Текст книги "Среди пауз и многоточий (сборник)"

Сто и одно сомнение Алины

(Сочинение во многих частях)

 
Алина работает в Палате мер и весов.
Её задача – «поверка узлов учёта»,
А также проверка значений понятий и слов,
Их соответствие истине. Вот такая работа.
 
 
В этой Палате, которая «мер и весов»,
Есть сферический конь, затянутый в вакуум,
Идеальный цилиндр, окружность, -
но идеальных слов
Нет в этом мире гипербол и прочих парабол.
 

* * *

 
Алине слегка за тридцать,
Налажены дом и быт,
И даже летать как птица
Никто ей не запретит,
И даже писать рассказы -
И прочий «прекрасный бред»…
 
 
Алиной владеет разум.
Алина разумом – нет.
 

* * *

 
Алина стоит и смотрит афиши концертного зала.
Ищет знакомое имя, его на афишах нет.
Алина ещё постояла, «Ну и не надо!» – сказала,
Зашла по дороге в пекарню, купила французский
               багет.
 

* * *

 
Алина заходит в гости к лучшей подруге Асе,
Ася сидит на кресле, вертит в руках лоскуты.
Вместе они вспоминают, как летом – в девятом
               классе -
Прыгали с парапета в Казанку с большой высоты.
 

* * *

 
Алине пишет в «Фейсбуке» мальчик из школы.
Мол, помнишь, как я в седьмом тебя циркулем
               тыкал?
Алина, конечно, помнит – и мальчика, и уколы -
И как он вырос потом – и превратился в тыкву.
 

* * *

 
Алина ведёт ребёнка через сугроб в детский сад.
Они сочиняют песни, топчут сугроб ногами.
Алина потом шагает – через сугробы – назад,
И думает, что вся жизнь похожа на оригами.
 

* * *

 
Алина одновременно решает полсотни задач,
В её голове роятся сложные многоходовки.
При этом она не умеет – ни в шахматы и ни в мяч,
Но каждый второй удар непременно выходит
               ловким.
 

* * *

 
Алина не терпит вокруг себя пустоты.
Стоит исчезнуть герою – появляется новый
               герой.
Алина хватает взрывчатку, бросает, сжигает
               мосты,
А герой разбирает завалы и вновь возвращается
               в строй.
 

* * *

 
Алина гуляет с героем по тёмному зимнему
               лесу.
Пока он грустит о прошедшем, Алина хочет
               шепнуть:
«А что, если всё исправить, ведь мы не чужды
               прогрессу…»
А впрочем, ну как исправить? Не вырвать и не
               зачеркнуть.
 

* * *

 
Алина спешит на помощь к прекрасной и верной
               Инке.
Инка – представьте! – с мужем. Без малого
               двадцать пять лет.
Инка над ней смеётся: «Алина, смени пластинку!
Оставь, он тебе не нужен, ешь свой французский
               багет…»
 

* * *

 
Алина согласно кивает, но снова – явленье героя.
Теперь он задумал проделать некий совместный
               проект.
Алине проект симпатичен, но горе Алине, горе!
Алина в растрёпанных чувствах выходит гулять
               на проспект.
 

* * *

 
Алина вдруг вспоминает про свой
               GPS-навигатор,
Который Алине вручили за то, что Алина -
               талант.
Вводит названье деревни – она далека,
               как экватор.
Алина решает не ехать. На полочке – Робски
               и Кант.
 

* * *

 
Алина тем временем плачет, остановить
               невозможно.
Себе она кажется очень, очень красивой
               в слезах.
Сейчас позвонить бы герою… Или отведать
               пирожных,
Но – «абонент недоступен» – и ужас застыл
               на весах.
 

* * *

 
Алине тем временем снова хочется
               плакать-плакать,
Но плакать неконструктивно, она прекращает
               плач.
Берёт со стола бумагу, зачем-то рисует лапоть,
Потом разрывает лапоть – и кушает перемяч.
 

* * *

 
Алина все выходные читает про Анну Каренину,
Решает, имеет ли право, и прочие «быть
               или бить».
И хочется ей непременно забыть
               об общественном мнении -
И написать герою, что «буду тебя любить».
 

* * *

 
Алина звонила герою. Герой был совсем
               не лиричен,
Алина решила: «Хватит, я прекращаю страдать.
Живи себе в воображеньи, и там оставайся
               статичен,
И там оставайся отличен, но не поворачивай
               вспять».
 

* * *

 
Алина, казалось, решила, но там, в глубине
               подсознанья,
Ей хочется взять героя, отправиться в зимний лес,
И всё-таки там целоваться, но не совершать
               признанья,
А просто стоять, обнявшись, – и не прекращать
               процесс.
 

* * *

 
Алина его приглашает, но он вдруг «не может
               приехать».
Становится всё понятно, Алина думает: «Что ж,
Вернусь себе к прошлой жизни, не буду ему
               помехой,
И он пусть помехой не будет, но всё же -
               по сердцу нож».
 

Дневник Жорж Санд

(Цикл стихотворений)

Op.1 [1]1
  Нумерация стихотворений, как в музыкальных произведениях.


[Закрыть]

 
Давай целоваться давай целоваться давай
               целоваться
Не спорить не спорить не спорить не спорить
               не спорить
По улицам белым бродить никого не стесняться
Какое нам дело какое всем дело до нас
               до обоих
Конечно есть дело конечно кому-то есть дело
И мы даже знаем кому но давай целоваться
По улицам белым бродить и сначала несмело
А после смелее а после привет папарацци
 

Op.2

 
               Ничего не поймёшь, вспоминая,
               Громко кашляя (кашель? с чего бы?).
               Что там снилось, какая Даная?
               Что там было про верность до гроба?
               Красный город, горящие двери,
               Революций огонь отчего-то,
Чьи-то боги, руины империй,
Римский Форум, холмы и ворота.
Вой волчицы, и залпы «Авроры»,
В белых платьях пречистые девы.
Пироги, в пирогах – мухоморы,
Тёмный лес, и чужие напевы.
День чудесный, и солнце с морозом,
И так далее. Впрочем, не стоит.
Итальянка? Француженка? Роза-Мимоза?…
Просыпайся, мой ангел, пустое.
 

Op.3

 
Если ты – это Он, то я -
Никому не известная тайна,
Маленькая подробность
В серии «ЖЗЛ».
Там нет ничего про меня,
И все совпаденья – случайны,
А фраза – «Любовь до гроба»
Равна притяженью тел.
 

Op.4

 
А я и ты давно
Да я и ты равно
Нет не любовь другое
Но ты не знай покоя
 

Op.5

 
Нужно было расслабить руку,
Нужно было играть про Жучку,
Навевали уроки скуку,
Я любила бумагу и ручку.
 

Op.6

 
Давай играть в Консуэло,
Давай играть в Камасутру,
Кому там какое дело,
С кем мы засыпаем под утро.
 

Op.7

 
Вот вы все в два голоса -
Громче и тише, выше и ниже,
Поёте, кричите, твердите -
«О, не бросай нас, о, пожалей нас, о,
               оставайся!»
Так пожалей – или другое – о, полюби!
Да, по любви, не расчёт, не корысть,
               не тщеславье -
О, полюби! «Не ходи», – вы твердите, -
                «к нему не ходи,
Он научит плохому и бросит,
Он плохому… Не стоит тебя, не достоин,
Он волос твоих обсечённых не стоит,
Не люби его, бросит, обманет и бросит».
 
 
Но так лучше уж он – плохому научит и бросит,
Плохому и бросит, чем вы – вообще ничему!
А чему мне учиться у вас,
Ничего не умеющих лучше меня – лучше него!
О, лучше него! Где вы видали, что вы видали?
Он нехорош, он некрасив? Вы ли красивы?!
Ну, быстренько камень в ладошку и бросили
               камень -
Кто здесь красивей-прекраснее, кто?
 
 
«А ты ему пишешь поэмы, а он?
Что он пишет тебе?», – вы смеётесь…
Но ради двух строчек, ради нескольких слов,
Что он мне на память оставил,
Лежащих на месте почётном на столе у меня -
О, ради этого стоит, конечно же, стоит,
Поэмы писать ему, ждать у окошка…
«А он и не вспомнит! Возьмёт и не вспомнит!»
Но тогда… Тогда возникают слова его -
Мы – отраженье друг друга, мы – зеркало, мы…
И тогда… тогда понимаю -
Что мне хорошо, и ему хорошо,
А мне тяжело, и ему тяжело,
И чем больше я о нём говорю -
Про себя, тихо-тихо, но – говорю,
То и он – обо мне – говорит.
А чем меньше имя всуе его -
То и он моё – всуе – меньше.
Но чем чаще, сильнее, теплее,
И он – сильнее, теплее и чаще.
 

Op.8

 
Приди и будь. Там не только машины,
Но ещё и маршрутки, и чьи-то фигурки.
Там на кране подъёмном как будто грузины,
Но вообще-то, наверное, турки.
 

Op.9

 
Забираясь за город, за горы, за дали,
За неделю до Пасхи, Страстную неделю,
Вспоминать об Иуде едва ли,
Но всё чаще о духе и теле.
 

Op.10

 
Весь понедельник – как во сне,
И всё мерещится Мессия,
Как будто он пришёл в Россию
С мешком холщовым на спине.
Босой, с мозолью на ступне,
С чуть видной родинкой на шее,
Он по канавам и траншеям
Идёт сюда, идёт ко мне.
А я – не знаю, как встречать,
Я не готовлю постной пищи…
Доныне принц, а ныне – нищий,
Он всё идёт меня спасать.
И через шесть огромных дней
Он наконец меня отыщет,
И он не будет больше нищим,
А будет выше всех царей.
И я скажу ему тогда
На языке его: «Осанна!»,
И упадёт на землю манна,
И Вифлеемская Звезда.
 

Op.11

 
И самой первой белой ночью
Опять к себе влечёт мятежник.
Но чёрный фарисей хохочет,
И топчет маленький подснежник.
Он топчет маленький цветок
На площади в Ершалаиме,
А я его не знаю имя,
Он мне – отломанный кусок.
Он мне – не близок, не далёк,
Я – грешница, он тоже – грешник…
Но темно-синий василёк
Пробьётся там, где был подснежник.
 

Op.12

 
Вот она – я. Сижу на немытом полу,
В старых тапочках, в мятом халате, с лохматой
               косою.
Ни Магдалина, ни дерзкая девочка Лу,
Я бы одна полюбила тебя и пошла за тобою.
 
 
Разве это не ты говорил – «Возлюби как себя
               самого…»,
Только что я сама – я тебя бы не так полюбила,
Я бы щёку подставила, я бы лишилась всего,
Только чтобы тебя никогда не оставили силы.
 
 
А теперь, на полу, в окруженьи метлы и ведра,
Превратившись в послушного нежного зверя,
Я хочу одного – чтоб меня закрывала чадра,
И никто, даже ты, в эти слёзы не верил.
 

Op.13

 
Смертию смерть поправ
Воскреснет Христос из тлена,
А я вспоминаю Шопена
И думаю, был ли он прав,
И думаю, был ли он рад,
Не в Польше живя, а в Париже,
А, может, живи он поближе,
Здоров бы он был и богат?…
 

Op.14

 
Да, в Пасху так нельзя…
Но что прикажешь делать,
Кого заставить плакать:
Тебя или его?
Да, лучшие друзья.
(Никто и не посмел бы!..)
 
 
Дай, друг, на счастье лапу,
И больше ничего.
 

Op.15

 
Сонеты, сонаты, созвездия,
Дороги, доктрины, дома.
Набаты, набеги, нашествия…
Еlle est от него без ума.
 
 
Молитва, монашка, молочница,
Рубашка, рулетка, руно.
Охрана, охапка, охотница,
J’espere тебе не всё равно.
 
 
Душа, Дуремар, дуновение,
Еlle est от него без ума,
Неправда, неповиновение.
Il dit: «Ты всё знаешь сама…»
Я, яблоко, ящерка, ямочка,
Розетка, ромашка, роман.
Эмиссия, эмансипация…
Мon cher, sois bon et charmant!
 

Op.16

 
Ну да, конечно… Что смешней,
Чем я в слезах над Вашим фото,
И слёз огромное болото?
Вы не со мной. Но Вы не с ней!..
 
 
Её-то нет, но Вы – пропали,
И я в слезах который час…
Молюсь, чтоб лучик не угас,
И Вы в окошко постучали.
 
 
Ну где Вас носит, чёрт возьми!
Слезами фото пропиталось.
На нём от Вас осталась малость -
Лишь кожа с белыми костьми.
 
 
О, приходите, я люблю,
Я Вас люблю, мой гром небесный,
Мой райский сад, мой сон чудесный!..
Я Вас люблю и слёзы лью…
 
 
Мне не хватает Ваших строк,
И Ваших губ, и пальцев Ваших,
Я Ваших глаз не знаю краше,
А из моих – лишь слёз поток…
 
 
О, позвоните, три-шесть-пять-
Один-три-семь, и успокойте,
Моей слезой себя омойте,
И разрешите Вас обнять.
 

Op.17

 
Или Шуберт, или Шуман, или Штраус…
Что ты прячешься, как будто бы ты страус?
Что ты прячешься, как будто есть причина,
Будто ты – незнамо кто, а не мужчина!
 

Op.18

 
Вот, например, сейчас – в твоей голове
               всплыло:
«Обещал позвонить. Обещал позвонить две
               недели назад.
Ничего, подождёт. Позвоню, когда будет тепло».
Ничего, подожду. Уезжай в свой смешной
Ленинград.
 

Op.19

 
Я стопчу семь пар железных башмаков,
Размотаю семь клубков, тебя крича.
Убегу от всех иванов-дураков,
И найду тебя в избушке у ручья.
 

Op.20

 
Любовь, возведённая в степень «гамма»,
В расстояние между Яльчиком и Москвой,
В количество слов, влезающих в телеграмму,
В отношения между корнями травы и травой.
Любовь, возведённая в степень «бета»,
В пошлость формулы – мол, c’est la vie,
В дни депрессии, выраженные в шоколадных
               конфетах,
В эти конфеты, еденные от переизбытка любви.
 
 
Любовь, возведённая в степень «альфа»,
В многозначные номера твоих телефонов,
В километры нехоженых троп и асфальта,
В никогда, в навсегда, и во время не оно.
 

Op.21

 
Любимый художник – Рембрандт,
Любимый поэт – Рембо.
А взять, и на транспарант -
Имя его – слабо?…
 

Op.22

 
Ich liebe, du liebst, wir lieben.
Забудь про стихи без рифм,
Сожги мой дурацкий верлибр
И опус под номером sieben.
Ich schreibe, du schreibst, wir schreiben -
Мол, «Хлеба и шайбу-шайбу!»,
Но скоро наскучат тайны,
Пора отправляться в рай нам.
Ich sehe, du siehst, wir sehen.
Там ждёт нас свиданье со змеем.
 
 
Мы станем его трофеем
И вряд ли о том пожалеем.
 

Op.23

 
Смешно, но давай начнём всё сначала.
Допустим, с Москвы, с перрона вокзала.
Ты вечером пасмурным сядешь в купе,
Разденешься, снимешь берет и т. п.
Спокойно доедешь до города К.,
В дороге подхватишь простуду слегка…
Поймаешь такси, доберёшься до дома,
Пойдёшь по делам, по друзьям и знакомым…
А вечером этого самого дня
Всевышний Господь тебе явит меня.
 

Coda

 
Давай целоваться давай целоваться давай
               целоваться
Не спорить не спорить не спорить
               не спорить не спорить
По улицам белым бродить никого не стесняться
Какое нам дело какое всем дело до нас
               до обоих
Конечно есть дело конечно кому-то есть дело
И мы даже знаем кому но давай целоваться
По улицам белым бродить и сначала несмело
А после смелее а после привет папарацци
 

Серая Шейка, Гадкий Утёнок

1

 
Если отвлечься от текста и музыки,
Можно подумать о чём-то поближе -
Ёлки, гирлянды, «Незнайки» и «Тузики»
Проще чуть-чуть, чем Шопены в Париже.
 

2

 
Всё сильней языческая тяга
В тёмный лес, к синицам и берлогам.
Тонкий снег, как писчую бумагу
Пальчиком босым отважно трогать.
 
 
Пальчиком босым цветы и строчки
На бумаге выводить, и в жар костровый
Скинув платье, сбросив сон непрочный
Окунаться, обращаться в лес еловый.
 
 
В прутик бурый, в беличью шубейку,
В крик совиный, в след чудной зверюшки.
Превращаться в чаровницу, в чародейку,
В тусклый свет заброшенной избушки.
 

3

 
Мышиный король нарядился в сюртук,
И тоже готовится к встрече с волхвами.
А свечки медовые рвутся из рук -
В недолгую жизнь в переполненном храме.
 
 
А свечки медовые рвутся из рук,
К Николе-угоднику – клянчить спасенье,
И где-то в толпе – золотой полукруг
Над детской головкой мелькнёт на мгновенье.
 
 
И где-то в толпе – золотой полукруг
Погаснет, и снова – не ведать спасенья.
Но свечки медовые рвутся из рук,
И пальцы дрожащие пахнут вареньем.
 

4

 
Шаль, рукавички, неяркая свечка,
Жидкость горячая льётся в колечко.
Холод не страшен – томит ожиданье:
«Суженый мой, приходи на свиданье!»
 
 
Белые кляксы на красных сапожках
Святки расставят расплавленным воском.
Я не замечу – томит ожиданье:
«Суженый мой, приходи на свиданье!»
 
 
Шёпот неясный, чудные словечки -
Падает в снег золотое колечко.
Видно, не сбудется нынче гаданье,
Суженый мой не придёт на свиданье…
 

5

 
Кажется, что снег – это бинт,
А под ним – кровоточит река.
Капитан – то ли Грант, то ли Флинт -
Пусть не снится, не снится пока.
Реки стянуты сиреневым льдом,
Если снятся – не рассказывай сны.
Кто-то скажет: «До весны подождём,
Разве трудно дожидаться весны?»
Ах, как грустно до тепла, до тепла,
Семь десятков синих-синих ночей.
Если старая найдётся метла,
Ночи станут веселей, веселей.
Разноцветные дорожки-дома
Этой шустрою метлой заметать.
Может, кончится взаправду зима?…
Уходи, тебе пора улетать.
Расскажи свои сонаты не мне,
А кому-то, кто поймёт, кто поймёт.
Сядет солнце в неразгаданном сне,
И, наверное, уже не взойдёт.
Не взойдёт…
 

6

 
А ты, тревога, его не трогай,
И ты, кручина, его не знай.
Идите лучше своей дорогой,
Другой дорогой в нездешний край.
 

7

 
Что-нибудь дельное – о дороге,
Что-нибудь путное… о пути.
(Форма сегодня не будет строгой,
Но ты за это меня прости.)
 
 
Так вот, дорога. Куда? Откуда?
Из тёплого К. в холодную М.
А сон бирюзовый похож на чудо,
А я – не снилась тебе совсем.
 
 
А всё оттого, что попутчик храпел,
А другой – всю ночь бормотал во сне,
А третий – и вовсе о чём-то пел,
А ты – не пел, не храпел, и не…
 
 
Не спал. Или спал? А, впрочем, не суть.
Гораздо важнее – дорога и путь.
(В холодную М. из тёплого К. -
«В дороге подхватишь простуду слегка»…)
 
 
Да нет, никакой простуды!
Чай в гранёной посуде.
Прозрачный кусок лимона;
Поля, полустанки, вагоны…
Это в окошке, в котором, увы, не видать ни зги.
Разве только к стеклу прислониться горячим
               лбом…
И тогда – такое! А в коридоре – шаги -
Проводница идёт и не знает, какое Солнце
               кругом.
 

8

 
Никому не писать, никогда не звонить,
Перейти со стихов на подножный корм.
И уехать в деревню – верёвки вить,
И гусей дразнить пуще всяких норм.
 

9

 
Ангел! Не тревожься ни о чём -
Будет сказка со счастливым концом.
Будет домик с деревянным крыльцом,
И покажется тот домик дворцом.
Не кручинься, не кручинься ни о ком -
Будет блюдце с голубым ободком,
И на блюдце будет чай с молоком,
И за печкою – сверчиха со сверчком.
 

10

 
В тёмной квартире зябкое утро
Вовсе не кажется утром спросонок -
Ночь, да и только. И сон беспробудный -
Серая Шейка, Гадкий Утёнок.
 
 
Серая шейка, лиловые лапки,
Белый утёнок, зелёные ели.
Маленький ангел – без куртки и шапки,
Старый знакомец с пасхальной недели.
 
 
Серая Шейка, Гадкий Утёнок,
Ветер промозглый над озером вьётся.
Маленький ангел – невинный ребёнок -
Шепчет тихонько, что всё обойдётся.
 

11

 
Не маленький ангел, а маленький Будда,
Вот он-то пришёлся бы кстати.
Ах, маленький Будда, китайское блюдо
Купи мне на Новом Арбате.
 
 
Китайское блюдо, чудную посуду -
Висеть в изголовье кровати.
Я стану послушной, я плакать не буду,
Мой Будда на Новом Арбате.
 
 
Я буду спокойной, я стану как чудо
Тебя ожидать на закате.
Китайское блюдо, мой солнечный Будда,
Мой ангел на Новом Арбате.
 

12

 
Не на Новом Арбате, а на ул. Первомайской,
В старом доме с решётками, с грязным двором -
Мне вполне бы хватило примет
               мало-мальских,
Чтоб найти его там, но речь не о том.
 

13

 
Вернулись стихи – как грачи прилетели,
Как воскрешение сына вдовы!..
Вернулись, а с ними – вернулись метели,
Вернулись метели из дальней Москвы.
 
 
С мальчишкой, с девчонкой, с небритым солдатом,
С тюками снежинок, с баулами льда -
В зелёном вагоне, в купе тесноватом,
Вернулись метели, вернулись сюда.
 
 
Вернулись, а значит, он тоже – вернётся,
С тюками снежинок, с баулом стихов.
И ангел, шептавший, что всё обойдётся,
Подарит ему отпущенье грехов.
 

Игра в дурака

1

 
Не люби, не люби Шопена,
И не чти скрипичных ключей.
От Шопенов бывают проблемы,
Но, увы, не бывает врачей.
 

2

 
Только за то, что эта соната вспыхнет в твоих
               руках,
Я буду любить её здесь, в исполнении мисс
               Аяко.
И пусть мисс Аяко играет как хочет, всяко,
Достанется место и ей в разноцветных стихах.
 

3

 
Ты пойди туда, не знаю куда,
Отыщи того, не знаю кого.
Без труда, увы, не найдёшь пруда,
А в пруду, увы, искать глубоко.
Золотые ключи убежали в ил,
Обнялись с травой и давно на дне.
Отыщи того, кто мне будет мил,
Научи его улыбаться мне.
 

4

 
Как тайнопись клинопись руны арабскую вязь
Читаешь марийские травы а я почитаю город
Но ангел тебе ли и мне разорвать эту связь
Тебе ли и мне научиться не знать этот голод
 

5

 
Луковое горюшко,
Ласковое солнышко,
Выйди в чисто полюшко,
Отыщи мне зёрнышко,
Положи в лукошечко,
Вырасти цветочек.
И в моё окошечко
Загляни, дружочек!
 

6

 
Выключи все огни
На том берегу Казанки.
Сделай темно, как в землянке,
Сделай, мой ангел, так.
Заявится в гости мрак,
Разлей на троих мартини.
И чёрным, а вовсе не синим
Станет небесный свод.
Из самых глубоких вод
Возникнет весёлое чудо,
И крикнет: «Хватай Иуду!»
И схватит, mon cher, тебя.
 

7

 
Пусть тишина. Пусть в тёмных коридорах
Не будет даже снов о ре-бемоль мажорах.
О, тишина! Ни шорох и ни вскрик
Тебя не потревожат, Фредерик.
 

8

 
Я – сижу и пишу стихи.
Ты – сидишь и играешь Листа.
Что за радость – любить пианиста!..
Что за сладость – делить с ним грехи…
 

9

 
Давай никуда не поедем,
Давай никому не скажем.
Зачем нам вода и ветер,
Зачем нам поля и пляжи?…
 

10

 
Вместе с твоими дурацкими ля-бемолями
Сидел бы ты лучше дома и пил боржоми
                (или нарзан).
Всё равно ничего не получится, кроме…
Да и кроме не выйдет – какой из тебя
                партизан?
 

11

 
Хор мальчиков, которые могли бы,
Но, увы, не стали по чьей-то вине.
По своей / по моей / по нашей либо
По влиянию злому извне.
 

12

 
«Любить глубоко – это значит забыть о себе», -
По-моему, это сказала однажды Жорж Санд.
И вот я сижу у подножья Чайковского в душной
               Москве,
А ты за пятьсот километров отсюда поехал
               возделывать сад.
«Любить глубоко – это значит забыть о других», -
Сказала не только Жорж Санд, но и я, но и я.
И вот никого, я одна, я пишу тебе солнечный стих,
И даже Чайковский молчит, и почти не глядит
               на меня.
 

13

 
Мне, тебя целовавшей в саду Эрмитаж,
На Казанке, на Волге, на улице всякой,
               повсюду…
Мне, любившей тебя, но сбежавшей -
               о, разве ты дашь
Оправдания шанс, покаяния час, всепрощения
               чудо…
 

14

 
Всепрощающий бог, разреши объяснить,
Почему не к тебе, почему не тебя
Я бежала любить, как не нужно любить,
Но, увы, только общее правило я.
Спотыкалась о корни его, но в листве
Находила покой, но покой невелик.
И любить его так, как никто и нигде
Не умела, не смела, не знала язык,
На котором вещал он о тайнах морей,
Утопающих в каждой, и в каждой груди…
Чтоб не слышать, к устам приникала
               скорей…
Но вторичны уста, а глаза впереди.
 
 
И молчали глаза. И стремилась назад,
Всепрощающий бог, я в объятья твои.
И пылали объятья, и плакал закат,
И напевно звучал Алишер Навои.
 

15

 
В маленьком затёртом городишке
С населением в четыре восемьсот
Вас, мой ангел, не касаются интрижки,
Вам не нужно ничего, помимо нот.
 

16

 
И лист виноградный похож на кленовый,
И лысый курортник похож на соседа…
А я всё хожу, примеряю обновы,
И осень мне кажется ближе, чем лето.
И осень мне кажется лучше, теплее,
Огромней и ярче, чем душное лето.
 
 
И хочется: парк, золотые аллеи,
И губы твои виноградного цвета.
 

17

 
Даже здесь вспоминать о тебе,
О тебе вспоминать, вспоминать.
Утопать в намогильной траве,
Без тебя утопать, утопать.
 

18

 
И ты останешься. Время служить искусству.
Время разучивать Листа и Шостаковича.
А я буду здесь – напишу поэму о чувствах,
И чувства… станут волной, от которой
               не скроешься.
 

19

 
Целый месяц сражений негласных,
Целый месяц сражений внеклассных,
Целый месяц игры в дурака,
Или в дурочку. Счёт не известен пока.