Текст книги "Никому не нужные люди"

– Но если Инесса уже бывала здесь, как получилось, что ее никто не узнал?

– Потому она так красилась, – лениво объяснила Мокрида. – Косметика здорово меняет внешность женщины. Мало кто может решить, что почтенная дама, любительница, как ты говоришь, «штукатурки», и чумазая бродяжка – одна и та же персона.

– Точно так, – согласился шериф. – Сначала негодяи не хотели изводить Бьянку, только обобрать. Но когда адмирал начал уделять ей внимание, Жакоб вспомнил, как Лусебрун дрался за Туманное Озеро и подумал, что тот так же вцепится в имущество невесты. Наши злодеи решили действовать наверняка. Жакоб понимал, что если просто убьет Бьянку, даже если всё будет обставлено, как несчастный случай, я его с землей сравняю. Лучше, если бы она прикончила братца. Жили вдвоем, не считая ветхих слуг, подсыпать отраву Жакобу могла только сестра. Родственников у де ла Ниров не оставалось. Продав Сливовую Косточку, «вдова» Жакоба благополучно уехала бы с деньгами. Даже если б Бьянку не осудили по закону, она, не выдержав чувства вины, покончила бы с собой. В Сливовой Косточке уже обнаружили склянку из-под настоя девичьих слез и предсмертную записку с признанием, которую госпожа де ла Нир не писала. А еще хорошие запасы кисленя.

– Кислень! – нахмурилась Мокрида. – Еще одна трава, – объяснила она нам с Трэком. – Мощное успокоительное и снотворное. В больших дозах подавляет волю.

– Да, – подтвердил шериф. – А дочь де ла Ниров и без того, вынужден признать, в некоторых ситуациях никак не образец независимости и свободомыслия. Одно непонятно: кислень имеет характерный горький привкус, как Инесса умудрялась поить им Бьянку незаметно?

– Кофе! – подняла палец Мокрида. – Вёдра крепкого кофе! Все эти дни в Сливовой Косточке стряпней занимался Трэк, но из напитков варил исключительно компот. Так ведь, Стензальтыч?

– Точно. Из сухофруктов. Инесса сама с кофейником бегала.

Всё постепенно становилось на свои места, но одно я еще не мог понять.

– Как же получилось, что Жакоба де ла Нира все посчитали мертвым?

– Это я дура, набитая опилками, всех смутила, – мрачно объявила Мокрида. – Забыла, что в лошадиных дозах тот же кислень вызывает подобие летаргического сна. А внешние симптомы очень похожи на отравление девичьими слезами. Солевейг чуял, что от Жакоба несет травой, но какой, определить не мог.

– А готовила всё Инесса? Потому и обливалась «Нежной лилией»? Чтобы скрыть запах?

– Именно, – подтвердил шериф. – Хитрая, как лисица. А вы напрасно на себя наговариваете, госпожа Орел. Так сразу определить, от чего наступила смерть, это не всякий лекарь сумеет. Я в начале даже подозревал вас в причастности. Послушайте, что вам делать в вашей нотариальной конторе? Завянете в пыли. А нам в стражу ой как нужна хорошая травница. Переходите, а? Не пожалеете!

– Я подумаю, – величественно кивнула Мокрида.

Подняли кружки и выпили за успехи стражи Кортезьена. Потом за Мокриду лично. Третий тост естественно, за прекрасных дам вообще.

– А знаете, – пригорюнился вдруг захмелевший Трэк, – мне этого Жакоба не жалко, но где-то я ему сочувствую. Убивец, негодяй, но жену свою любит. Вон как ей доверял.

– Самое веселое, – хмыкнул шериф, – что де ла Нир написал мне письмо, где подробно изложил весь план преступления и оставил послание Бьянке. Молодожены ни на грош не доверяли друг другу, и Жакоб предупредил Инессу, что если он в назначенный срок не «воскреснет», сестра передаст пакет в городскую стражу. В последствии он рассказал подельнице, где спрятано письмо, и та его просто выкрала. Верность, истинная любовь, дружба сейчас товар редкий, дорогой.

Это точно. Но иногда встречается. Главное, чтобы всё это было кому-нибудь нужно.

На улице вдруг громыхнуло так, что кружки на столе в ответ звякнули. В трактире потемнело, словно вдруг настал глубокий вечер. Мы разом повернулись к окну.

– Гроза, – сказал Марк Бегор. – Первая в этом году.

Тут же, подтверждая его слова, по подоконнику застучали тяжелые капли.

Я поднялся и, распахнув дверь, шагнул через порог. После грозы свободно дышится.

Гром в очередной раз встряхнул Кортезьен, и темные тучи тут же разорвала молния.

Почему-то вдруг захотелось, подняв меч, приветствовать ярящиеся небеса, но я знал, как опасно так поступать. Я просто положил руку на рукоять верного кошкодера.

Запрокинув лицо под холодные струи, я стою и смеюсь от беспричинной радости.

Дождь. В Кортезьене идет дождь.

13.09.2021—24.11.2021

Песни
Стефана Лусебруна

Пунктир

 
Сказка города. Блеск воды.
Порубежье.
Крики ворона. Знак беды
Неизбежной.
 
 
Клятва кровью. Тень от меча
Крестом
На стене. К изголовью свеча.
Что потом?
 
 
Взгляд прощальный и шаг в ночь.
Вслед стон.
Вздох печали. От дома прочь.
Это сон.
 

Дождливое лето

 
Напоминало лето осень.
Дождем сочились небеса.
И если появлялась просинь,
Не больше чем на полчаса.
 
 
И в угрожающие тучи
Вновь собирались облака,
И на тропе, к реке ведущей,
Возникла новая река.
 
 
И над душой необъяснимо
Имел немыслимую власть
Такой покой неодолимый,
Что впору было все проклясть.
 
 
                           * * *
 
 
За окном завывает вьюга,
Ночь зимы.
Мы устали искать друг друга
В царстве тьмы.
 
 
Но опять я шагну с порога
Как в бреду.
Ты меня подожди немного,
Я приду.
 

Дойти

 
Дойти. А дальше будь что будет.
Дойти и не сойти с ума.
Пусть целый мир меня осудит,
Пусть боль, пусть даже смерть сама.
Дойти. До первых клейких листьев,
До порванной в рывке узды,
До толстой пачки старых писем,
До поворота, до звезды.
 
 
Дойти. И преклонить колени,
Дыхание перевести,
Минута тишины и лени,
И снова в путь, чтобы дойти.
 

Отрывок

 
Мы не вспомним про компас и карту,
Мы сегодня на утро уйдем
По сугробам подавшимся марта
За апрельским несмелым дождем.
 

«По бескрайним по нехоженым лесам…»

 
По бескрайним по нехоженым лесам
Да по реченькам, где по льду, а где в брод.
– Ты куда идешь, то ведаешь ли сам?
– А куда глаза глядят да путь ведет.
 
 
Мудрый ворон солнце заслонил крылом,
А по следу легким скоком серый пес.
Если сгину, кто-то молвит «Поделом!».
– Ищешь что, скажи?
– Ответа на вопрос.
 
 
Это сколько ж колких игол на сосне?
Это сколько же зазубрин на мече?
Сколько дней погожих по весне?
Сколько осенью раздумчивых ночей?
 
 
Только б сил еще хватило бы на шаг.
Только б выдержала звонкая струна.
Только б солнышко светило снова так.
Только б долюшку свою испить до дна.
 

Брат и сестра

 
– Уже семь лет в плену дорог
Ты, милый братец мой.
Устал от странствий, от тревог?
Скорей вернись домой!
 
 
– Сестра, так легок бег коня,
Так звезд свет сердцу мил,
Что я, – сестра, прости меня! —
Путь к дому позабыл.
 
 
– Вернись, я на окно свечу
Поставлю в час ночной,
Я белой чайкой полечу
К тебе, верну домой.
 
 
Зачем скитаться? Зачем за
Забралом лик скрывать?
Мой милый брат, твои глаза
Я стала забывать.
 
 
– Сестра, доспех меня хранил
От копий и от стрел,
Но сросся с телом он моим,
От крови проржавел.
 
 
– Как может с плотью сталь срастись?
Страх – величайший лжец.
Доспех сними, освободись
От давящих колец.
 
 
Мой милый брат, ты скальдом был,
Под стройный струнный звон
Ты пел, ты в этих песнях жил,
Так спой же мне…
Вдруг стон:
 
 
– Сестра, не будет светлых встреч,
Мне струны не ласкать,
Рука сжимать привыкла меч
Так – пальцы не разжать.
 
 
– О брат мой…
 

«Было море и был песок…»

 
Было море и был песок.
Далеко вдавался мысок
В пену волн. По воде не пройти
И я понял: конец пути.
 
 
Коли боги решили так,
Пусть приходит друг или враг,
Пусть приносит любую весть,
Ну а я подожду его здесь.
 
 
Чайки плакали надо мной.
Меч воткнул в песок за спиной.
Арфу – волнам, пускай на ней
Поиграют девы морей.
 
 
По-над морем закат алел.
В жизни сделал я что успел.
Не скопил я злата мешок,
Будут помнить – и то хорошо.
 
 
Долго я на песке сидел,
Думал, пел да на море глядел.
Вдруг увидел: уперся в плес
Дивный мост из семи полос.
 
 
Как из света, но тверд тот свет,
Лишь ступил, мост звенит в ответ.
Я пошел по цветным пластам.
К счастью? К смерти? Узнаю там.
 

Город душа

 
Воин, купец,
Чародей и мудрец,
Шлюха, разбойник,
Святой и покойник,
Скальд, мореход,
Старый пес-доброхот,
Ребенок, палач,
Законник и врач,
Король на троне
Да шут в короне
Бродят как тени,
Живут неспеша.
– Как называется город?
– Душа.
 

Легенда

 
Может, фея, расшалившись
В свете призрачном луны,
Легкой палочкой волшебной
Вмиг смешала явь и сны,
 
 
Может, чародей ошибся,
Колдовство свое верша —
У одной звезды на небе
Появилась вдруг душа.
 
 
И сошла она на землю,
Облик девы приняла,
Но всегда она печальна
И задумчива была.
И одна сидеть любила,
Обращая к небу взгляд.
И безлунной темной ночью
Вдруг исчезла, говорят.
 
 
Что же стало с ней? Кто знает…
Время скрыло все следы.
Позабытая легенда.
Грустный взгляд ночной звезды.
 

Привидение

 
Под твоими ногами
Не гнулась трава.
Говорила, но не были
Слышны слова.
 
 
В белом платье,
В цветах, как невеста.
На земле кем была?
Неизвестно.
 
 
Что за ветер тебя
Вечно гонит вперед?
Что за тайна душе
Отдохнуть не дает?
 
 
Жажда мести
Иль грех непрощенный?
Клад ли, в недрах земли
Заключенный?
 
 
Или снова сюда
Ты пришла навестить
Тех, о ком и в могиле
Не можешь забыть?
 

Битва

 
Словно птица влетел
Мне под сердце клинок.
Будь что будет.
Закричал коростель.
Вышла смерть на порог.
Будь что будет.
 
 
Тьма залезла в глаза.
Нет дороги назад.
Будь что будет.
Опоздала слеза.
Солнце прыгнуло в ад.
Будь что будет.
 
 
Без могил и крестов
Наши кости сгниют.
Будь что будет.
Душам – крылья ветров,
Может, правду найдут.
Будь что будет.
 

Кара

 
Ну, хозяин, что, опять не спится?
Снова кто-то ходит под окном?
Снова заскрипели половицы?
Снова та же дума об одном?
 
 
Снова от тебя бежит дремота?
Вспоминаешь – или я не прав? —
Как меня ты вывел за ворота,
Сдохнуть поскорей мне пожелав.
 
 
Днем ты знать не хочешь, где он бродит,
Верный пес, кто ел с твоей руки,
Но во сне ночами страх наводят
Стертые знакомые клыки.
 
 
Давят, душат жаркие перины,
Хлещет душу страхом звук любой.
Думаешь, что это зов звериный?
Думаешь, пришел я за тобой?
 
 
Это ужас тормошит былое.
Разве мстить умеет старый пес?
Моего ты не услышишь воя,
Как когда-то не увидел слез.
 

Вой

Кто я? Волк или все-таки преданный пес,

Судьбой загнанный в дикую древнюю чащу?

Я отвыкну бояться проклятий, молений и слез,

И останется зверь, беспощадно и грозно рычащий.

Я поверю, что лаской хотят в западню заманить,

За краюхою хлеба всегда будут скрыты дреколья,

Но ночами по-прежнему буду с надеждой кружить

Я под окнами, молча и горько борясь с своей болью.

Позови – до последнего буду служить и спасать,

Пока видят глаза, пока сердце живое в груди.

Только цепь не стерплю. И на лапах на задних

плясать

Не смогу. Никогда. Ни за что. И за это меня не суди.

Где рука, что пригладит лохматую серую шерсть?

Отзовись же, ответь, расскажи, где на свете

живешь?

Суждено ли найти и к огню твоему мне подсесть,

Или сгину один и заплачет по мне только дождь?

«Ветер ходит, ветер рыщет…»

 
Ветер ходит, ветер рыщет,
Нас в дорогу собирает.
Что теряем, что отыщем?
Это только ветер знает.
Шляться по миру за ветром
Добрым людям не пристало.
Слышим, знаем, помним это,
Но вперед бредем устало.
 
 
Видим города и веси,
Учимся где петь, где слушать.
Наши сказки, наши песни
Прорастут, быть может, в душах.
 
 
Будет время, в свете солнца
Незаметно мы растаем.
Кто-то новый в путь сорвется.
В мире ветром больше станет.
 

«Тебе ль, обрученному с морем…»

 
Тебе ль, обрученному с морем,
Бояться разлук и потерь?
Белесый туман берег скроет.
Не верь ему больше, не верь.
 
 
Твой путь без конца и начала
Проложен на карте судьбы.
И нынче никто у причала
Не ждет. Ты не нужен. Забыт.
 
 
Наградой прими неизбежность
И, ветру подставив лицо,
Ты за борт рукою небрежной
Швырни золотое кольцо.
 

Белое море

 
Бело море, Бело море,
Белая земля.
Волны спорят, волны спорят,
Бьют в борт корабля.
 
 
Судьбы в длани, в Божьей длани,
Но забудь покой.
Море дани, море дани,
Дани ждет людской.
 
 
Если льдами, если льдами
Сокрушит баркас,
Примет белый, примет малый
Камень-остров нас.
 
 
Ждать мы будем, ждать мы будем
Первая до нас
Смерть ли, смерть ли доберется
Иль другой баркас.
 
 
Груз на плечи, боль на плечи.
Бед, как волн, не счесть.
Люди бают, что далече
Тепло море есть…
 

Клятва

Я вернусь, я вернусь, что годы и версты?

Я вернусь, я вернусь, что мне бури и тьма?

Я вернусь, я вернусь, пусть погаснут все звезды

И дороги закроет седая зима.

Я вернусь, я вернусь, пусть забыли меня

И не ждут, и ни слова не скажут в ответ.

Я вернусь, я вернусь к очагу без огня,

Я вернусь к двери дома, которого нет.

Я вернусь, я вернусь, хоть зачем это надо —

Возвращаться туда, где тревога и грусть,

В черноту бурелома из райского сада?..

Я не знаю, не знаю… Но все же вернусь.