Текст книги "Философия крутых ступеней, или Детство и юность Насти Чугуновой"

3

От директора завода ЖБИ Алексей Чугунов, свободный сегодня от торговых поездок, направился к жене в газету «Младость». Редакция газеты помещалась в том же четырёхэтажном параллелепипеде, поставленном на попа, где была и редакция «Григорьевских ведомостей». Параллелепипед примыкал к одноэтажному корпусу старой офсетной типографии – она и выпускала многочисленную ныне «периодическую печать», не зная усталости. На стене редакционного здания, над его высоким крыльцом меж разноцветных пластиковых досок с названиями ютившихся здесь газет значилась и вывеска «Младости».

В просторной корреспондентской комнате работали за столами три молодые женщины. Несколько столов не были заняты – хозяева разъехались по заданиям. Виктория сидела в середине комнаты, низко склонившись над газетной «полосой» и карандашом исправляя в ней ошибки. Жена Алексея закончила технический вуз, машиностроительный факультет, но в инженерах походила недолго – не понравилось – и, испробовав несколько других работ, устроилась корректором в новую молодёжную газету.

Алексей громко поздоровался со всеми: «Привет!», – подошёл к жене и поцеловал её в затылок под короткими волосами.

– Что читаешь?

– Корректуру.

Она подняла голову и взглянула на мужа, продолжая сидеть.

– Свету у тебя тут маловато, – сказал он. – День пасмурный. Зрение испортишь. Пересела бы к окну.

– Ничего. Мне всё видно. А от окна дует. Холода наступают.

– По-моему, ещё тепло. Я хожу в костюме.

Он посмотрел в сторону и дружески мигнул одной из сотрудниц. Она коротко ему улыбнулась и снова принялась что-то писать. Алексей нередко заходил к жене на работу, знал тут всех и чувствовал себя свободно. Как образованный журналист, он интересовался и центральной, и местной печатью, оценивал их уровень и значимость, и малотиражная либеральная газета «Младость» нравилась ему тем, что избегала сплетен и сальностей, которыми завлекали читателей другие либеральные газеты.

– Давай выйдем, – сказал он жене.

– Давай.

Виктория поднялась из-за стола. Она была блондинкой с ироничными светлыми глазами, широким ртом и тяжеловатым подбородком. Жена состроила Алексею глазки, довольная его приходом и проявлением ласковости на виду у посторонних. Выйдя в коридор, они стали целоваться на лестничной площадке так откровенно, словно их никто не мог здесь увидеть.

Ни он, ни она не стали бы утверждать, что между ними – истинная любовь, предполагающая единство душ. Всё-таки оба уже горели в первом браке ярким любовным пламенем. Но взаимное влечение они чувствовали и скучали друг без друга. Виктория гордилась тем, что у неё красивый, умный и хорошо зарабатывающий муж, а Алексей считал жену очаровательной, принимая её тяжеловатый подбородок и широкий рот не за недостатки женского лица, а за его изюминки.

– Сходил на завод? – спросила она. – Какие результаты?

– Результаты нулевые. Директор предложил мне организовать при заводе книжное издательство и возглавить его. Дело слишком хлопотное, а перспективы сомнительные. Я не согласился и ушёл. Отец ещё там остался.

– Невероятное предложение! Исключительное! Очень престижная должность: директор издательства! Получил бы возможность сделать карьеру и завоевать положение в обществе! – заговорила Виктория громко и напористо – по моде, входившей с экрана телевизора в разговорную манеру многих девушек и молодых женщин.

– Да зачем мне сейчас интеллигентская престижность? Время не то, чтобы её добиваться. В первую очередь деньги нужны. Будут деньги, будет и положение в обществе. А издательство, если бы я его и организовал, ещё долго не приносило бы хорошей прибыли, а может быть, вообще не принесло бы никакой и никогда. Многие ли теперь читают?

Она передёрнула плечами, но спорить не стала. Ей очень хотелось, чтобы муж был с положением в обществе, и льстило, что он сын известного писателя, выпускник Московского университета. Но она вынашивала мечту стать хорошо обеспеченной женщиной, и участие мужа в рыбных спекуляциях сулило ей достижение мечты.

– А отец твой зачем на заводе остался? – спросила Виктория. – Сам решил организовать издательство?

– Нет, за издательство он не возьмётся. Не знаю, зачем остался. О чём-нибудь договаривается с директором. Они давно знакомы.

Виктория подумала и усмехнулась.

– Директор знаком с твоим отцом, а невестка, жена сына – нет. Я ещё ни с кем из твоих родных незнакома. Странно как-то получается.

– Так познакомься! Кто тебе мешает?

Алексей нахмурился и посмотрел в пол, выложенный кафельной плиткой.

– Что злишься? – спросила Виктория.

– Ничего. Сходи и познакомься с моими близкими, если мучаешься от незнакомства с ними. Давно бы это сделала. Не старики же должны явиться к тебе на поклон.

– Что за тон! – Она старалась говорить шутливо, но проявляла недовольство. – Пришёл жизнерадостный, и вдруг разозлился! Не пойду я одна к твоим родителям. Они у тебя, сам говорил, строгие и умные, а с такими тяжело знакомиться в одиночку. Ты-то меня к ним не зовёшь.

– Не просишься – и не зову.

– Ну вот, прошусь.

– Хорошо, выберу время, и сходим.

– Когда ты его выберешь? У тебя бывает свободное время, но, по-моему, ты не спешишь к родне.

Он рассердился по-настоящему.

– Я знаю, ты дама с гонором, и тебе палец в рот не клади! Нет, я захожу к родным, пусть не очень часто, но захожу! Но ты всегда звонишь мне вслед, требуешь, чтобы я скорее возвращался!

– Правильно. Я беспокоюсь, не случилось ли что-нибудь с тобой в пути, и скучаю по тебе.

– А ты не беспокойся. Я не маленький. И не скучай по телефону. Лучше подольше удерживай меня возле отца с матерью и возле дочери. Сразу ты к ним не пошла, а сейчас пойти тебе непросто и с каждым днём труднее. Мне тоже встречаться с родителями бывает неловко. Я ведь им не слишком помогаю, хотя они растят мою дочь.

– Значит, помогай больше.

– Да ведь всё копим, откладываем. Больше помогать не выходит.

– К тому же ты выпить любишь, – сказала Виктория. – И наркотой балуешься. Не обижайся, это правда. На выпивку и наркоту ты тратишь немало.

– У тебя не прошу. Сам зарабатываю.

Жена не возразила.

Она полезла в один и другой карманы джинсов, достала измятую пачку сигарет, зажигалку и закурила.

– Дай и мне, – попросил Алексей, но тут же махнул рукой. – Нет, не надо. На улице закурю. Сейчас уже пойду. Странно, что такой важный разговор вдруг завязался у нас не дома, а у тебя на работе, при случайной встрече.

– По-моему, ничего нет странного, – ответила Виктория.

Когда она в очередной раз затянулась дымом, муж вынул у неё изо рта сигарету и бросил в урну у стены.

– Ты что? – сказала она.

– Береги здоровье, – сказал Алексей.

4

– Нестеренко охотно взялся финансировать издание моего романа, – сказал Андрей Иванович жене, вернувшись с завода ЖБИ. – Тут всё в порядке. А Алексей от его предложения отказался, пренебрёг большими возможностями. Казалось бы, что ещё надо молодому человеку, сильному и литературно образованному? И издательство бы поднимал, и журналистикой занимался! Становился бы личностью! Нет, главное – деньги зашибать! Сразу и много! Чисто обывательское мировоззрение! Мы внушали ему добродетели, а он, как вырос, проявил пороки! В голове это не укладывается! Обидно и досадно!

– Наверно, мы чересчур строги к Алексею, – сказала Вера Валерьяновна. – Я его ругаю, но иногда задумываюсь о том, что нам легко осуждать его с позиции наших понятий, но мы не учитываем веяний времени, больших соблазнов, головокружения от свободы. Это ведь как вихрь. Подхватил и понёс.

– Вихрь вихрем, но куда базовое-то воспитание подевалось? Был романтиком, брал хороший пример с родителей, ставил перед собой высокие цели, а стал махровым обывателем с пустыми интересами, жаждой наживы, но без чувства ответственности и гражданской, и сыновней, и родительской. А какие веяния заставили его бросить пятимесячную дочь и взвалить её воспитание на плечи своих родителей, а дальше разойтись с Ириной и наскоро жениться во второй раз?

– Я с тобой согласна, – ответила Вера Валерьяновна. – Но как там у них с Ириной на самом деле происходило, нам неизвестно. Она, сам знаешь, не из милых, весёлых, общительных женщин и не из умелых заботливых хозяек. Алексею, конечно, жилось с ней нелегко. Ну развелись и развелись. Что же делать? Так поступают теперь многие. Нам, чуть не полвека прожившим в супружеской верности и взаимном долготерпении, их отношения нелегко понять.

– Мне кажется, понять нетрудно, – сказал Чугунов. – Прежде всего, оба эгоисты. Но больше всего меня волнует судьба ребёнка…

Он осёкся и перестал ходить по гостиной, так как, бросив заниматься скрипкой, к деду с бабушкой пришла Настя. Она внимательно, пытливо посмотрела на старших, и они запоздало спохватились, что рассуждали слишком горячо. «Слышала или не слышала? Поняла или не поняла?» – думали они и ждали, что внучка станет пытать их нервными расспросами. Но она, молча постояв, вернулась к себе в комнату и опять заиграла на скрипке. Дед с бабушкой намеренно заговорили о другом.

* * *

Так, как разошлись Ирина с Алексеем, расходится немало супругов, хотя в каждом разводе есть что-то своё, особенное. Алексею надоела капризная, ревнивая, болезненная жена, и однажды в майские праздники он сознательно не избежал с ней ссоры, вспыхнувшей из-за бытового пустяка; хлопнул дверью и поехал в Григорьевск, уведомив родителей, что едет в гости.

Родители ждали его, и Настя с нетерпением ждала, но родного порога он не достиг. Алексей вздумал проведать школьного товарища Илью Дворкина и сошёл с автобуса возле его дома.

Илья долго тряс его руку, оглядывал Алексея и хлопал по плечу.

– Молодец! Молодец, что зашёл! Как раз вовремя! Встречу хорошенько отметим! Не оглядывайся! Я один в трёхкомнатной квартире! Предки мои за границей, работают в Арабских Эмиратах!

Гость тоже оглядывал старого приятеля, длинного, худого, носатого и рыжего. С тех пор, как они виделись в последний раз, Дворкин возмужал, но, похоже, остался озорным малым, которого учительница выставляла из класса за дурное поведение. Алексей сказал, что заскочил по пути и ненадолго, что торопится к родным, но Дворкин зашумел:

– Не-ет! Так не отпущу! И не думай! Раз в сто лет заходишь, москвич чёртов! Сейчас Косте Репину позвоню и Лене Жуковой! Прибегут, как узнают, что ты у меня в гостях! Мы тебя часто вспоминаем!.. Многие из нашего класса куда-то исчезли, а с Костей, Леной и ещё некоторыми ребятами мы иногда встречаемся. Сегодня праздник! Грешно не посидеть вместе! А с родными успеешь свидеться!

Он подтолкнул товарища, завёл в хорошо обставленную большую комнату, и взялся за кнопочный телефон на полированной тумбочке.

– Что ты делаешь? – сказал Алексей. – Ребята придут, а мне надо уходить!

Пришла Лена Жукова, кинулась Чугунову на шею и расцеловалась с ним. Следом за Леной появились Костя Репин и длинноногая блондинка, в ней Чугунов узнал Викторию Балицкую, тоже из одного с ним класса. Репин принёс гитару. Он со школьных лет хорошо на ней играл и хорошо пел блатные, приблатнённые и общеизвестные хорошие песни. «Как выросли и изменились ребята! – думал Алексей. – Мужики видом погрубели, а женщины расцвели…»

Дворкин суетился среди однокашников, обнимался с каждым.

– У меня тут бывает весело! – говорил он Алексею. – Ты бы, Лёха, скинул свой пижонский сюртучок, не то запачкаешь! Видишь, как остальные демократично одеты?

– Костя Репин, по-моему, не очень демократично одет, – сказал Алексей. – У него и галстук под шикарным пиджаком, и цветной платочек выглядывает из кармашка.

– Ну, Репин у нас бизнесмен! Респектабельный мужчина! Он в одежде подчёркивает это!..

Чугунов снял пиджак серебристого цвета и повесил на спинку стула. Репин тоже снял пиджак. Компания ушла в просторную кухню-столовую, и те, кого Дворкин вызвал по телефону, достали из сумок спиртное и закуски.

«Ладно, – сказал себе Чугунов, – выпью немного с друзьями и пойду. Надо позвонить домой, предупредить, что задерживаюсь, но скоро буду».

В столовую выходила дверь застеклённой лоджии. Дворкин распахнул её и показал Алексею красный флажок, выставленный в окно лоджии и закреплённый на раме.

– Да здравствует Первое мая! – крикнул он.

И гости подхватили:

– Да здравствует Первое мая!

– Это – завтра, – сказал Алексей, – а сегодня – тридцатое апреля.

– Стало быть, завтра опять крикнем и вздрогнем!..

В застолье мужчины вдруг повели разговор о современных российских живописцах. В школьные годы они вместе ходили в изостудию, тратили время и силы, изводили бумагу и краски. Каждый счёл себя тогда причастным к богеме, прочёл книгу Перрюшо о Ван Гоге, роман Ирвинга Стоуна «Жажда жизни» и надумал стать великим художником – страдальцем. Это их объединило.

– Мне из современных нравятся Глазунов и Шилов, – сказал Алексей.

– Ну, старик, ты и ляпнул! Убил наповал! Живёшь в столице, видишь передовые направления искусства, а пропитан духом провинции и консерватизма! – Дворкин крутил ржавой головой, отведя в сторону руку с дымящейся меж пальцев сигаретой. – Глазунов и Шилов – это фуфло, мазилы, сучки, зола, в лучшем случае – позавчерашний день русской живописи!..

– Ну, не скажи!..

– А мне они тоже нравятся, – поддержал товарища Костя Репин.

– Вы что, мужики? Не видели их картин? – заорал Дворкин, вытягивая шею и багровея, в упор глядя на одного и второго.

– Я бывал на их выставках, – ответил Алексей. – Мне в их работах нравится именно здоровый консерватизм, русская тематика и традиция. Не люблю мазню космополитов и дилетантов.

– А Шилова выставка к нам сюда приезжала, – сказал Репин, парень спокойный и немногословный.

– Был бы сам великим художником, – поддела хозяина дома Виктория. – А то никакой не художник, а знаменитостей ругаешь.

– Там теперь какой-то Никас объявился, – сказал Чугунов. – Вот он Илье, наверно, больше всех по душе.

Дворкин посмотрел на него, пошевелил губами, но не придумал, что сказать. Лена Жукова весело захлопала в ладоши.

Компания попросила музыки. Илья пошёл к проигрывателю и включил «записи».

– Потанцуем? – спросил Алексей Викторию, сидевшую рядом.

– Потанцуем.

Он повёл её под музыку с рваными ритмами, под которую Дворкин и Лена уже прыгали друг перед другом. Репин сидел за столом и подстраивал семиструнную гитару, приблизив к ней ухо.

– Собрались три потенциально великих художника. Один даже Репин, – насмешливо сказала Виктория. – Но никто из трёх не стал художником. Ты – журналюга, Репин – благонамеренный буржуй, участвует в туристическом бизнесе, а Дворкин – непонятно кто: ведёт беспорядочную жизнь и упорядочить её, то есть жениться, не собирается, ездит с бригадой рыбных перекупщиков, но мечтает пойти куда-нибудь охранником. На худой конец, просто сторожем, как пенсионер, хотя молод и имеет высшее образование. Многие молодые способные мужики вдруг захотели стать сторожами. Ты не замечал?

– Замечал. Это синдром равнодушия ко всему на свете, желание замкнуться в себе и не участвовать в том, что вокруг творится. У Леонида Андреева в одном из рассказов хорошо сказано: «Вы там себе деритесь, а я – засну». В перестройку такое явление возникло. Журналисты писали о нём… Ну, а вы, кто не был потенциальным художником, как устроились в жизни?

– Вполне заурядно. Мы с Леной женщины разведённые. У неё маленький сын, у меня дочь. Лена – училка. Она и мечтала быть училкой. Я работаю на механическом заводе, из цеха перешла в заводоуправление, взяли делопроизводителем. Жду, когда предприятие закроется или попадёт в частные руки. Сейчас всё закрывается или скупается. Ленка ласковая и восторженная – посмотри, как блестят у неё глаза, – а я разочарованная. Хочу опять выйти замуж и разбогатеть.

– Помню, какая ты была в школьные годы, – сказал Алексей. – Ходила как модель на подиуме, нравилась многим мальчишкам, но никого к себе не подпускала.

– Это было давно, – ответила Виктория.

– Значит, ты теперь не Балицкая?

– Нет, Комарова.

– У меня тоже дочка, – сказал он. – Живёт в Григорьевске с дедушкой и бабушкой.

– А почему не с отцом и матерью?

– Так сложились обстоятельства. Долго объяснять.

– Значит, ты из всех нас единственный состоишь в браке. Ну, ещё Лена с Костей Репиным состоят в незаконном, нынче у нас принятом. Дай им Бог расписаться в загсе.

– Что, Лена с Костей дружат? А я по их поведению этого не заметил.

– Они оба скромные, сдержанные, – сказала Виктория. – Но посмотри, как Ленка с Дворкиным отплясывает! Костя не любит танцевать…

Плясовая музыка смолкла. Репин отодвинулся от стола, закинул ногу на ногу и заиграл на гитаре с особым шиком: приняв вид скучающего человека, равнодушного и к гитаре, и к своим виртуозно действующим пальцам, и к публике. У него было гладко бритое лицо, но удлинённые тёмные баки, на пальце правой руки перстень с камнем.

Пели хором «Подмосковные вечера», «Эх, дороги…», «По долинам и по взгорьям…», «Гибель «Варяга» и «В Кейптаунском порту», «Чайный домик», «Ванинский порт», «Мурку».

Потом Илья Дворкин сказал:

– А не закурить ли нам, братцы, травки по косячку? У меня есть.

– Я пас, – сказал Репин, подняв обе руки.

– А я не против, – ответил Чугунов.

– Вы что, мальчики? – возмутилась Лена Жукова. – Оба уже пьяные!

– А я тоже закурю, – сказала Виктория.

Репин попрощался со всеми за руки, сходил в комнату надеть пиджак, и они с Леной ушли.

Остальные свернули цигарки с коноплёй и покурили. Дворкин с Чугуновым ещё выпили. Алексей собрался пойти домой, привстал со стула и от сильного головокружения шлёпнулся на пол. Он тут же пустился в сонный полёт на полу, а проснулся на широком диване под лёгким покрывалом, улавливая аромат духов и ощущая близость женщины.

– С добрым утром, – сказала Виктория и погладила его по голове.

5

Они стали переговариваться по мобильному телефону. Несколько раз Алексей втайне от родных бывал в Григорьевске и встречался с Викторией у Дворкина. Однажды она привела его к себе домой и представила матери:

– Это мой школьный товарищ. Мы с ним встречаемся. Он живёт в Москве.

Алексей увидел, что, хоть Виктория и знакомит его со своей матерью, но за свои поступки перед ней не отчитывается.

– Маму зовут Асей Львовной, – сказала она возлюбленному.

– Очень приятно, – отозвался он.

– А вас как зовут? – спросила его Ася Львовна.

– Алексеем.

– Вы женат?

– Разве заметно? – Он пытался отшутиться, но чувствовал, как от стыда теплеют его щёки и уши.

– Я так подумала.

– Что ты накинулась на Алёшу? – сказала Виктория. – Не успел прийти, как засыпала его вопросами!

– Должна же я знать что-нибудь о человеке, который с тобой встречается и которого ты привела к нам?

– Да, я женат, – ответил Алексей.

– Ну, вы, наверно, человек разумный. Знаете, что делаете, – сказала Ася Львовна.

Она была небольшого роста, старая, но не дряхлая, худенькая и сухонькая женщина. Косицу из жидких волос мать Виктории закрутила на темени в плоскую спираль и приколола железными шпильками. Над сморщенной её губой темнели усики; её слабые глаза щурились за толстыми стёклами очков в пластмассовой оправе. Она ещё с минуту постояла перед Алексеем и дочерью, скрестив на животе руки и приклонив голову, повернулась и ушла в другую комнату.

Пока взрослые разговаривали, за ними наблюдала со стороны белобрысая девочка одних с Настей лет – так прикинул Алексей. Когда Ася Львовна вышла, девчушка встала в дверях комнаты и помялась, прислонясь к дверному косяку.

– Он кто? – спросила она. – Мой папа?

– Нет. Это Алексей Андреевич, – ответила Виктория. – Зайди в комнату, не торчи в дверях.

– А зачем он пришёл, раз не папа?

– Потому что Алексей Андреевич мой друг. Он пришёл ко мне в гости. Ты неуважительно о нём говоришь. Мне это не нравится. Нехорошо спрашивать о госте, да ещё в его присутствии, зачем он пришёл.

– Иди ближе. Хочешь, тоже будем дружить? – позвал девочку Алексей и смутился от мысли, что пробует обласкать чужую безотцовщину, а не собственную. – Я познакомился с твоими мамой и бабушкой, давай с тобой знакомиться.

– Давай, если хочешь. Меня зовут Яной.

– Иди, я пожму тебе руку.

Девочка подошла, и он, пожимая ей руку, снова думал о Насте.

Поняв, что явился некстати, растревожил семью, Алексей поспешил уйти. Виктория пошла его проводить…

В следующий свой приход в дом подруги он услышал от Аси Львовны более, чем прежде, неприятный вопрос:

– Ваша жена, конечно, не знает, что вы ездите к другой женщине?

– Безусловно, – ответил он с некоторым вызовом.

– У вас серьёзные виды на Викторию, женщину с ребёнком? – спросила Ася Львовна.

– Да, серьёзные. Хочу развестись с теперешней женой и жениться на вашей дочери. Она согласна.

– А что, с теперешней уже нажились?

– Мама! – закричала Виктория. – Перестань! Ты задаёшь бестактные вопросы! Отношения Алексея с женой и наши с ним тебя не касаются! Мы взрослые люди!

Алексей ждал, что Ася Львовна тоже закричит, и она уже открыла рот для крика, но потом махнула рукой и ушла со словами:

– Делайте, что хотите!

Её решение больше не вмешиваться в дела дочери и Алексея, брошенное сгоряча, впоследствии воплощалось в дело. «Зачем мне это нужно? – думала мать Виктории. – Учить уму-разуму таких великовозрастных – себе дороже!»

* * *

Чуя измену, приглядываясь к мужу и изводя его расспросами, Ирина довела себя до приступа неврастении. Однажды она двинулась на Алексея с кулачками, побелевшими от судорожного сжатия, но возле него рухнулась на пол и забилась в истерике. В этом происшествии муж увидел повод для разрыва, сказал Ирине, что хочет с ней развестись, и она завизжала, хватаясь за голову.

– А что у вас могло выйти хорошего, – сказала Татьяна Ивановна, – если каждый только о себе печётся? Вон и ребёнка сбагрили куда подальше, чтобы не думать о нём!