Текст книги "Адепт"

Глава VI

Самарин смерил внимательным взглядом стоящего на вытяжку офицера: капитан Плевша, независимый жандармский корпус. Summa summarum – тайная полиция. Синий служебный мундир, боевые награды, блестящие, как зеркало, сапоги, в хорошем состоянии, хотя часто используемая, кобура и сабля на боку. Нельзя было не заметить, что жандарм придерживает шашку не совсем правильным хватом, словно был готов достать ее за долю секунды. Похоже, адъютант шефа варшавской тайной полиции не ограничивается сидением за рабочим столом.

– Вольно! – кинул он сухо. – Чего желает от меня тайная полиция? – спросил полковник, указывая гостю на стул.

Легкая улыбка промелькнула на узком, красивом лице жандарма, офицер прекрасно знал, что он и его коллеги не особо популярны у военных.

– Это из области ваших интересов, полковник. Вероятно, – добавил он с почти незаметным колебанием. – Прошу. – Он положил на стол тонкую картонную папку.

Самарин развязал тесемки. Внутри находилось несколько фотографий и медицинская экспертиза. На снимках была обнаженная женщина. А точнее, тело женщины. На ее животе вырезана пятиконечная звезда и напоминающие иероглифы знаки.

– Где голова?

– Вероятно, ее забрал убийца.

Капитан вытащил из кармана и подал Самарину еще одну фотографию.

– Портретный снимок жертвы, – пояснил он. – Получил в последний момент, потому его еще нет в папке.

– Почему тайная полиция интересуется этим преступлением? Вы подозреваете, что мотив мог быть… оккультным?

– Не только поэтому. Убита ученица Александрийско-Мариинского института благородных девиц.

Полковник нахмурил брови. Этот тип заведений принимал в основном учениц из высшего света. Исключения были немногочисленны и строго в рамках правил. И ничего удивительного – девушек готовили к роли жен для наивысших чинов Империи.

– Это кто-то известный?

– Дочь генерала Драгунова…

Самарин выругался под нос. Генерал-лейтенант Драгунов был командующим пятнадцатым армейским корпусом, одного из пяти корпусов, дислоцированных на территории Варшавского военного округа. Удивительно, что сам Драгунов еще не ломился в его двери.

– Генерал на учениях, – ответил на незаданный вопрос Плевша. – Еще ничего не знает. Мы отправили ему телеграмму, и это вопрос нескольких часов.

– Понимаю, что ваше начальство хотело произвести на генерала положительное впечатление. Дать ему понять, что делается все, что в их силах, включая привлечение моей скромной персоны?

– И это тоже, – признался жандарм. – Однако речь не идет исключительно о подстраховке. Мы не знаем точно, не можем знать на этом этапе расследования, но, возможно, это дело как-то связано с анклавом. А в этой области вы слывете экспертом.

Самарин поднял снимок, на обратной стороне была записана фамилия фотографа и адрес ателье: Медовая, 1.

– Мауриций Пуш, – прочитал он вслух. – Кто он такой?

– Фотограф. Довольно известный, – проинформировал капитан. – Почти все институтки делают у него фотографии. Сентиментальные красотки, – буркнул под нос.

Самарин тяжело вздохнул, не зная, была ли дочь генерала Драгунова сентиментальной, хотя точно заслуживала звание красотки. Темные, бездонные глаза, алебастровая кожа, прямой, деликатный носик и задорная улыбка заинтересовали бы любого мужчину. А сейчас ее труп находился в каком-то больничном морге. Без головы…

– Я могу оставить эту фотографию? – спросил он.

– Я хотел бы сделать копии, – немного смущенно сказал Плевша. – Этот Пуш точно сохранил клише. Это последняя фотография Веры Драгуновой, девушка сделала ее две недели назад. Родители точно захотят…

– Понимаю, – прервал его Самарин. – В таком случае прошу завтра сделать несколько копий.

– Слушаюсь! – подорвался с места капитан.

– Ну, ну, без гимнастики. Что вы про это думаете? Про всё это дело в целом, – конкретизировал Самарин. – Предполагаю, что у тайной полиции уже есть подозрения?

– Ну… ничего конкретного.

– А все-таки? – настаивал Самарин.

Ходят слуги про новую магическую гильдию. Незарегистрированную гильдию.

– Не все любят платить налоги, – заметил полковник.

– Это так, но именно с этой гильдией что-то не так.

– Что именно?

– Говорят, что эти маги не слишком привередливые, если речь заходит о выборе… методов. Для них важны только результаты. Ну и название. Amici Mortis.

– Друзья Смерти?

– Именно так и называются, – быстро подтвердил Плевша.

– Вам известны какие-нибудь фамилии или адреса?

– Ничего. Это глубоко законспирированная группа. Естественно, существуют определенные процедуры, и рано или поздно мы выйдем на их след. К сожалению, на это нужно время. Поэтому мое начальство было бы благодарно, если бы вы занялись этим делом. Возможно, тогда родителям Веры хватило бы терпения на дольше…

Самарин посмотрел на собеседника, тот явно что-то недоговаривал.

– Родителям?

– Жена генерала лично знакома с царицей, – неохотно объяснил жандарм. – Если она ей пожалуется – полетят головы. И это ничем не поможет следствию. Варшава – это самое важное подразделение после Петербурга и Москвы, а с учетом проблем, которые создают поляки, тут работают лучшие следователи Империи.

– Что вы предлагаете?

– Преступление произошло за пределами Института, но, так или иначе, нужно расспросить девиц и персонал. Думаю, что хорошо было бы это сделать параллельно. Некоторые, кто очень боится, расскажет нам больше, чем вам, а с другой стороны, мы понимаем, что не всем нравится работа тайной полиции. Возможно, они выкажут вам большее доверие, как офицеру Конвоя…

– Это разумное предложение, – после недолгого размышления признал Самарин. – Остается один вопрос: что я буду с этого иметь?

Плевша с раздражением засопел, и его рука непроизвольно потянулась к карману мундира.

– Прошу, не стесняйтесь, – с добродушной улыбкой подначивал его полковник.

Жандарм вытащил серебряный портсигар и предложил его красноречивым жестом. Самарин отказался.

– Я так понимаю, что вы имеете в виду не финансовое вознаграждение? – спросил Плевша обреченно.

– Блестящая дедукция! – похвалил его полковник.

– Тогда что?

– Будете должны мне услугу.

– Мы?

– Вы, тайная полиция. У меня довольно-таки широкие полномочия, но я знаю, сколько времени может занять перепалка между ведомствами. Я помогу вам, если смогу рассчитывать на взаимность.

– Согласен! – ответил жандарм, не задумываясь. – В таком случае предлагаю сразу же отправиться в Институт.

Самарин подошел к окну: со двора неслись крики унтер-офицеров, проводивших на плацу муштру, нигде не было видно Матушкина, хотя он должен был доложить еще час назад. Полковник выругался, отсутствие подчиненного настораживало, в Конвое служили только лучшие из лучших. Что-то случилось. Принимая во внимание то, что Матушкин должен был присматривать за Рудницким, выводы напрашивались сами.

Полковник стиснул зубы и поднял трубку телефона.

– Дежурный? Немедленно отправьте патруль к дому Олафа Арнольдовича Рудницкого, адрес в дежурной книге. Проверьте все госпитали и морги. Сразу доложить мне. Сейчас я еду в Александрийско-Мариинский институт, позднее вернусь в казармы.

– Какие-то проблемы? – отозвался Плевша. – Может, помочь?

– Спасибо, – буркнул Самарин. – Не нужно. По крайней мере, пока. Идемте, – сказал он, взяв саблю.

* * *

Здание Института не выделялось ничем особенным, среднего размера двухэтажное здание с крышей над входом, окруженное невысокой металлической оградой. Казалось бы, обычная школа. Внутри также не было никаких излишеств: спальни для нескольких десятков человек, заставленные простыми металлическими кроватями, ненамного лучше, чем в военных казармах. Возле каждой кровати стоял небольшой шкафчик. Старшие девочки располагались в немного меньших помещениях, дополнительно меблированных столами. Видимо, дирекция учреждения не намерена баловать учениц.

В здании было полно полицейских и агентов тайной полиции. Раздающийся время от времени полный возмущений визг говорил о том, что институткам не нравилось это вторжение. Так же, как и учителям, которые быстро шмыгали по коридорам и выглядели очень обеспокоенными.

– Ревизия, – пояснил Плевша, заметив вопросительный взгляд Самарина. – Девушки боятся, что раскроются их девичьи секреты…

Полковник улыбнулся: в такой тип учреждений принимались девочки только из хороших семей, и воспитывали их в духе верности государству и будущему мужу. Кроме того, все институтки подчинялись железной, почти военной дисциплине. Какие у них могли быть секреты? Нелегально пронести в школу сладости?

– Господин капитан! Господин капитан! – В коридоре появился явно взволнованный вахмистр в жандармском мундире. – Директриса не хочет пускать нас в библиотеку!

– Похоже, мне придется кое-что объяснить руководству, – заметил Плевша. – Они еще ни о чем не знают, – продолжил он тихо.

– Конечно, – позволил Самарин.

Полковник неспешно возвращался в вестибюль. Центральную часть холла украшали портреты царской семьи и благотворителей института, на полу стояли цветы в горшках. «Все школы одинаковые», – подумал он, вспоминая кадетский корпус. Неожиданно перед глазами встали лица друзей, он вернулся в памяти к юношеским мечтам и шалостям. Сколько ж лет прошло?

– Вспоминаете школьные времена?

Самарин молниеносно повернулся, положив руку на рукоять сабли. Несмотря на стройную и ладную фигурку и очаровательные, серые, словно облачное небо, глаза, незнакомка представляла холодный, не вызывающий доверия тип красоты. Однако в ней было что-то, что привлекало мужчин. Платье в темных, приглушенных тонах – ученицы носили белые фартучки – свидетельствовало о том, что она принадлежала к персоналу.

– Извините, не хотела вас напугать.

– Это я прошу прощения. Полковник Самарин, – представился он с легким поклоном.

– Анна Островская. Вы из тайной полиции?

– Что вы! Собственный Его Императорского Величества Конвой.

– Я могу вас кое о чем попросить? Как офицера и джентльмена?

Самарин слегка приподнял брови: на так заданный вопрос можно было ответить только единственным способом, но его собеседница не создавала впечатления особы, использующей такие уловки. Хотя точно знала, на какие кнопочки нажать. Застывшие в напряжении черты лица Островской говорили о ее нервозности и безвыходности.

– Слушаю, – ответил он коротко.

– Вы могли бы это спрятать? – спросила она, закусив губу.

Лишь сейчас он заметил, что она держит в руках небольшой, завернутый в серую бумагу пакет.

– Вы – учительница?

– Да, – нетерпеливо ответила она.

– И что там?

– Я прошу вас…

– Я не школьник, которому можно польстить, обращаясь к его мужскому тщеславию. – Он холодно оборвал ее. – Тайная полиция тут не случайно, убита одна из ваших учениц. Поэтому я спрашиваю еще раз: что в этом пакете?

– Убита? Это невозможно! Все девочки на месте. Нет только Нины Трошченко и Веры Драгуновой, но они у родителей. Наш извозчик отвез одну и второю по домам. Мы не позволяем девочкам ходить по улицам без присмотра!

Выражение лица полковника сказало ей больше, чем слова. Женщина побледнела, прижав руки ко рту.

– Которая… кто из них? – едва слышно прошептала она.

– Вера.

Она уронила пакет, тяжело опершись на руку Самарина.

– Верочка… Невозможно. Это не может быть правдой! – с отчаянием воскликнула она.

Самарин поднял пакет и завел учительницу в ближайшую комнату. Карты на стенах указывали на то, что это был кабинет географии. Офицер подвинул женщине стул, а сам развернул пакет. Внутри были книги. «Деяния польского народа» Станислава Смолки в двух томах. Почему сударыня Островская хотела спрятать эти учебники от полиции?

– Что с Верой? – спросила она, затаив дыхание.

– К сожалению, идет расследование и я не могу говорить на эту тему. Эти книжки – это какой-то шифр? Вы принадлежите к большевикам, а может, вы – анархистка?

Островская гневно уставилась на него, хотя была все еще бледной, но медленно приходила в себя.

– Это книги по истории, ничего больше! Но их содержание наверняка заинтересует ваших коллег, – добавила она со злостью.

– Вы же преподаете тут историю Польши. Официально.

– Конечно, – признала она. – Но это история Польши в российской обработке. Часть наших воспитанниц – польки, и я считаю, они вправе знать историю с польской точки зрения.

– Понимаю…

– Вы выдадите меня жандармам?

– Ну, если вы не собираетесь взрывать школу или читать Маркса под подушкой…

– Не хочу, чтобы у вас из-за меня были проблемы, – быстро сказала она.

– Вы боитесь проблем на работе?

– Конечно, если все откроется, директриса должна будет меня уволить.

Она снова прикрыла рот руками, с трудом справляясь с тошнотой.

– Вера… – пробормотала она. – Я… нехорошо себя чувствую.

– Идемте. – Он протянул ей руку. – Вам не помешает глоток свежего воздуха.

Она послушно подала ему руку и позволила вывести из класса. Возле выхода Самарин забрал свою шинель и накинул ей на плечи.

– Вы замерзнете, – сказала она.

– Переживу. – Он пожал плечами. – Не так и холодно. Я когда-то служил в Архангельске, вот там были морозы. Бывало, в мае температура опускалась ниже нуля.

– Вы пытаетесь меня очаровать или специально отвлекаете от…

– Скорее первое, – ответил он, разыгрывая возмущение. – Мы, солдаты, не слишком чуткие.

Она оценила шутку усталой улыбкой, беспомощно покачав головой.

– Я знакома с матерью Веры. Я должна ей сказать. Я… была ее воспитательницей.

– Тайная полиция уже отправила телеграмму генералу Драгунову, – сказал он. – Думаю, еще сегодня капитан Плевша или сам начальник полиции посетит мать девушки. Вы не должны брать на себя эту неприятную обязанность.

– Должна. Я думаю, Августа Николаевна предпочла бы услышать эту новость от меня, чем из уст какого-то чиновника, который даже не знал ее дочери.

Самарин одобрительно кашлянул: в голосе учительницы зазвучала сталь.

– В таком случае рад служить вам извозчиком. Можем поехать прямо сейчас, – предложил он.

– Тайная полиция запретила покидать школу.

– Это мелочи. – Самарин махнул рукой. – Улажу все с капитаном. Подождите меня здесь.

Полковник быстрым шагом поднялся на второй этаж и без стука зашел в кабинет директрисы. Как он и надеялся, жандарм был там. После быстрого знакомства, когда Плевша представил Самарина директрисе, он вытащил его в коридор.

– Каковы результаты ревизии? – спросил полковник.

– Ничего необычного, – скривился жандарм. – В шкафчике одной ученицы, польки, нашли нелегальный учебник по истории. Ну и некоторые девушки прятали эротические повести и множество любовных писем от разных учеников, в том числе и юнкеров Виленской военной школы.

– А что с этими повестями?

– Тоже ничего особенного, никаких оккультных мотивов или извращенных тем. Это какое-то старье начала прошлого века: в женскую школу приезжает ловелас и предлагает невинным ученицам какао. В те времена, кажется, этот напиток считался афродизиаком. Ну а потом началась оргия, полная «спазматических стонов и диких вздыханий», – процитировал он. – Подозреваю, что это литература невысокого полета, даже для своего жанра.

– И что вы хотите сделать с тем учебником?

– А я знаю? Я не занимаюсь такой мелочью, и сомневаюсь, чтобы София Домбровская представляла угрозу для Империи, но все равно нужно передать дело соответствующему управлению.

– Лучше это не афишировать. Поскольку заведем себе врагов среди студентов и персонала.

– У вас есть предложение?

– Да, заберу эту книгу и отдам учительнице, которая распространяет здесь такую литературу. Возможно, благодаря этому завоюю ее доверие и узнаю то, чего институтки не расскажут вашим людям.

– Откуда вы знаете, что она этим занимается? Та учительница?

– Она попросила меня спрятать две такие же книги.

– И кто эта предприимчивая особа?

– Это Анна Островская, воспитательница Веры Драгуновой.

– Хорошо, – согласился жандарм. – Может получиться. Сейчас принесу вам учебник.

– Мы сейчас поедем в резиденцию Драгуновых, она хочет сама проинформировать о трагедии жену генерала.

– Понимаю… Это хорошая идея. Я не очень хорошо себя чувствую в таких ситуациях, и мне придется допросить Драгуновых. Лучше, чтобы кто-то заранее предупредил мать Веры.

* * *

Хотя сударыня Островская притворялась, что дремлет, Самарин знал, что женщина наблюдает за ним из-под полуприкрытых век. Монотонный стук колес поезда действовал успокаивающе. Раньше они заехали на квартиру учительницы, чтобы избавиться от компрометирующих книг, после чего полковник приказал кучеру отправляться на вокзал. Резиденция Драгуновых находилась в Отвоцке.

Анна Островская… Плевша проинформировал Самарина, что учительница является дочерью мелкого шляхтича, недавно ей исполнилось двадцать восемь лет, и у нее нет ни мужа, ни жениха. Не то чтобы ему нужна была эта последняя информация. Самарин, правда, рассчитывал на благодарность учительницы, однако скорее в деле, связанном с расследованием. Другое дело, что барышня Островская не похожа на девушку для развлечения. Она также не выглядела тронутой учтивостью офицера и ограничилась банальным «спасибо».

– Вы пойдете со мной? – неожиданно спросила она.

– Конечно, я тоже должен поговорить с мадам Драгуновой.

– Зачем?

– Я провожу расследование вместе с тайной полицией.

– А, ну да, – произнесла она с горечью. – Генерал – важная фигура. Если бы было иначе, занимался бы этим какой-нибудь полицейский.

Самарин демонстративно зевнул и закрыл глаза.

– Вы всегда уходите от ответов на неприятные вопросы? – кинула она со злостью.

– Только тогда, когда разговариваю с женщиной и искренний ответ был бы для нее оскорбительным, – холодно ответил офицер. – И это был скорее комментарий, а не вопрос.

– Пожалуйста, не стесняйтесь, я не мимоза. – Она повысила голос.

Самарин тяжело вздохнул: они были в купе только вдвоем, и, видимо, Островская решила воспользоваться ситуацией.

– Правда могу?

– Правда!

– Я даже не знаю, с чего начать, ваши предположения такие абсурдные…

– Я жду аргументов, не оскорблений.

– Ну хорошо, начнем с того полицейского: убийствами всегда занимается полицейский более высокого ранга и с опытом. Хотя бы потому, что если убийцу не схватят, то он снова может напасть. Тайная полиция присоединяется в том случае, когда способ совершения преступления предполагает, что преступник или преступники могут быть чрезвычайно опасными. Так что, если бы убитая девушка была скромной… ну, не знаю… служанкой, расследование проводилось бы точно так же, а может, и эффективней.

– Эффективней?

– Конечно, поскольку родители жертвы не могли бы пожаловаться императрице, – грубым тоном объяснил Самарин. – И еще одно: я не уполномочен говорить с вами о деталях, но именно это расследование является чрезвычайно опасным. И не вы подставляете шею, а только я и работники тайной полиции, которых вы так презираете, чтобы защитить остальных учениц, в том числе и польских…

Она дернулась, словно ее ударили по лицу, но через мгновение упрямо поджала губы.

– Вы в сговоре с тем жандармом! – взорвалась она. – Вы считаете, что я не догадалась, чего вы хотели добиться?! Я должна стать вашим информатором взамен за помощь с теми учебниками. Вы правда думали, что я поверю в ваше бескорыстие?

– Конечно, я в сговоре с капитаном, – нетерпеливо рявкнул Самарин. – А как иначе мы могли бы помочь вам избежать наказания? Мы оба являемся лояльными подданными Его Величества. Уже этот факт делает нас сообщниками. Что до всего остального, то это полнейшая ерунда. Нам не нужен информатор в институте, а только тот, кто поможет в расследовании. Я хотел только, чтобы вы поговорили со мной, отойдя от стереотипа мерзкого «москаля». Поскольку малейшее промедление в передаче важной для расследования информации может привести к следующей жертве.

– И конечно, распространение нелегальной литературы совсем не беспокоит лояльных подданных Его Величества, – сыронизировала она.

– Не очень, – признался полковник.

– И откуда такое снисхождение?

– Это не снисхождение, только фактическая оценка ситуации, – исправил россиянин. – Несколько институток узнают, что были времена, когда русские цари преклоняли колени перед польским королем… Да ради бога! – Он пожал плечами. – Вы, наверное, не задумывались, кому рассказываете это?

– Не понимаю?

– Воспитанниц подобных школ готовят в жены высокопоставленным чиновникам, правда? Родители этих девочек приняли решение, что их дочери свяжут свою судьбу с людьми, которые будут управлять Империей, и все ученицы прекрасно об этом знают. Вы действительно считаете, что из-за нескольких книг они пойдут против семьи и утратят свой шанс на прекрасное будущее? Да вы шутите!

В этот раз учительница молчала дольше, хотя выражение ее лица говорило о том, что аргументы Самарина ей решительно не понравились.

– Возможно, вы немного правы, – неохотно признала она.

– Не «немного» и не «возможно». А сейчас к делу: что вы скрыли от тайной полиции?

– Я ответила на все вопросы капитана Плевши, – ответила она уклончиво.

– Анна…

– …Петровна, – спокойно произнесла она.

– Не надо играть со мной в кошки-мышки, Анна Петровна! Вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

– Мне правда ничего не приходит в голову, – заверила она. – Вера была очень спокойной девочкой. Некоторые ученицы создавали проблемы, а она – никогда.

– Она интересовалась оккультизмом?

– Откуда?! Иногда девочки от безделья придумывали разные чудачества: пытались ворожить, вызывать духов, но Вера никогда ни в чем таком не участвовала.

– Она кому-нибудь симпатизировала?

– Да, я не знаю фамилии этого мальчика, знаю только, что его зовут Коля. То есть Николай. Учится в корпусе гардемаринов в Петербурге. Она несколько раз мне о нем рассказывала.

– Что-то экстравагантное? Что-то, что могло бы подвергнуть ее опасности?

– К сожалению, я не припоминаю ничего такого. Самый рискованный поступок Веры – забрать пирожное с тарелки Татьяны Романовой.

– Правда?

– Ну, в школе царит распространенное мнение, что лучше не вставать между едой и Романовой. Так или иначе, это не тот уровень угрозы.

Мимолетная улыбка абсолютно изменила лицо учительницы, ее черты смягчились, на щеках появились ямочки.

Самарин поблагодарил Островскую кивком, потом выглянул в окно.

– Подъезжаем, – проинформировал он.

– Я бы хотела, чтобы это уже закончилось, – сказала она, нервно заламывая руки. – Возьмем дрожки и…

– Это не белый танец, – сказал полковник с наигранной серьезностью. – Тут веду я. Сначала заглянем в закусочную. Я проголодался.

– А я нет! – гневно воскликнула она.

– Ну что ж, будете меня сопровождать, нельзя есть самому, – сказал он, открывая двери купе.

Она прожгла его взглядом, но воздержалась от комментария. Вероятно, пришла к выводу, что учитель престижной школы не может устраивать скандал на публике.

Вокзал в Отвоцке, двухэтажное здание с башней с часами, не впечатлял своими размерами, но был в хорошем состоянии. На перроне были в основном военные. Привислинская железная дорога имела стратегическое значение и соединяла много важных центров Империи, позволяя быстро транспортировать войска, технику и боеприпасы.

* * *

Самарин просмотрел меню и недовольно покачал головой.

– Понимаю, что железнодорожная столовая не может подавать блюда, как в ресторане, а Отвоцк – это не Варшава или Петербург, однако такое убогое предложение взывает к мести небес. Вот, посмотрите, – обратился он к учительнице. – Только восемь супов на выбор и пять видов майонеза. Хозяину должно быть стыдно!

Молодой худенький официант побледнел и нервно поправил «бабочку».

– Уверю вас, что все наши блюда приготовлены опытным шеф-поваром из продуктов высшего качества, – страстно заверил он. – Ваше высокоблагородие, соизволите…

– Нет, нет! – перебил его Самарин. – Сами выберите. Если все у вас такое чудесное, это не будет проблемой. Обед из трех блюд для меня и дамы, а еще десерт.

– Слушаюсь!

Официант исчез, как по мановению волшебной палочки. На лице Анны Островской возмущение боролось с весельем.

– И что это за цирк? – спросила она. – Вы не могли просто заказать? А может, вы не любите официантов-поляков? Вы же обратили внимание на акцент этого парня?

– Видно, что вам не приходилось обедать в незнакомых закусочных, – ответил с ухмылкой Самарин.

– А к чему это сейчас?

– Я не доверяю ни одному официанту, независимо от национальности. На самом деле все они принимают участие в общемировом заговоре, имеющем цель накормить клиентов блюдами подозрительного качества. Особенно это касается приезжих. Вы даже себе не представляете, с чем можно столкнуться в таких местах. Сейчас, по крайней мере, мы уверены, что они не подадут нам гуляш, сделанный из вчерашних котлет…

– Так это потому…

– Да, этот официант знает, что первой, а что второй свежести. Я, к сожалению, нет.

Учительница героическим усилием воли сдержала смех.

– Вы перепугали того парня, – упрекнула она.

– Выживет, – равнодушно отмахнулся Самарин. – Возможно, благодаря этому и мы переживем обед.

Дальнейший разговор прервало появление персонала. Двое официантов несли заставленные посудой подносы под наблюдением тучного пожилого мужчины, скорее всего хозяина заведения.

– Московская солянка, шатобриан с бернским соусом, осетрина на гриле, спаржа с маслом и зеленый салат, как добавка к основному блюду, на десерт шарлотка с яблоками, – отрапортовал дрожащим голосом молодой официант. – Если желаете алкоголь…

– Спасибо, – решительно оборвал его Самарин. – Тут не из чего выбирать. Три сорта водки и четыре вина? И к этому «кавказский коньяк» и аллаш[7]7
  Аллаш – традиционный в Германии алкогольный напиток, настоянный на тмине.


[Закрыть]? Вы издеваетесь?

– Есть еще пиво, – несмело вмешался молодой официант.

– О да! Целых три сорта!

Парень посмотрел на босса, у полковника сложилось впечатление, что они поняли друг друга без слов.

– Есть еще ноябрёвка, – шепотом сообщил хозяин. – Из частных запасов шеф-повара.

– Это уже что-то, – сказал приятно удивленный Самарин. – Два бокала, пожалуйста.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие!

– Я не пью крепкие напитки! – запротестовала учительница. – Я правильно понимаю, речь идет не о лимонаде?

– Это обязательно нужно попробовать. Будете рассказывать внукам, что пили ноябрьскую водку.

– Это какой-то особенный сорт?

– В определенном смысле, но сначала поешьте, пока не остыло, расскажу после обеда.

– Великолепный! – признала Островская, пробуя суп.

– Ничего необычного, но сойдет, – сказал полковник.

– Так что с этой водкой? Почему она называется «ноябрёвка»?

– Предупреждаю сразу, история, связанная с появлением этого алкогольного напитка, может вам не понравиться. Название связано с…

Возле столика как из-под земли вырос молодой официант, осторожно поставил два бокала, наполненных до краев.

– Спасибо, – сказал Самарин, видя, что поляк не уходит.

– Прошу прощения, я не должен вмешиваться в разговор, – краснея, произнес парень. – Иногда забываю, что гостей не интересует мое мнение.

– Ты никогда не должен извиняться за то, что выступаешь в чью-то защиту, – на польском ответил полковник. – Ну и, если бы не ты, мы бы не выпили ноябрёвки. Это, наверное, семейное сокровище?

– Да, у шеф-повара есть две бутылки…

– Спасибо за информацию, но мы не воспользуемся ситуацией.

Молодой человек неуклюже поклонился и с явным облегчением на лице ушел на кухню.

– Это было мило, – заметила учительница. – Возвращаясь к водке…

– В тысяча восемьсот тридцатом вспыхнул бунт… О, простите! Ноябрьское восстание. Когда наши войска победили… повстанцев, некоторым аристократам пришла идея отпраздновать победу специальной выпивкой. Они приказали своим винокурням изготовить несколько видов алкоголя, в том числе и водку. Юсуповы, Куракины, Шереметевы, Разумовские… Управляющие мануфактурами мастера выбрали идеально спелую рожь, полученный из нее алкоголь многократно дистиллировали и фильтровали, не заботясь о затратах, остальной процесс – это тайна отдельных винокурен. Учитывая обстоятельства, этот напиток назвали ноябрёвкой. Очень быстро он стал легендой, и сегодня его редко можно встретить. Гурманы платят за него огромные деньги.

– А откуда такой напиток в железнодорожной закусочной?

– Без понятия и предпочитаю не спрашивать. А то еще окажется, что его забрали у какого-то русского офицера во время последнего польского… восстания.

Самарин рассмеялся, видя гневный взгляд учительницы.

– Что вас так развеселило?

– Я бы не хотел говорить…

– А все-таки?

– Ваш аппетит. Принимая во внимание то, что вы сказали ранее, я ощущаю определенный когнитивный диссонанс, – послушно пояснил он.

Анна Островская смущенно посмотрела на пустые тарелки: она незаметно доела суп, съела бифштекс и сейчас приступила к осетру.

– Я не думала, что в такой ситуации смогу проглотить хотя бы кусочек, – признала она, закрывая лицо ладонями. – Я никогда так много не ем. Я…

– Не переживайте, – уже серьезно сказал Самарин. – Это нервы. Сегодня утром вы испытали шок, а сейчас нас ждет визит к родителям Веры. Психическое напряжение истощает так же, как и физические нагрузки. Такой аппетит – это нормальная реакция организма.

– Наверное, я уже больше ничего не съем. Перехотелось.

– Понимаю, однако, попробуйте ноябрёвку.

– Я должна пить водку, произведенную для празднования поражения?

– Вы очень бледная, это медицинская рекомендация, – серьезно сказал Самарин.

Учительница с неохотой взяла бокал, осторожно попробовала напиток, после чего выпила его двумя большими глотками.

– Странно, – сказала она. – Совсем не чувствуется, что это алкоголь.

Самарин выпил свою водку и прикрыл глаза от удовольствия.

– Она такая, – согласился он. – По крайней мере, сначала.

Он поднял руку, привлекая внимание официанта, заплатил по счету, оставив щедрые чаевые. Через мгновение он подхватил зашатавшуюся учительницу.

– Извините, в голове закружилось, а ведь я выпила совсем чуть-чуть. Она правда такая крепкая?

– Конечно. Еще немного, и вы не смогли бы сами стоять. Я говорил: ноябрёвка – это легенда.

– Но мы должны выразить свои соболезнования! Мы не можем показаться в таком виде в доме Драгуновых!

– Успокойтесь, скоро все пройдет. А у Драгуновых нам понадобится любая поддержка, – заверил он с хмурым выражением лица.

– Вам когда-нибудь приходилось разговаривать с родителями подчиненных солдат?

– Бывало, – ответил он тоном, который не способствовал продолжению разговора. – Идемте! Чем быстрей уладим это дело, тем лучше.

* * *

Августа Николаевна Драгунова сердечно поздоровалась с Островской и, хотя было заметно ее удивление присутствием Самарина, она не высказала ни малейшего беспокойства касательно цели их визита. Вероятно, она не переживала за дочь.

Мать убитой ученицы была красивой сорокалетней женщиной со статной фигурой. Густые черные волосы и радостная, слегка озорная улыбка добавляли ей очарования. Богатое убранство дома говорило о благосостоянии, однако хозяйка приняла их в простом домашнем платье и лично разлила чай. В ней не было ни тени претенциозности, ни характерной для аристократов холодности.