Текст книги "Хроника смертельного лета"

– Не убил, – согласился Зубов. – Значит, пусть все остальное сойдет ему с рук?

– Во всяком случае, если кто-то и расскажет вам об этой женщине, то не я.

«Этой женщине, – мелькнуло у Глинского в голове, – она избегает называть Астахову по имени. Неспроста это».

– Предельно откровенно, – подытожил Зубов. – Вас бы в партизанки-подпольщицы, а, Елена Евгеньевна? Вы мастерски уходите от ответов.

– Что вы со мной, как с ребенком? – нахмурилась Алена. – Я уже не маленькая.

– Конечно, нет, – улыбнулся Зубов, – вы девушка взрослая, и нас интересует ваше зрелое мнение. Зачем вам выгораживать Орлова?

– Я его не выгораживаю, – покачала она головой. – Мне нет до него никакого дела.

– Ну-ну. А стыдно вам потом не будет?

– За что стыдно? – удивилась Алена. – Я просто хочу, чтобы мне доверяли.

– Кто? Сергей Булгаков? – усмехнулся Зубов. Алена закусила губу.

«Влюбилась, – подумал Глинский. – А он? «Эта женщина», говоришь».

Алена упрямо сжала губы. Больше всего на свете ей бы хотелось, чтобы от нее отстал этот зануда-майор. Что ей до Катрин и ее проблем! Ей это и неинтересно, и неприятно.

– Идите, Алена… – сказал Зубов, поняв, что толку от девчонки больше не будет никакого. – Молитесь, чтобы Орлов не надругался над ней еще раз – боюсь, это обременит вашу совесть…

Когда за Аленой закрывалась дверь кабинета, зазвонил мобильник Зубова.

– Сергеев, – прокомментировал он, нажимая на кнопку ответа. – Да? Вот как? Почему я не удивлен? Понятное дело, задерживаем. Присылайте транспорт.

Он сунул мобильник в карман и стал собирать бумаги со стола.

– Что? – спросил заинтригованный Виктор.

– Сергеев получил распечатку звонков Стрельниковой. Именно Орлов звонил ей без десяти семь.

– Я выхожу рано, – сообщила женщина лет шестидесяти, открывшая дверь капитану Зимину. – Хотя, я знаю, профессор Смоленский со второго этажа выгуливает Виконта около пяти, не позже. Не спится ему… И мои обормоты меня поднимают ровно в пять тридцать, никогда выспаться не дают.

Обормоты крутились рядом – два крупных бесцеремонных белых пуделя.

– Красавцы, – улыбнулся Зимин женщине, не только из желания польстить возможному свидетелю, но и вполне искренне – собаки были, в самом деле, хороши: чистенькие, ухоженные, элегантно подстриженные. – Это кобель и сука?

– Ну что вы, – замахала руками женщина, – разнополых собак нельзя держать в одном месте, сами понимаете! Это отец и сын. Поспокойнее – Аттила, а этот бешеный – Джонни.

– Какой славный, – погладил Зимин белую голову, по-хозяйски расположившуюся у него на коленях.

– Ох, он такой ласковый, и Джонни в него пошел. Заберется на колени – ну как кошка!

Евгений понял, что контакт установлен, и можно приступать к делу.

– И где вы с ними гуляете? – спросил он, доставая блокнот.

– Рядом, во дворе, – ответила она.

– Вы вышли ровно в пять тридцать, Наталья Михайловна?

– О нет, я без кофе не человек. В пять тридцать встала, душ, чашка кофе – вышла около шести.

– Вы никого не встретили по дороге? Никто не выходил из дома – не из жильцов?

Наталья Михайловна задумалась.

– Нет. По-моему, нет… Хотя подождите! Мы с ребятами вышли из лифта, а он спускался по лестнице. Да, я услышала шаги, подумала, кого несет в такую рань. Профессор все равно на лифте спускается, ему даже с третьего этажа трудно пешком. Да, точно! Он спускался по лестнице.

– Как он выглядел?

– Очень симпатичный парень.

– Ну, это не описание, – улыбнулся Зимин.

– Конечно, – серьезно кивнула хозяйка, – но я не умею описывать людей. Молодой мужчина, симпатичный… нет, слово не то. Очки круглые, в золотой, по-моему, оправе.

– Блондин?

– Блондин. Или светлый шатен. И внешность – не простая… Губы, – она провела ладонью по лицу, – такие, прихотливо очерченные. Да, и волосы у него длинные, волнистые.

– Как он был одет?

– В светлый смокинг. Но такое впечатление… Как бы поточнее объяснить? Словно он не ночевал дома.

– В чем это выражалось? – заинтересованно спросил Зимин.

– Ну, он был не то чтобы заросший… Но видно, что утром не брился. Костюм элегантный, но брюки не мешало бы подгладить. А смокинг в восемь утра – это нечто. Да, вот еще! Ни бабочки, ни галстука – ворот рубашки небрежно так расстегнут…

– Все правильно, Наталья Михайловна, вы видели именно того, кого должны, – кивнул капитан.

– А что, это вор? – забеспокоилась она. – Что он натворил?

– Скорее всего, ничего. А как он шел, скажите, торопился или не спеша?

– Он сбегал по лестнице, но не потому, что спешил, а потому, что молодой. Молодые всегда не ходят, а бегают. Я посмотрела ему вслед и обратила внимание, что у него красивые и ухоженные волосы. Хотя я терпеть не могу мужчин с длинными волосами….

– Понятно. Скажите, Наталья Михайловна, а кто из соседей гуляет с собаками около восьми часов утра?

– В восемь? Так-так, дайте подумать! У нас в подъезде, – она быстро прикинула, – шесть собак… Но сейчас все на дачах. Осталась я и профессор Смоленский. Он гуляет еще раньше меня и совсем недолго – его Виконт старый, и ему тяжело ходить. Вот и все мы – собачники… Еще несколько человек бегают тут по окрестностям, Вика, например… Милая девочка, вежливая, правда, у нее вечно в ушах затычки, и она ничего вокруг не слышит…

Итак, расписание собачьего променада только подтвердило алиби Олега Рыкова, но никоим образом не пролило света на то, кто убил Полину Стрельникову – красотку в мини-юбке, которую никто не знал, да и знать не хотел.

– Нет, никого не видела, – дверь Зимину открыла девушка в спортивном трико и с повязкой на лбу. Видимо, он оторвал ее от физических упражнений. – Я бегаю по утрам. И сегодня бегала. Во сколько? Выхожу я всегда ровно в восемь и бегаю полтора часа.

– И вы не видели никого, выходящего из дома или входящего в дом? – недоверчиво спросил Зимин. – Ни соседей, никого?

– Нет, в такое время в воскресенье в доме два с половиной человека. Спят все до полудня. А большинство по дачам расползается.

– А собачники? – поинтересовался капитан.

– Ах, собачники! – протянула девушка. – Да, собачники, конечно, вылезают. И я видела сегодня Наталью с ее псарней. Я от их лая всегда просыпаюсь ровно в шесть. Ползу, чтоб закрыть балкон – гавкают они безбожно. С балкона я их и видела. А когда выходила на пробежку, с почтальоном столкнулась.

– С почтальоном? – оживился Зимин. – С каким почтальоном?

– Какие бывают почтальоны! – раздраженно сказала девушка. – Обыкновенный почтальон.

– Вика, по воскресеньям почту не носят. С чего вы взяли, что это почтальон? Вы с ним знакомы? Как он выглядел?

– Нет, я его не знаю. Да я особо не разглядела… Просто подумала – вот почтальон.

– Ну а почему вы так подумали? Он что, газеты раскладывал?

– Да! – почему-то обрадовалась Вика. – Я видела его со спины – он раскладывал газеты по почтовым ящикам.

– Вика! – устало протянул Зимин. – Но по воскресеньям не носят газет! Вы видели, что он клал в ящики именно газеты? Почтовый ящик потом проверяли?

– Нет… Я редко туда заглядываю. Газет я не выписываю. Переписку веду по электронке. Но если хотите, могу посмотреть. Сходить?..

Через пять минут Вика вернулась с охапкой рекламных листков и протянула их капитану.

– Понятно. Их точно положили сегодня утром?

– Я не знаю, – капитан уже надоел девушке и так же надоели его однообразные вопросы.

Но Зимин оказался настойчив. Перспектива и отсюда уйти несолоно хлебавши вызывала в нем досаду.

– А у этого почтальона была какая-нибудь сумка? – хмуро поинтересовался он.

– Была сумка. Через плечо у него висела, – кивнула Вика.

– А одет он во что был? Как выглядел?

– Он был в плаще. Светлый плащ, длинный, с капюшоном, – Вика наморщила лоб. – А лица его я не видела, он капюшон глубоко надвинул.

– А молодой он или старый? Вы ведь спортсменка, Вика! Вы не могли не обратить внимание на его фигуру.

– Он немного сутулился! – обрадовалась Вика. – Уверена, он немолод. Да, это был высокий старик!

Зимин чуть не ругнулся от разочарования. Какой еще там старик! Опять мимо…

14 июня 2010 года, Москва, 25°С

Полковник Лежава с утра был явно не в духе.

– И что, этот звонок – единственная улика против этого… Орлова? Какие еще основания?

– Оснований полно, Георгий Шалвович, – спокойно ответил Зубов, – и улики на него есть, косвенные, но есть. А потом – сам-то я ничего не решаю. Следователь вынес постановление – мы его задержали. Усё.

– Дурачка-то не валяй, майор, – сощурился на него полковник. – Следователю кто данные предоставлял? Из рассказанного тобой я так понял, что Орлов не мог совершить этого преступления. И что же могут быть за основания для его задержания? Капитан, – он повернулся к Глинскому, который скромненько сидел в сторонке, – может быть, вы поясните?

– Без него не обошлось, – подал голос Виктор, – он избил и изнасиловал женщину всего за несколько часов до убийства.

– Чего-о?!

– Запутанная история. Попытка разобраться закончилась провалом, – сказал Зубов, с грустью вспоминая бесплодные попытки убедить Катрин не спускать Орлову гнусного поступка. – Одна из свидетельниц по этому делу, Екатерина Астахова, находится в интимной связи с ним полтора десятка лет. Но о том, что произошло, мы узнали не от нее, а от других свидетелей.

– И что? – нахмурился полковник. – Заявление от потерпевшей есть?

Зубов с Глинским переглянулись. Их доклад начальству становился похожим на дурацкую детскую игру «да и нет – не говорить». Ни на один вопрос полковник еще не получил внятного ответа.

– Товарищ полковник, – начал майор, – не станет она писать заявление… Она вообще отказалась говорить с нами на эту тему.

– Так я и знал, – язвительно усмехнулся Лежава. – Очередной детский сад. И какой же у Орлова мотив убивать девушку?

– Мотив железный! Ревность, например! – с воодушевлением начал Глинский.

– Стоило Астаховой перемигнуться с Кортесом – на тебе по морде! А тут – телка с ним пришла, и прыг в постель к Рыкову. Так получи!

– Откуда Орлов мог знать, что она с Рыковым? – проворчал Зубов, – Никак не мог.

– Астахова злорадно сообщила? – предположил капитан.

– Могла, – кивнул майор, – выпалила, как только тот на порог – ага, а твоя-то уже с другим трахается! Вполне могла.

– И что? Сразу резать, как свинью? – недоверчиво поморщился Лежава.

– Он собственник, – уверенно заявил капитан. – Вполне мог! Тот факт, что Стрельникова не убивалась по нему, а прыгнула в постель к другому, вызвало у него неконтролируемую ярость…

– Мне представляется более правдоподобным несколько иной мотив, – перебил его майор. – Ему надо было выместить свою ревность и злость на Астахову. Он хотел убить ее, но не смог…

– Просто избил и изнасиловал, – подхватил Лежава, – а потом искромсал Стрельникову. Да, вполне вероятно. Как мотив – вполне. Следователь назначит судебно-психологическую экспертизу на предмет аффекта. А кроме инцидента с изнасилованием, есть за что зацепиться в отношении Орлова? Исключая, конечно, звонок?

– Мы не можем исключить звонок, – упрямо пробурчал майор, – он звонил жертве аккурат перед убийством. Телефон, видно, спросил заранее. Зацепила она его.

– Он утверждает, что забыл телефон на кухне, – возразил Виктор, – Королева и Кортес подтвердили это.

– Они подтвердили, что он забрал мобильник с кухни утром. А когда он его там оставил, они знать не могут.

– Не могут, – согласился Виктор.

– Что еще? – потребовал полковник.

– Мы нашли бокал около трупа – пробормотал капитан, – с его пальчиками. Но бокал могли и подбросить.

– Могли, – Зубов согласно кивнул.

– И все? – поинтересовался полковник.

– Увы, – грустно сказал Глинский, – у него почти стопроцентное алиби.

– Что значит почти? – поинтересовался полковник.

– Я не доверяю алиби, подтверждаемому любовниками, – ответил Зубов.

– И все же это алиби… – протянул Глинский со вздохом.

– Подтвержденное, кстати, не кем-то, а Астаховой, которая, как выяснилось, спала как сурок. Как пьяный сурок, – произнес скептически майор. – А это, как я говорил, уже и не алиби.

– Понятно, – полковник потер переносицу. – Вы, мои дорогие, забываете о том, что дело опера – искать и устанавливать факты, а решать, насколько эти факты достаточны для привлечения к уголовной ответственности – дело наших коллег из следственного комитета. А теперь внятно – что у нас есть по этому делу?

Глинский открыл папку:

– Как только будет готово заключение по биологическому материалу, то, возможно, начнет складываться какая-то картина. А так – преступник работал в перчатках. Возможно, медицинских.

– Почему так думаешь?

– Следы талька на трупе. Медицинский след несомненный. Два медика в окружении жертвы… И скальпель в качестве орудия убийства…

– Сомнительное умозаключение, – поморщился полковник. – А если б мы нашли топор? Кого бы тогда искали? Плотника? Ну ладно, давай по направлениям работы.

– Мы послали запрос в таксопарки на предмет подтверждения алиби Рыкова еще вчера. Пока результата нет. Но прошло мало времени… Плотно занимаемся самой Стрельниковой – может быть, она все-таки кого-то знала из этой компании раньше, но этот кто-то тщательно факт сей скрывает.

– Не лишено смысла, – одобрительно кивнул Лежава.

– Надо провести следственный эксперимент, – заявил Глинский, – проверить, насколько приглушенными должны быть звуки в гостиной во время преступления, чтобы никто ничего не слышал.

– Это нужно сделать в первую очередь, – подал голос Зубов. – Я не исключаю круговую поруку в этой теплой компании. Они довели меня до белого каления, утверждая, что никто из их добрых друзей не способен… они знают друг друга сто лет и так далее… Может, угробили девушку все вместе…

– Но на самом деле ты ведь так не думаешь?

Зубов пожал плечами:

– Допускаю, как невероятную гипотезу. И вот еще что. Я хочу попросить следователя поднять дело о хищении наркотиков в Склифе.

Лежава повертел в руках очки. Пользоваться ими он стал совсем недавно и до сих пор стеснялся, как школьник. Но они совершенно неожиданным образом стали помогать ему в его размышлениях – методично складывая и раздвигая дужки, он неизменно наводил порядок в мыслях и расчетах. Сейчас же его мысли занимало это страшное убийство. Лежава ненавидел душегубство вообще, убийства женщин – в частности, а сексуальное насилие он, чистокровный грузин, воспринимал как личное оскорбление.

Глядя на него, Зубов подумал о том, что еще минут пять – и очкам хана, но тут полковник словно очнулся и поднял на него усталые глаза.

– Склиф… Кажется, припоминаю. Там свистнули приличную партию наркотиков. И сделал это какой-то местный наркоман, из своих?

– Врач-анестезиолог, – с готовностью подтвердил Зубов. – Причем наркотики так и не нашли. Скорее всего, он их продал, поскольку если б он их все употребил сам за такой короткий срок, несомненно, копыта бы откинул. Но Юрий Смолин, так звали того наркошу, наотрез отказался сообщить, куда он дел такое количество фентанила и морфина. Но поскольку один из свидетелей работает в реанимационном отделении Склифа, то можно предположить связь…

– Не обязательно прямую связь, – задумчиво отозвался Лежава. – Ты там, смотри, осторожно. Если его сообщник все-таки работал там и продолжает работать – важно его не спугнуть. Там может быть многоуровневая цепочка сбыта, Не наломай дров.

– Постараюсь не наломать, – кивнул Зубов.

– Будь добр, уж постарайся, – проворчал Лежава. – А что там с этим диском? Можно подробнее? – попросил полковник.

– «Травиата» в постановке Ла Скала, – доложил Виктор. – Презентовал Мигель Кортес и как-то там его еще, не выговорю без шпаргалки… Во время вечеринки не прослушивалась и, по словам свидетелей, даже не распечатывалась. При осмотре места происшествия мы нашли в проигрывателе аудиодиск. За диваном обнаружили целлофан, надрезанный, по-видимому, тем же скальпелем, а под столом – коробку со вторым диском со следами крови. Результатов экспертизы по этому пункту еще нет, но я почти уверен, это кровь Стрельниковой.

– Поторопите экспертный отдел, – попросил Зубов. – Хотелось бы действовать наверняка.

– Так же срочно надо провести ДНК-экспертизу на предмет идентификации спермы, обнаруженной в трупе. Ну, хоть к завтрашнему утру. А лучше сегодня, – Виктор просительно заглянул полковнику в глаза.

– Можно подумать, мой звонок что-то решает, – хмыкнул Лежава. – Позвоню, конечно.

– Я сейчас еду к ее матери, а затем с ордером на обыск домой к погибшей Стрельниковой, – сказал Зубов и поднялся. – Разрешите идти?

Мать Стрельниковой жила в старом шестиэтажном доме на Тверском бульваре. Печальная женщина лет сорока пяти, она недавно вышла замуж, и ее супруг, немолодой состоятельный армянин, расселил коммуналку, комнату в которой она занимала. Теперь семье Малакян принадлежала четырехкомнатная квартира с видом на бульвар и на театр. Правда, ремонт все еще шел, и Зубову пришлось перешагивать через стопки кафельной плитки, свернутые куски коврового покрытия и прочее строительное барахло. Среди всего этого разгрома, на стуле, словно окаменев, сидела Наталья Борисовна Стрельникова-Малакян. Она не плакала, но безжизненное лицо ее походило на античную маску трагедии.

– Это я во всем виновата, – проговорила она, – напрасно я согласилась, чтобы Сурик покупал Полечке квартиру. Но он так хотел сделать моей девочке приятное…

Сурен Саркисович Малакян, невысокий, плотный и почти полностью седой человек лет шестидесяти, обнимал жену и приговаривал с легким акцентом:

– Поплачь, дорогая, поплачь…

Но Стрельникова тупо смотрела перед собой. Майор понимал, что расспрашивать несчастную женщину, по крайней мере, безжалостно, но выхода у него не было.

Он порылся в папке с документами.

– Наталья Борисовна, – обратился к ней Зубов, – посмотрите этот список, пожалуйста. Может быть, вы встретите здесь знакомое имя? Может, дочь что-нибудь говорила вам о ком-то из них?

Стрельникова пробежала глазами список и равнодушно вернула его майору.

– Нет, я не знаю этих людей. Простите, мне трудно сосредоточиться… Нет, я их не знаю…

– Не торопитесь, Наталья Борисовна. Неужели среди знакомых вашей дочери нет мужчин по имени Андрей? Сергей? Допустим, Мигель – имя редкое в наших широтах… Олег, Антон?

– У Полечки много знакомых мужчин… слишком много… – прошептала женщина безучастно, – но она меня с ними не знакомит. Не знакомила…

– Понятно, – вздохнул майор. – А знакомые женского пола? Вы знаете каких-либо ее подружек? На работе? Она и школу-то не так давно окончила, может, общалась с кем-нибудь?

– Нет… не помню…. – медленно проговорила Стрельникова. – Может, и есть какие подружки – на курсах, например…

– На курсах? – встрепенулся Зубов. – На каких курсах?

– Курсы английского языка, – пояснила она. – В феврале она поступила на курсы. Может, она там с кем-нибудь познакомилась?

– Еще кто-нибудь? – с надеждой спросил Зубов.

– Не знаю… – проговорила Стрельникова. – Разве что Оксана Кияшко, ее школьная подруга. Вот она бы вам много чего могла рассказать про Полечку. Та с ней делилась секретами. А вот со мной перестала. Как я вышла замуж, точно черная кошка между нами пробежала, – она издала долгий, тоскливый стон, более похожий на вой раненого зверя и уронила голову на руки. Теперь женщина сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, и выла, выла, выла…

– Нам необходимо проехать сейчас на квартиру вашей дочери и провести осмотр помещения, – сказал майор. – Мне жаль, что приходится тревожить вас этим…

– Я понимаю, – кивнула она. – Я понимаю. Здесь пешком совсем недалеко.

– Я на машине, – поднялся Зубов. – Где она жила?

– На Новом Арбате, дом шесть. Она прописана по-прежнему здесь, но жила на Новом Арбате.

– На Новом Арбате? – Зубов напрягся. – Простите, мне нужно позвонить…

Глинский трубку схватил сразу же, словно ждал его звонка.

– У меня ЧП, – негромко произнес майор. – Посмотри там, где адреса свидетелей записаны. Кто-то из них живет на Новом Арбате. Кто?! Ничего себе. А дом? Шестой?

Могло ли быть это простым совпадением?

– Слушай, Виктор, – горячо зашептал Зубов в трубку. – Этого молодца уже выпустили? Узнай, я подожду… Нет? Придержи его у себя… Тяни время… О детстве там расспроси, еще чего-нибудь… Не знаю, сколько!!! Мы сейчас поедем осматривать квартиру, а потом я зайду к… Ну ты понял?.. Пока я тебе не позвоню, не отпускай его, понял, генацвале?..

Полина Стрельникова жила на втором этаже некогда престижного дома, в цоколе которого располагался дорогой ювелирный магазин. Однокомнатная квартира была хорошо отремонтирована и обставлена. Интересно, кто девушку содержал? Мать? Отчим? Папики?

– Откуда у вашей дочери такие средства? – спросил он.

– Сейчас трудно найти хорошую работу… – прошептала Стрельникова. – Полечке помогали Сурик и друзья…

Пригласили понятых, и работа началась. Уже через четверть часа стало ясно, что приехали они сюда не впустую. В ящике комода Зимин нашел пачку фотографий – весьма откровенных, главным действующим лицом которых была белокурая красотка Полина Стрельникова.

«Зарегистрируй их как-нибудь, чтобы мать не увидела, – шепнул майор Зимину. – А то ей только не хватает узнать, что ее дочь – порномодель. А неплохо бы найти фотостудию, а, Жень?»

– Ну да, – усмехнулся Зимин, – а еще лучше, автора…

– Ты хватил! – воскликнул Зубов. – Фантазер! Такие ребята почище шпионов шифруются. Давай, дальше ищи….

И тут он понял – что-то зацепило его внимание. – Дай-ка еще раз взглянуть… Так и есть! На фотографии он ясно различил маленький крестик на длинной тонкой цепочке – единственное, что было на обнаженной девушке.

– Необходимо увеличить, – щелкнул майор по глянцевой картинке, – мне нужно изображение этого крестика в натуральную величину.

Он начал просматривать записную книжку Стрельниковой, валявшуюся на диване.

– Кстати, Женя, – Зубов кивнул на телефон, – аппарат вроде с автоответчиком. Срочно прослушай последние сообщения. Только иди на кухню, чтобы здесь не мешаться.

Зимин схватил автоответчик и, отсоединив шнур от розетки, отправился на кухню. Первый звонок – голос с ярко выраженным финским акцентом. Финн приглашал Полину в ресторан на вечер воскресенья. Не дождется финн Полины.

«Полина, возьми трубку», – он услышал властный сухой голос. И это, без сомнения, голос одного из пятерых друзей, но чей? Еще раз! «Полина, возьми трубку», – господи помилуй, да это же голос Андрея Орлова! Зимин позвал Зубова. Тот тоже пару раз прослушал сообщение.

Да, от такой улики Орлову не отвертеться. И на что он, интересно, рассчитывал, когда сочинял байку про случайное знакомство у метро? Стрельникова в последний раз ездила в метро, наверно, еще в школе. На автоответчике Орлов сообщал, что зайдет за ней через пять минут. После этого, вероятно, они и отправились в гости к Ланскому.

Следующее и последнее сообщение было оставлено взволнованным женским голосом только сегодня утром. «Полина, куда ты делась? Я тебе звоню… звоню… Что с твоим мобильником? Набери мне, как появишься». Этой тоже придется ждать вечно.

– Интересное кино, – майор поднялся и вышел в прихожую, где, сгорбившись на бархатной банкетке, сидела мать Полины.

– Наталья Борисовна, – он слегка дотронулся до ее плеча, – вы совершенно уверены, что никогда не слышали про Андрея Орлова?

– Уверена, – выдохнула она с надрывным всхлипом. – Совершенно точно.

– А где живет ее подруга Оксана?

– Совсем рядом, в Мерзляковском. Боже мой, она же еще ничего не знает! – губы Стрельниковой снова затряслись.

– Мы свяжемся с ней, – пообещал Зубов.

Осмотр вещей также не оставлял сомнений в роде занятий Полины Стрельниковой: и белье, и одежда, и обувь дорогих марок, но – все вызывающих фасонов. В ящике трюмо, забитом косметикой и разными бумажками, они нашли пачку чеков, самый скромный из которых был на шесть тысяч рублей – за колготки. И поскольку было доподлинно известно, что Полина Стрельникова нигде не работала, вывод напрашивался сам собой.

В прикроватной тумбочке почивал внушительный запас презервативов и маленькая шкатулочка с белыми, коричневыми и розовыми таблетками. «К гадалке не ходи – экстази, – подумал Зубов с отвращением. – Ну и штучка была эта Стрельникова».

Спустя три часа Зубов с облегчением отправил измученную мать Полины домой, а сам позвонил Глинскому.

– Держишь? – спросил он.

– Угу, – пробурчал тот, и Зубов понял, что Орлов сидит у него в кабинете.

– Что-нибудь новое узнал?

– Увы… – неопределенно обронил Виктор. – Вы там скоро?

– Стараемся, господин капитан, – усмехнулся майор, – стараемся, вас не хватает…

– Да ладно, – буркнул Глинский и повесил трубку.

После этого Зубов позвонил Сергееву и затребовал ордер на обыск в орловской квартире. Сергеев обещал прислать ордер в течение часа, а тем временем советовал побеседовать с бывшей супругой бывшего российского атташе по культуре в США Юрия Орлова.

Операм пришлось подняться на десятый этаж. Они позвонили в дверь орловской квартиры, но им ответили не сразу. У Зубова появилось четкое впечатление, что кто-то стоит по ту сторону, ему даже слышалось чье-то дыхание, словно этот кто-то не решается открыть или даже просто отозваться. Майор нажал на кнопку звонка второй раз.

– Кто там? – наконец раздался из-за двери резкий женский голос.

– Откройте, милиция, – произнес Зубов.

На этот раз им открыли мгновенно. Они увидели немолодую темноволосую женщину с отголосками былой красоты на увядшем несчастном лице. Она до того походила на сына, что Зубову не пришлось даже спрашивать, кем она ему приходится.

– Где Андрей? – выкрикнула она. – Почему он арестован?

– Ваш сын не арестован, а задержан. По подозрению в убийстве, – сообщил Зубов холодно и поинтересовался: – Вы нас впустите в квартиру, или нам ордер принести?

– Вы с обыском? – ее ноздри возмущенно раздувались.

– Ну зачем же сразу с обыском… Все в свое время… – примирительно улыбнулся Зубов. – Я бы хотел побеседовать с вами, простите, как ваше имя-отчество?

– Валерия Андреевна… – она неодобрительно осмотрела майора с головы до ног, и он понял, что ему тоже надо бы представиться.

– Майор Зубов из отдела убийств. Можно все же войти?

Орлова посторонилась, пропуская его и Зимина в квартиру. Зубов вспомнил, что семейство Орловых долгое время провело в Соединенных Штатах, где Орлов-старший работал в советском, а затем и в российском посольстве, а его жена – переводчицей. Печать прошлого благополучия еще лежала на этом жилище, но теперь квартира была похожа на заслуженного пенсионера, которому только и осталось, что воспоминания. Дорогая, но изрядно потертая мебель, не поражала взгляд так, как видимо, поражала много лет назад. Ремонт пришелся бы кстати и, причем основательный. А в целом – отличная трехкомнатная квартира советских времен, просторная, хоть и стандартная.

«Интересно, – подумал Зубов, – Орлов неплохо должен зарабатывать в своей крутой конторе. Что ж это он так собственный дом запустил? Или денег жалко, или попросту плевать… В доме чисто, но и только…»

– Где бы мы могли побеседовать? – спросил Зубов.

– Где угодно, – сухо ответила Орлова. – Мне все равно. Идите в гостиную.

Утонув в глубоком и мягком диване, Зубов почувствовал, что он не сможет вести серьезный разговор, когда его колени находятся на уровне шеи. Он вскочил на ноги и переместился на один из стульев у обеденного стола. Зимин пристроился рядом.

– Вы собираетесь стоять? – спросил майор Орлову, безмолвно, словно соляной столб, застывшую у двери. – Присядьте. Нам предстоит долгий разговор.

– Я не могу сидеть, – нервно откликнулась Орлова. – Я не могу сидеть, я не могу ничего делать. Ради Бога, что с Андреем? Как вы могли подумать, что он кого-то убил?!

– Валерия Андреевна, – мягко обратился к ней Зубов, – пожалуйста, чем меньше времени мы будем тратить на причитания, тем быстрее проясним некоторые сложные моменты. Вы согласны? Тогда вопрос первый. Вам знакомо имя Полины Стрельниковой?

– Абсолютно незнакомо, – отрезала Орлова. – Кто это?

– Так звали убитую, – пояснил Зимин.

– Да, но при чем здесь мой сын? – воскликнула она. – У Андрея есть его Катя, зачем ему кто-то еще?

– Дело в том, что Полина Стрельникова до вчерашнего дня жила в вашем подъезде на втором этаже. Вот взгляните – это ее фотография, – Зубов протянул ей фотографию, полчаса назад извлеченную из рамки на комоде в квартире Полины.

– Ах, эта, – протянула Орлова, мельком взглянув. – Ее весь дом знает, хотя она и живет здесь недавно. Она же гулящая…

– Откуда вы знаете?

– Это все знают, – скривилась Орлова.

– А ваш сын был с ней знаком?

Орлова поджала губы.

– С моего сына вполне хватит и его Кати, – это прозвучало неодобрительно и недоброжелательно по отношению к Екатерине Астаховой. Зубов это почувствовал.

– Вам не нравится Астахова? – спросил он.

– А вам она нравится? – в голосе Орловой явственно звучал сарказм.

– Это к делу не относится. Но сложно отрицать очевидное – женщина она красивая…

– Вот как! – с обидой воскликнула Орлова. – Однако, как быстро вы в ней разобрались! Так вот, запишите себе в ваши бумажки! Она никого не любит, кроме себя. Она крутит шашни со всеми Андрюшиными друзьями! Он не бросает ее только из жалости… Что вы вздыхаете! – раздраженно продолжала она. – Вы же ничего про нее не знаете! Она выгнала Андрея спустя неделю совместной жизни. Как он смог вернуться к ней после этого, не понимаю…

– Вероятно, он ее любит…

– Любит?!! – Орлову затрясло. – Любит?!! Вы видите, чем вся эта так называемая любовь закончилась?

– Вы не ответили, Валерия Андреевна, – настойчиво повторил Зубов. – Ваш сын был знаком с погибшей?

– Нет, – Орлова ответила слишком быстро и уверенно, и Зубов ей не поверил.

– Так как же вы объясните тот факт, что именно он привел Полину Стрельникову на день рождения Антона Ланского? – спросил он.

Орлова подняла на него мученические глаза: «Этого не может быть!»

– Узнаете? – спросил Зубов и сунул ей под нос фотографию, сделанную экспертом на месте убийства.

– Боже мой! – ахнула Орлова и прикрыла рот руками. – Это не мой сын! Андрей никогда бы не сделал ничего подобного.

– Тем не менее, девушка убита, – заметил Зубов и повторил: – Итак, они были знакомы?

– Боже мой, боже мой, – повторяла Орлова в отчаянии, – какой ужас…

– Когда вы в последний раз видели их вместе? – вопрос Зимина застал ее врасплох.

– Я не помню… – Орлова испуганно замерла, поняв, что проговорилась.

– Не помните или не хотите вспомнить?

– Правда, не помню… Я так расстроилась… Я знала, какая репутация у этой девки.

– Они встречались здесь или у нее? – уверенно спросил Зубов.

– У нее, – растерянно пробормотала Орлова, – но пару раз я заставала их у нас. Мы каждый раз сильно с ним ругались из-за этого. Я не хотела, чтобы он превращал мою квартиру в дом терпимости! Я грозилась рассказать Кате, а он…

– А он?..

У женщины затряслись губы, и, не в силах сдерживаться, она разрыдалась.