Текст книги "Десять негритят / And Then There Were None"

II

Когда в девять утра ударил гонг к завтраку, никто уже не спал; все ждали.

Генерал Макартур и судья мерили шагами террасу, обмениваясь отрывочными замечаниями о политической ситуации.

Вера Клейторн и Филипп Ломбард поднялись на верхнюю точку острова. Там они обнаружили Уильяма Генри Блора, который стоял и смотрел в сторону берега.

– Моторки пока не видно, – сказал он. – Я уже давно жду.

– Девон – настоящее сонное царство, – с улыбкой заметила Вера. – Здесь никто никуда не торопится.

Филипп Ломбард смотрел в другую сторону, на море. Вдруг он спросил:

– Как вам погода?

Бросив взгляд на небо, Блор заметил:

– Да ничего вроде.

Ломбард сложил губы, точно собираясь свистнуть, и произнес:

– К вечеру поднимется ветер.

– Сильный? – уточнил Блор.

Снизу загудел гонг.

– Завтрак? – сказал Филипп. – Что ж, кстати.

Пока они спускались по крутому склону, Блор задумчиво сказал Ломбарду:

– Я все никак в толк не возьму – зачем он покончил с собой, тот парень? Всю ночь о нем думал.

Вера шла впереди. Ломбард замедлил шаг и спросил:

– А у вас есть другая теория?

– Для теории нужны доказательства. Мотив хотя бы. Он вроде был богат…

Из гостиной вышла на террасу Эмили Брент и отрывисто спросила:

– Лодка идет?

– Нет пока, – сказала Вера.

Они пошли завтракать. На буфете стояло огромное блюдо вареных яиц, бекон, чайник и кофейник.

Роджерс придержал дверь, пропуская их внутрь, потом запер ее снаружи.

– Мне кажется, этот человек болен, – сказала Эмили Брент.

Доктор Армстронг, стоя у окна, кашлянул:

– Сегодня утром нам придется закрыть глаза на некоторые недочеты. Роджерсу пришлось одному собирать завтрак. Миссис Роджерс… не смогла.

Так же отрывисто, как раньше о лодке, Эмили Брент спросила:

– Что с ней?

– Давайте завтракать, – весело ответил Армстронг. – Яйца стынут. Потом обсудим.

Намек был понят. Гости наполнили тарелки, налили себе кофе и чай и приступили к трапезе.

Об острове за завтраком не говорили. Эта тема была общим табу. Болтали обо всем понемножку. О новостях из-за границы, о событиях в спорте, о последнем появлении лохнесского чудовища.

Наконец тарелки опустели, и доктор Армстронг, подавшись назад вместе со стулом, важно кашлянул и начал:

– Я решил, что будет лучше сначала дать всем позавтракать, а уж потом сообщить печальную новость. Миссис Роджерс скончалась сегодня во сне.

Последовали возгласы изумления и испуга.

– Какой ужас! – воскликнула Вера. – Две смерти на острове за одни сутки!

Судья Уоргрейв, прищурившись, ясным негромким голосом произнес:

– Гм… очень любопытно… Какова же причина смерти?

Армстронг пожал плечами.

– Трудно сказать наверняка.

– Нужно делать вскрытие?

– По крайней мере, сертификат о смерти я бы подписывать не стал. Не имею понятия, как обстояли у нее дела со здоровьем.

– Она производила впечатление очень нервной, – заметила Вера. – А вчера к тому же пережила такой шок… Возможно, сердечная недостаточность?

Доктор Армстронг сухо ответил:

– Да, биться ее сердце перестало, это точно. Но вот по какой причине?

Тут Эмили Брент вставила свое слово. От него всех присутствующих точно холодом обдало.

– Совесть! – сказала она.

Армстронг обернулся к ней.

– Что вы имеете в виду, мисс Брент?

Та, решительно поджав губы, ответила:

– Вы ведь все слышали. Их с мужем обвинили в намеренном доведении до смерти бывшей хозяйки – пожилой леди.

– И вы полагаете…

– Я считаю, что так оно и было, – отрезала мисс Брент. – Вы же видели ее вчера вечером. Она до того напугалась, что потеряла сознание. Стоило ткнуть ее носом в ее же собственную скверну, и она не выдержала. Буквально умерла от страха.

Доктор Армстронг с сомнением покачал головой:

– Это возможная теория. Однако ее нельзя принимать безоговорочно, не имея никаких сведений о состоянии здоровья покойной. Если имела место слабость сердечной мышцы…

Эмили Брент тихо сказала:

– Можете считать это вмешательством Господа, если предпочитаете.

Все были в шоке.

– Ну, это уж вы далеко хватили, мисс Брент, – смущенно возразил мистер Блор.

Женщина смотрела на них сияющими глазами. Ее голова была торжествующе поднята.

– Вы считаете невозможным, чтобы десница Господня покарала грешника? – провозгласила она. – Я – нет!

Судья, поглаживая подбородок, не без иронии произнес:

– Моя дорогая леди, опыт общения с преступниками подсказывает мне, что провидение обычно предоставляет преследование и наказание последних нам, смертным, – причем процесс нередко бывает сопряжен с немалыми трудностями. Правосудие не знает легких путей.

Эмили Брент пожала плечами.

– А что она ела и пила вчера вечером после того, как ушла наверх? – вдруг спросил Блор.

– Ничего, – ответил Армстронг.

– Совсем ничего? Чашку чая? Или хотя бы стакан воды? Держу пари, уж чаю-то она наверняка выпила. Такие, как она, без чашечки на ночь не обходятся.

– Роджерс уверяет, что она ничего не ела и не пила.

– А, – отозвался Блор. – Еще бы ему не уверять!

Он сказал это настолько многозначительно, что доктор против воли посмотрел на него с вниманием.

– Так вот, значит, какая у вас мысль? – прищурился Ломбард.

– А почему нет? – напористо ответил Блор. – Мы все вчера слышали обвинение. Чистое сумасшествие, разумеется! Хотя как посмотреть… Допустим, что это правда: Роджерс и его миссис уходили-таки старушку. Что это нам дает? А то, что много лет они жили себе спокойно…

Его перебила Вера. Тихим голосом она сказала:

– Не думаю, чтобы миссис Роджерс когда-нибудь чувствовала себя спокойно.

Блора ее вмешательство только вывело из себя. Он метнул на нее сердитый взгляд, яснее всяких слов говоривший: «Женщина, чего еще от нее ждать».

– Может быть, – продолжил бывший сыщик. – И все-таки до поры до времени ничего им не угрожало – как вдруг вчера вечером неизвестный псих взял да и выдал их маленькую тайну. И что же произошло тогда? А то, что женщина не выдержала. Она практически выдала себя. Помните, как ее муженек висел над ней вчера, точно коршун над цыпленком, пока она приходила в себя после обморока? Супружеская преданность тут ни при чем, могу поклясться! Он сам был как кошка на горячих кирпичах. До смерти боялся, как бы она не проболталась… Вот вам и ситуация! Они совершили убийство, которое сошло им с рук. Пока никто не начал докапываться до сути. А тогда – десять к одному, что женщина расколется и провалит все дело. У нее духу не хватит стоять на своем до конца. А значит, она представляет опасность для мужа. Он-то в порядке – будет лгать хоть до второго пришествия и глазом не моргнет; но в ней у него нет уверенности! А ведь если она выдаст, то его шея в большой опасности! Вот он и подмешивает ей в чай самую малость чего-нибудь, и она умолкает навсегда.

– Рядом с ее кроватью не было чашки – и стакана тоже не было, – медленно возразил Армстронг. – Я смотрел.

Блор фыркнул.

– Ну, разумеется, не было! Первое, что он сделал, когда она все выпила, это унес чашку с блюдцем и тщательно вымыл то и другое.

Настала пауза. Затем генерал Макартур с сомнением возразил:

– Может быть, и так. Только мне что-то не верится, чтобы человек мог сделать такое – со своей женой.

Блор коротко усмехнулся.

– Когда человеку грозит петля, тут не до сантиментов.

Новая пауза. Никто не успел заговорить, как дверь открылась и вошел Роджерс.

– Чем еще я могу служить? – спросил он, переводя взгляд с одного лица на другое.

Судья Уоргрейв чуть поерзал в своем кресле и произнес:

– В котором часу обычно прибывает моторная лодка?

– Между семью и восемью, сэр. Иногда чуть позже восьми. Смотря чем Фред Нарракотт занят сегодня утром. Если ему нездоровится, он посылает брата.

– Который сейчас час? – осведомился Ломбард.

– Без десяти десять, сэр.

Брови Филиппа поползли вверх. Он медленно покивал своим мыслям.

Роджерс подождал минуту-другую.

Вдруг заговорил генерал Макартур:

– Мне жаль, что так произошло с вашей женой, Роджерс. Доктор нам только что рассказал.

Роджерс наклонил голову:

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

Он взял пустое блюдо из-под бекона и вышел. Снова стало тихо.

III

На террасе Филипп Ломбард заговорил:

– Насчет лодки…

Блор посмотрел на него, кивнул и сказал:

– Я знаю, о чем вы думаете, мистер Ломбард. Я тоже задавал себе этот вопрос. Моторка должна была прийти два часа назад. Но не пришла. Почему?

– Знаете ответ? – спросил Ломбард.

– Это не случайность – вот что я вам скажу. Так задумано. В этой истории все связано.

– Значит, по-вашему, она уже не придет?

Вдруг кто-то позади них произнес капризным нетерпеливым тоном:

– Не будет никакой лодки.

Блор повернулся всем корпусом и задумчиво посмотрел на говорившего.

– Вы тоже так думаете, генерал?

Генерал Макартур отрывисто продолжил:

– Конечно. Мы рассчитываем, что лодка придет и снимет нас с острова. В этом вся суть. Но мы все останемся на острове… Никто из нас его не покинет… Это конец, понимаете, конец…

Поколебавшись, он странно изменившимся голосом добавил:

– Это и есть покой – настоящий покой: дойти до конца, не продолжать… Да, покой…

Он резко повернулся и пошел прочь. Спустился по ступеням с террасы, затем вниз по склону к морю, и там, уже невидимый от дома, зашагал дальше, на край острова, где в воде лежали огромные булыжники. Шел Макартур немного нетвердо, как будто не вполне проснувшись.

– Еще один псих! – прокомментировал Блор. – Похоже, к концу мы все тут спятим.

– Ну, вы-то вряд ли, Блор, – заметил Филипп.

Бывший инспектор засмеялся:

– Да, меня не так просто свести с ума. – И сухо добавил: – Кстати, не думаю, что и вы пойдете по этой дорожке, мистер Ломбард.

– В данный момент я в здравом уме, спасибо, – ответил тот.

IV

Доктор Армстронг вышел на террасу и остановился в раздумье. Слева от него находились Блор и Ломбард. Справа медленно расхаживал взад и вперед Уоргрейв, опустив голову.

Наконец доктор, поборов нерешительность, повернулся к последнему.

Но тут из дома почти выбежал Роджерс.

– Разрешите вас на одно слово, сэр?

Армстронг повернулся к дворецкому.

То, что он увидел, его поразило.

Лицо Роджерса перекосилось. Стало серовато-зеленым. Руки тряслись. Все это так не походило на того вышколенного слугу, которого они видели всего несколько минут назад, что Армстронг даже отпрянул.

– Пожалуйста, сэр, всего на одно слово… Давайте войдем внутрь, сэр.

Доктор снова вошел в дом вслед за взволнованным дворецким.

– Прекратите панику, вы же мужчина, соберитесь, – сказал он.

– Это здесь, сэр, вот здесь…

Роджерс распахнул дверь столовой. Доктор вошел. Дворецкий последовал за ним и закрыл дверь.

– Ну, – спросил Армстронг, – в чем дело?

Горло Роджерса вздрогнуло – он силился сглотнуть. Наконец выпалил:

– Здесь творится такое, сэр, чего я не понимаю.

– Такое? Какое такое? – отрывисто спросил Армстронг.

– Вы решите, что я спятил, сэр. Скажете, что это чушь. Но этому должно быть какое-то объяснение, сэр. Должно. Иначе какой же смысл?

– Да объясните же толком, в чем дело! Хватит говорить загадками.

Роджерс снова сглотнул.

– Те фигурки, сэр… Посреди стола. Фарфоровые. Их десять… то есть было десять. Могу поклясться, что их было десять.

– Да, десять, – подтвердил Армстронг. – Мы все их пересчитывали вчера за ужином.

Роджерс подошел ближе.

– В том-то и дело, сэр. Вчера вечером, когда я убирал со стола, их было девять, а не десять. Я заметил это и подумал, как это странно. Но больше я тогда ничего не подумал. И вот, сэр, сегодня утром… Накрывая к завтраку, я не обратил на них внимания. Был расстроен и все такое прочее. И вот, сэр, я прихожу убираться… Взгляните сами, убедитесь. Их восемь, сэр! Всего восемь! Но почему? Всего восемь негритят…

Глава 7

I

После завтрака Эмили Брент предложила Вере Клейторн вместе подняться на вершину и посмотреть оттуда лодку. Девушка согласилась.

Ветер посвежел. На море появлялись маленькие белые барашки. Ни одной рыбацкой лодки не было видно – и моторки тоже.

Деревни Стиклхэвн тоже видно не было, только холм над ней, – вход в бухту загораживала большая красноватая скала.

– Человек, который привез нас сюда вчера вечером, казался таким надежным, – сказала Эмили Брент. – Странно, что он не появился сегодня утром.

Вера не ответила. Она боролась с приступом паники.

Про себя девушка сердито твердила:

«Сохраняй спокойствие. Это совсем на тебя не похоже. У тебя всегда были крепкие нервы».

Вслух же она через минуту-другую сказала:

– Хоть бы он поскорее приехал. Мне… мне так хочется убраться отсюда.

– Как и всем нам, – сухо ответствовала мисс Брент.

– Дикая ситуация… – вздохнула Вера. – Просто… просто бессмысленная.

Пожилая женщина решительно произнесла:

– Я очень сердита на себя за то, что попалась на их приманку. То письмо – полная ерунда, если взглянуть на него критически. Но когда я прочла его в первый раз, у меня даже сомнений не возникло.

– Да, конечно, – машинально буркнула мисс Клейторн.

– Люди слишком доверчивы, – выдала Эмили Брент.

Вера ответила глубоким судорожным вздохом и спросила:

– Вы правда думаете так, как вы говорили за завтраком?

– Нельзя ли поточнее, моя милая? Что именно я говорила?

– Вы вправду думаете, что Роджерс и его жена убили ту старую леди? – тихо произнесла Вера.

Эмили Брент долго задумчиво смотрела на море. Потом сказала:

– Лично у меня нет никаких сомнений. А у вас?

– Не знаю.

– Все говорит за то. Иначе с чего бы женщине падать в обморок? А ее муж в ту же секунду уронил поднос с кофе, помните? Потом, когда он заговорил, сразу было видно, что он врет. О, да, я уверена, что они виновны.

– У нее был такой вид – она своей тени боялась! – заметила Вера. – Никогда не видела такой перепуганной женщины. Наверное, ее всю жизнь мучили угрызения совести…

Мисс Брент тихо промолвила:

– Я помню текст, который висел в моей детской, когда я была маленькой девочкой. «Испытаете наказание за грех ваш». И это чистая правда. «Испытаете наказание за грех ваш…»

Вера порывисто встала.

– Но, мисс Брент… мисс Брент… в таком случае…

– Да, моя дорогая?

– Остальные? Как же быть с остальными?

– Я не совсем вас понимаю.

– Остальные обвинения – они же не взаправду? Хотя, если про Роджерсов все верно… – Она умолкла, не в силах справиться со смятением.

Озадаченно нахмуренный лобик мисс Брент разгладился.

– О, я поняла. Возьмите хотя бы того же Ломбарда. Он сам признал, что бросил умирать двадцать человек.

– Но ведь то были дикари… – возразила мисс Клейторн.

Эмили Брент резко бросила:

– Белые или черные, все они наши братья.

«Черные братья… наши черные братья… – подумала Вера. – Ой, не могу, сейчас расхохочусь. У меня истерика. Я не в себе…»

Мисс Брент между тем задумчиво говорила:

– Конечно, многие другие обвинения и мне показались надуманными и смешными. К примеру, против судьи, который просто исполнял свой долг перед обществом. Или против того человека из Скотленд-Ярда… Да и против меня самой тоже.

Помолчав, она заговорила снова:

– Естественно, учитывая обстоятельства, я ничего не стала говорить вчера вечером. О таких вещах не следует говорить в присутствии джентльменов.

– Почему?

У Веры проснулся интерес. Мисс Брент невозмутимо продолжила:

– Беатрис Тейлор была моей горничной. Дурная девушка – к сожалению, я выяснила это слишком поздно. Я очень в ней ошиблась. У нее были такие приятные манеры, она была старательной и опрятной… Сначала я была ею довольна. Но все это оказалось сплошным притворством! Распущенная девчонка без всякого представления о морали. Отвратительно! Я не сразу поняла, что она, как это называется, «в беде». – Эмили Брент помолчала, ее деликатный носик негодующе сморщился. – Я была буквально шокирована. При таких приличных родителях, которые воспитывали ее в строгих правилах… Я рада, что они тоже не стали потворствовать ее поведению.

– Что произошло? – спросила Вера, глядя в упор на мисс Брент.

– Разумеется, под моею крышей она не осталась и часу. Никто и никогда не сможет уличить меня в том, что я потворствую аморальности.

– Что произошло с нею? – еще тише спросила девушка.

– Этому падшему созданию, – ответствовала мисс Брент, – оказалось мало одного греха, и она совершила второй, куда более тяжкий. Лишила себя жизни.

Пораженная ужасом, мисс Клейторн прошептала:

– Она убила себя?

– Да, бросилась в реку.

Вера вздрогнула и взглянула на тонкий безмятежный профиль мисс Брент.

– Что вы чувствовали, когда узнали об этом? Вам не было ее жаль? Вы не винили себя?

Эмили Брент выпрямилась.

– Я? Мне не в чем себя упрекнуть.

– Но это же вы… ваша жесткость… довела ее до этого, – выдохнула Вера.

– Ее поступок – ее грех – вот что довело ее до этого, – отрубила пожилая дама. – Если бы она вела себя так, как это положено порядочной и скромной молодой женщине, ничего бы с ней не случилось.

И она повернулась к Вере лицом. Ни тени раскаяния, ни следа душевных мук не было в ее взгляде. Только жестокое сознание собственной безгрешности. Эмили Брент сидела на самой вершине Негритянского острова, закованная в непроницаемую броню собственной добродетели.

Сухонькая старая дева больше не казалась Вере смешной.

Наоборот – она вдруг стала страшной.

II

Доктор Армстронг покинул столовую и снова устремился на террасу.

Судья сидел теперь в кресле, безмятежно взирая на море.

Ломбард и Блор молча курили слева.

Как и раньше, доктор замешкался, выбирая. Задержался на Уоргрейве оценивающим взглядом. Ему хотелось с кем-нибудь посоветоваться. В судье он сразу почувствовал острый логический ум. И все же Армстронг колебался. Пусть Уоргрейв и умен, но все же он пожилой человек. А ему сейчас нужен был скорее человек действия…

Наконец он принял решение.

– Ломбард, можно вас на одно слово?

Филипп вздрогнул.

– Конечно.

Двое мужчин вышли с террасы и пошли вниз по склону к воде. Отойдя на порядочное расстояние, Армстронг начал:

– Мне нужен ваш совет.

Ломбард поднял брови.

– Мой дорогой друг, я не обладаю познаниями в медицине.

– Нет, нет, я о ситуации в целом.

– А, это другое дело.

– Что вы думаете о нашем положении, только честно? – спросил Армстронг.

Ломбард на минуту задумался, потом сказал:

– Ничего хорошего, а вы?

– Как вы считаете, насчет той женщины все правда? Вы согласны с Блором?

Филипп выпустил дым.

– Если взять ее случай в отдельности, то, вполне возможно, он прав.

– Я тоже так думаю.

В тоне Армстронга явно послышалось облегчение. Ломбард не дурак.

Тот между тем продолжал:

– То есть если, конечно, предположить, что мистеру и миссис Роджерс убийство действительно сошло с рук. Хотя почему бы и нет? Что, по-вашему, они могли сделать? Отравили старушку?

Армстронг не спеша ответил:

– Все могло быть гораздо проще. Я спросил Роджерса сегодня утром, чем болела эта их мисс Брейди. Его ответ многое для меня прояснил. Не буду вдаваться в медицинские подробности, но при определенных видах сердечной недостаточности используют амилнитрит. Когда начинается приступ, ампулу амилнитрита вскрывают и вдыхают пары. Если лекарства под рукой не окажется, последствия могут быть любыми, вплоть до летального исхода.

– Так просто… – задумчиво произнес Филипп. – Какое искушение.

Доктор кивнул.

– Да, и главное, делать ничего не надо. Не надо добывать мышьяк, ломать голову над тем, куда его влить, ничего не надо – только немножечко подождать! А уж потом пуститься пешком, в страшную грозу, за доктором – в уверенности, что никто ничего не узнает…

– А если и узнает, то не докажет, – добавил Ломбард.

Вдруг он нахмурился.

– Конечно, это многое объясняет.

– Прошу прощения? – озадаченно спросил Армстронг.

– Я хочу сказать – Негритянский остров. Есть убийства, когда доказать вину просто невозможно. Взять хотя бы Роджерсов. Или старину Уоргрейва, который убил строго в рамках закона…

– Вы верите этой истории? – перебил его Армстронг.

Филипп улыбнулся.

– Ну, конечно, верю. Уоргрейв убил Эдварда Ситона так же верно, как если бы проткнул его стилетом! Но ему хватило ума сделать это, не покидая судейского кресла и не снимая парика и мантии. Так что обычным путем его вину никак не докажешь.

Внезапная догадка молнией поразила Армстронга:

«Убийство в госпитале. Убийство на операционном столе. Здесь ведь тоже не подкопаешься!»

Ломбард продолжал:

– Отсюда мистер Оуэн, отсюда и Негритянский остров!

Доктор сделал глубокий вдох.

– Ну, вот мы и добрались до сути. Как, по-вашему, зачем нас здесь собрали?

– А по-вашему? – ответил вопросом на вопрос Ломбард.

– Давайте ненадолго вернемся к смерти этой женщины, – резко сменил тему Армстронг. – Каковы возможные предположения? Роджерс убил ее, потому что испугался, что она его выдаст. Вторая возможность: у нее сдали нервы, и она предпочла легкий выход.

– Самоубийство, значит? – произнес Филипп.

– Вы так не считаете?

– Пожалуй, я согласился бы с вами, если б прямо перед нею не умер Марстон. Два самоубийства за неполные двенадцать часов – в это как-то трудно поверить. И если вы станете меня уверять, что Марстон, этот молодой самец в полном расцвете сил и при столь же полном отсутствии мозгов, вдруг испытал угрызения совести из-за того, что где-то когда-то переехал двух маленьких ребятишек, и от раскаяния решил покончить с собой, то я вам просто не поверю. Смешно! Кроме того, где бы он взял яд? Насколько я знаю, цианистый калий – не та вещь, которую можно найти у первого встречного в жилетном кармане… Хотя вам, конечно, виднее.

– Никто в здравом уме цианистый калий носить с собой не станет, – согласился Армстронг. – Если, конечно, он не планирует травить ос.

– То есть какой-нибудь заядлый садовник или заботливый землевладелец, верно? Но это опять не Энтони Марстон. По-моему, тот цианид, который нашли у него в стакане, нуждается в подробном объяснении. Либо парень собирался покончить с собой еще до того, как попал на остров, – и потому приехал подготовленный, либо…

– Либо?.. – нетерпеливо переспросил доктор.

Ломбард усмехнулся.

– Хотите, чтобы я произнес вслух то, что у вас у самого на языке вертится? Пожалуйста: Энтони Марстона убили.