Текст книги "Пропасть Искупления"

Хела, год 2615-й

Куэйхи терял сознание и снова приходил в себя, и с каждым разом между этими состояниями оставалось все меньше разницы. Возникали галлюцинации, их сменяли другие – внушавшие, что предыдущие видения были явью. Время от времени он видел спасателей, спускающихся по каменистому склону; завидев его, те припускали бегом и ободряюще махали руками. Во второй или третий раз он хохотал при мысли, что реальные спасатели выглядят и ведут себя точно так же, как перед этим воображаемые. Кому расскажи, разве поверят? Но всякий раз между появлением вызволителей и началом транспортировки Куэйхи в безопасное место наступал момент, когда он снова оказывался один-одинешенек, и в груди пылала боль, и единственный зрячий глаз видел будто сквозь вуаль.

Иногда прилетала «Доминатрикс», плавно снижалась между крутыми склонами Рифта, аккуратно садилась невдалеке от Куэйхи на струях из тормозных дюз. В середине длинного корпуса отъезжала вбок дверь шлюза, и появлялась Морвенна. Стремительно мелькающие поршни несли ее к раненому пилоту, величественную и грозную, как устремившаяся в атаку армия. Освободив возлюбленного из обломков «Дочери мусорщика», Морвенна помогала ему идти по окутанному космической стужей, изрезанному светом и тенями ландшафту, и благодаря нелепой логике галлюцинирующего мозга спасаемый ничуть не нуждался в воздухе.

Иногда она выходила в резном скафандре, хотя Куэйхи знал, что оболочка заварена наглухо и нигде не может гнуться.

Постепенно бред подавил рациональное мышление. В редкие моменты просветления Куэйхи думал о том, что самой милосердной галлюцинацией будет картина смерти – вместо этой бесконечной пытки надеждой на спасение.

Однажды Куэйхи увидел, как к нему по осыпи спускается Жасмина, а за ней ковыляет Грилье. На ходу королева вырвала себе глаза, и на лице пролегли кровавые полосы.

Галлюцинации сменяли друг друга, вирус набирал силу. Такого экстаза Куэйхи еще не испытывал, даже когда индоктринационные микроорганизмы впервые попали в его кровь. Музыка в голове сопровождала любую мысль, цветное сияние небесных витражей освещало все до одного атомы Вселенной. Пилот чувствовал обращенный на него пристальный и любящий взгляд. Эмоции больше не казались ложным фасадом – все было по-настоящему. До сих пор Куэйхи как будто видел отражения чего-то далекого, слышал приглушенное эхо прекрасной, щемящей сердце музыки. Неужели это результат воздействия вируса на мозг? Прежде ощущения бывали именно такими, похожими на серии механически вызванных реакций. Но теперь эмоции кажутся настоящими, его собственными – для фальши просто нет места в душе. Разница огромна, как между театральным громом и подлинной грозой.

Слабеющая рациональная часть сознания говорила Куэйхи, что все остается по-прежнему, что любые его переживания вызваны вирусом. Воздух покидает кабину, и мозг пилота страдает от нехватки кислорода. Стоит ли удивляться, что ощущения и эмоции изменились? А вирус многократно усиливает этот эффект.

Но еще через минуту эта рациональная часть испарилась.

И тогда Куэйхи ощутил присутствие Всевышнего.

– Ладно, – прошептал Куэйхи, прежде чем потерять сознание. – Я верю в Тебя. Я твой. Но мне по-прежнему нужно чудо.

Глава десятая

Хела, год 2615-й

Он очнулся. Он мог двигаться. Воздух вокруг был холодным, но свежим, в груди не болело.

«Значит, вот оно, – подумал он. – Наверное, это последняя галлюцинация и через миг в мозгу начнется лавинообразный процесс гибели клеток. Пусть эта последняя галлюцинация будет приятной и пусть продлится, пока я не умру. Больше я не прошу ни о чем».

Но на этот раз ощущения были абсолютно реальными.

Куэйхи попытался оглядеться по сторонам: он по-прежнему находился в ловушке, на борту «Дочери мусорщика». Однако пейзаж за иллюминатором смещался: вихлял, подпрыгивал, полз рывками навстречу. Куэйхи понял, что его корабль тащат по осыпи ко дну ущелья. Он вытянул шею и здоровым глазом увидел мерное быстрое движение поршней, блеск членистых манипуляторов.

Морвенна.

Нет, это была не Морвенна. Это был серворобот из ремонтной группы «Доминатрикс». Паукообразный механизм присоединил к корпусу «Дочери мусорщика» липкие транспортировочные пластины и поволок ее по земле вместе с Куэйхи. Ну конечно, конечно, конечно: как иначе его отсюда вытащить?

Пилот подумал, что все это глупо. У него нет ни скафандра, ни шлюза. В сущности, кораблик и есть его скафандр. Почему это никогда не приходило Куэйхи в голову?

Сознание прояснилось, и он заметил, как серворобот что-то воткнул в разъемы питания «Дочери». Возможно, подает свежий воздух. «Дочь» объяснила ему, что нужно сделать, чтобы сохранить жизнь ее обитателю. Наверняка в воздухе повышено содержание кислорода, снимающего боль и волнение.

Куэйхи не мог поверить, что это происходит на самом деле. После длинной череды галлюцинаций – самая настоящая, зримая и осязаемая реальность, явственная вещность подлинных событий. До сих пор в его бреду сервороботы участия не принимали. Он ни разу не подумал о том, что перенести его в безопасное место можно только вместе с кораблем, и сделать это способны только роботы. Прежде, в видениях, его спасали всегда люди. Эта упущенная им подробность определенно доказывала реальность происходящего.

Куэйхи взглянул на консоль. Сколько времени он пробыл без сознания? Неужели удалось растянуть запас воздуха на пять часов? Прежде это казалось невозможным, но вот он, живой и все еще дышит. Наверное, помог индоктринационный вирус, погрузивший его сознание в чудесное состояние медитативного покоя, в котором кислород расходуется не так быстро.

Но ведь через три или четыре часа не должно было остаться не только кислорода, но и воздуха вообще. Если только корабль не ошибся в расчетах. Эта мысль разочаровывала после пережитого, но другого объяснения он не находил. Возможно, утечка была сильной вначале, но потом кораблю удалось запустить систему саморемонта и заделать пробоину, хотя бы частично.

Да, скорее всего, так и есть.

Но, судя по хронометру на пульте, с момента аварии прошло всего три часа. «Доминатрикс» должна находиться позади Халдоры, недосягаемая для связи. Ей там прятаться еще шестьдесят минут! Даже при максимальной тяге нужно время, чтобы долететь сюда. А максимальная тяга недопустима, потому что на борту находится не защищенный от перегрузки человек. Не ограничить ускорение в такой ситуации «Доминатрикс» не может.

Но корабль здесь, рядом, стоит на льду. И выглядит таким же реальным, как скалы и звезды.

Значит, ошибка в расчете времени, а утечку ликвидировали ремонтные системы. Никак иначе случившееся не объяснить.

Вообще-то, другое объяснение тоже напрашивалось, но оно выглядело сомнительным. Если часы верны, значит «Доминатрикс» каким-то образом получила сигнал бедствия, находясь за Халдорой. Мыслимое ли дело? Прежде Куэйхи был уверен, что это невозможно, но теперь доказательство – корабль стоит перед ним, и он готов рассматривать любые варианты. Быть может, какое-то возмущение в атмосфере послужило отражателем и благодаря этому сигнал обогнул Халдору? Не могла же целая планета на мгновение исчезнуть, пропустив сигнал на другую сторону? Вот это было бы настоящим чудом. Но разве не о чуде он молился?

Молился, однако на самом деле его не ждал.

У открытого шлюза в «спине» «Доминатрикс» их дожидался еще один серворобот. Машины принялись затаскивать «Дочь мусорщика» внутрь большего корабля. Наконец она несколько раз гулко стукнулась обо что-то и остановилась. Несмотря на полученные повреждения, корпус маленького корабля сохранил некоторое подобие формы, и это позволило ему войти в крепления. Куэйхи увидел, как внизу за «Дочерью мусорщика» закрылся шлюз.

Через минуту другой серворобот, на этот раз миниатюрный, принялся открывать «Дочь», чтобы достать оттуда пилота.

– Морвенна, – несмотря на проснувшуюся в груди боль, нашел в себе силы проговорить пилот, – я вернулся. Побитый, но живой.

Никто ему не ответил.

Арарат, год 2675-й

Капсула была готова к открытию. Перед ней сидел Клавэйн. Его пальцы были переплетены под подбородком, он кивал, словно молился или мысленно каялся в каком-то недавнем страшном грехе.

Он откинул с головы капюшон; седые волосы рассыпались по воротнику плаща и плечам. Вроде все тот же старик с гордой осанкой – но сейчас он не походил на того Клавэйна, которого знали окружающие. Скорпион не сомневался, что помощники, которым он уже позволил разойтись по домам, к женам и мужьям, подругам и любовникам, несмотря на полученный приказ, будут говорить о том, как в ночи им явился бледный призрак великого человека. Да, у него есть жутковатое сходство с Клавэйном, но как же сильно сказались на нем прожитые годы! Да разве могло такое случиться с их кумиром? Любой был бы рад услышать, что ошибся, что этот дряхлый старец вовсе не Клавэйн, что славный предводитель колонистов остался на другой стороне планеты.

Скорпион опустился на свободный стул рядом с сочленителем:

– Что-нибудь слышишь?

Клавэйн ответил не сразу.

– Как я уже сказал, в основном бортовые системы, – тихо проговорил он. – Капсула блокирует большинство нейронных сигналов, ловятся только обрывки, да иногда пробиваются разрозненные пакеты данных.

– Но ты все же уверен, что это Ремонтуар?

– Я уверен, что это не Скади. А если не она, то кто, кроме Ремонтуара?

– Думаю, наберется с десяток вариантов, – шепотом заметил Скорпион.

– Нет, это исключено. Внутри капсулы сочленитель.

– Может быть, дружок Скади?

– Нет. Ее друзья все из одного теста: сочленители нового поколения, быстрые, эффективные и холодные как лед. У них другое сознание.

– Я плохо понимаю тебя, Клавэйн.

– Ты, Скорпион, считаешь, что мы все одинаковые. Но это не так. Мы никогда не были одинаковыми. Каждый сочленитель, с чьим сознанием мне доводилось вступать в контакт, отличался от прочих. А мысленная связь с Ремонтуаром… – Клавэйн замялся, а когда нашлась верная аналогия, на его губах появилась улыбочка. – Это как прикосновение к механизму часов. Старых, но надежных и точных, вроде тех, что стоят на церквях: из железа, с шестернями и храповиками. Думаю, он воспринимает меня как нечто более медленное и более механическое… вроде мельницы, например. А разум Галианы…

Он замолчал.

– Не волнуйся, Невил.

– Я в порядке. Ее разум напоминал комнату, полную птиц. Прекрасных, умных певчих птиц. И все они пели… Это была не бессмысленная какофония и не слаженный хор. Они пели друг для друга, будто ткали блестящую, радужную музыкальную паутину. Переговаривались между собой трелями так быстро, что и не уследишь. А Фелка…

Он снова замолчал, но почти сразу же продолжил:

– Фелка была похожа на турбинный зал – ощущение огромной скорости и одновременно полной неподвижности. Она редко разрешала проникать в ее сознание. Наверное, считала, что я все равно ее не пойму.

– А Скади?

– Скади можно сравнить с механической скотобойней. Серебристые лезвия кружат и машут, режут и рубят, и горе тому глупцу, который посмеет слишком глубоко залезть в ее череп. Именно такое складывалось впечатление, когда она допускала меня к себе. Но это могло не иметь ничего общего с истинным состоянием ее разума. У нее не голова, а комната зеркал: ты видишь только то, что тебе позволяют увидеть.

Скорпион кивнул. Он имел дело со Скади, хотя это была единственная встреча и продлилась она несколько минут. Вместе с Клавэйном он тогда проник на борт изувеченного, беспомощно дрейфующего в космосе корабля, после того как она попыталась при помощи опасной инопланетной техники превысить скорость света. В тот момент Скади была слаба, ее явно сбило с толку увиденное после аварии. И хотя Скорпион не мог читать чужие мысли, у него сложилось отчетливое ощущение, что Скади не та женщина, с которой можно играть в игры.

Сказать по правде, он был даже рад тому, что никогда не сможет заглянуть в ее череп. Но сейчас лучше подготовиться к худшему. Если в капсуле Скади, с нее станется исказить свое нейронное излучение и обмануть Клавэйна, внушить ложное чувство безопасности, а потом, улучив момент, проникнуть в его сознание.

– Если вдруг почувствуешь что-то необычное… – начал Скорпион.

– Это Рем.

– И ты совершенно в этом уверен?

– Я уверен, что это не Скади. Довольно с тебя?

– Как скажешь, приятель.

– Так-то лучше, – проворчал Клавэйн, – потому что… – Он прервался, озадаченно моргая. – Погоди. Что-то происходит…

– Хорошее или плохое?

– Еще минута, и мы узнаем.

На боках капсулы с тех самых пор, как ее вытащили из моря, горели дисплеи, но теперь вдруг их показания начали меняться, переключаясь с режима на режим. Пульсирующий алый круг мигал несколько раз в секунду, тогда как раньше – с периодичностью в десять секунд.

Скорпион следил за этими сполохами как загипнотизированный. Потом круг вообще прекратил мигать, уставился, точно горящий глаз. Красный сигнал сменился зеленым. Внутри продолговатого яйца приглушенно заклацало, и Скорпион вспомнил слова Клавэйна о старинных механических часах.

Еще через секунду в боку капсулы образовалась щель, настолько внезапно, что Скорпион аж подпрыгнул, хоть и был готов ко всему. Из расширяющегося отверстия пошел холодный пар. Большой кусок обожженной металлической скорлупы отошел назад, мягко движимый шарнирным механизмом.

В ноздри свинье ударила смесь запахов: дезсредства, механическая смазка, охладители, человеческие миазмы.

Когда пар рассеялся, они увидели внутри яйца человека – женщину, свернувшуюся в позе зародыша. Она была покрыта слоем защитного зеленого геля, и вдобавок, как виноградные плети статую, ее оплело ажурное кружево жизнеобеспечения.

– Скади? – спросил Скорпион.

Женщина не была похожа на Скади, какой ее запомнил свинья, – начать с того, что у этой незнакомки голова правильной формы, – но он счел не лишним спросить.

– Нет, это не Скади, – ответил Клавэйн. – И не Ремонтуар.

Он встал и склонился над капсулой.

Включилась какая-то автоматическая система, принялись разворачиваться шланги и провода, из патрубков ударили мощные струи жидкости, смывая зеленый гель. Когда исчез механохимический защитный покров, оказалось, что кожа у нее цвета светлой карамели. Волосы на голове были острижены почти наголо. Маленькие груди угнездились в ложбинке между прижатыми к торсу бедрами.

– Позвольте ее осмотреть, – сказал Валенсин.

Скорпион остановил врача:

– Не торопитесь. Она выдержала невероятно долгий путь и осталась жива и здорова; наверняка еще несколько минут обойдется без вашей помощи.

– Скорп прав, – подал голос Клавэйн.

Женщина затряслась, и это было жутко – словно искусственное существо пародировало жизнь. Скрюченными жесткими пальцами она принялась сгребать гель и отбрасывать от себя. Движения учащались, как будто она пыталась залить пригоршнями воды огонь.

– Привет, – заговорил Клавэйн громче. – Не нужно волноваться. Ты в безопасности и среди друзей.

Кресло или ложе, в котором лежала женщина, поднялось из яйца на поршнях. Ажурный кокон к этому времени по большей части скрылся, но многие провода и шланги, подсоединенные к телу незнакомки, остались. Сложное дыхательное устройство скрывало нижнюю часть ее лица, придавая профилю сходство с обезьяньим.

– Кто-нибудь знает эту женщину? – спросил Васко.

Ложе медленно распрямлялось, позу зародыша сменяла нормальная для человека. Механизм неприятно пощелкивал сочленениями и поскрипывал тягами. Женщина под маской застонала и принялась выдергивать провода и трубки, погруженные в тело или прикрепленные к нему с помощью липучек.

– Я знаю, – тихо проговорил Клавэйн. – Ее зовут Ана Хоури. Она была помощницей Илиа Вольевой, артиллериста на «Ностальгии по бесконечности», прежде чем корабль попал к нам в руки.

– Бывший солдат, – продолжил Скорпион, вспомнив несколько своих встреч с этой женщиной и то, что удалось узнать о ее прошлом. – Да, ты не обознался. Но как же она изменилась с тех пор!

– Еще бы. Лет на двадцать постарела, если не больше. А кроме того, стала сочленителем.

– Вы хотите сказать, что раньше она сочленителем не была? – спросил Васко.

– Когда мы познакомились – нет, – ответил Клавэйн.

Скорпион взглянул на старика:

– Уверен, что теперь она сочленитель?

– Я же улавливаю ее мысли. Я же определил, что это не Скади и не человек из команды Скади. Да, признаю ошибку: я принял ее за Ремонтуара.

Валенсин опять попытался пробраться вперед:

– Я готов помочь ей, если теперь вы не против.

– Она сама о себе позаботится, – ответил Скорпион.

Хоури уже сидела, почти в нормальном положении – как посетитель в ожидании приема. Но в этой удобной позе она оставалась всего несколько секунд. Потом сорвала с лица маску, заодно вытянув из горла сантиметров пятнадцать покрытого легочной слизью пластмассового шланга. Освободившись от медицинского прибора, Хоури несколько раз хрипло и резко вздохнула, словно кто-то сильно и неожиданно ударил ее в живот. Потом зашлась в раздирающем кашле, и лишь после этого дыхание нормализовалось.

– Скорпион… – опять заговорил Валенсин.

– Доктор, я не бил людей уже лет двадцать. Прошу вас, не заставляйте меня вспоминать прошлое. Сядьте.

– Не стоит ему перечить, – посоветовал Валенсину Клавэйн.

Хоури повернулась к ним. Подняв руку, заслонила налитые кровью моргающие глаза.

Потом встала, не отводя взгляда. Скорпион следил за ней с вежливым безразличием. Некоторые свиньи возбуждались при виде обнаженных женщин-людей, как и некоторым людям нравились женщины-свиньи. И хотя разница в физиологии женщины-человека и женщины-свиньи была невелика, для Скорпиона ее было достаточно.

Держась одной рукой за край капсулы, Хоури утвердилась на ногах. Она стояла, прижав колено к колену, словно боялась упасть в любой момент. Ее глаза уже привыкли к свету, хотя все еще щурились.

Наконец она заговорила, и голос звучал хрипло, но решительно:

– Где я?

– На Арарате, – ответил Клавэйн.

– Где. – Это было лишено вопросительной интонации.

– Просто на Арарате, пока этого хватит.

– В вашем главном поселении, надо полагать.

– Повторяю…

– Давно я здесь?

– Сложно сказать, – ответил Клавэйн. – С тех пор как мы поймали сигнал твоего маячка, прошла пара дней. Сколько ты болталась в море, никто не знает. И сколько летела до планеты – тоже.

– Пара дней? – Она смотрела так, словно Клавэйн говорил о неделях и месяцах. – Почему так долго?

– Твое счастье, что мы нашли тебя быстро, – вступил в разговор Кровь. – А система пробуждения работала по своему графику.

– Два дня… Где Клавэйн? Я хочу его видеть. И не говорите, что дали ему умереть, пока я сюда добиралась.

– Об этом не беспокойся, – ухмыльнулся Клавэйн. – Как видишь, я еще более-менее жив.

Хоури взглянула на него с насмешливым выражением, будто сочла услышанное за неуклюжую попытку розыгрыша:

– Это вы?

– Да. – Клавэйн протянул руку. – Извини, если разочаровал.

Женщина смотрела на него еще несколько секунд, потом сказала:

– Вы меня извините. Просто… я ожидала другого.

– Надеюсь, что все же смогу быть полезным. – Клавэйн повернулся к Крови. – Дай ей одеяло, пожалуйста. Мы ведь не хотим, чтобы она умерла от простуды. А теперь, мне кажется, не будет лишним, если доктор Валенсин проведет полный медосмотр.

– Не до осмотров, – прохрипела Хоури, срывая последние липучки. – Мне нужно в океан. И какое-нибудь оружие. – Помолчав, она добавила: – А еще, конечно, еда и вода. Одежда тоже не помешает.

– Мне кажется, ты торопишься, – сказал Клавэйн. – Разве это не может подождать до утра? Вообще-то, мы ждали двадцать три года, и нам есть о чем поговорить.

– Вы ни черта не знаете, – сказала Ана.

Кровь принес одеяло и вручил Клавэйну; тот шагнул к Хоури. С равнодушным видом она укуталась.

– Есть у нас и лодки, и оружие, – сказал Клавэйн. – Но вряд ли будет лишним, если ты хотя бы в общих чертах объяснишь, зачем все это тебе понадобилось прямо сейчас.

– Моя дочь, – ответила Хоури.

Клавэйн вежливо кивнул:

– Твоя дочь.

– Мою дочь зовут Аура. Она здесь… Как, ты сказал, называется это место?

– Арарат, – ответил Клавэйн.

– Угу. Она здесь, на Арарате. И я прилетела спасти ее.

Клавэйн оглянулся на своих товарищей:

– И где же конкретно находится твоя дочь?

– Примерно в восьмистах километрах отсюда, – ответила Хоури. – А теперь дайте все, что я прошу. И еще инкубатор. И того, кто смыслит в полевой хирургии.

– При чем тут полевая хирургия? – удивился Клавэйн.

– А притом, – ответила Хоури, – что мою дочь сначала нужно будет извлечь из Скади.