Текст книги "Точка отсчета"

Точка отсчета
Аким Сарр

© Аким Сарр, 2024

ISBN 978-5-0064-0448-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1.

Димка любил свой город. Да, вот именно так. Любил центральную площадь с извечным памятником Ленину, любил уютную тропинку вдоль заросшего и грязного пруда, любил заброшенный сад текстильной фабрики, плохоосвещённые улочки, темные переулки, яблони, вишни, дворовых котов и собак, полуразвалившийся дом культуры с хрипящими каждые выходные на дискотеке колонками, скамейки в парке, исписанные всяким непотребством, рынок по субботам… В общем все вместе и по отдельности любил Димка в своем городе, с того момента как мог себя вспомнить.

Но сейчас это был не он – не его город… Улицы были пусты, нет, даже пустынны – ни людей, ни животных, ни птиц, только ветер, гоняющий вдоль и поперек мусор словно перекати поле, да завывающий в разбитых стеклах как будто вмиг состарившихся и осунувшихся домов. Облезлые стены в потеках грязи как будто пропитанные пылью одним своим видом вызывали першение в горле и щекотание в носу. Покосившиеся дорожные знаки то ли печально склоняли головы, то ли приветствовали одинокого путника, недоуменно озиравшегося на до боли знакомые и, в то же время, пугающе чужие окрестности. Впрочем, помимо визуальной составляющей было и еще что-то, невидимое, но стойко ощутимое вселяемой в Димкину душу тревогой. Ну или казалось ему это… Что тоже было бы неудивительно, потому что, если не считать ветра, то в городе стояла такая тишина, что в книжках обычно называют мертвой, именно такая, которая давит и кажется, что сама начинает порождать какие-то неведомые звуки, даже не слышимые, а скорее улавливаемые. Наверное, что-то подобное улавливают животные, чуя приближающуюся беду.

Димка тоже чуял. Он вообще уже ощущал себя не совсем Димкой, а кем-то иным, просто так вышло, что он очень хорошо знал того Димку и, почему-то обладал его мыслями и воспоминаниями.

– Фу ты, черт… – еле слышно чертыхнулся Димка – Лезет вечно в башку всякая ерунда…

Он даже головой тряхнул. Ерунда немного отступила, но совсем, конечно же, никуда не делась. Как, впрочем, и всегда.

Димка двинулся вдоль по улице, по его родной улице Есенина, на которой он прожил все свои 20 счастливых лет. Впрочем, родной она сейчас была только по названию и, видимо, по географическому положению, на уровне чувств же это совершенно не ощущалось. Димка вздохнул… При мысли обо всем этом ему стало как-то совсем не весело. Нет, он не подвергся безотчетной тоске, и прожитые годы его были безусловно счастливыми… но с небольшой поправкой – ровно до вчерашнего дня, а вернее вечера.

А потом он оказался здесь. Димка зажмурился от неприятных мыслей и воспоминаний, причиняющих почти физическую боль, и от старания припомнить все подробности вчерашнего вечера – почему-то он был почти уверен, что причина столь разительных перемен произошедших с ним и городом кроется именно там.

Вчера суббота была, а значит – танцы, дискотека. Димка долго ее ждал. Не просто субботы конечно, она-то каждую неделю наступала, а именно этой субботы. СУББОТЫ, как он мысленно у себя в голове ее стыдливо обозначал. И суббота эта вроде бы была самая обычная, летняя, вторая суббота июля – если быть точным (Димка даже сам не понял зачем ему понадобилась эта точность), но было в ней и еще что-то, что кардинальным, решительнейшим образом отличало ее от любой другой субботы на земле или же иной планете, и имя этому чему-то (а вернее кому-то) было вполне известно – Нина. Вернее только для Димки она была Нина, для всех же остальных – Нинка, Нинон, ну или просто Калачева. Была она Димкиной однокашницей, жила в соседнем с Димкой подъезде и слыла самой красивой, и поэтому самой недоступной девочкой в округе. Всегда и для всех. Ну и само собой для Димки, который никогда не отличался красотой, остроумием или мужественностью – всеми теми качествами, которые так ценила Нина. Вернее так казалось Димке, конечно же не имевшего ни малейшего понятия о том, что ценила или любила его возлюбленная. А это была именно она, хотя знал об этом только сам Димка, да и то так, что себе самому боялся в этом признаться до помутнения в глазах.

А признаться очень хотелось, да так чтоб ей, чтоб как-то по-особенному, решительно и, в то же время, небрежно, как бы мимоходом, сохраняя свое мужское достоинство, и тем самым, отрезая у нее все пути к отступлению, ведь всем же известно еще издавна – чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. Классика. Тут Димка сбился с мысли и усиленно принялся вспоминать – кто же из великих, и по какому поводу, произвел на свет эту глубокомысленную и точную сквозь века фразу. С ним такое часто бывало – уж как привяжется что-то, то никакого покоя не даст.

Глава 2.

Пейзаж вокруг, меж тем, неуловимо изменился. Погруженный в воспоминания, Димка сначала совсем перестал обращать внимание на происходящее вокруг, потом, немного выбитый из стройного течения мыслей, начал смутно улавливать какое-то движение в окнах домов по обе стороны улицы. Отбросив на время изречения великих, Димка резко остановился и заозирался по сторонам.

– … тем больше нравимся… – задумчиво пробормотал Димка поводя головой. Открывшееся его взору зрелище немало удивило и еще больше напугало его, особенно если учесть неожиданный контраст между только что совершенно пустым городом с гуляющим в закоулках ветром и тем, что он увидел. В каждом окне каждого из домов по пути его следования виднелось лицо. Это были мужские и женские лица, в головных уборах и непокрытые, лысые и с нелепыми прическами, в очках и без, объединяло их всех только одно – все они принадлежали старикам. Сморщенные морщинистые лица, потемневшие от времени, они выглядывали через грязные стекла, через пробоины в разбитых окнах, закрываясь руками от ветра, вытягивали шеи поверх подушек и тряпья, служившего в них утепляющими пробками. Их полинялые глаза следили за одиноким путником без всякого выражения, но с упорством любопытствующего обывателя. Когда Димка отходил от дома достаточно далеко, они приникали к стеклам, стараясь подольше продлить наблюдение, но больше никаких действий не предпринимали.

Димка нервно оглянулся, решив проверить не вздумалось ли кому-то из этих жутких стариков выйти на улицу, повинуясь каким-нибудь своим неясным мотивам, шутка ли – целая улица одних стариков, неотступно следящих за ним, будто бы за вторгшимся на их территорию чужаком, и, казалось, обдумывавших план дальнейших, возможно агрессивных, действий. Опасения оказались напрасными – никто не вышел, но зато Димка заметил то тут, то там лежащие вдоль улицы огромные кучи белой или черной шерсти, похожей на собачью, которые он раньше не замечал. Кто и почему свалил здесь шерсть оставалось загадкой, но она была еще одним неожиданным новшеством в пейзаже, отчего тоже немного пугала.

– Что за чертовщина, сплю я может… – Димка уже вслух проговаривал свои мысли – Что-то с городом стало, старики эти, шерсть… Они массово тут носки что ли вяжут?.. Смотрят, жуткие… Надо куда-нибудь спрятаться, подальше от них – обмозговать эту гоголевщину.

Димка приметил чуть в стороне небольшой закоулок – в его, в нормальном городе там был задний двор супермаркета, поэтому окон, из которых за ним можно было наблюдать, там не было. Зато там была здоровенная шерстяная куча, раза в полтора больше обычных, разбросанных по улице, на которой он тут же решил расположиться – передохнуть и все хорошенько обдумать.

– Жуть, блин, жуткая – ежился Димка, поудобнее устраиваясь на куче шерсти, которая неожиданно оказалась довольно жесткой, но на удивление теплой. – Зато не замерзну…

Пушкин это, в общем – с ходу продолжил свои размышления Димка – Как сразу только не вспомнил… позорище. Вертелся ведь на языке Александр Сергеевич… Эх… Ладно. О чем это я…

Глава 3.

Так вот, СУББОТА. Именно на этот день Нина назначила Димке свидание, на дискотеке. Сама, вот просто позвонила и назначила. Нет, Димка сначала конечно же не поверил, решил, что кто-то шутки с ним шутит, что не раз бывало, но голос был точно ее, четко узнаваемый даже по телефону. Могла шутку с ним сыграть и сама Нина, но Димка решительно не мог представить зачем бы ей это могло понадобиться. Да и телефона она его никогда не знала, да что телефона – она его самого-то никогда не замечала, не смотря на близость проживания. Зачем ей узнавать телефон совершенно ненужного ей человека? Ради какой-то нелепой шутки? Да ладно… В общем правда ли он так думал или же успешно себя в этом убедил, но Димка поверил в искренность своей избранницы. Ну, а потом захлестнувшая его с ног до головы радость от осознания этого совсем лишила его способности к рациональному мышлению. Ну конечно же в субботу он был на месте, минута в минуту. Пришел он за полтора часа, так как не мог усидеть дома в такой день, ну и дожидался счастливого часа за углом ДК.

Зазноба пришла вовремя, особой радости встрече с милым она не выказала, хотя и была достаточно весела и игрива, и Димка с удовольствием списал это на волнительность момента. Они вошли внутрь, подошли к компании, с которой обычно тусовалась Нина, она мельком его им представила, и все пошли танцевать. Ну почти все… Димка по традиции разместился у стены, сославшись на больную ногу – танцевать он стеснялся, так как думал, что делать этого не умеет, хотя на самом деле, как обычно это бывает у людей стеснительных, просто не пробовал. Потом был белый танец – Димка напрягся до дрожи в руках, и думал, что упадет в обморок, когда Нина подошла к нему, приглашая его на медляк, с ее обычным и любимым выражением: «Пошли? Крутая песня вообще». Большего он и желать не смел. Поэтому ему на миг показалось, что он умер, когда во время танца Нина взяла и поцеловала его в губы. Димка не помнил, как закончился танец, не помнил, как его партнерша быстро ретировалась в уборную, не видел ее хохочущих друзей – он был счастлив.

Не зря говорят, что чем выше поднимаешься, тем больнее падать. Димка это всё ощутил на своей шкуре. А уронил его с высоты тот же человек, что и поднял, и ровно с той же легкостью. Когда Димка, очнувшись от своего счастливого забытья, подошел к щебечущей среди своих товарок Нине чтобы пригласить ее на очередной медляк, то вместо радостного согласия получил только хохот в лицо:

– Ты чего, придурок? – с искаженным от злобы лицом закричала на него Нина – Совсем офигел? Ты чего себе там возомнил, козел?!

Димка и Нина как-то незаметно оказались в кругу ее хохочущих друзей, которые все время отталкивали пытавшегося ретироваться и ничего не понимающего Димку – им овладела паника. Нина же продолжала кричать, наступая на него, и в тоже время постоянно отталкивая.

– Решил, что я гулять с тобой буду?! Выплясывать тут, да?! С тобой?! Ты же кретин! Я тебя проспорила просто! Вот это все – проспорила! Дебил!!! – Нина внезапно перестала кричать и истерически расхохоталась, показывая пальцем на Димку.

Вообще, вся эта картина, происходившая на глазах у всех, и сдобренная ухающими в зале колонками, имела вид достаточно инфернальный. Для Димки же это было сродни падению неба на землю. Он, метавшийся в кругу своих мучителей как загнанный зверь, вдруг замер, озираясь, и с неведомо откуда взявшейся силой бросился в сторону самого слабого звена этого круга – маленькой Ленки, разорвал его и с каким-то полурыком-полурыданием, бросился прочь.

С этого момента он не помнил практически ничего. Он не помнил, как выбежал через толпящихся в фойе дома культуры людей, как бросился в темноту парка и, распугивая малолеток, пробежал по кустам, как чуть не упал в пруд, не заметив в темноте его загаженного берега, не помнил, как наткнулся на каких-то гопников, и ему пришлось уходить еще и от них, не помнил, как добрался до дома. Осознавать себя он начал только в собственной комнате, где, забившись под одеяло прямо в грязной уличной одежде, сквозь зубы повторял одно и то же: «за что? за что? за что…» Потом он вскочил и заметался по комнате, колотя себя кулаком по голове. По лицу его текли слезы, смешиваясь с какой-то грязью, в немалом количестве оказавшейся на его лице.

Проведя за таким занятием около часа, Димка, вдруг, резко остановился, и совершенно спокойным голосом произнес, обращаясь то ли к самому себе то ли к кому-то находящемуся вне зоны видимости, но обязательно его слышащему:

– За что она так? За что так со мной? А? Я же… За что?..

Снова издав свой полурык, Димка бросился лицом в подушку и зарыдал, периодически проталкивая сквозь рыдания жестокую мантру: «лучше б я сдох… сдох… сдох…». Забылся он только под утро. А утром проснулся здесь – в этом до боли знакомом, и до боли чужом городе.

– Ясно… – пробормотал Димка, очнувшись от воспоминаний. Ему, конечно, ничего не было ясно, это было сказано просто чтобы что-то сказать, обозначить себя в реальном мире, отличить его от путешествий по памяти, хотя в реальности происходящего сейчас Димка сомневался все больше.

– Сплю я, может, все-таки… От стресса сниться всякое… – Димка усиленно затряс головой и лаже ущипнул себя, но легче не стало – он не спал, а события вчерашнего вечера продолжали оставаться фактом.

Глава 4.

– Неужели это правда?.. Неужели она так могла со мной поступить?..

– А ты сомневался, что ли? – сначала Димка решил, что он опять впал в задумчивость и это прозвучало у него в голове, как внутренний голос.

– И ничего не внутренний. Наоборот. Это я говорю.

Осознав, что это не его личная беседа с самим собой, а реальный голос, источник которого не позволило определить тесное закрытое пространство заднего двора, гулко отражавшее собой все произнесенное, Димка даже подпрыгнул на своей шерстяной куче. В ответ куча как-то странно завибрировала.

– Поаккуратнее, ну! – несколько возмущенно произнес в свою очередь голос – И так тяжело. Совесть имей!

Поняв, что звук идет от той самой кучи, на которой он сидел, Димка вскрикнул и, размахивая руками отскочил за так удачно оказавшийся рядом мусорный бак, откуда тут же опасливо выглянул.

– Спасибо – буркнула куча и зевнула – Испугался?

Димка утвердительно моргнул. В куче в ответ появились два черных маслянистых глаза и тоже моргнули.

– Будем знакомы, я Сел – куча моргнула еще раз – А ты Димка, знаю.

Димка скрылся за баком, и принялся усиленно тереть руками глаза и лицо, в тщетном желании выгнать из головы пугающие видения.

– Не поможет. Я реальнее тебя тут. Это мне надо лапами себя натирать, но я же держусь. Выходи. Не съем. Хотя… – послышался зевок – От еды не отказался бы.

Затаившись на время в поисках подходящего плана действий в столь нестандартной ситуации, и не найдя его, Димка собрал всю смелость в кулак, набрал побольше воздуха в грудь, и выскочил из-за бака как будто с большой глубины, намереваясь воспользоваться фактором неожиданности. Кучи видно уже не было. Вместо нее на том же самом месте стоял огромный лохматый пёс и пристально смотрел на него.

– Не признал? Все бока мне отсидел. Эх, и костляв же ты, братец. Питаешься что ли плохо?

Решительное появление Димки было лишь первой фазой его плана, продолжением же было намерение побыстрее отсюда убраться, но на дороге стоял этот пёс и проскочить мимо него не было никакой возможности – настолько он был огромен и устрашающ. Более того, этот пес раскрывал свою розовую зубастую пасть и совершенно понятно и четко произносил слова, единственно с некоторым… собачьим акцентом, в котором явно улавливался лай.

– Ну чего вылупился? Говорящих собак не видал? – Димка качнул головой в одну сторону

– Да знаю я. Шучу. Вижу не понимаешь ничего. Спрашивай. Все расскажу, что смогу.

– Ты… говоришь? – смог выдавить из себя Димка после минутной паузы.

– Нет – рыкнул пес.

– А как же тогда?… – Димка от свалившихся на него потрясений позабыл все слова и пытался компенсировать их жестами.

– Да уж… – куча, вернее уже пес, устало прикрыл глаза – Очнись уже, чудак. Конечно говорю – как это еще можно назвать?

Димка пожал плечами и открыл рот для нового вопроса, но сформировавшаяся в мозгу мысль никак не желала укладываться в речевой аппарат.

– Заклинило. Хорошо, я сам. Как ты здесь оказался? – Димка кивнул – И, чтобы ускорить процесс, сразу скажу – да я читаю мысли… иногда. А оказался ты тут очень просто – как и хотел.

Димка непонимающе выпучил глаза, хотя они и так уже находились на грани выпадения.

– Ну чего ты? Хотел же сдохнуть?

Тут Димка испугался настолько, что наконец-то пришел в себя, обретя дар речи:

– Я умер что ли?!

– Ну технически да. Хотя это сложный вопрос. Но для простоты изъяснения примем что да, умер.

– Призрак что ли я?

– Ну технически нет. Хотя это слож…

– Перестань, я понял. Это, типа, рай, или ад или что там еще? Чистилище?

– Да нет. Это все та же Земля наша грешная. Но только после того как ты умер.

– В смысле? – Димка как-то подозрительно резко начал трезво думать, что его смутно тревожило и от этого раздражало.

– Гипноз помог, не переживай. Надоело ждать пока ты очухаешься. А смысл самый прямой – ты помер много лет назад, а это тот самый город, где ты и жил всегда. Ну и где помер. Вон в той квартире, помнишь? Твоя же? И нет это не другое измерение. То же самое, твое.

– Ладно… оставим это пока… А почему все такое… странное? И ты тоже откуда такой?

Глава 5.

– Я по порядку, хорошо? Примерно лет через 5 после твоей смерти произошло то, что изменило мир. В Антарктиде, в глубине льдов обнаружили неизвестную доселе бактерию. Тут же принялись ее изучать, конечно. В ходе выяснилось, что она выделяет особый токсин, который чудеснейшим образом воздействует на мозг, полностью открывая его возможности, и даже увеличивая. Ну при умелом подходе, конечно. Это было революционное открытие. Тут же были разработаны лекарства от всех неизлечимых болезней, выведены уникальные сорта растений, люди научились регенерировать любые клетки, решилась проблема голода и много-много чего еще. И все бы было хорошо, если бы не одно НО. Был один побочный эффект – токсин вместе с мозгом запускал и механизм старения на ускоренной скорости.

– Насколько ускоренной? – Димка слушал, все еще сомневаясь в реальности происходящего, и поэтому иногда себя пощипывая в кармане за ногу.

– Ну человек из молодого двадцатилетнего юноши превращается в глубокого старика примерно за 1,5—2 года. Бывает по-разному, в зависимости личных, так сказать, особенностей, но всегда где-то в этих пределах.

– Двадцатилетнего? Это случайный возраст ты назвал?

– Нет. Побочка реализовывалась только у людей примерно начиная с этого возраста. Плюс-минус год, опять же в зависимости от личных особенностей.

– А те, кто младше?

– Ничего. Жили себе дальше, умнели. Но в двадцать… – Сел махнул лапой, иллюстрируя плачевность положения будущего двадцатилетнего.

– Ясно. Но с этим же что-то делали? Противоядие там, антидот?

– Ага. Это свойство быстро обнаружили, и сразу приступили к разработке лекарства. Дело оказалось нелегким. Тогда один из ученых, Иванов его фамилия, по примеру Пастера, заразил себя этой бактерией. Стремительно поумнел, и смог выйти на финишную прямую, хотя к тому времени и совсем состарился. Антидот был почти готов. Но этот ученый трагически погиб, а с ним погибли и все результаты его исследований. Ничего подобного никто больше повторить не смог. Кто-то не успевал уложиться в короткий срок старения, кто-то не обладал должным опытом, а кто-то просто не решался на такой эксперимент над собой. Поэтому лекарства не появилось. И человечество превратилось в стариков. Остались только те, кто был на тот момент молод, ну и те, у кого оказался врожденный иммунитет, но этих совсем уж мало было – какие-то доли процента.

– И как же дальше? Всему конец? – Димка сам удивился тому, насколько буднично он это спросил. Видимо сказывалась фантастичность происходящего.

– Ну не совсем. На остатках наработок Иванова все-таки получилось создать вакцину. Она повышает сопротивляемость иммунитета этой бактерии. Но эту вакцину нужно колоть раз в месяц, и сто процентной гарантии она не дает.

– Ну хоть что-то… Только чувствую и тут какой-то подвох…

– Правильно. Вакцину эту можно получить только с помощью тех, кто состарился из-за жизнедеятельности бактерии. Грубо говоря, ее получают из этих вот стариков – пес повел мордой, показывая на окружающие дома.

– Офигеть… – Димка даже присвистнул.

– Ну это если сильно загрублять. Долго объяснять в общем – Сел вздохнул – Стариков этих сразу, конечно же, изолировали от остальных, тех кто заразиться не успел – они же носители теперь. Целые районы, или даже города превратили в «стариковники». Это официальный термин, если что.

Димке стало как-то нехорошо. Стало казаться, что он сейчас в обморок грохнется. Он даже уже хотел этого, чтоб забыться, а когда очнется, то чтоб не было бы этих говорящих собак, стариков, бактерий и прочей небывальщины.

– Не упадешь. Сейчас отпустит.

– Перестань в голову ко мне лазить! – Димке действительно полегчало, но он посчитал нужным возмутиться.

– Прости. Я помогаю просто.

– Спасибо, но не надо больше. Блин… Что за бред вообще – стою с собакой разговариваю! Конечно тут нехорошо станет! Можно мне обратно как-то? Я тут с ума с тобой сойду…

– Потому и помогаю. А то сойдешь действительно. А обратно можно, да. Условие есть.

– Какое еще условие? Почему условие? Причем тут я вообще?!

– Могу дорассказать. Все поймешь.

– Валяй… – устало выдохнул Димка, снова принявшийся растирать ладонями лицо – Выбора у меня, я так понимаю, нет…

– Точно. Значит на чем я там?.. Ага. Стариков изолировали. Тех, кто не подвергся воздействию бактерии, или имел иммунитет стали колоть сывороткой. Первых чтоб защитить, вторых в профилактических целях. Причем те, кто с иммунитетом, они не старели, но и не умнели, так как бактерия в них вообще не могла жить, они даже носителями не были. В итоге – получили возможность неограниченной мозговой деятельности, осложненной ускоренным старением, и поэтому ограниченно применимую, менее одного процента населения планеты не подвергшегося воздействию, и легионы стариков. Естественно выбор пал на тех кто, скажем так, спасся. Ну а стариков отселили, превратив их в источник сырья для сыворотки. Нет, им создали комфортные условия для жизни: их кормят, поят, всячески содержат, медицинское обслуживание и все такое, ту же сыворотку колют чтоб хоть немного старение замедлить, но только для того, чтобы они прожили подольше и их подольше можно было бы использовать. По сути же это некое гетто, из которого им строжайше запрещено выходить, дабы не заражать окружающих, ну и не смущать, так сказать, чувства более удачливых – нелегко же смотреть на тех, кто нужен тебе лишь для того чтобы ты смог продлить свою жизнь. Существуют даже целые общества и партии, призывающие улучшить и как-то разнообразить жизнь стариков. Но никто их особо не слушает – всем и так хорошо. Так же замечу, что призывов совсем освободить несчастных никогда не звучало вообще. Ну а мы здесь для того, чтобы за всеми ними следить.

– А вы это кто?

– Ну как кто? Собаки, конечно. Бактерия же не только на людей действует. Животные тоже подвержены. Только по-разному. Лошади, например, просто все вымерли. Слоны еще больше выросли. Дельфины стали пытаться на сушу выйти – большой проблемой оказалось. А собаки поумнели до полной разумности. Потом путем различных экспериментов и скрещиваний вывели говорящую породу с отличными сторожевыми качествами. Вот, полюбуйся – Сел деловито покрутился на месте – Только коты не поменялись, ну или, скорее всего, хорошо притворяются как всегда.

– Жесть, конечно – Димка даже вспотел – Антиутопия какая-то.

– Если угодно. Но это вот так все сложилось. С другой стороны они все равно умрут. А так хоть пользу принесут, да и поживут подольше. А если их отпустить, то они остальных перезаражают и сгинут вообще все. Третьего пока не дано. И чем дальше, тем больше всех все устраивает. Но зато ты получил что хотел.

– Так, стоп. Это ты о чем опять?

– Ну ты же получил желаемое – эммм… сдох?

– Допустим. И..?

– И вышло вот все это.

– Из-за меня ты хочешь сказать?

– Технически да.

– Что за чушь? Я обычный человек, мне 20 лет всего… было… да я никто вообще! Да еще и сдох! Как из-за меня могло такое произойти?!

– Ты слышал что-нибудь про роль личности в истории?

– Слышал конечно. Но это же про кого-то типа Гитлера, или Че Гевары. А я-то какая личность?

– Дело не в размахе личности, Димка. Нет незначительных или мелких личностей, вообще в мире нет мелочей, в том смысле, что любое большое и великое состоит из множества мелочей, без каждой из которых результат может быть иным до противоположности. Вот погиб ученый и унес с собой все данные своих исследований. Никто теперь их не увидит. А вот если бы работник отдела информационных технологий скопировал все эти данные, как ученый его просил, а не оставил бы это на потом, потому что долго и лень, то всё бы могло пойти совсем по-другому, верно?

Димка ничего не отвечал, только молча слушал, пристально глядя в черные глаза пса.

– А вот если бы нормальный человек, который должен был там работать, не умер, и руководству института не пришлось бы брать другого, который потом будет несколько лет имитировать бурную деятельность, разваливая систему, то тоже все могло иначе быть, ведь верно?

– Ты хочешь сказать, что я где-то работать должен был, но не работал, потому как предпочел сдохнуть, и из-за меня работал какой-то придурок, который поленился скопировать данные по лекарству, и поэтому они оказались утрачены?

– В точку!

– Ну бред же!

– Называй как хочешь. Но все есть так, как есть. Если бы работал ты, а не он, то и данные были бы скопированы, и лекарство было бы изобретено, и вот этого всего бы не было. А ты говоришь Че Гевара… Да и вообще, ты думаешь – мало горя родителям твоим досталось из-за твоих глупых истерических прихотей? Или это тоже мелочь, несущественная в истории?

Родители. Димка только сейчас вспомнил о них и устыдился: и самого этого факта, и своих мыслей, и своих дел. А больше всего того, что опять невольно подумал: «сдохнуть хочется…».

– Да ты уж сдох разок. Мало что ли?

– Ты опять?..– Димка возмутился очередному проникновению в его мозг, но уже как-то вяло – А где они?

– Родители-то? Прости, но нет их. Они в первые годы умерли еще. Все за тебя переживали. Ну чего ты заморгал? Опять истерику устроишь?

– Нет. Но что делать-то мне?

– Слушать. Я же говорил тебе, что ты вернуться можешь, вернее вернуть… Вот и еще раз говорю. Это значит все исправить можно. Собственно поэтому тебя сюда и направили.

– Кто?

– Ну кто?.. Кто-то. Кто полномочия имеет.

– Типа Бог?

– Слушай, давай не отвлекаться. К делу это отношения не имеет.

– А что имеет?

– А то, что если ты все исправишь тут, то все вернется на круги своя.

– Слушай, а тебе-то это все откуда известно, а?

– Ну так вышло. Разве это важно?

– Да нет, наверное – пожал плечами Димка – Что мне делать?

– А все просто. Тебе нужно просто все вернуть к началу, к точке отсчета.

– Это как?

– А вот тут я тебе не помогу. Начало ты должен определить сам, это же твоя история. Ведь чужая душа, чужая голова, чужое сердце – это все такие потемки, что никто не разберет. Можешь только ты. Да и нельзя мне непосредственное участие принимать. Так что желаю удачи. А мне на кормежку пора. Куриные сердечки сегодня.

– Какие сердечки!? Я ж тут сам не разберусь! Сгинут же все.

– Сам, Димка, сам. А сгинут… ну так судьба, стало быть… Но ты не затягивай с этим сильно. Помнишь – бактерия, токсин, 1,5—2 года?..

Пес повернулся и пошел прочь. Когда он скрылся за углом, Димка в отчаянии пнул все тот же мусорный бак, потом, будто вспомнив что-то важное, бросился за псом следом, но улица уже снова была пуста – все шерстяные кучи, во множестве лежавшие там, исчезли.

– Сердечки, блин, у них… Тут у самого сердце того и гляди остановится. Ладно, делать, видать, нечего… К началу вернуться, говоришь? – Димка озадаченно поскреб подбородок – Где вот это начало? Эх… Угораздило же… А может плюнуть? Пару лет покантуюсь тут, а потом хрен с ним – на заслуженный отдых, пусть делают из меня там что хотят. Нет… Не дело так. Один раз уже плюнул вон…

Стало прохладно. Дело шло к вечеру, и без того нетеплый ветер начал нешуточно пробирать. Нужно было найти место на ночлег, вряд ли уж он управится до темноты с этой точкой отсчета, да и силы как-то заканчивались – сказывался нешуточный стресс. И немудрено, ведь шутка ли – он же сначала умер, а потом ему говорящий пес поведал, что мир катится в пропасть из-за него. Брррр… Жуть какая…

В свою квартиру Димка решил не ходить, на всякий случай. Долго искать тоже не хотелось, поэтому он просто влез с мусорного бака в разбитое окно под потолком все того же супермаркета, на заднем дворе которого он и провел все это время. Там он нашел кучу старого картона, зарылся в него и забылся тяжелым сном без сновидений.

Глава 6.

Утро встретило его головной болью и противным дождем, мелкой крупой залетавшим в дыру в окне. В носу и горле першило от пыльного картона и жутко хотелось есть – Димка только сейчас понял, что ничего не ел он уже больше суток. Этот вопрос необходимо было срочно решить, так как разбираться с основной проблемой на голодный желудок не представлялось возможным. Да если честно, Димка сомневался, что и полнота желудка ему как-то сильно поможет.

Тем не менее – находился он в магазине, хоть и явно давно не функционирующем, а значит шансы на обнаружение съестного были достаточно высоки. Димка пробежался по торговому залу, пошарил на складе и добыл несколько банок консервов. Этикетки на банках либо отвалились, либо приняли нечитаемый вид, поэтому об их содержимом можно было только догадываться. Не найдя подходящего инструмента для вскрытия, Димка просто сточил закаточный шов о бетон и вывалил содержимое пары банок на одноразовую тарелку, упаковка которых попалась ему на глаза в первые же минуты поисков. Консервы оказались рыбными и довольно вкусными, если не брать в расчет некоторый металлический привкус, приобретенный ими за время хранения, но это впечатления не портило. Плотно поев, Димка снова лег на картон, заложил руки за голову и принялся размышлять над своим нестандартным положением.

На первый взгляд все было ясно как день – найди начало, и к нему же вернешься. Но вот что послужило этим началом, что было отправной точкой, от чего ему теперь нужно было отталкиваться – этого он не знал, и пока даже не догадывался. Слишком много было всего, и все оно казалось подходящим для обозначения собой этой самой точки.

– Так и знал, что тебя тут найду – в дальнем конце склада, возле подъемных ворот, предназначавшихся для погрузочно-разгрузочных работ, сидел Сел и лениво почесывал за ухом – Забыл сказать совсем, потому вернулся – за стариками приходят раз в неделю, по воскресеньям обычно. Так что ты это учти, если что. И, кстати, ты с местными консервами поаккуратнее будь, я как-то разгрыз парочку, так потом три дня животом мучился…