Текст книги "Из коридора в коридор или секрет маленькой Амалии"

Супер-лазер

– Просим, милости просим, товарищ генерал, присаживайтесь – засуетились стюардессы.

– Спасибо, я на минутку. Вы продолжайте – пейте, веселитесь, я ненадолго украду молодого человека – тут генерал повернулся ко мне – но сначала выпьем за встречу и за милых дам! – он поднял стакан – не возражаете?

– Сделайте одолжение.

– Тогда, уделите мне минутку вашего драгоценного времени, господин «экзистенционалист», – генерал похлопал меня по плечу и глазами показал – мол, все, пора – я правильно произнес?

Я поднялся, выпил – экзистенциалист вообще-то, впрочем, не суть.

– Прошу, проходите, пожалуйста – генерал любезно пропустил меня вперед – я в курсе за Камю, и Шестова читал, давненько, правда, это было…

Первый салон напоминал мягкий вагон. Собственно, все было как в мягком: коридор, купе, диваны… Только купешек было не десять, а всего три. Мы зашли, генерал сел на один диван, мне указал на другой, – аккурат, напротив.

– Что угодно-с, Камю для разогреву, а может, капельку Абсента?

– Я бы предпочел Армянский, три звезды

– Молодец, уважаю! – генерал нажал на кнопку – Жанна, душенька, дай нам Армянского с лимончиком. Да, еще пачку Мальборы.

Через минуту появилась Жанна – вся накрахмаленная, сияющая, свеженькая.

– Пожалуйста, коньячок, я сразу в графинчик налила, как вы любите, лимончик порезала, орешки, сигареты…

– Спасибо, милая! Чтоб я без тебя делал. Ух, смотри мне, проказница – генерал шутливо похлопал стюардессу – скинуть бы годков двадцать пять…

– Вы, я вижу, – обратился ко мне генерал – не очень удивлены происходящим. Это похвально. Но, позвольте полюбопытствовать, отчего?

– Пожалуйста. Собственно, – чему прикажете удивляться? Меня никто ни о чем не спрашивает, берут как чемодан, куда-то несут, везут, открывают, закрывают – вещам удивляться не положено, вот я и наслаждаюсь.

– Вам не интересно, куда Вас везут, зачем, почему именно Вас?

– Если бы от меня что-нибудь зависело, а главное, – если бы я эту зависимость сознавал, ощущал связь с великой задачей, гордился бы этим доверием, – то да, конечно, было бы интересно. А так… сейчас мы пьем коньяк, а через пять минут меня поставят лицом к стене, отберут исподнее, что-нибудь еще сотворят на благо родины.

– Ну, зачем так. Вас ведь вежливо пригласили, по всей форме.

– Под конвоем-то… Ладно, спасибо за приглашение, хоть выпью доброго коньячку с вежливым товарищем генералом.

Мой собеседник широко улыбнулся – Спасибо за комплимент. Вы не стесняйтесь – пейте, закусывайте, а я меж тем доведу некоторые подробности.

Я кивнул, налил и приготовился слушать.

– Все просто. Нам нужен супер-лазер, самый мощный в мире, и мы хотим, чтобы Вы поучаствовали в его создании

– И все?

– Почти. Лазер этот особенный. Подробности здесь – тут генерал вынул из портфеля черную папку и помахал ею – Успеете ознакомиться. Мы знаем, что ваша группа умеет мощность вытягивать.

– О, госпадя, делов-то. Сделали бы свою громадину, позвали бы, налили – мы бы вытянули вам вашу мощность.

– Не все так просто, уважаемый. Знаете, Вы пока полистайте материал, ознакомьтесь. Есть правда одно но – генерал сделал паузу – никто, даже ваши коллеги, не должен знать того, что здесь написано. Когда вас доставят на объект, каждый получит свое отдельное спецзадание. Однако… руководство настояло, чтобы я Вас ознакомил с этим – он протянул мне папку.

Через каких-то полчаса я закрыл последний лист. Генерал все это время терпеливо сидел напротив, курил и прихлебывал коньячок.

– Вопросов нет?

– Нет.

– Совсем нет?

– Совсем нет.

– А Вы внимательно со всем ознакомились?

– Весьма внимательно.

– И поняли, что Вас ждет?

– Понял.

– И нет ни одного вопроса?

– Я же сказал «все понял». Поэтому… какие уж тут вопросы, спасибо за коньяк

– Ну, хорошо. Скажите, мне просто интересно – Вам наплевать на свою жизнь?

– Нет, отнюдь, ни в коем случае.

– Не понимаю.

– Чего?

– Ну, при таких обстоятельствах, люди обычно пугаются, начинают нервничать, требовать, протестовать, отказываться.

– И… что дальше с людьми происходит? Вы возвращаете их, куда – домой, на рабочее место, в театр или может, прямо в Гагры?

– Нет, конечно. Сами понимаете, вернуть мы никого не можем.

– Тогда чего вы от меня хотите?

– Понять хочу, что вы за человек.

– Зачем, ну, вам-то это зачем? Мы же материал расходный, задачу решим и… поминай, как звали, – под списание попадаем.

– Даже не знаю, считайте, что я Вам симпатизирую, что Вы мне не безразличны…

– Послушайте, генерал, давайте просто допьем коньяк и разбежимся по своим коридорам. Вы с докладом, наверх, я со своим архиважным заданием – вниз, в подвал. Вы будете решать задачи войны и мира, судьбы родины и ее светлого будущего, а я – как поднять мощность дурацкого лазера и не сдохнуть, раньше, чем вы из него пальнете.

– Вы, по-моему, так и не поняли всей грандиозности замысла.

– Да мне плевать на грандиозность, а замысел вполне очевиден.

– Вы безразличны к судьбам страны, планеты?

– А Вы? Если не сможете ответить нормально, лучше не отвечать.

– Я нет. Для меня Родина не пустой звук. Знаете, сколько войн прошел – четыре.

– Для Вас, генерал, «человеки» пустой звук, для меня – «родина», зато коньяк нам нравится одинаковый. По первому пункту у нас неустранимые расхождения, а по второму полное согласие. Подеремся, поцелуемся?

– Я читал Ваши работы в области лазерной термоупругости, впечатляет.

– Не могу похвастаться тем же. Вы видно по секретным изданиям шли?

– Нет, я больше по командирской части. Ладно, надеюсь, мы друг друга поняли.

– Благодарю за оказанный прием, товарищ генерал. Приложу все силы, постараюсь оправдать высокое доверие, живота не пожалею…

– Гм. Смешно. На посошок?

– Как прикажете.

…Внимание, через 20—25 минут наш самолет совершит посадку в аэропорту номер ноль. Просьба всем пассажирам занять свои места, привести спинки кресел в горизонтальное положение и пристегнуть ремни, приятного полета…

Жизнь налаживается

Следующая пара дней ушла на хлопоты.

Во-первых, переселились из самолета в общежитие семейного типа, – получили четырехкомнатную квартиру на троих. Удобно. Дежурить договорились по очереди, раз в три дня. Дежурный должен был встать пораньше, включить чайник, разбудить остальных, прибрать вчерашние следы, вынести бутылки, расставить возле мусоропровода, вытряхнуть пепельницы, протереть стол, – короче, марафет. Ну, и закуп «слатенького» тоже ложился на него. Хлеб, масло, колбаса, сыр, консервы, томаты – весь изысканный набор.

Меня назначили начальником группы НК, дали отдельный закуток в ангаре №31. Вадю и Сяву приписали туда же. Мы должны были осуществлять контроль оптических и опто-электрических элементов супер-лазера, селектировать их – создавать оптимальные наборы, искать дефекты и прочее. Но главное, сосредоточить усилия на доработке параметров, обеспечивающих максимальную мощность генерации и разрушительную силу в одном, отдельно взятом импульсе.

В третьих, нас прикрепили к столовке, надо сказать, вполне приличной.

Далее оказалось, что в гражданской части объекта есть ресторан «Северное сияние», коктейль-бар «Спортивный», кафе «Аэлита», пельменная «Рябинка» и пивбар «На труда». Еще пара продмагов, универсам, кинотеатр «Знамя», Дом культуры строителей и Комбинат бытового обслуживания. А еще Парк культуры и отдыха имени Клары Цеткин.

Высокое начальство жило в спецрайоне, и, как нам сказали, некоторые даже в отдельных коттеджах. Остальные проживали в «хрущевках» и «брежневках» семейного типа.

Пропускной режим, казавшийся поначалу бесконечным и безнадежным, перестал замечаться день на третий

– Ваш пропуск!

– Привет, Семеныч, как жизнь?

– Эх, разве это жизнь. Вчера посидели, голова никакая.

– Так ты это… в обед к нам подбеги, полечим.

– Парни, я отдам, ей-богу отдам, выручайте…

Вадя кайфовал не по-деццки. Спирт – этот наиважнейший продукт жизнедеятельности– имелся в неограниченном количестве. Конечно, только для тех, кто умеет из пары инструкций отжать 320 литров годовых. Он был назначен «материально ответственным» нашей группы и тут же подал по всей форме заявку на получение спирта…

Сперва заявку рассматривала Марина Николаевна из первого отдела

– Зачем Вам столько спирта?

– Для работы.

– Не несите чепухи, я не девочка!

– Марина Николаевна, я не буду приводить все безобразные выкладки, Вы их знаете не хуже меня. Скажу правду, можно?

– Можно.

– Вадик – он гений!

– И…

– Из обыкновенного дестиллятора делает такую машинку – двойной перегонки, потом фильтры грубой и тонкой очистки, немного лимонного сока…

– Хм, и как?

– Приходите сегодня на «попробовать» Это, доложу я вам, «весчь», посильнее Фауста будет.

– Давайте заявку.

Потом была Инесса Федоровна из ПЭО

– Что-о-о-о?

– Инесса Федоровна, Марина Николаевна подписала

– Знаю, она звонила уже. Не знаю, что вы ей наплели…

– Инесса Федоровна, Вы стихи любите?

– Ну… допустим, люблю. При чем здесь стихи?

– Мы собираемся кружок поэзии организовать при ДК.

– Да ладно, что, правда?

– Как на духу. Мы же не шабашники. Помните… и дольше века длится день…

– Слушайте, если я вам столько спирта выпишу, вы не то, что стихи, забудете, как маму мамой называть.

– Что в имени тебе моем… Инесса Федоровна, неужели вы думаете, что это все нам. А дни рождения, праздники, новый год? Мы-ж о коллективе!

– Ладно, убедил, давай.

Далее ее визировала бухгалтерия

– К кому можно с заявкой?

– Идите к Алене.

– Алена, здрассьте.

– Давайте!

– Прошу.

– Не многовато?

– Алена, милая, это капля от необходимого. Буквально от всего отказались!

– Да, а где вас поселили?

– Корпус два для семейников, третий этаж

– Может и приду, если позовете…

– Для вас всегда открыта в школе дверь

И, только после всего этого, заявка вместе со мной прибыла в ОМТС

– Вам чего?

– Спирту!

– Заявку давайте!

– Вот…

– Сколько, сколько!!!!!

– Десять процентов ваших!

– Будем знакомы, меня зовут Анатолий Полич. Нам такие, как воздух нужны. Если че, звони сразу мне. Вижу, – вы люди серьезные, грамотные. Поставлю-ка я вашу заявочку в первоочередные. Так, счаз и штампик выправим.

За короткое время мы оказались при деньгах, относительно неплохом трехразовом питании, талонах, спирте и жилье. Чудеса, вот он – социализм в его ведущих тенденциях. Сява совершил ряд мужских подвигов с работницами кухни, комбината бытового обслуживания и даже одной дамой из бухгалтерии. Жизнь постепенно разворачивалась лицом к усталым путникам.

Квятковский

Через пару недель мы собрали три стенда, прогнали на них несколько сот образцов, отобрали самые чистые, из которых смонтировали первый твердотельный каскад. Мощность пошла вверх. Нам придали еще двух электронщиков Васю и Валеру. Они были как две капли старки – малопьющие, одного роста, одной упитанности и увлекались одним и тем же – изготовлением игровых компьютеров. Последнее увлечение давало неплохую прибавку, поскольку их компы-игрушки пользовались спросом. Но дело ребята знали.

Постепенно в нашей курилке начали появляться физики, а затем и лирики. Курнуть разок-другой, трепануться за науки, спирта занять или погонять в игрушки. Чудной народ – говорил Сява – формулы чертят на раз-два, а пить по-человечески не умеют.

Вадя, как и предполагалось, собрал двойной перегонный куб – сосуд скорби и печали, а так же установку тонкой очистки. Источник жизни получил высший бал и международное признание. В других уголках люди тоже не сиднем сидели, но наш куб и Вадина рецептура были вне конкуренции. Он гнал виртуозно, гнал, никого не допуская до прибора, только своими руками. Сява утверждал, что работая, мастер произносит заклинания, шепчет, делает таинственные пасы, чертит пентаграммы и вообще, что-то тут от нечистого.

В конце концов, народ потребовал праздника:«Ребята, вы тут уже почти месяц, где вступительный взнос, где новоселье, нехорошо»

И правда, негоже было так долго томить научную общественность, и мы разослали приглашения на ближайшую пятницу.

Стол ломился от яств. Колбаса «Любительская», плавленный сыр «Дружба», фрикадельки в томате, селедка «Иваси», соленые огурцы бочковые, бычки в собственном соку, кабачковая икра. Украшением стола был «столетний арманьяк» из куба скорби.

Научсоты прибывали и до, и после назначенного часа. Короче, после третьей все признали, что до нашего приезда на объекте не было никакой цивилизации, а уж теперь заживем…

Постепенно народ разогрелся, пришли соседи, коридор заполнился курящими, люди разбились на группки. Кто– то доказывал теорему Ферма, кто-то рисовал черные ящики, теоретики спорили с экспериментаторами. Сява нашел еще пару жарких женщин и гитару, а Вадя без запинки воспроизводил Хайдеггера и Сартра в присутствии одной дамы из лаборатории обработки металлов давлением.

Я вышел на воздух. Плевать на колючую проволоку, на режим, на совок – жизнь прекрасна и удивительна. В самых, казалось бы, неуютных обстоятельствах, когда вокруг секретность, казенщина, профессиональный патриотизм, проявлялось нечто такое, что не имело отношения к системе, холодной и горячей войнам, «личным делам» и подпискам о неразглашении. Что-то такое, что сразу и непосредственно трогало душу.

Где и как скрывалось это «нечто» – в уголках губ, смешках, понимающих взглядах, вздохах, шуточках, поворотах головы, – но «оно» точно присутствовало, – позволяло дышать, думать, смеяться и грустить. Когда вдруг, нечаянно, из-под костюма, статуса, должности или формы проглядывало человеческое, – смешливое, возвышенное или трагическое, – когда люди на секунду-другую отпускали погулять свой страх, тогда за колючей проволокой вопреки всем законам вставало солнце, слышался звук морских волн и дул свежий ветер свободы.

– Гуляем, воздухом дышим? – пока я размышлял кто-то присел на скамейку

– Ага, вдыхаю и курю по-полной.

– Квятковский, будем знакомы – и человек протянул мне руку.

– Очень приятно – ответил я и представился.

– У вас гуляют?

– У нас, милости прошу, есть кое-какие деликатесы.

– Не откажусь, но, если позволите чуть после. Вы мощность тянете?

– Тянем.

– А нелинейные преобразователи, когда ставить будете?

– Не знаю, когда проектировщики отмашку дадут.

– Лавинный эффект просчитали?

– Давно.

– Как бороться собираетесь с пробоем, куда девать избыток накачки, ведь КПД преобразования не превысит пятнадцати процентов, даже теоретически.

– Ой, давайте сегодня просто повеселимся, ладно?

– Значит, Вы меня поняли…

Я-то сразу его понял, но продолжать тему не мог никак. Черная папка, проклятая черная папка – там было решение этой проблемы. Как я мог ему сказать, что при том самом, одном – единственном выстреле, который надо произвести, избыток накачки снесет все и вся – и тебя, и меня, и его.

– Мне кажется, что в проекте предусмотрен ряд эффективных мер, позволяющих не только поглотить непреобразованную часть, но и направить эту энергию на последующую генерацию

– Действительно, – сказал Квятковский – чего это мы свободное время тратим на приращение общественно необходимого продукта. Это как-то не по-марксистки. Что у Вас за коньяк?

– Двойной перегонки на лимонных корочках и скорлупках.

– Сказка, музыка сфер! Вперед, мой драгоценный друг, может, мы еще успеем спеть до отбоя Варшавянку.

Я шел и думал: что это – проверка на вшивость или брожение умов. Конечная сборка засекречена, и само место сборки тоже. Более того, засекречено все, касаемо конфигурации схемы, количества каскадов и, самое главное, реального источника накачки. Мы пока работаем с мини-моделями, а на мини-моделях предусмотрен механизм защиты, слив избытков. Поэтому, анализ модели не может показать отсутствие механизма поглощения на реальном образце.

Значит, товарищ Квятковский это предположил. Интересно, на каком-таком основании. Просто прикинул сброс энергии на обычном лазере и умножил на отношение мощностей. Так, что получил… Стоп, величина внушительная, но не очень страшная. Он еще сказал – нелинейные преобразователи плюс лавинный эффект. Полагает, что при каскадной схеме с использованием нелинейных преобразователей возможно не арифметическое увеличение мощности, а геометрическое.

Так-так-так, прикинем, ага, – тогда нужно умножить не на 10, а на десять в степени… Оба-на, все так просто – при лавинном преобразовании потребуется энергия атомной бомбы. Ай, молодца, ай, умница. И где-ж ее взять…

– Вы что кончали, Квятковский?

– Физфак в семьдесят шестом.

– Ясно, кто читал нелинейку?

– Зельд.

– Повезло

– Как сказать.

В этот момент мы вошли в нашу обитель. Боже, как я люблю спонтанные праздники, но еще больше – званные ужины. Особенно, когда уходит весь этот официоз.

Солитоны

Праздник органично перешел в интимную фазу. Нет, не подумайте, что в интимно-физиологическую, ни Боже мой. Интим – это разговор по душам, тихое пение под гитару, стихи на балконе, сигаретка на двоих. Квятковский вписался сразу – после первого глотка задружил с Вадей, они вместе выпили, прихватили даму с давлением, и ушли по-английски… на кухню – петь расстрельные.

Сява пытался учить какого-то физика наслаждаться глотком неразведенного – Ты, главное, не боись, пожжет и перестанет. Ощути его в процессе прохождения, не дрыгай горлом, не напрягай кишку, расслабься. Дай ему влиться в себя…

Ко мне подошла стройных форм Ирина. Она работала на ИВЦ, а вот кем именно…

– Я смотрю, Вы все молчите, скучаете…

– Боже упаси, молча наслаждаюсь торжеством момента

– Какого, если не секрет

– Ну, слава богу, у нас мощность пошла на поправку, раз. Вроде бы вписались в коллектив, два…

– Третье будет?

– Только компот. Третье – это ощущение тишины, прохлады, ночи

– Уже теплее

– Мы тут обещали кружок любителей поэзии создать

– И стоя на стуле читать Симонова?

– Что-то в этом духе, скорее Маяковского – стихи о заграничном паспорте

– Сами не балуетесь?

– Балуемся, но стихов не пишем.

– Отчего-ж, у вас бы получилось

– Боюсь, что после первых строк, меня принудительно зачислят в Союз совесских писателей, вышлют в Переделкино и, под страхом санкций, предусмотренных статьей 58.10 УК РСФСР, потребуют внести изменения в гимн. А этого я себе позволить никак не могу, – святое.

– Ну-ну…

– Ирина, не воздать ли нам поэтам Пушкинской поры?

– С удовольствием!

Мы чокнулись. Откуда ни возьмись, появился Вадя.

– Пойдем, ты должен это видеть.

– Составите нам компанию? – обернулся я к Ирине

– Составлю, более того, никуда Вас от себя не отпущу.

Вадя вывел нас в коридор, затем на лестничную клетку, сказал – тссс, и поманил за собой. Мы спустились несколько ступеней вниз и замерли. Пролетом ниже незнакомый мне человек читал стихи и, что самое удивительное, читал хорошо, сдержанно, твердо, прочувствовано:

 
…Светить Светило
Будет так же
На Земле, не для всех родной…
Как было,
И останется всё,
Башмаками других бродяг.
Будет затоптан
Жалкий след мой
Зарывайте меня хоть как!
А на что мне хороший гроб-то?
Смастерит мне хороший гроб.
Гробовщик толковый
…Может быть,
И что-ж такого?
Да, умру я!
На заплёванный шар земной!
 

– Мишаня, кто это написал?

– Рубцов, Николай.

– Сильно, давай еще.

– Не, на сухую никак, надо бы увлажнить гортань и связки.

– Тогда, милости просим к нам – Вадя обнял декламатора и повлек.

Мы расселись вокруг стола

– Разрешите представиться, Михаил Бойко, страшно ненаучный сотрудник.

– Очень приятно! – все представились по очереди.

– Теперь, когда верительные грамоты вручены и все реверансы сделаны, мы можем перейти на «ты»? – Миша улыбался – Верите, слово «ВЫ» меня пугает и вгоняет в прострацию.

– Тогда, взвесимся на брудершафт!

– Поддерживаю.

Вадя выдернул из-под Сявы гитару, взял пару сочных аккордов, но петь, пока не торопился.

– Ребята! – Миша сиял – Приятно встретить просто человека, а уж людей, причем таких веселых и молодых, вдвойне.

– Чему уделяешь рабочее время? – спросил я его.

– А, так, глупостям разным.

– Секретным?

– Брось, какая секретность, проклятым солитонам.

В комнату вернулся Квятковский.

– Ба, Михаллованыч! И Вас прибило к острову свободы?

– Квят, привет, дорогой. Ясное дело, пришел поддержать молодежь.

– Ирина, – теперь Квятковский сосредоточился на даме – Вы, пожалуйста, будьте осторожней. Мишка, он сердцеед известный. То, се, стихи, цветы, цунами – опасность там, где хорошо.

– Кто бы уж напугал по-настоящему. Все хорохорятся, как до дела, так пшик… сразу работы невпроворот, начальство, установка, стрельбы.

– Вадя, давай, родной, нашу-расстрельную.

И Вадя, надо отдать ему должное, даванул в тему.

«… Виноградную косточку в теплую землю зарою,

И лозу поцелую и спелые гроздья сорву,

И друзей созову, на любовь свое сердце настрою.

А иначе зачем на земле этой вечной живу?

Собирайтесь-ка гости мои на мое угощенье,

Говорите мне прямо в глаза чем пред вами слыву,

Царь небесный пошлет мне прощение за прегрешенья.

А иначе зачем на земле этой вечной живу?»

Два нелинейщика за один вечер – это, я вам доложу…