Текст книги "Добро Зло"

Альберт Иоганович Туссейн
Добро и Зло

Пестрое полотно мудрости

Поэт не всегда бывает философом. А философ, тем более, далеко не всегда обладает поэтическим даром.

Но когда эти две способности соединяются в одном человеке, происходит удивительное. Даже не самые оригинальные мысли звучат свежо и выразительно. Даже не самые изысканные строки поражают ярким смыслом и глубиной. Задумчивость соединяется с изяществом…

И тогда произведения хочется читать и цитировать. Именно так происходит с текстами Альберта Туссейна:

 
«Зависть всегда зависит,
на волоске висит.
Вид у нее независим,
но изнутри голосит».
 

В этих строчках есть и легкость игры, и невеселая ухмылка автора, задумавшегося о природе добра и зла, о происхождении всевозможных неблаговидных черт человеческого характера. Не каждый поэт задумывается об этом. И не каждый философ умеет облечь свои размышления в афористичную и метафоричную форму. В этих текстах форма обостряет содержание, а содержание делает форму особенно выразительной.

Это чтение вроде и легкое, но подталкивающее на серьезные размышления. В чем причина человеческого несовершенства? Альберт Туссейн задается этой мыслью сам и заставляет задуматься на эту тему своего читателя. А чтобы тот не капризничал, облекает философские максимы в остроумные стихи и афоризмы.

Иногда автор кажется злым и излишне требовательным. Но эта злость – благородная. Она от грусти, от боли. Представляясь читателям на первых страницах книги, Альберт Туссейн пишет, что его учителя – «все, без исключения, встречаемые или читаемые мною люди». Это видно и собственно из текстов. Видно, что автор глубоко «укоренен» в мировую культуру.

Он в равной степени свободно цитирует и поэтов Пушкина, Гейне, Шиллера, Северянина, и прозаиков Уайльда, Толстого, и традиционных философов Сенеку, Монтескье, и мудрецов Востока Шри Сатья Саи Бабу, Ошо, и Библию, и народные пословицы – китайские, арабские, грузинские… И это пестрое полотно не кажется эклектичным. Потому что, когда исследователь человеческой сущности погружается в самые ее глубины, все культуры и традиции утрачивают противоречия и сходятся воедино. И простое на вскидку оказывается сложным по сути, а сложное – доступным для восприятия.

 
«Для недоумков все заумно.
Для глухих все немое.
Для слепых все черное.
Злой никому не верит.
 
 
Лишь добрый верит в доброту.
Лишь мудрый верит в разумное.
Лишь зрячий видит насквозь.
Лишь тонкий дышит поэзией».
И к этому трудно что-то прибавить!
 

Андрей Щербак-Жуков, Член Союза писателей России, Председатель комиссии по фантастической и сказочной литературе при МГО СП России

Альберт Иоганович Туссейн – музицирующий лингвист, переводчик-международник, автор более тридцати книг стихов, прозы и переводов, победитель конкурса «Всенародная поэзия России», лауреат премий имени А.С. Грибоедова, В.В.Маяковского, О.Э. Мандельштама и др., член Союза писателей России.

Автор размышляет о добре и зле, как с точки зрения философского, социологического понимания, так и в бытовом повседневном общем и глубоко личностном плане. Сколько людей на свете, столько и восприятий, видений и ощущений того, что такое добро и зло.

Добро одного может быть злом для другого, иногда во имя добра творится немалое зло (воистину, «благими намерениями путь в ад вымощен»…), нередко сложные взаимные связи между ними диалектически и неразрывно переплетаются настолько, что одно может перейти в другое… Представлены рассуждения автора в виде стихов и мини-эссе, отражающих его отношение к этим важнейшим понятиям человеческого общения, поступков и идей. Надежда и отчаяние, восторг и ненависть, слёзы и улыбка, радость и грусть наполняют эти замысловатые и не очень строки…

Об авторе

РОДИЛСЯ – все еще в процессе

РОДИНА – по крови – Украина, по принадлежности – СССР, по духу – Россия, по мировоззрению – Земля

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ – хохол русско-швейцарского розлива

РОДНОЙ ЯЗЫК. – видимо, тот, на котором думаешь и пишешь сокровенное, тогда – русский, но по крови и по чему-то еще более высокому и глубокому, если не глубинному – украинский, хотя я им, конечно, не так владею, как русским, во всяком случае, не так много пишу на нем (ну, и слава богу! – наверное, облегченно вздохнет мой украинский земляк-читатель), но зато всей душой улавливаю и воспринимаю всю его тончайшую мелодичность и нежную напевность, нутром чувствую каждое его словэчко… Третий мой родной (троюродный?) язык по линии отца – французский. Для меня он скорее иностранный, хотя и один из любимых и приоритетных. Дедушку-франкофона я не застал, а отец предпочитал немецкий.

ОБРАЗОВАНИЕ – разного уровня и законченности музыкальное, техническое, лингвистическое, филологическое, экономическое и юридическое; весьма начальное, явно незаконченное и, добавим по Линкольну, совершенно недостаточное житейское

СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ – в очень интересном положении

СЕМЬЯ – все люди на свете, и хорошие и не очень, как в любой семье

ДЕТИ – в основном слова, звуки и растения ОСНОВНОЙ ИСТОЧНИК ДОХОДА – слова и звуки ЛЮБИМЫЙ КОНЕК – ставить все на кон ДРУЗЬЯ – и Вы, если Вас станет ВРАГИ – см. ДРУЗЬЯ

УЧИТЕЛЯ – все, без исключения, встречаемые или читаемые мною люди

ОСНОВНОЕ УВЛЕЧЕНИЕ – все, что влечет, завлекает, привлекает и увлекает, а влечет практически все привлекательное, особенно, вот как сейчас, тавтология, каламбуры и пр.

УЧАСТВОВАЛ ЛИ…? – весьма безучастно

БЫВАЛ ЛИ…? – побывал, однако. Но мне уже легче сказать, где я не был

ИНОСТРАННЫЕ ЯЗЫКИ – в дипломе английский и арабский, но в течение нескольких десятков лет активно интересуюсь, изучаю, исследую и сопоставляю несколько десятков других языков, так что в весьма разной степени и гутарю-бякаю, и размовляю, и болтаю-балакаю, и спикаю, и шпрехаю, и парлякаю и вообще даже при всей своей прирожденной, природной и приобретенной тупости кое-как и кое-что кумекаю.

В круг моих интересов входят древне– и новогреческий, практически все славянские, латинские или романские (плюс эсперанто и, конечно, латынь), германские (в частности, скандинавская подгруппа) языки, несколько семитских, тюркских и иранских языков, китайский и японский, хотя самый любимый, помимо музыки, и самый трудный для меня язык – это язык молчания, которым порой так трудно владеть (о чем отчасти, вероятно, и свидетельствует также эта книга и другие мои сочинения)

САМОЕ ЛЮБИМОЕ – тот, кого, и то, что любишь, в данный момент

ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ – жизнь

УМЕР – см. РОДИЛСЯ

АВТОР

Добро и Зло

Посвящается

с Любовью

и

Уважением

всем

Добрым,

а значит,

Мудрым,

всем

Мудрым,

а значит,

Добрым

Людям

Звучит Вселенная в два голоса – добром и злом всё дышит страстно

Л. Жарова

Архетипичное слово «злобро» рождено всей моральной динамикой русской культуры, где во имя добра предпринимаются действия, совершенно ему противоположные и его уничтожающие. Помните строчку Станислава Куняева «добро должно быть с кулаками»?

Это и есть формула злобра: добро должно вооружиться злом, чтобы победить. Это и слово для заочного спора между толстовским «непротивлением злу насилием», и мнением философа Ивана Ильина, который считал, что добро надо защищать насилием. Это слово концентрирует в себе основные нравственные проблемы отечественной интеллигенции. Оно отражено в опыте революции, русского коммунизма, который пытался железной рукой загнать человечество к счастью. Но только спустя много лет эти попытки самосознания кристаллизовались в отдельное слово. В нём обозначено то, что мучило поколения русской интеллигенции.

М. Эпштейн

Божья птичка и в навозе доброе зёрнышко отыщет

Из русской деревенской мудрости

Есть только один способ положить конец злу – делать добро злым людям

Л. Толстой

Когда добро бессильно, оно – зло

О. Уайльд

Злой глаз

всегда видит зло в других

Шри Сатья Саи Баба

Только тот может горячо любить добро, кто способен от всей души, непримиримо ненавидеть зло

Ф. Шиллер

Зло исцеляют противоположным

Вольтер

Наградой за доброе дело служит свершение его

Сенека

Если встретишь человека, обрадуй его, может быть, ты видишь его в последний раз…!

Казахская пословица

Все хотят добра.

Не отдавайте его!

С. Лец

Озабоченное

Забота у нас такая…

Да, я озабочен любовью, сексом,

литературой, поэзией, искусством,

женщинами, мужчинами, детьми,

животными, растениями, природой,

морем, лесом, обществом, политикой,

наукой, добром, злом и т. д.

А что? Ведь я же живой!

Забота у меня такая…

Счастливое – 1

Есть и в моей жизни такие моменты, вещи, которыми я искренне горжусь: когда я вызываю у людей улыбку или смех (своим или чужим остроумием); желание танцевать (своей музыкой); слезы – хорошие, очищающие (тоже музыкой, чаще песнями); заставляю задуматься (стихами); и самое-самое: когда я своим добрым словом или поступком вызываю других на добро, которое, я уверен и знаю, кроется в той или иной степени в каждом из нас. Надо только разбудить его (хотя у многих оно – большая соня)…

Счастливое – 2

Несчастные люди пе выносят счастливых

Бхагван Шри Раджниш (Ото)

Добрый находит на земле рай для себя,

злой уже здесь вкушает свой ад

Г. Гейне

– Ну, как дела?

– Да, как сказать? Лучше всех, только никто не завидует…

У меня же как-то все получается наоборот: порой хуже всех, но все почему-то завидуют… Видимо, потому что я никогда не ною, не жалуюсь и всегда довольствуюсь малым и, во всяком случае, тем, что есть (по Марку Твену, богатый человек не

тот, у которого много денег, а тот, кто доволен тем, что имеет. Думаю, это вполне применимо и к понятию счастья), и вообще, очевидно, выгляжу счастливым. Ведь счастье, по-моему, – это прежде всего более-менее устойчивое внутреннее душевное равновесие, гармония и согласие с собой, со своей совестью и мировоззрением (не пресловутое осмеянное Ницше обывательское «жалкое довольство собой»), великое единство чувства, мысли и дела («Practice what you preach», – говорят те же американцы, – практикуй, что проповедуешь). Из многих разновидностей счастья это представляется самым истинным, самым (вынужденная, но верная тавтология) счастливым счастьем, совершенно не зависящим от всяких там внешних обстоятельств, вещественных побрякушек, материальной мишуры, социального положения и прочих разных фиктивных финтифлюшек. Внешне, объективно такие, как я, может быть, действительно выглядят иногда откровенными неудачниками, но ведь в том-то и дело, что счастье – штука совершенно субъективная… С другой стороны, счастливый человек, как я заметил (пусть он даже держится в тени, не выпячивается и не кичится своим счастьем – все равно он так или иначе светится им, особенно когда вокруг такая темнота…), невольно, но неизбежно раздражает многих людей и даже вызывает какое-то злое, часто почти неосознанное желание как-то нарушить, подорвать и подпортить это счастье.

Но истинно счастливый человек где-то по своей сути и чистоте подобен ребенку, а дети в таких случаях выражаются вполне однозначно, прямо и кратко:

ФИ-ГУШ-КИ!

Умилительное

Меня всегда умиляет и глубоко трогает, когда совершенно незнакомые мне люди, порой просто прохожие, вдруг как-то необычно (для меня) приветливо, доброжелательно и улыбчиво встречают меня (к сожалению, это в основном почему-то встречается за границей, и вообще, похоже, там это чуть ли не норма). Мне всегда в таких случаях кажется, что они просто обознались. И так не хочется, чтобы это была правда!

Спасибо!

(ностальгия по маме, по доброму)

«Сами мы не местные…» – провинциалы. Поступив после армии в московский институт, немного обжившись и привыкнув к столичной жизни, – не без синяков и шишек, разумеется, – я стал по вечерам играть в ресторанных оркестрах («Националь», «Москва», «Пекин», «Прага», «Фиалка» в Сокольниках, где-то еще) и довольно хорошо зарабатывать, так что я смог себе позволить уйти из общаги и снимать отдельную квартиру. Потом из-за этого меня ректорша, некая весьма дородная матерая (не путать с материнским!) мадам-бабища Бородулина, чуть не вышибла из института, так как инъяз считался элитным престижным институтом (и действительно, как и МГИМО, в то время это был довольно «блатной» вуз, там училось много деток сильных, т. е. силачей, вернее, силовиков от мира сего; не знаю, как я там очутился, сын «врага народа», да еще и хохол с иностранной фамилией, что уже было почти криминалом, от чего у кадровиков-кэгэбэшников еще больше краснели их и без того красные рожи. Видимо, помогла временная хрущевская политическая оттепель, так что я как-то проскочил, хотя конкурс был 22 человека на место) и играть в ресторане для студента такого института рассматривалось как нечто почти порочное. Пришлось бросить, но не в этом дело… Как-то ко мне приехала мама погостить, пожить со мной. У нас дома в Днепропетровске телефона не было, а тут какой-то шикарный, да еще и с автоответчиком. Помню, сколько я ни говорил мамуле, даже подтрунивал, когда она узнавала время по телефону, что это автомат, что это все записано и т. д., она все равно всегда упорно говорила «спасибо» за эту механическую информацию. Мамы давно нет, но я часто вспоминаю эти ее искренние бесхитростные «спасибо». Теперь-то я, наконец, старый дурак, понимаю, что все это шло не от провинциального невежества и темноты, а от великой внутренней доброты. Ведь проявление доброго, пусть самого ничтожного, мизерного и несущественного, как, скажем, сказать кому-то «спасибо», необходимо, прежде всего, самому человеку, делающему это маленькое добро.

Это отражение и выражение его глубинной потребности и

сущности. Теперь, каждый раз, когда я получаю информацию о времени по телефону, я тут же вспоминаю мою любимую нэньку и, знаете, когда рядом никого нет, тоже улыбаюсь и говорю «спасибо» в трубку. Я знаю, большинство из вас сочтет меня за идиота, но кто-то ведь и поймет. Правда, ведь? Спасибо Вам…

Дурное – 1

(определенная дефиниция)

У народа – творца языка – «дурной» часто означает скорее «плохой», чем «глупый»…

Я часто употребляю (вынужден!) слово «дурак».

По-разному…

Для меня это не всегда только интеллектуально недоразвитый человек.

Это скорее злое, скупое, подозрительное и недоброжелательное существо, лишенное великой и высшей мудрости и радости жизни – Доброты.

Дурное – 2

(наш ответ им)

 
Сколько же грязи льете на нас!
Бьете и в профиль и в фас!
Конечно, мы тоже набитые-недобитые,
да все ж не дурнее вас!
 

Дурное – 3

Наш дурак – самый дурной…

Дурак универсален и интернационален. Но скажешь нашему дураку, что он дурак, – ну, в общем, в ответ получишь или «сам дурак!», или по морде и пр. Скажешь об этом дураку-нацмену – кроме всего ещё и очень даже могут обвинить также в национальной или расовой ненависти, дискриминации и пр.

Заумное

 
Для недоумков все заумно.
Для глухих все немое.
Для слепых все черное.
Злой никому не верит.
 
 
Лишь добрый верит в доброту.
Лишь мудрый верит в разумное.
Лишь зрячий видит насквозь.
Лишь тонкий дышит поэзией.
 

Извечное

Что капитализм, что коммунизм, что прочий изм – тупость всегда будет мстить таланту, уродство – красоте, слабак – сильному, толстый – тонкому, больной – здоровому и пр., пр. Лишь истинная Доброта-Красота греет всех.

* * *

Презрение – уставшая ненависть.

Грубо обобщенное

 
Дай бог, чтоб милостию неба
рассудок на Руси воскрес;
он что-то, кажется, исчез
 

А.Пушкин

Я ненавижу обобщать, считаю это неверным, несправедливым и весьма субъективным делом и искаженным отражением действительности, хотя сам порой вольноневольно грешу этим, вот как сейчас, например: из всех встречаемых мной лично представителей разных народов самые грубые, по-моему, – немцы и русские, вернее, скажем, россияне, или еще вернее, населяющие территорию теперешней России и бывшего СССР, где влияние, как русской культуры так и бескультурья до сих пор остается пока определяющим. Я не говорю здесь о редчайших и величайших представителях культуры этих народов, на фоне которых общая тотальная грубость, бестактность, душевное невежество и хамство выделяются еще рельефней, больней и обидней…

Субъективное

Доброта, вежливость, внимание, такт, тактичность, терпимость и даже, если не тем более, любовь должны быть внутренне присущи и потребны, прежде всего, субъекту, а не объекту подобных отношений. Если нет одного – не будет и другого…

* * *

 
Мы мыслим, а значит, живем, существуем!
И в этом, кажись, нет сомненья.
Но с мыслью всегда ли мы сосуществуем
о том, что и у других есть мненья?
 

Мне слишком часто хочется кричать…

 
Мне слишком часто хочется кричать…
Кричать от боли, счастья, наслажденья,
от вешних вод извечного движенья,
от вещих слов в груди моей броженья,
при виде леса и над ним звезды паденья…
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Когда весна придет, и все вдруг улыбнется,
когда веснушка твоя первая проснется.
И сердцу выпорхнуть так хочется, но мнется
его грудь выпустить: что, если не вернется?
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Когда в моей лежит твоя рука,
мы – два ручья, а впереди река…
Но о другом выводится строка.
Об этом помолчу пока.
Мне слишком часто хочется кричать…
Когда не видно впереди ни зги,
когда поставить некуда ноги,
когда молчат любимые шаги,
когда о них и думать не моги.
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Когда я слышу плач, ребенка крик,
когда я вижу, что цветок поник,
когда удача свой святой воротит лик,
когда поймешь, что пройден жизни пик.
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
И если ночь шатается без сна.
И если знаю: где-то есть война.
Пусть это трижды не моя вина,
здесь совесть не вольна – она больна.
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Когда я ем, а где-то голодают.
Когда смеюсь, а за стеной рыдают.
Когда родители, любя, детей рождают,
а после, ненавидя, покидают.
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Я слишком кровно знаю, что навет
любого может сбить с пути в кювет.
И если вовремя не дать ему ответ,
он в черный превратит весь белый свет.
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Когда я знаю, что беда стряслась со мной,
все поворачивается вдруг ко мне спиной.
Друзья и те обходят стороной.
Я остаюсь один, слепой, глухонемой…
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Когда мы несчастны счастьем чужим,
когда оказываем всякий нажим,
нарушая при этом правды режим,
когда от себя, от любви бежим…
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
В бумажный, яростный, космический наш век
ты где? Откликнись, гордый человек!
Слетавший к солнцу, повернувший русла рек,
расставивший блестящих столько вех.
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Когда бежишь дорогой узкой, пьяной
от жизни, слишком пресной или пряной,
я закипаю ненавистью рьяной:
ты что же, вновь стать хочешь обезьяной?!
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Могу ли уважать таким тебя?!
Когда ты, ни на йоту не скорбя,
плевками пошлого невежества гробя
святые ценности, тем губишь лишь себя.
Мне слишком часто хочется кричать…
 
 
Остановитесь, люди! Слышьте, люди, стойте!
И больше, вы, пожалуйста, не будьте!
Самими вы собою лучше будьте!
Себе подобными, прошу вас очень, станьте!
Мне слишком часто хочется кричать…
 

Переполненное

Лавровым

Ибо чем сердце наполнено, то говорят уста

Евангелие от Матфея

 
Мы неизбежно и неизменно отдаем другим все,
чем сами богаты, полны или переполнены:
кто одаряет любовью, греет теплотой и добротой,
а кто изливает свою желчь, поливает грязью…
 

Идущее

Недоброжелателям

 
Злопыхатели,
завистники,
зеваки злые
таращат глаза
баранами в ворота,
трещат языками,
вострят уши,
треплются,
тявкают,
лают…
 
 
Караван идет…
 

Линкольнское

 
Тщимся ли жить со всем усердием,
никого не обидеть своим недоверием,
относиться бережно к братьям и сестрам,
«ни к кому со злобой, ко всем с милосердием»?
 

Квази-абсолютное

Я абсолютно, принципиально и по определению (разумеется, относительно и с определённой внутренней осторожностью и бдительностью, исходя из своей реальной практики и жизненного опыта) верю абсолютно всем незнакомым людям, вижу в каждом новом знакомом благородного человека, потенциального друга. У меня даже есть некое глубоко искреннее афористическое выражение «Я вам верю, потому что я вас не знаю», то есть я предоставляю каждому встречному незнакомому лицу как бы презумпцию честности, даю ему шанс быть порядочным человеком. Но я абсолютно не верю абсолютному большинству людей, которых я знаю и которые меня подводили в той или иной степени, многих из которых я, вообще-то, и знать не хотел бы, но это, к сожалению, не всегда возможно. Людские отношения, семейные, производственные, общественные и прочие – это такая липкая густая сеть, из которой не так-то легко, а порой и просто невозможно выпутаться и вырваться…

* * *

 
К чему никчемность? Да ни к чему!
Предельно ясна здесь сущность вопроса:
никчемности следует не только не задирать,
но и вовсе не показывать своего длинного носа.