижу в его взгляде щепотку осуждения. Он может говорить что угодно, но его сильно задевает тот факт, что я не приезжала, хотя он сам просил этого не делать, но я и не напрашивалась, не настаивала. Нет и нет.

– А…

Я не знаю, как спросить о Барсеневе. Какова вероятность того, что он уже знает?

– Ярослав не имеет ни малейшего понятия, – хмыкает отец. – Как я тебе и говорил – ты была ему не нужна. Так, временное развлечение. Уехала, и он о тебе забыл.

– Это теперь неважно, – стараюсь говорить ровно, чтобы показать отцу – его слова ни капли меня не задевают. – Главное, что он не знает о дочке.

– Мирослава, да? – папа спрашивает, но я уверена, что он и так прекрасно знает.

– Да.

– Милая девчушка. Я видел фотографии пару месяцев назад. Совсем кроха и похожа на тебя.

– Хочешь посмотреть новые снимки? У меня есть парочка сегодняшних.

Я лезу в карман, а потом вспоминаю, что телефон у меня отобрали на входе. Идти на свидание с ним почему-то нельзя, хотя в интернете я читала, что это не запрещено, просто у каждой тюрьмы свои правила.

– Прости.

– Ничего, дочка, скоро я смогу встретиться с внучкой и даже на руках ее подержать.

– Мира маленькая, пап… Я не уверена, что приводить ее сюда – хорошая идея.

– Нет, конечно. Даже не думай о таком. Я скоро выйду отсюда. Мои адвокаты готовят доказательную базу, согласно которой меня оправдают и освободят. И очень надеюсь, что вернут все, что забрали.

– Это возможно?

– Конечно, – хмыкает отец. – Не только прокуроры в этой стране имеют власть. У меня достаточно связей, чтобы не гнить здесь десяток лет.

О том, что у отца по-прежнему есть связи, я понимаю по его внешнему виду. Он хоть и побледнел и похудел, но выглядит довольно неплохо. Я ожидала увидеть человека сломленного, раскаявшегося, а передо мной тот же сильный духом мужчина, уверенный, что у него все получится.

– Когда я выйду, Ярослав получит по заслугам, – неожиданно произносит папа.

Я вовсе не уверена, что у отца есть такие возможности, но одна мысль о том, что дедушка Миры будет мстить ее отцу, приводит в ужас.

– Не надо, пап. Если это не прекратить, ненависть в нашей семье будет лишь крепнуть. Я не хочу, чтобы Мира видела, как сильно ее дедушка ненавидит отца.

– С отцом Миры у нас будут прекрасные отношения. Ты же не собираешься рассказать Барсеневу о дочери?

Глава 6

Лера

Сердце барабанит о грудную клетку, когда я иду по холодному коридору на выход. Разговор с отцом не удался, зашел в тупик и в результате прервался в связи с моим нежеланием больше разговаривать. Я ринулась к двери и потребовала выпустить меня из комнаты для встреч.

– Девушка! – зовут явно меня, потому что в этом сыром коридоре других девушек нет. – Вы сумочку забыли.

Мужчина в униформе протягивает мне мою сумочку, которую отобрали у меня, когда я пришла.

– Спасибо.

Я быстро разворачиваюсь и через несколько минут оказываюсь на улице. Вдыхаю поглубже, вызываю такси. Какое-то время стою неподалеку от здания тюрьмы и вижу, как сюда то и дело кто-то приходит. Мужчины, женщины, девушки. Видимо, все идут на встречу так же, как и я. Надеюсь, их там по-настоящему ждут. После разговора с отцом создается впечатление, что меня не только не ждали, но и не хотели видеть.

«Ты дура, Лера! Барсеневу ничего нельзя рассказывать, как ты не понимаешь?» – слова отца всплывают в воспоминаниях, я крепче сжимаю лямки сумочки в руках и снимаю блокировку телефона, чтобы отвлечься. Смотрю на то, как движется машина в приложении такси. Скорее бы отсюда уехать. Не уверена, что решусь навестить отца еще раз.

Едва машина такси останавливается, сверяюсь с номерами и забираюсь внутрь теплого салона. Зимы здесь чуть холоднее, чем в Италии. Не так, чтобы катастрофично, но из плюс десяти в минус пять приезжать, конечно, необычно. У меня демисезонные сапожки и пальто, которое совсем не спасает от пронизывающего ветра.

– Холодно сегодня, да? – хмыкает водитель.

В Италии таксисты хоть и разговорчивые, но ненавязчивые, если у пассажира нет желания разговаривать – замолкают, хотя встречаются, конечно, и исключения.

– Да, холодно, – отвечаю из вежливости и отворачиваюсь к окну.

Лишь когда попадаю в теплый салон и растираю руки, понимаю, как сильно замерзла, пока стояла на улице, но и оставаться в сырых, пропитанных отчаянием и страхом стенах тоже не хотелось.

– Вы как-то по-легкому оделись, – продолжает говорить таксист. – Приезжая?

Даже жалею, что не сказала ему минуту назад что-то на итальянском. Он бы ничего не понял и наверняка отстал, но я совершила ошибку, за которую теперь расплачиваюсь.

– Недавно вернулась из Италии.

– На отдыхе были?

– На стажировке. Полтора года.

– Там, небось, тепло, – не без зависти говорит водитель.

Ближе к центру я часто наталкиваюсь на таксистов, которые просто подрабатывают несколько свободных часов в день, тем самым увеличивая свой месячный доход. Этот же мужчина явно работает, и я, честно говоря, не понимаю, почему он ко мне пристал.

– Тепло.

– Скучали по родному городу?

– Да, скучала. Простите, но у меня важный разговор в мессенджере, – демонстрирую ему телефон и утыкаюсь в экран, делая вид, что занята.

Радуюсь, когда мужчина замолкает, позволяя мне погрузиться в свои мысли. Они – самые разные. Я зла на отца за то, что он не понимает, как важно рассказать Ярославу правду. Зла на себя за то, что подумала, будто папе важен кто-то, кроме него самого. Ощущение, что с высоких облаков резко и больно упала на землю, но хуже, что так было всегда, а я попросту не замечала. Не понимала, что папе куда важнее собственная карьера, жизнь, деньги. Что угодно, но не дочь.

Ярослава он не видит отцом для Мирославы и намерен продолжить ему мстить, когда освободится. Я же просто хочу спокойствия. Хочу, чтобы у Миры было счастливое детство, чтобы она знала родного отца, а он – ее. Спустя несколько месяцев после ее рождения я вдруг поняла, что не имею права ее скрывать. Первым же делом я обсудила это с Амато, хотя он и говорил, что я сама вольна принимать решения относительно Миры. Единственное, что он дает – свою фамилию и гражданство. И если в будущем я передумаю, он поймет и согласится отказаться от своих прав в пользу биологического отца.

Сосредотачиваюсь на этих мыслях. На мужчине, который ждет меня дома и который поддержит меня и поймет, что бы я ни задумала. Наши с Амато отношения развивались странно. Я его отталкивала, он продолжал таскать мне вкусный кофе и звать в рестораны. Я отказывалась. Кофе не пила, потому что было нельзя, а в рестораны не ходила, чтобы не чувствовать себя обязанной. Какие, к черту, рестораны, когда я была беременной от другого?

Но после первых пары свиданий Амато было не остановить. Тогда я еще не знала, что беременна. Я вообще поздно узнала. Сильно позже того, как отдала кольцо незнакомке и навсегда запретила себе даже мечтать о продолжении с Ярославом. Мы с Амато успели сходить на три свидания. Без поцелуев, просто болтовня ни о чем. Он влюблялся, а я отвлекалась. Потом увидела на тесте две полоски и стала его отдалять.

Безуспешно, конечно. Итальянцы умеют быть настойчивыми. Иногда – слишком. Но сейчас понимаю: если бы Амато сдался сразу, не был бы сейчас рядом. Я растила бы Миру одна и наверняка здесь, потому что Ярик узнал бы сразу. Оставил бы меня в Италии? Сомневаюсь.

Амато был не единственным, кто пытался меня куда-то позвать. Мы с Дани часто выходили в свет, знакомились с новыми людьми. У нас было много мужчин, желающих провести с нами чуть больше времени, чем несколько разговоров на фуршете. Они хотели нас в личной обстановке, но ни я, ни Дани никогда не соглашались. Были бы чуточку умнее – наверняка бы отлично устроились в этой жизни. Но я была по уши влюбленной в Яра, а у Дани оказались слишком завышенные стандарты, к тому же ей не нравились итальянцы.

Когда машина тормозит, я быстро открываю дверцу и выхожу наружу, снова кутаясь в пальто. У меня онлайн оплата, так что, едва захлопываю дверь, водитель уезжает. Явно недоволен тем, что пассажирка его продинамила. Не удивлюсь, если еще и негативный отзыв мне напишет.

Пара минут на лифте, и я оказываюсь на нужном этаже, а затем и в квартире. Снежане о ребенке рассказала, когда подписывали договор. Она лишь пожала плечами. Не стала ни о чем спрашивать и сказала, что это не проблема. Почему-то ждала приезда Ярослава. Была уверена, что Снежана ему расскажет, если они общаются, но ни через день, ни через два никто не приехал. Сейчас уже не жду. Знаю, что не приедет, потому что не знает. О том, что знает и не едет, не хочу думать.

Попав в квартиру, прислушиваюсь, но ничего не слышу. Я уехала три часа назад. Мира должна была уже проснуться, но судя по всему – спит. Если бы не спала, я бы ее услышала издалека. Амато появляется в коридоре как раз тогда, когда я стаскиваю ботинки и толкаю их в сторону. Что касается обуви, я никак не могу научиться аккуратно складывать ее на полку, хотя таковая здесь имеется. У меня вечно все разбросано. Это жутко раздражало Дани, когда мы жили вместе, но ни капли не бесит Амато. Он просто аккуратно все сложил, пока меня не было. Теперь на полу коридора валяются одни мои ботинки.

– Мира еще спит?

– Да.

Я делаю резкий шаг к комнате, Амато меня перехватывает, видимо, поймав мой обеспокоенный взгляд.

– Температуры нет, только что достал градусник.

Я выдыхаю.

Когда Мира болеет, я тяжело переношу это время. Не выхожу из дома, каждую минуту провожу рядом с ней. Наверное, поэтому она болеет редко. Всего раз было, но мне хватило, чтобы от волнения сейчас едва не свалиться в обморок.

– Она просто устала от перелета, вымоталась. Пусть поспит.

– Что она будет делать ночью?

– Играть. Я посижу, не волнуйся. Пусть спит.

Я киваю. Даю Амато увести себя в гостиную и посадить на диван.

– Как прошла встреча? Ты сама не своя, сердце колотится, руки холодные.

Амато на десять лет старше, но иногда кажется, что разница между нами куда больше. Он слишком внимательный, а я так и не научилась скрывать свои чувства.

– Прошло не очень.

– Что-то случилось?

Я мотаю головой.

– Давай выпьем кофе?

– Лучше чай, уже вечереет.

– Хорошо, давай чай.

– Если что, я заказал доставку. В холодильнике есть мясо и овощи на гриле.

– Как умудрился?

– Я неплохо знаю английский. Ну и «дякую» выучил.

Я улыбаюсь, когда он почти без акцента произносит слово на моем родном языке.

– Правильно сказал?

– Правильно.

– Будешь есть?

– Нет.

На столе оказывается две чашки с дымящимся горячим чаем. Я до сих пор не могу согреться, так что почти сразу обхватываю чашку руками, тяну ее к себе. Пока не пью, потому что слишком горячо.

– Вы поссорились с отцом?

– У нас возник конфликт, – киваю. – Отец против того, чтобы я рассказывала Ярославу о Мире.

– Ты рассказала ему?

– Он, оказывается, знал. И о тебе тоже.

– Знакомиться не придется, – улыбается Амато, но на самом деле вижу в его глазах и другие чувства.

Разочарование. Не мной – моим отцом. У него с родителями прекрасные отношения. Они едва ли не каждые выходные собираются у них дома, жарят шашлыки, пьют вино, болтают. Я впервые такое увидела, и мне это безумно понравилось. Конечно, я ездила не всегда. Не потому, что Карла и Данте мне не понравились. Они прекрасные люди, сразу же меня приняли. Карла научила готовить ее фирменную пасту, а Данте сказал, что, как только Мира вырастет, соорудит ей домик на дереве, где она сможет играть. Они – замечательные, но я боялась слишком привыкнуть. У нас с Амато вроде как все серьезно, но я думала о том, что будет, если у нас не сложится. Отвыкать от одного хорошего человека сложно, а от троих?

– И что будешь делать?

– Ничего, – пожимаю плечами. – У отца нет права голоса в отношении Миры.

– А у меня? – неожиданно спрашивает Амато.

Я вскидываю удивленный взгляд, хмурюсь.

– Ты знаешь, что у тебя – да.

– Уверена, что хочешь все рассказать?

Вопрос Амато становится для меня неожиданным. Мы с ним обсуждали все. Он знал, что по возвращении я расскажу отцу Миры о том, что у него есть дочь.

– У меня нет другого выбора.

– Почему?

– Потому что мы здесь остаемся. Навсегда. Думаешь, он не поймет и не узнает?

– Это сложно. Нужно знать точный возраст Миры, к тому же можно сказать, что она родилась недоношенной. Что угодно можно придумать, было бы желание.

– Он узнает. Поймет, когда ее увидит.

Амато пожимает плечами. Сомневается. А я уверена, что Ярослав узнает сразу же. Почувствует. Даже если нет – подойдет спрашивать. И что я скажу? Совру? Я не смогу. Скрывать – одно, врать в лицо – другое.

– Ты тоже считаешь, что не стоит говорить?

– Я размышляю хладнокровно, ты – поддаешься эмоциям.

– Я не… Я долго думала, Амато. У меня было время, прежде чем мы приехали. Ярослав должен знать. Мирослава – его дочь.

– Документально – моя.

Я захлопываю рот, так ничего и не сказав. Мы никогда не спорили. Ни в отношении Миры, ни по другим темам. Наши взгляды на жизнь удивительно сходились. Мы хотели удобной счастливой жизни в компании друг друга. Мечтали, чтобы нам было о чем поговорить за бокалом вина вечером. Амато знает, что для меня важно чего-то достичь. Я знаю, что и он не будет сидеть на месте. Его текущий контракт закончится, но будет другой. Он сможет работать удаленно. Несколько раз в месяц придется летать в Италию, но это не проблема.

– Я не хочу, чтобы ты думала, что я настаиваю, – поясняет Амато. – Я лишь даю тебе инструменты для мыслей. Как думаешь, когда отец Миры узнает о ней, что-то изменится? Станет тяжелее или легче? Он захочет участвовать в ее жизни, забирать ее на выходные, возможно, проводить с ней отпуск. Ты уверена, что хочешь этого? Ты ведь не просто скажешь. Знание приведет к действиям, а действия – к непредвиденным последствиям. Просто подумай еще раз.

Я отталкиваю чашку с чаем и встаю. Мы столько раз все обсуждали, что сейчас слова Амато кажутся неправильными и чужеродными. Он был не против, чтобы Яр знал, соглашался, а теперь просит меня подумать. Куда более мягко, чем говорил отец. Дурой не называет, но расставляет все предметы по местам в правильном порядке так, что именно ею я себя и ощущаю.