Текст книги "Обреченный мир"
Автор книги: Аластер Рейнольдс
Жанр: Зарубежная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Тоска по дому – штука жуткая, – проговорила Мерока.
– Думаешь, я уже тоскую по дому?
– Тут и думать нечего. У тебя, Мясник, все на лице написано. Ты спрашиваешь себя: «А не перестраховался ли я? Может, следовало остаться?»
Ее тон задел Кильона.
– О том, чтобы остаться, речь не шла. Я хорошо понимал, во что ввязываюсь.
– Да у тебя комок в горле и слезы на глазах!
– Тебе виднее. – Кильон отвернулся, злясь, что позволил Мероке себя поддеть. – Чужую тоску по дому ты мигом подмечаешь, но не признаешься, что сама ее чувствуешь, так ведь?
– Замолчи, – велела Мерока.
– С удовольствием. Но лучше не затевай разговор, если особого желания разговаривать нет…
– Я сказала – тихо! Похоже, что-то приближается.
– Что-то? – севшим голосом пробормотал Кильон.
– Да, по дороге. – Мерока кивнула во тьму. – Разыщи коня и приведи его в лагерь. И смотри, шум не поднимай.
Далеко конь не ушел: помешала веревка. К лагерю он брел безропотно. Мерока привела своего коня, светлая шкура которого в свете звезд казалась призрачной. Лишь тогда Кильон расслышал в ночи стук копыт и колес, гул мотора и крики.
Коней они привязали там, где не увидят с дороги, а сами затаились у своих импровизированных постелей.
– По-твоему, кто это? – шепотом спросил Кильон. – Те, кого мы должны встретить?
– Нет, для них рановато.
– Может, поручение не так передали?
– Это не они. Объясняю: слишком много лошадей, слишком много колес.
Грохот усиливался, затихал, порой пропадал начисто, появлялся снова и каждый раз ближе. Обрывки разговоров распадались на части, которые Кильон вроде бы понимал. Выговор грубый, гортанный – слова усекались до одной гласной и выразительного рыка.
– Слушай, если кони напугаются и дело примет скверный оборот – прячься, – сказала Мерока. – Если все обойдется, я трижды выстрелю.
– А если я не услышу трех выстрелов?
– Что ж, тогда приятно было познакомиться.
Тут Кильон заметил движение: вдали мерцали факелы. Мерока медленно двинулась прочь от лагеря, потом замерла и припала к земле, глядя на место, где тропа соединялась с дорогой. Сейчас тропки напоминали ручейки ртути, мерцающие среди тенистого мрака. Раздался щелчок – девушка сняла пистолет с предохранителя. Ее силуэт был виден на фоне пурпурного горизонта, но, если Мерока не станет шевелиться, ее будет не отличить от валуна.
Пока лошади и повозки не приблизились вплотную, Кильон подбежал к Мероке, распластался рядом и вытащил ангельский пистолет.
– Зря это ты, – прошипела Мерока.
– Я с тобой. Если тебя убьют, сколько я один продержусь?
Девушка промолчала, и Кильону пришлось самому искать ответ на свой вопрос. Грохот и топот приближающейся процессии усилились, тьму рассеял свет факелов, отбрасывающих на дорогу мрачный отблеск. К шуму прибавились резкие звуки – вой двигателей и гудки. Кильон услышал грубый пьяный хохот.
Постепенно картина прояснилась. Впереди скакали всадники в красно-белых доспехах. Мускулистые тела коней почти полностью скрывались под хитро сочлененными пластинами, к которым для пущего эффекта привязали и прибили звериные кости. Верхняя часть лиц всадников пряталась под металлическими масками. Пустыми глазницами и оскаленными зубами маски напоминали черепа, а кое-где черепа действительно использовались. За авангардом, с сопровождающими на конях и самоходных аппаратах по обоим флангам, катились тяжелые повозки, запряженные где парой, а где и шестеркой лошадей. Большинство повозок состояли из широкой огороженной платформы с палаткой или деревянным домиком посредине. По краям платформы восседали бандитского вида охранники, вооруженные очень по-разному. У одних были мечи и пики, у других – пистолеты, ружья и ручные пулеметы. По углам повозок располагалась артиллерия – вращающиеся пушки или жуткие многоствольные картечницы со щитками и двуручными рукоятками. Часть всадников держали в руках треугольные вымпелы, знамена и флаги развевались над домиками в глубине повозок. Факелы – в руках у всадников или прикрепленные к повозкам – освещали процессию дрожащим оранжевым светом. Трициклы и квадроциклы, движущиеся в колонне, казались развалюхами, сваренными из металлолома. К опорным шасси крепились рамы с пулеметами, пиками и таранами. Трициклы и квадроциклы ехали быстро, словно не могли замедлиться до скорости коней и повозок. Они то и дело сворачивали, описывали кольца и восьмерки, подвеска постоянно их подбрасывала, ездоки с трудом удерживались на сиденьях. Колонна приближалась, и Кильону казалось непостижимым, что их с Мерокой не заметят.
– Черепа, – прошептала Мерока.
– Те, с которыми мне не следовало встречаться?
– Ну, я надеялась, что мы не пересечемся. – Девушка держала пистолет прямо перед собой, у самого лица, почти касаясь земли. – Лежи смирно, помалкивай, глядишь, и обойдется. Похоже, они куда-то спешат. Черепа ищут приключений, только когда в драчливом настроении.
– Что это за настроение?
– Молчи!
Голова колонны поравнялась с ними. Шума и света хватало, и Кильон боялся, что вот-вот заржут спрятанные их кони, один или оба сразу. Вообще-то, черепа своим грохотом могли заглушить ржание, но охранники по углам повозок казались трезвыми и бдительными. Кильон сомневался, что здесь работают приборы ночного видения, но чувствовал себя яркой теплой точкой на фоне остывающей земли.
Однако колонна двигалась дальше, и коней Мероки и Кильона слышно не было. Мимо громыхали дюжины повозок, каждая на вид больше предыдущей. Последние лошадям тянуть было не под силу, поэтому использовались тракторы: черные громадины крутили металлическими маховиками, с фырканьем выбрасывая клубы белесого пара. Следом за тракторами двигались повозки с большими, как дома, клетками. За их прутьями жались друг к другу люди в лохмотьях, закованные в кандалы и связанные вместе.
– Пленные, – пояснила Мерока, словно это вызывало сомнения. – Черепа их покупают по дороге в городах и деревнях. А то и силой забирают.
– Они чем-то провинились?
– Кто да, кто нет. – Мерока помолчала. – А кто просто сбежать не успел.
– Что с ними будет?
– Ничего хорошего.
– Лучше скажи, Мерока. Хочу знать, чем рискую.
Девушка тяжело вздохнула, глядя на окутанную пылью и паром колонну.
– Некоторых, в основном женщин, черепа продадут в рабство или возьмут себе в услужение.
– Почему эти черепа такие?
– Большинство от природы угрюмые злыдни. Любой, кого выгоняют из нормального поселения – убийца, вор, насильник, – имеет отличные шансы оказаться среди черепов. Если поначалу новенькие лишь потенциальные психопаты, то потом, когда их напичкают дурью, на которой сидят остальные, начинают пускать слюни и щериться, будто с рождения идиоты.
– О какой дури ты говоришь?
– Не о простых антизональных и не о растительных аналогах, Мясник. Грязные дела заставляют черепов кочевать из зоны в зону. Нормальных лекарств не достать, вот они и химичат. Готовят дурь сами или принимают то, что борги дают в обмен на пленных. Постепенно в голове все мешается, мозги отшибает напрочь. Не забывай еще о разном прочем дерьме, которым они себя потчуют.
– Боргов ты упоминала еще у Фрея. Кто они такие?
– Не кто, а что, Мясник. Долбанутые биомеханические машины. Но тебе из-за них волноваться не надо.
– Как не надо было волноваться из-за черепов?
– Черепа шарятся всюду, а боргам глубоко в эту зону не проникнуть.
Почти все клетки уже проехали. Замыкали караван конные повозки поменьше. Кильон понемногу успокаивался, чувствуя, что их не заметят. Большая шумная часть колонны ушла вперед, а их с Мерокой коням хватало примитивной хитрости стоять тихо. Кильон глянул на последнюю, самую маленькую клетку. Наполовину меньше предыдущих, она вмещала, как ему сперва почудилось, лишь одну пленницу – девушку в рваном платье или в плаще с оторванными рукавами, не то лысую, не то бритую наголо. Она держалась за прутья худыми, но мускулистыми руками. Нет, девушка не одна! В ее подол вцепился ребенок. Мальчик или девочка – определить невозможно: он был в лохмотьях, грива спутанных черных волос скрывала лицо. Ребенку было года четыре, максимум пять, а матери, если та девушка и впрямь его мать, – от силы пятнадцать.
– Что станет с ними? – Кильон кивком указал на девушку с ребенком.
– Что-что… В рабство попадут.
– Ужас!
– Добро пожаловать в реальную жизнь, Мясник! Хочешь воззвать к совести черепов – вперед с песней! Только сперва я удочки смотаю, ладно?
– Выходит, нужно спокойно и безропотно смотреть на то, что они творят?
– Черепа повсюду, Мясник. Они хозяева Внешней Зоны. Разозлишь одного – молва мигом разлетится. Не страшно, если безвылазно на Клинке сидеть. Но мне-то нужно на жизнь зарабатывать.
Колонна уходила. Последние повозки и всадники с грохотом и криками исчезали во мраке. Вскоре дикие вопли затихли, но Кильон еще видел девушку с ребенком в клетке. Казалось, она смотрит прямо на него, словно что-то видит во мраке. Он вздрогнул, заверив себя, что ему чудится, а потом девушка медленно повернулась в сторону движения и притянула ребенка к себе. Кильон увидел ее затылок и во тьме разобрал не то большой шрам, не то родимое пятно от макушки до шеи.
Его так и подмывало что-нибудь предпринять, но он понимал: это бесполезно, Мерока права. Каким нелепым он, наверное, казался ей сейчас: городской хлыщ, бурно возмущающийся бесчеловечной жестокостью, которую только что заметил. А ведь жестокость существует давно, не годами, не десятилетиями, а тысячелетиями. Жестокость и несправедливость собирали страшный урожай беспрестанно, каждую секунду его жизни.
– Знаю, это дико, – проговорила Мерока, когда шум каравана почти стих, – но привыкнуть можно. Либо привыкаешь, либо сходишь с ума. Я выбор уже сделала.
– Не мне тебя судить.
Они поднялись и убрали оружие.
– Не думай, что мне плевать… Просто их много, а нас слишком мало. – После каждого предложения Мерока делала паузы, с заметным трудом подбирая слова. – Вот если бы жители Клинка объединились, собрали армию… спустились сюда – что-то, может, и получилось бы. А это разве возможно? Черта с два! Рой простит нас раньше, чем это случится.
– Что еще за Рой?
– Рой – это то, из-за чего тебе, Мясник, не следует волноваться.
Глава 7
На рассвете Кильона разбудило ржание. Кони чего-то испугались, и среди еще не развеявшейся тьмы он слышал сердитое бормотание Мероки, пытающейся их утихомирить. Выбравшись из-под теплого одеяла, Кильон поежился от предрассветной прохлады. Кружилась голова, словно он слишком резко вскочил. Что встревожило коней? Он глянул на дорогу – пусто. Еще одного каравана черепов слышно точно не было.
С трудом вглядываясь в темноту, на ватных ногах Кильон побрел на шум. Мерока гладила испуганных коней по мордам, стараясь успокоить. Те били копытами, дико сверкали глазами, скалили зубы, прижимали уши к головам.
– Что-то раздражает их, Мясник. – Мерока выбилась из сил, пытаясь усмирить отчаянно рвущихся из рук лошадей.
– Похоже на то. – Он покрепче перехватил поводья своего коня и прижал ладонь к его блестящей от пота шее. Лошадиное сердце стучало, как часы, заведенные слишком сильно. – Что-нибудь видела или слышала?
– Всю ночь было тихо, как в склепе. Потом кони начали эту свистопляску.
У Кильона мелькнула одна мысль, но он решил пока ею не делиться.
– Как ты себя чувствуешь, Мерока?
– Словно всю ночь не спала. Да и предыдущую тоже.
– Я имел в виду помимо этого.
Девушка повернулась к нему. Лицо ее, обычно бесстрастное, выражало недоумение.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Да потому, что сам неважно себя чувствую. Либо съел что-то несвежее, либо… – Не выпуская коня, Кильон свободной рукой засучил рукав и глянул на часы.
Стрелки и циферблаты отливали бирюзовым. Лошадь рвалась из рук, и рассмотреть время было трудно. Кильон сосредоточился и наконец понял, что к чему. Часы показывали разное время, минутные стрелки больше не двигались синхронно. Разница между самыми спешащими и самыми отстающими часами уже составила пятнадцать минут.
– Что-то не так?
– Перед тем как заснуть, я проверял синхронность. Тогда все часы шли одинаково. А сейчас… разбегаются. – Кильон с трудом подбирал слова; казалось, высказав свое подозрение, он воплотит его в реальность. – У меня симптомы, похожие на зональное недомогание. Часы подтверждают: что-то происходит. Кони нервничают. Животные чувствуют такие явления раньше людей и машин.
– Может, это просто порыв.
– Ну, может, и так, – согласился Кильон, а сам вспомнил подозрение Фрея о том, что приближается нечто глобальное. Что-то куда серьезнее простого порыва. – Думаю, у нас неприятности, – проговорил он. – Я должен оценить динамику изменений и просчитать дозу антизональных для нас обоих.
Едва он это сказал, из коней словно пар выпустили. Они перестали бить копытами и трясти головами. Зрачки у них сузились, уши поднялись. Животные фыркали и сопели, показывая людям, что отнюдь не спокойны, но то, что их взволновало, временно исчезло.
У Кильона до сих пор кружилась голова и дрожали ноги, однако недомогание постепенно проходило. Он отпустил коня побродить и подвел часы, выставив на всех более-менее точное время. Теперь он будет внимательно за ними следить.
– Что ты сказал?
– Может, это был и впрямь порыв.
– Да, порывы случаются. Я чувствую себя нормально, а ты?
– Что-то накатывало, но уже проходит.
– Небось граница подтягивалась к нам на пару мгновений, а потом вернулась обратно.
Кильон снова прислушался к ночи – тишина.
– Думаю, заснуть мне больше не удастся. Сна ни в одном глазу.
– Ждать еще долго. За тобой не скоро приедут.
– Ничего страшного. Может, это тебе стоит передохнуть, а я за лошадьми пригляжу.
– Ну, если ты настаиваешь… – подумав, согласилась Мерока. – Только, чур, не дремать.
– И не собираюсь, уж поверь.
Кони более-менее успокоились, и довольная Мерока скользнула под одеяло. Кильон наблюдал за ее темным силуэтом, прислушиваясь к дыханию девушки. Наконец оно выровнялось: Мерока заснула. Тяжелый день ждал и ее: предстояло в одиночку вернуть обоих коней к подножию Клинка – на одном ехать, другого вести в поводу.
Кильон нашел удобный пригорок и опустился на него. Голова работала, словно в турборежиме. Лошади сопели и фыркали, но слушались. Короткой памяти животных впору позавидовать. Он снова глянул на часы. Светящиеся точки циферблата напоминали круглое созвездие. Все стрелки двигались синхронно. Часы собирали так, чтобы на зональные изменения они реагировали чуть иначе, а не спешили или отставали в унисон. Ради этого их и купили. Тем не менее определить по ним время было непросто; проконтролировать, что они заведены и идут, – тоже. Гражданам Неоновых Вершин на часы смотреть лень. Они уверены, что вездесущий Пограничный комитет оперативно уведомит их о зональном сдвиге. Большинство носят часы в качестве модного аксессуара и едва помнят, как определять время. То же самое в разной степени относится к другим районам. Зато во Внешней Зоне все решают только часы. Здесь нет Пограничного комитета, и Кильону оставалось полагаться лишь на себя, решая, когда принять антизональные, какие и в какой дозировке.
Следующий сдвиг подкатил так внезапно, что часы едва успели среагировать. Если в прошлый раз у Кильона закружилась голова, то сейчас он почувствовал жуткое давление в глазах и непроизвольно охнул: такой сильной и неожиданной была боль. Встать Кильона подви́г летательный рефлекс, а не осознанное желание. Он сжал виски – боль усилилась, превратившись в клин, который вонзился в мозг меж полушариями. Подкатила рвота. Шатаясь, Кильон побрел, не разбирая дороги. Казалось, земля лихо накренилась, приподнявшись к небу. Он повернулся вокруг своей оси, борясь с рвотой, и увидел коней, черными мешками лежащих на земле, словно их пристрелили. Мертвы они или без сознания, Кильон не знал, но чувствовал: если не удержится на ногах, станет таким же бессильным мешком. Он уже двигался как во сне, словно разум отторгал реальность, сметая защитные барьеры.
Кильон разыскал Мероку. С той творилось неладное. Обессиленная и беспомощная, девушка билась в конвульсиях под одеялом. Ее зональная выносливость была куда ниже, чем у Кильона. Если он страдал от боли и дезориентации, то Мерока без немедленного введения лекарства долго не протянет. Но лучше не давать ей ничего, чем ошибиться с препаратом. Кильон опустился на колени и коснулся Мероки, надеясь успокоить или хоть привести в сознание, но девушка продолжала биться в судорогах. Он дотронулся до ее рта – ладонь обрызгала кровавая слюна.
Их захлестнул не порыв. Порыв сравним с волной, разбивающейся о берег. Сейчас разразился потоп: другая зона поглощала ту, в которой они находились. И потоп не думал отступать: предыдущая конфигурация зон не восстанавливалась.
Жгучая резь в животе заставила Кильона согнуться пополам. Его вырвало. Головная боль, слабость, дезориентация не отпускали, а вот тошнота немного улеглась. Он заставил себя наклонить голову и посмотреть на часы. Сдвиг начался менее минуты назад – стрелки толком отклониться не успели. Впрочем, секундные по-прежнему бежали – ни одни часы не остановились. Случись такое с одними часами, еще можно было бы подумать о сдвиге в сторону менее развитой зоны, где простейший часовой механизм не работает ввиду чрезмерной замысловатости. Раз тикали все часы, напрашивался обратный вывод. Сдвиг произошел в сторону другой, более развитой зоны, где часовые механизмы работают лучше и легче. Условия стали благоприятнее, кулачки и шестеренки, словно обрадовавшись, крутились быстрее, чем следовало.
Кильон потянулся к сумке и дрожащими пальцами открыл ее. Поле зрения резко сузилось, координация движений ухудшилась. Неуверенно, как пьяный, он нащупал держатели с антизональными средствами – пузырьки с резиновыми пробками и шприцы. Нащупал, но с трудом фокусировал на них взгляд. Снова посмотрел на часы: ни одни не остановились. Минутные стрелки побежали вразнобой, секундные закружились с ощутимо разной скоростью. Кильон вытащил шприц, воткнул в пузырек и набрал густую, как смола, жидкость.
Интуиция подсказывала: сперва нужно ввести лекарство себе. Он ведь врач, Мерока – пациент. Но Кильон склонился над девушкой, придержал, чтобы не дергалась, откинул одеяло и, поймав ее руку, засучил рукав. Потом нащупал вену, вонзил иглу и нажал на поршень. Все это время зажатый в его собственной руке шприц казался далеким-далеким, как блестящая стеклянная игрушка, которую к глазам не поднести. Тело Мероки словно тянулось до самого горизонта.
Лекарство подействовало быстро, конвульсии у Мероки стали слабее и реже. Кильон облегченно вздохнул и поднялся, надеясь, что поступил правильно. Сразу ведь не определишь: даже неточно подобранные антизональные поначалу успокаивают, и врач думает, что принял верное решение. Он снова посмотрел на часы и с облегчением отметил, что стрелки ведут себя по-прежнему.
Кильон сделал себе укол другим шприцем и убрал оба в соответствующие отсеки. Раз нет возможности стерилизовать их, нужно хоть убедиться, что для Мероки использован один шприц, для себя – другой.
Облегчение наступило почти мгновенно. Зрение прояснилось, головная боль стихла. Слабость, замедленность мыслей и движений пройдут не сразу, но если он угадал с препаратом, то постепенно избавится от очевидных симптомов зонального недомогания. Пока обстановка не изменится – в лучшую или худшую сторону, – у лекарства есть время выветриться.
Кони так и валялись на земле, безучастные, словно тени. Может, они впрямь погибли – Кильон не заметил, чтобы они дышали. У Мероки дела шли получше: она уже не билась в конвульсиях, а лежала на боку, будто наблюдала, как он вводит себе антизональные.
Когда Кильон подошел к девушке, она провела рукой по лицу. На востоке небо посветлело, и он увидел, что ее глаза открыты, а вокруг рта размазана кровь.
– Состояние – швах, – неразборчиво пробормотала Мерока.
– Ты язык прикусила.
– Что случилось?
– Порыв вернулся. – Кильон опустился на колени рядом с ней. – И на этот раз посильнее. Тебя он парализовал, не дав проснуться. Боюсь, кони погибли. Я рискнул предположить, что это сдвиг вверх, и, к счастью, кажется, не ошибся. Нам обоим я ввел антизональное, которое счел подходящими.
– Чувствую себя хреново.
– Ты не поверишь, но это хороший знак. Сесть можешь?
Мерока попробовала, застонав лишь раз.
– Грудь болит.
– Возможно, поранилась, когда билась в судорогах, – сломала ребро или мышцу растянула. Я помог тебе, но недостаточно быстро.
– Да уж, небось и своих проблем хватало. – Мерока осторожно выскребла песок их уголков глаз. – Ты молодец, Мясник, рассудил правильно.
– Надеюсь. Когда рассветет, осмотрю тебя получше. Может, пойму, что у тебя повреждено. Пока лучше сидеть здесь и контролировать наше состояние. Если я переборщил с антизональным, придется ввести корректирующую дозу. – Кильон постучал по нескольким часам на оголенном запястье. – Это скоро выяснится.
Мерока поднялась:
– Нет, так не пойдет.
– Мы же не собирались сниматься с места, пока за мной не приедут твои друзья. Произошел зональный сдвиг, но больше ничего не изменилось. Боишься, что они теперь сюда не доберутся?
– У них есть лекарства. Не такие классные, как твои городские, но им, чтобы добраться сюда, хватит.
– Тогда в чем дело?
– Вроде ты сказал – сдвиг в прогрессивную сторону?
– Да, по всей вероятности. В противном случае нам с тобой стало бы хуже.
– Большой сдвиг?
– Не знаю. Определить не успел, времени не хватило. Поэтому не исключаю, что превысил дозу или, наоборот, занизил. Но интенсивность симптомов… Судя по ней, сдвиг немаленький.
– Дело серьезнее, чем при переходе с Неоновых Вершин в Схемоград?
– Полагаю, намного серьезнее.
– Настолько, что борги теперь могут здесь существовать, хотя прежде не могли?
– Вот уж не знаю. С боргами я не сталкивался. – Кильон остановился. Следующая фраза повисла в воздухе. – А не пора ли нам в путь?
– Нужно глянуть на коней.
Кильон положил ей руку на плечо:
– Тебе нужно сидеть спокойно, пока не убедимся, что я угадал с дозой.
Мерока оттолкнула его руку и поднялась легче, чем Кильон считал возможным. Он с изумлением наблюдал, как она заковыляла к неподвижным коням. Девушка шаталась, спотыкалась, но сумела не упасть. Либо у нее развилась неожиданная, невероятная с точки зрения медицины выносливость к смене зон, либо дело в железной воле. Неплохое самочувствие и полный контроль над своим телом не давали Кильону никаких преимуществ.
Мерока доковыляла до лежащих лошадей, опустилась на колени и коснулась шеи коня, на котором ехал Кильон, прижав руку под жесткой выпуклостью щеки. Через несколько секунд она молча проверила своего коня.
– Оба мертвы.
– Жаль, но я не удивлен.
Мерока встала.
– И лекарства твои не помогли бы?
– Человеческие антизональные даже мартышкам не помогают. Ты как, сможешь вернуться пешком?
– Кто говорил о возвращении?
– Мы же так договорились. Ты передаешь меня кочевникам, которые вот-вот появятся, и возвращаешься на Клинок.
– Ситуация изменилась. – Бросив лошадей, Мерока зашагала вверх по склону. – Здесь оставаться нельзя. Только не сейчас, когда, возможно, сюда направляются борги!
– А как же те люди? Они будут искать нас здесь. – Кильон шел следом за девушкой.
– Ну, они сообразят, что у нас изменились планы. Если поедут оттуда, – Мерока показала на дорогу, – то как ошалелые от старой границы примчатся. Оттуда полно маршрутов в обход этого места.
– Значит, мы с ними никогда не встретимся?
– Я так не говорила. Просто теперь нужно быть гибкими. Можно встретиться в другом месте, лиг за десять-двенадцать отсюда. Я там уже бывала. Туда они и направятся, если сдвиг повторится.
– А если их там не будет?
– Тогда придется завести новых друзей, таких, чтобы подвезли тебя к Гнезду Удачи. – Мерока замолчала на полуслове. Она явно собиралась сказать что-то еще, но передумала. – Эй, Мясник, похоже, тебе стоит это увидеть.
– Что увидеть?
– Лучше иди сюда!
Кильон встал рядом с Мерокой. Чуть раньше на том же самом месте стоял он сам и разглядывал Клинок. Город все так же тянулся ввысь на фоне утреннего неба с бордово-оранжевыми разводами. Инкрустированный световыми пятнами Клинок пронзал кору Земли и поблескивал в холодной дали, слишком близкий, чтобы Кильон почувствовал себя покрывшим приличное расстояние, и слишком недосягаемый, чтобы сулить убежище.
– По крайней мере, Клинок, похоже, не задело, – отметил Кильон.
– Да ты смотри, смотри.
Кильон послушался и вскоре понял, о чем говорит Мерока. Буквально через несколько секунд у него на глазах погас освещенный участок, полоса огней – целый район или жилой массив – неожиданно померкла. Больше огни не зажглись, и участок превратился в черную линию, рассекающую Клинок. На глазах у Кильона чуть ниже первой полосы возникла вторая. На сей раз огни мигали, словно древний перегруженный генератор то отключался, то включался снова, пока наконец не капитулировал перед тьмой. Двумя полосами дело не ограничилось. Во внешне разрозненных частях Клинка появились темные прямоугольники и квадраты, причем не только на Неоновых Вершинах, но и выше – и в районах Схемограда, и даже у ангелов. Квадраты и прямоугольники словно выпускали побеги, соединяющие разрозненные темные участки. Тьма сжимала свет в узкие полоски и суетливые пятна, точно людей, которых армии наемников сгоняли в душные загоны. Светящиеся точки и полоски исчезали на глазах, по всему Клинку увеличилась скорость затемнения. Пострадала каждая часть города, независимо от доминирующей технологии. Особых проблем не возникло лишь на нижних ярусах, освещенных газом и факелами, но их доля в сиянии Клинка была так мала и незаметна, что казалось – тьма их уже проглотила. Ярчайшие огни погасли – электрические, неоновые и плазменные секции погрузились во мрак, – слабые, красноватые лампы и факелы впервые ничто не затмевало, но их тусклое оранжевое сияние гасло прямо у поверхности Клинка. Остальная часть огромной колонны была уныло темной.
Потом Кильон увидел ангелов. Раньше они кружили на большой высоте – крошечные точки с крыльями, излучающими сияние пастельных тонов. Сейчас они просто падали в восходящие воздушные потоки, даже валились. Крылышки мерцали и растворялись во мраке.
– Похоже, вовремя ты слинял, – задумчиво пробормотала Мерока.
Кильон ответил не сразу, глубоко потрясенный бесцеремонной жестокостью ее слов. Он уже становился свидетелем порывов и сдвигов, которые нарушали жизнь части города, но ничего даже примерно сопоставимого с нынешним затемнением не видел. Подобного не наблюдали поколениями, если не веками. И дело было не в сильном, но кратковременном спазме – Метка не расползлась с внезапной яростью, прежде чем вернуться к нормальному состоянию. В этом случае огни бы уже загорелись снова, а сейчас мрак сгущался с каждой минутой. На разных высотах сохранились отдельные освещенные точки, но казалось – и их вот-вот проглотит тьма.
– Думаешь, я беспокоюсь о себе? – начал было Кильон и замолк. Пусть Мерока ответит, а он обернет ее слова против нее же самой. – Это же город, Мерока. Там тридцать миллионов жителей. Сейчас большинству грозит приступ чудовищного зонального недомогания; нам с тобой его пережить помогли лекарства – или чувство, что внезапно отказала привычная система жизнеобеспечения. Или и то и другое. – Кильон остановился. – Воздух. Вода. Лекарства. Всего этого люди лишены, пока зоны не восстановятся. Если они вообще восстановятся.
Кильон говорил с холодной решимостью, едва узнавая свой голос.
– Людям уже плохо, а будет очень-очень плохо. Каждому, за исключением тех немногих, кто получит помощь. В Пограничном комитете не ошиблись, предсказав большую беду. Но они не ожидали, что она будет настолько огромной. Мерока, это же конец всего сущего…
– Мясник, проблему решат. Огоньки снова зажгутся.
– Очнись, Мерока, мы с Фреем говорили об этом. Власти знали, что грядет беда. Они ждали и готовились. Не к частичным изменениям границ, а к настоящей катастрофе. Отсюда и нехватка лекарств. Власти запасали антизональные, понимая, какие испытания близятся.
– Значит, все путем, ситуация под контролем.
– Взгляни! – Кильон рывком развернул девушку к темнеющей на глазах колонне. – Ситуация ухудшается! Огней меньше, чем минуту назад. Участки, которые до сих пор держались, темнеют. Это похоже на «под контролем»? Похоже, что город вот-вот оправится от шока и заживет как прежде?
– Затемнение-то считаные минуты длится.
Кильон понимал: Мерока права – делать выводы рановато, но душу терзало мрачное предчувствие, что быстро ситуация не изменится.
– Даже если лекарства припасены, их все равно не хватит. Хорошо бы самим властям хватило, не то что каждому жителю.
– Сейчас это не наша проблема, – заявила Мерока. – Отсюда не следует, что мне плевать, ясно? И не следует, что у меня нет сердца. Но зональный сдвиг случился и здесь, и вокруг нас не было города, чтобы где-то в нем спрятаться.
– У нас есть лекарства, – напомнил Кильон.
Мерока сделала глубокий вдох:
– Городу мы сейчас не поможем. Без лошадей обратный путь займет дня два, не меньше. А потом? Надолго ли хватит содержимого твоей сумчонки?
– Если бы я мог что-то сделать… – Кильон понимал, что его запас антизональных тает уже оттого, что теперь нужно поддерживать себя и Мероку.
– Мы двинемся дальше, как я и говорила, – сказала Мерока. – Найдем другое место встречи и будем надеяться, что кто-нибудь приедет. Здесь мы точно не останемся. Это место пугает меня до дрожи. Я прямо чую клятых боргов.
– Коней просто бросим?
– А что предлагаешь?
– Не знаю, закопать их, например. – Кильон беспомощно пожал плечами. – Чтобы наше присутствие не так бросалось в глаза.
Мерока на миг задумалась, потом спросила:
– Ты хорошо умеешь коней закапывать?
– В смысле?
– Чтобы вырыть приличную могилу понадобится день, если работать лопаткой вроде нашей и если под верхним слоем не камень. Коней у нас два, то есть понадобятся два дня. И еще: после рытья у тебя должны остаться силы ворочать тонну мертвечины.
– Значит, мы их бросим? Бросим и уйдем?
– Хорошо сказано. Коротко и ясно.
– Для тебя это просто, так ведь? Ничего не стоит изменить план, сменить экипировку и идти дальше. Ты к этому привыкла. Но я другой, Мерока. Я боюсь и в правоте твоей совершенно не уверен.
Девушка демонстративно огляделась по сторонам:
– У тебя тут толпа помощников?
– Нет.
– Значит, выбора у тебя тоже с гулькин нос, так?
Мерока вернулась в лагерь и принялась разбирать пожитки, отбрасывая в сторону все, что пешему не унести. Кильон ненадолго задержался, потом тоже спустился к лагерю. За спиной у него Клинок потемнел еще сильнее – вопреки светлеющему небу, которое возвещало о начале холодного дня.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?