Текст книги "Тяготы быстротекущей жизни…"

Тяготы быстротекущей жизни…
Ак-Патр Алибабаевич Чугашвили

© Ак-Патр Алибабаевич Чугашвили, 2017

ISBN 978-5-4485-9134-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дембельский аккорд

Старший сержант Николаич долго рассматривал своё отражение в зеркале, удовлетворённый увиденным, он мурлыкнул по – кошачьи, негромко, и немузыкально пропел «вези меня извозчик по гулкой мостовой», шагнул в спальное помещение, и с наслаждением проорал – Рота, отбой!

Включив ночное освещение, он неторопливо вернулся к зеркалу, притопнул сточенным, сужающимся книзу каблуком правого сапога, и неспешно прошёл в канцелярию. Там его ждали: ефрейтор Кот (мелкий плюгавец с постоянно бегающими глазами, и суетливой речью), рядовой Шишкин (вальяжный красавец с обволакивающим взглядом голубых глаз, и вкрадчивой манерой речи), сержант Пузырь (широкоскулый, ширококостный, похожий на кряжистый валун), ефрейтор Родич (невысокий, уверенный в себе обладатель мощного баса, никак не вяжущегося с его мальчишеской фигурой), и рядовой Мох (обладатель красного, обветренного лица, изредка обнажающий в самодовольной ухмылке жёлтые, прокуренные зубы). Николаич плюхнулся на униженно заскрипевший стул, расстегнул воротничок, и сказал.

– Ну, вот братва, я собрал вас здесь, всех старых, ветеранов, по очень важному делу…

Кот глумливо прищурился – ты беременный, Николаич? Ждёшь ребёнка? Такого же здоровенного дебила? Кто счастливый отец?

– Заткнись Котяра! Дело серьёзное…

Пузырь громко зевнул, показав четыре огромных передних зуба, почесал испещрённую оспинами грудь, и недовольно проворчал – какие там важные дела, кроме жратвы и сна, никаких дел у меня с вами нету, дотяну до дембеля, и…

– Ты вообще ебало завали сука, всего полторашку оттянул, и на дембель, мы с Родичем и Мхом на полгода больше оттарабанили, а уволимся вместе, будешь гундосить, я бычок об твою впалую пепельницу затушу – Николаич сделал угрожающий выпад сигаретой по направлению к груди Пузыря – об тебя уже не раз бычковали, вон, весь во впадинах…

– Да чего ты… я ничего… я так просто… интересно послушать… к чему ты клонишь… я ж не отказываюсь…

– То – то же, так вот братва, я тут покумекал, и по всему выходит, что один из нас – стукач.

Стало тихо, в наступившей тишине громко всхрапнул задремавший Родич, Мох ловко пнул его каблуком в правое колено – Храпунишка, дрыхнешь, сучонок?

– А? Чего? Я…я не спал, я всё слышал… кого уебать, а, Николаич?

– Расслабься. Пока никого. Разобраться надо.

Шишкин неторопливо подул на идеально отполированные ногти, и вкрадчиво пропел – так ты что, Николаич, предъявляешь, что ли? Кому конкретно? Кто тут сука?

– Пока не знаю. Короче, братва, маза такая. Два месяца назад, мы (я, Мох, Кот, и Родич) забухали в карауле. Как только вернулись в роту, нас всех вызвал в канцелярию Хобот, и заставил дышать в кружку, и спалил. Вопрос! Откуда он узнал, мы же только вошли в роту! Губы мы избежали только потому, что согласились на то, что он нам в рыло настучит, ну, знаете, эта его поганая манера, усишки свои растопырит, зубы свои крысиные ощерит, и бубнит – «разобраться с тобой по – офицерски, или по – отцовски?». Конечно по – отцовски, товарищ старший прапорщик, батття, атэц радной!

– Га – ха, баття, ебать тя! – Кот мелко затрясся от смеха.

– Команды «зубы к осмотру» не было, Котяра, завали хавало. Дальше, в прошлом месяце мы (Я, Мох, Кот и Шишкин) сходили в самовол, к девкам в городок, хорошо отдохнули…

– Минет это прекрасно – мечтательно промурлыкал Шишкин.

– Не свисти Шишкин, кто там тебе сделал минет? Ты забыл, что из – за тебя дурака, мы с девками разосрались? Там такая непонятка случилась… Девок было двое, одна страшная как сволочь, её Мох сразу начал окучивать, он любит таких, порченых, с гнильцой…

– Зато я вдул, а вы лохи, подрочили по мнению…

– Сейчас не об этом, вторая была сладкая блондиночка, но с дитём, и она одна, а нас трое…

– Дитё это долбаное постоянно просыпалось, и орало, я бы ему каблуком по морде с удовольствием бы заехал…

– Какой ты жестокий, Котик, помнишь, мы в субботу в видеосалоне фильм смотрели с Микки Рурком, там негритёнок ребёночка берёт в заложники, приставляет ножик к тоненькой шейке, и ласково так говорит – «дети это наше будущее»…Так вот, хитрожопый Кот девку вызвал в ванную, а Шишкин приревновал, и стал орать, и ломать дверь, девка в отказ, короче, кроме Моха, никто из нас так и не попробовал пиздятинки в тот вечер…

– Неправда, вы все ушли, а я вернулся, и деффки отблагодарили меня сказочным минетом – закатив глаза от неземного блаженства, вальяжно проговорил Шишкин.

Мох радостно фыркнул – ну, ну, расскажи поподробнее…

– Пошёл ты, джентльмен не говорит о подобных вещах, это может скомпрометировать дам…

– Я этих «дам» вчера в продуктовом видел, они там пивом затаривались, они мне рассказали, как они тебе «делали минет»…

Шишкин самодовольно усмехнулся – ну и?

– Они тебе даже дверь не открыли, ты стал дубасить, орать, орал до тех пор, пока сосед не вышел, майор какой – то из роты обслуги, и не прогнал тебя пинками, так что ты милок, Ален Делон ты наш, ты просто пиздобол!

– Враньё, они просто благодарны мне за ту бурю восторга, которую я им доставил своими умелыми ласками, их наслаждение было столь велико, что они кричали от счастья, орошали мои сапоги слезами…

– Понятно, контуженого дедушку понесло, трёхтысячная серия похождений знаменитого сперматозавра Шишкина… кончай фантазировать, все твои «деффки» существуют только в твоём воображении…

Шишкин презрительно хмыкнул, достал из кармана мягкую тряпочку, и занялся полировкой ногтей.

– Так вот, возвращаемся мы с самохода, а утром нас опять выдёргивает Хобот… Короче, обо всём, что мы делаем, Хобот узнает в тот же день. Кто стукач?

– Пузырь! – хором крикнули Кот и Шишкин. Николаич растерянно спросил – это почему?

– Потому что он – гандон!

Разбуженный Родич обвёл всех присутствующих мутным взглядом – а? Я не сплю… я тоже так думаю… праильно… пра… хррр…

Пузырь злобно ощерился – да идите вы оба… козлы!

Николаич рассудительно заявил – да, он… Пузырь… это… ну, не то чтобы совсем… он сука неприятная, конечно, но это не значит…

– Што? Ты чего буровишь, я – сука неприятная, да я тебя…

– Да чего ты разошёлся, я же любя, все знают, что ты уро,…то есть своеобразный тип, но ты не стукач, мне так кажется, сидишь на своём КПП целыми днями, откуда тебе знать, что тут у нас происходит?

– Кстати, я на смене был в те дни, о которых ты говоришь…

– Да? Ну, хорошо. Пузырь – не стукач. Кто тогда?

– Родич! Он прикидывается старым глухим полусонным маразматиком, а на самом деле внимательно слушает, и запоминает всё, о чём мы говорим, а затем стучит офицерью. Так, Родич? – Кот грубо схватил Родича за плечо, от неожиданности тот рухнул со стула, и неловко распластался на полу, словно лягушка на подносе для препарирования. Изо рта Родича вытекла нитка слюны, он обвёл собравшихся расфокусированным взглядом – А? Чего? Тревога? Дежурное подразделение на выход?

Кот хитро прищурился – я прав? А? Родич?

– Чё?

– Прав я?

– Ну да… конечно прав, а то, как же… завсегда…

Все громко засмеялись. Родич смеялся громче всех. Николаич пнул Родича ногой в бедро – вставай, и слюни подбери, а то течёт как из бешеной собаки…

Неслышно открылась дверь, в канцелярию мягко вошёл старший прапорщик Хобосев. Он напоминал большую, настороженную крысу. Он чутко поводил усами, небольшие бусинки тёмных глаз пытливо обшаривали помещение, втянув воздух носом, он задержал дыхание, и через длительную паузу, неторопливо произнёс.

– Вся банда в сборе. Весь наличный состав старослужащих. Слишком высокая концентрация дедов на один квадратный метр. Что вы тут делаете?

Он резко наклонился к Шишкину – пьёте? Нет, не похоже, слишком тихо, и запаха нет.

Хобосев подошёл к Пузырю так близко, что тот в испуге отшатнулся назад – жрёте? Нет, не жрёте, не вижу посуды, не вижу жратвы.

Хобосев мрачно посмотрел на Родича, сидевшего на полу в неудобной позе.

– Чего развалился, как хуй на именинах? Ааа… тебя дрючат по очереди? Сегодня что? День всех влюблённых?

Родич быстро вскочил, и стал судорожно поправлять ПШ.

– Да нет, не похоже. Не похожи вы на пидоров. Спрашиваю ещё раз. Что вы здесь делаете?

Хобосев неспешно подошёл к Николаичу – чего молчите, товарищ дежурный по роте? Почему в ваше дежурство грубо нарушается устав? Почему в канцелярии, после отбоя присутствуют военнослужащие? А?

Николаич побледнел, и стал ожесточённо шевелить губами, делая такие движения, будто он втягивал в себя невидимые спагетти.

– Останься в канцелярии, готовь пиздюлятор. остальные – пошли вон.

Старослужащие выскочили из канцелярии, стараясь производить как можно меньше шума. Кот злобно пнул дневального ногой в грудь, тот ойкнул и сложился вдвое.

– Ты, гандон, почему не предупредил, что Хобот пришёл?

– Он приказал мне не говорить, кулаком пригрозил…

– Я тебя в очке утоплю…

Дверь в канцелярию открылась, Хобосев выглянул наружу – что тут происходит?

Кот угодливо засмеялся – дневальный слишком сильно тряпку намочил, поскользнулся, упал, я помогаю ему подняться, держись братан, дембель не за горами! Хи – хи, и шёпотом (ты труп, сука, понял? Труп!).

2

Николаич вышел из канцелярии, держась за челюсть, и мужественно постанывая. Хобосев посидел в канцелярии минут сорок, и ушёл. Николаич прошёл в спальное помещение, и грохнулся на свободную койку, соседнюю с той, на которой лежал Мох. Некоторое время оба молча курили, задумчиво выпуская дым в потолок, затем Мох бросил непогашенную сигарету на взлётку, она прочертила огненную дугу в темноте, и рассыпалась искрами.

– Бил?

– Да, один раз, в челюсть.

– Мы его завалим, в карауле, пусть только заступит начкаром. В прошлый раз Сафин промахнулся из – за тумана, говорит плохо видно было, в этот раз Болта заставим, он лучше всех в роте стреляет.

– Может не надо?

– Чего это «не надо»? Он мне правый клык выбил, куда я без моей голливудской улыбки?

Николаич тихо засмеялся – эт точно, ты с твоими жёлтыми бивнями ему спасибо сказать должен…

– Короче. Чего ты думаешь? Кто из этих… стукач?

– Не знаю…

– Прикинь хуй к носу. В карауле бухали: ты, я, Кот и Родич. К девкам ходили: ты, я, Кот и Шишкин. Усекаешь?

– Нет.

– Родич и Шишкин не при делах, если только они оба не стукачи. Один был с нами в карауле, другой в самоходе. Кто с нами был оба раза? Кто у нас самый хитрожопый, и всегда остаётся чистеньким?

– Котяра!

– Ну, наконец – то!

– А… как мы это докажем?

– Есть у меня идея…

После утреннего развода в роте остался наряд, и двое свободных: Мох и Кот. Кот заглаживал шапку в каптёрке, когда в неё заглянул Николаич, и предложил – покурим?

– Я-я, их бин… как его

– Доль – бо – йоб!

– Пошёл ты!

– Шучу! Ну? Ты идёшь?

– Иду.

Друзья зашли в умывальник, там (не обращая на пришедших внимания), опасной бритвой орудовал Мох, срезая рыжую щетину со своего обветренного лица. Николаич вальяжно развалился на подоконнике, выпустил несколько колечек дыма, и похлопал ладонью по оставшемуся свободным месту, приглашая Кота присесть рядом. Кот деликатно пристроил тощий задок на свободное место, стараясь не прикасаться к огромному соседу. Николаич негромко напевал «вези меня извозчик по гулкой мостовой, а если я засну, шмонать меня не надо…», после паузы он неожиданно спросил – о чём ты мечтаешь, Котяра?

Кот поперхнулся дымом – буэ – кхэ – кхэ… что?

– Говорят, что человека лучше всего характеризует его мечта. Ты о чём мечтаешь?

– Не… не знаю. О том, чтобы это всё поскорее закончилось. Домой хочу.

– В Питер? Ты же питерский?

– Да.

– Понимаю. Расстрельные колонны, стрелка Васильевского острова…

– Ростральные. Не расстрельные, а ростральные, ростра это…

– Вот все вы питерцы такие, слышь Мох, я тебе рассказывал, как со своими шнурками в Питер ездил?

– Рассказывал, раз сто.

– Ну, тогда слушай. Приезжаем мы в этот Ленинград (мне это название больше нравится), всё как у людей: гостиница на Невском, экскурсия в Царское село, Эрмитаж, скунскамера…

– Кунсткамера, а не…

– Кот, заткнись! Так вот, собираемся в Кронштадт, папашка заказал билеты, и накануне даже ни грамма не выпил…

Мох хохотнул (видимо это была дежурная шутка Николаича).

– Он же у меня сам флотский – «я моряк, у меня вся жопа в ракушках, мне чайки на грудь срали», короче мы проспали, и утром с неумытыми рожами выбегаем на Невский, ловить такси, и что же ты думаешь, там происходит? Ну, Котяра, догадайся? Что? Правильно, ни один ваш питерский таксист не остановился! Сорок минут я бегал как подорванный, все едут мимо! Я махал деньгами, червонец, потом четвертной! Ни – кто даже не затормозил! Мы опоздали, и в Кронштадт не поехали. Папаня с горя напился, приставал к горничным, требовал от них информацию о том, сколько на тельняшке полос, а в поезде подрался с проводником, и его ссадили, не доезжая до Бологого. Вот так. Во всём виноват твой Питер. И ты, Кот, мечтаешь вернуться в это гиблое место? Туда, где бомжи ссут не в подъездах, а в «парадных», где пустые бутылки из – под пива ставят не бордюр, а на «поребрик», где девки отъедают жопы, жуя не батоны, а «булки»? Это твоя мечта? Я б на твоём месте остался на сверхсрочную, лучше умереть прапором, чем жить в Питере!

Мох громко похлопал себя ладонью по широченной груди, и громко проорал – в жопу Питер!

Кот брезгливо поморщился, и сдержанно хихикнул, – быдло московское! Николаич мечтательно потянулся, и заехал локтем в кадык худенькой шеи Кота.

– Вот у меня мечта, так мечта! Мох, я тебе рассказывал про своего брата?

– Миллион раз!

– Ну, тогда слушай! Мой брателло работает носильщиком на Курском вокзале, бабла поднимает немеренно! Каждый вечер после работы он с друзьями идёт в кабак, и там заказывает любимую песню. Представляешь: водка, икорка, девки, табачный дым, конферансье объявляет: а теперь, для наших друзей – носильщиков с Курского вокзала, звучит их любимая песня «Вези меня извозчик». И они хором, хором поют, и весь зал подхватывает – «а если я засну, шмонать меня не надо, я сам тебе отдам, ты парень в доску свой, и тоже пьёшь когда – то до упаааада!». Вот и я, после дембеля там работать буду, фартучек, бляха, тележка, и… вези меня извозчик по гулкой мостовой, вот только стукачей нам ни хуя не надо…», кому ты стучишь, сука питерская?

Кот судорожно корчился на грязном полу. Мох одним движением преодолел расстояние между собой, и худеньким ефрейтором, поднял его за шиворот, и приложил опасную бритву к глазу.

– Ну? Говори! Говори, стукач ебаный!

Кот хрипел, пытаясь что – то выговорить, но слова не шли из его рта. Мох оттянул кожу на его шее, и провёл бритвой по получившейся складке, выступила кровь. Николаич схватил Кота за ухо, и нежно прошептал – если начнёшь говорить сейчас, тебя ещё можно будет спасти, будешь молчать – истечёшь кровью, фу, как её много, я такое последний раз видел в деревне, когда мой дядька свинью зарезал…

Кот дико завизжал – я не стукач! Вы …вы вообще охуели оба! Ааа! Мама! Я умираю!

– Котик, перед смертью принято исповедоваться, во всяком случае, у нас, у москвичей, не знаю, как там у вас в Питере принято, говори правду, и мы отведём тебя в госпиталь…

– Я НЕ СТУ-КАЧ! ПО-МО-ГИ-ТЕ! Ма-ма, я истекаю кровью…

Кот судорожно дёрнулся и затих. Мох разжал руку, и щуплое тельце упало на пол. Николаич потянулся, и спросил – ну, чего думаешь?

– Думаю, что это не он. Он конечно псих и ссыкло, но…

– Уверен?

– Да я ни в чём не уверен, сам как считаешь?

– Я тоже думаю, что не он. Ты его чего, серьёзно порезал?

– Ты дурак? Просто кожу вспорол, а этот паникёр решил, что я ему сонник вскрыл.

Николаич присел, и с размаху врезал Коту по щеке ладонью, затем ещё, и ещё. Кот дёрнулся и застонал – врача, срочно… мне нужна помощь… мы меня теряем…

– Очнись, семейство кошачьих, всё с тобой в порядке, маленькая царапина. Так ты – точно не стукач?

– Точно… отвезите меня в госпиталь… я умираю…

– Не умрёшь, щас Мох обдаст тебя струёй целебной мочи, и ты сразу встанешь, уринотерапия называется, народная медицина…

Кот резво вскочил на ноги – да пошли вы оба! Шерлокхолмсы хуевы! Детективов изображаете, козлы! Стукач тот, кто в нулёвку уволится!

– Иди ты, Катсана перебрал что – ли? Я собираюсь в нулёвку уволиться, и что я, стукач что – ли?

– Я…я тебя не имел в виду… конечно…

– Сам как думаешь, кто у нас сука? Если не ты, то…

– Шишкин! А кто же ещё? Пузырь сидит на КПП, он ничего о наших делах не знает, Родич в анабиозе…

– В чём – чём? Каком навозе?

– В анабиозе… не важно, короче остаётся только Шишкин! Эти его замашечки… ногти он полирует, чёлочку завивает – сто процентов стукачина!

Николаич задумчиво пожевал губу, и вопросительно посмотрел на Мха. В этот момент в умывальник зашёл Шишкин, поправив руками растрепавшиеся волосы, он манерно произнёс – мальчишки, у меня для вас хорошая новость: в штаб вызвали одного человека с автоматом, а это значит, что…

– Сегодня будет зарплата! Он поедет в сопровождение, в штаб корпуса! Котяра, заберёшь у духов деньги.

– Все?

– Все.

– Чего, даже на курево не оставим?

– Нечего морды баловать. Курить вредно.

– А это не слишком, Николаич, как – то это…

– Если ты такой добрый, можешь раздать им свою долю…

– Нет, я не в этом смысле…

– Тогда всё. Ну, что, Шишкин – бухнём?

3

Николаич подсчитал деньги, которые Кот забрал у духов, и его лицо озарила широкая, счастливая улыбка, Мох вопросительно поглядел на него, тот радостно засмеялся – я столько денег на гражданке ни разу в руках не держал, мы просто миллионеры! Кого пошлём за водкой?

– Иващера. Его не жалко, даже если спалят.

– А он не застучит?

– Нет. Я его насквозь простучал, он будет молчать.

– Хорошо. Дневальный, Иващера сюда позови!

К кроватям, на которых развалились деды, приволакивая ноги, подошёл солдат с лицом землистого цвета, Николаич поманил его пальцем, что – то прошептал ему на ухо, дал денег, и напутственного пинка по тощей заднице. Шишкин посмотрел на свои идеально отполированные ногти, вздохнул, и медленно, растягивая слова, пропел – Штоо за сикрееты, Николаич? О чём ты шептался с этиим гряаазныым мальчиишкой?

– С кааакой целью интересуууешься, праативный?

– Просто так.

– Ммм. Так и быть. Только тебе говорю, по секрету. Иващер купит водяры, и заныкает её на КПП Пузыря. Чтобы не спалиться. После отбоя Пузырь принесёт водовку сюда, и тогда уж мы…

Кадык на шее Шишкина проделал мучительный путь вниз, а затем обратно.

– Шишкин, ты опасный тип. С виду этот… как его, ну, которые жопу бреют, губы красят…

– Метросексуал.

– Точно! Сексуал…, и при этом, стоит тебе только учуять запах водки, как ты становишься невменяемым, алкаш – сексуал!

– Метросексуал!

– Да похуй! В метро ты этим занимаешься, или ещё где, мне без разницы.

Николаич вышел на взлётку —дневальный! Дневальный!

– Товарищ старший сержант?

– Сколько у твоей матери сисек?

Повисла пауза. Секунд через сорок, дневальный стеснительно произнёс – две. Кажется.

– Баран бля! Сколько дней до приказа? Сколько звёзд на небе? Сколько сисек у твоей мамаши?

– Ааа… тридцать восемь!

– Кота позови мне!

Кот плёлся по проходу между кроватями походкой смертельно больной лошади, его мотало из стороны в сторону, маленькое личико его собралось в морщинистый кулачок, и напоминало старческую мошонку. Он остановился на безопасном от Николаича расстоянии, и молча уставился куда – то в сторону. Николаич широко улыбнулся, и сочувственным тоном спросил – как твоё горлышко?

Кот болезненно скривился, и схватился за горло двумя руками, будто опасаясь, что кадык вывалится на пол.

– Ну – ну, всё будет хорошо, скоро зарубцуется, потом бородку отпустишь, на гражданке, очень мужественно будешь выглядеть, такой брутальный бородатый старичок, дед.

– Чего звал?

– Иващер пошёл за водярой, он её через забор перетащит, и спрячет у складов ГСМ, отправь кого – нибудь из уебанов, из тех, кому доверяешь, пусть после отбоя метнутся, лады?

– Угм.

Николаич завалился на койку, соседнюю с койкой Мха.

– Ну, всё, дело сделано. Будем ждать – кого из них запалят, Пузыря, или…

…Алло, Пузырь? Какие дела брателло? Всё тихо? Никто из офицеров не приходил? Всё в порядке? А? Понял. Ладно. Увидимся.

Николаич положил трубку, и отрицательно покачал головой – это не Шишкин. Значит, это Кот? Подождём. Слушай, Мох, а ты о дембельском аккорде не думал?

– Эт чё за хуйня такая? Хочешь, чтоб я старшине дачу построил?

– Ну,…зачем же так. Есть и другие способы…

– Неа. Никаких аккордов, разве только …могу пропердеть «Непобедимая и легендарная» перед воротами части… как тебе такой аккорд?

– Волшебно. А ты о чём мечтаешь, Мох?

– О том, чтобы «обуздать наглые притязания американских империалистов», и надавать по волосатым ручонкам старому, пархатому дядюшке Сэму…

– Хы. Кто – то не спал на политзанятиях в Ленинской комнате. А если серьёзно?

– Серьёзно. А ты? Чего я спрашиваю: форма носильщика, бляха, и «вези меня извозчик…», да?

– Ну,…в общем…, но для этого мне надо как можно раньше уволиться, а для этого необходим…?

– ?!

– Дембельский аккорд. Вот я и спрашиваю тебя – не хочешь ли ты…

– Не хочу.

– Ммм. Жаль. Не говори потом, что я тебя не предупреждал.

– Мне показалось, или я услышал скрытую угрозу в твоих словах?

– Что ты, что ты, я? Угрожаю тебе? Шутишь…

В казарму влетел растрёпанный салобон, не говоря ни слова, он протянул Николаичу пакет, и также молча побежал к выходу.

– Стоять! Сюда иди!

Салобон покорно развернулся, и подбежал к Николаичу.

– Ты из какого взвода?

– Из второго.

Николаич ловко пнул салобона в пах, тот согнулся, и схватился за ушибленное место.

– Когда обращаешься к старшему по званию, принято называть это самое звание, итак, ещё раз. Ты из какого взвода?

– Из второго, товарищ старший сержант.

– Воот, уже лучше. Ты кого – нибудь видел? Там, где ты взял этот пакет?

– Неа… товарищ старший сержант!

– Руки подними! Выше! Выше!

Салобон поднял руки, и прикрыл ими лоб, в ожидании удара, называемого «лосем». Николаич второй раз пнул его в пах.

– Надо говорить «никак нет, товарищ старший сержант!». Ты понял, душара?

«Душара» корчился на полу, тихонько подвывая от невыносимой боли. Николаич присел рядом, вставил в рот сигарету, щёлкнул плачущего духа по уху, и отрывисто сказал: спички давай!

Салобон протянул ему замусоленный коробок, Николаич несколько раз попытался зажечь спичку об засаленный чиркаш, попытка не удалась, коробок полетел в мусорное ведро. Николаич раздражённо пнул лежащего сапогом в бок – вставай, не так уж тебе больно.

Салобон поплёлся к выходу.

– Стоять! Ты куда?

– ?!

– Иди в туалет, на фишку встань, увидишь офицеров – кричи! Понял?

– Понял!

– Бля, я тебя грохну сейчас, как надо отвечать?

– Так точно, товарищ старший сержант!

– Иди отсюда, бестолковый!

Николаич поставил пакет на стол в канцелярии, Мох подошёл к пакету, и протянул к нему свои ручищи, Николаич мягко отвёл его руки в сторону.

– Ещё не время, сейчас Шишкин подтянется, Кот, Родич, тогда и начнём.