Текст книги "Легенды о самураях. Традиции Старой Японии"

– Смотри, Матаэмон, твой товарищ, который сражается в Гэнтаном, в большой опасности. Иди ему на выручку и помоги Кадзуме. О других же позабочусь я!

– Большое спасибо. Поспешу к Кадзуме.

Итак, Матаэмон отправился на помощь Кадзуме, пока его друг и пехотинцы, посланные владельцем замка, сдерживали уцелевших ронинов, которые уже растратили силы в схватке с Матаэмоном и были не способны оказывать дальнейшее сопротивление. Тем временем Кадзума все еще сражался с Матагоро, и исход борьбы был сомнителен. Такэноути Гэнтана, пытавшегося спасти Матагоро, сдерживал Магохати, ослепленный кровью, ручьем лившейся из раны на лбу. Магохати думал уже, что ему пришел конец, когда подоспел Матаэмон и закричал:

– Приободрись, Магохати! Это я, Матаэмон, пришел тебе на выручку. Ты тяжело ранен, уйди с поля боя и дай себе отдых.

Магохати, который до сих пор держался только мыслью о сохранении жизни Кадзумы, рухнул без сознания от потери крови, а Матаэмон одержал верх над Гэнтаном и убил его. Но и тогда, хотя был дважды ранен, Матаэмон не обессилел, а оказался рядом с Кадзумой и сказал ему:

– Мужайся, Кадзума! Все ронины убиты, остался один Матагоро, убийца твоего отца. Бейся с ним и победи!

Ободренный этими словами, юноша удвоил силы, а Матагоро потерял мужество, дрогнул, стал отступать и пал. Так осуществилась месть Кадзумы, и его заветное желание исполнилось.

Два преданных вассала, которые отдали свои жизни за господина, были похоронены с пышными церемониями, а Кадзума отнес голову Матагоро и, как любящий сын, возложил ее на могилу своего отца.

Так заканчивается повесть о мести Кадзумы.

Боюсь, что истории, где убийства и кровопролитие составляет характерную черту, едва ли могут вызывать большую симпатию в наши мирные дни. И все-таки повествования, основанные на исторических фактах, представляют интерес для изучающих общественные явления. Повесть о мести Кадзумы связана с событиями, которые в настоящее время особенно важны. Я имею в виду феодальные распри между великими даймё и хатамото. Те, кто следят за современной историей Японии, поймут, что недавняя борьба, которая закончилась крушением власти тайкуна и отменой его института власти, была вспышкой скрытого огня, который тлел столетиями. Но репрессивные силы постепенно ослабевают, а контакт с европейскими силами принес еще более гнусный феодализм, который люди считали устаревшими. Революция, закончившаяся торжеством даймё над тайкуном, также является и торжеством вассалов над феодальными господами, и предвестницей оживления политической жизни для народа в целом. Во времена Иэясу это бремя было ненавидимым, но его нужно было нести, и так продолжалось бы до сего дня, если бы обстоятельства извне не разорвали порочного круга. Японские даймё, защищая изоляцию своей страны, являются приверженцами того самого ярма, которое они ненавидели. Странно сказать, однако до сих пор есть люди, которые, хотя и принимают новое политическое кредо, все равно восхваляют прошлое и с сожалением оглядываются на те дни, когда Япония пребывала в изоляции, не являясь частью или долей великой семьи наций.

* * *

Примечание. Хатамото — буквально означает «под флагом». Хатамото — это люди, которые, как подразумевает их название, сплачиваются вокруг штандартов сёгуна или тайкуна в военное время. Их насчитывалось восемьдесят тысяч. Когда Иэясу оставил провинцию Микава и стал сёгуном, вассалов, которым он даровал дворянство и которые получили от него земельные наделы, дающие годовой доход от десяти тысяч коку риса в год и до одной сотни коку, стали называть хатамото. В обмен на эти земельные наделы хатамото должны были в военное время поставлять контингент солдат пропорционально своему годовому доходу. За каждую тысячу коку риса нужно было предоставить пять человек. Те хатамото, чей годовой доход доходил до одной тысячи коку, должны были взамен людей платить определенную денежную сумму. В мирное время большинство должностей младших чиновников правительства тайкуна занимали хатамото, более важные чины – фудай или даймё, подчинявшиеся самому сёгуну. Семь лет назад, в подражание иноземным обычаям, была введена постоянная армия, и тогда хатамото должны были вносить свою долю людьми или деньгами, в зависимости от того, находилась страна в состоянии войны или нет. Когда в 1868 году сёгуна свергли и унизили до положения простого даймё, его годовой доход восемь миллионов коку вернули правительству, за исключением семисот тысяч коку. Теперь сословия хатамото больше не существует, и те, кто всего несколько лун назад входил в их число, по большей части разорены либо рассредоточились по стране. Будучи, возможно, самым гордым, наделенным самой большой властью и преобладающим сословием в Японии, они были ввергнуты в крайнюю нужду. Некоторые пошли в купцы, товаром для торговли которых стали их фамильные ценности, другие странствуют по стране в качестве ронинов, в то время как немногочисленному меньшинству было дозволено разделить участь семей их господ, теперешний глава которых известен как принц Токугава. Таким образом, все восемьдесят тысяч и рассредоточились по стране.

Цена одного коку риса, в которых исчисляется весь годовой доход, непостоянна. Самая низкая цена одного коку – чуть больше одного фунта стерлингов, а иногда бывает почти в три раза больше. Жалованье чиновникам выплачивалось рисом, следовательно, в стране существовало большое и влиятельное сословие, заинтересованное в том, чтобы цена на основной потребляемый пищевой продукт оставалась высокой.

Отсюда и оппозиция, с которой встречали свободную торговлю рисом, даже в голодные времена. Отсюда и часто возникающие так называемые «рисовые бунты».

Стоимость земельных наделов, которыми прежде владели великие даймё, а теперь патриотично переданные микадо, просто баснословна. Один только князь провинции Кага имел доход один миллион двести тысяч коку. Однако эти великие собственники находились, по крайней мере недавно, в стесненном положении. Им нужно было кормить многие тысячи ртов, с них взимались многочисленные налоги и пошлины, в то время как мания покупать иноземные корабли и военное снаряжение, зачастую по непомерным ценам, привела их к огромным долгам.

ИСТОРИЯ ЭДОСКОГО ОТОКОДАТЭ,
дополнение к повести о любви Гонпати и Комурасаки

Слово отокодатэ встречается в этой книге несколько раз, а поскольку не могу передать полное значение этого слова простым переводом, я должен сохранить его в тексте, объяснив нижеследующим примечанием, почерпнутым у японца, придерживающегося национальной школы.

Отокодатэ – это дружеские сообщества храбрых мужчин, связанных обязательством стоять друг за друга в счастье и в горе, вне зависимости от обстоятельств личной жизни, и не спрашивая о прошлом других. Скверный человек, однако, вступив в отокодатэ, должен был отказаться от своих дурных привычек и поступков, так как принципами отокодатэ были – обращаться с угнетателем как с врагом и помогать слабому, как отец помогает своему ребенку. Их благотворительность снискала им уважение окружающих. Главу этого сообщества назывался Отцом. Если членам отокодатэ негде было жить, то они жили вместе с Отцом и служили ему, одновременно внося небольшую плату, если же кто-то из учеников заболевал или попадал в беду, Отец заботился о них и помогал им.

Отец отокодатэ занимался набором крестьян для процессий даймё и влиятельных особ во время их путешествий в Эдо и обратно и в обмен на это получал от них рисовые пайки. Он имел на низшие классы влияния больше, даже чем чиновники, и, если крестьяне учиняли бунт или отказывались сопровождать процессию даймё в его путешествии, одного лишь слова Отца хватало, чтобы собрать столько людей, сколько требовалось. Когда правитель Токугава Иэмоти, последний сёгун, оставил Эдо и отправился в Киото, некий Симмо Тацугоро, глава отокодатэ, взял на себя подготовку его путешествия, а ведь всего лишь три-четыре года назад он был возведен в достоинство хатамото за многочисленные услуги, говорящие о его верности. После битвы при Фусими и отмены сёгуната он сопровождал последнего сёгуна в ссылку.

В старые времена, после гражданских войн в эпоху правления Иэясу, отокодатэ также были среди хатамото. Хотя в стране и царил мир, людские умы все еще были в состоянии крайнего возбуждения и не могли смириться с застоем мирной жизни, поэтому стычки и драки группировок постоянно имели место среди молодых людей самурайского сословия, и тех, кто отличался силой и удалью, считали командирами. В разных кварталах города возникали всевозможные союзы, похожие на те, что существовали в среде немецких студентов. Когда же в стране установился прочный мир, обычай образования подобных союзов в среде порядочных людей прекратил свое существование.

Теперь, говоря об отокодатэ низших сословий, мы употребляем прошедшее время, ведь, хотя они и существуют номинально, больше не имеют той власти и важности, какой обладали во времена, когда разворачиваются события, о которых мы рассказываем. Тогда они, подобно лондонским подмастерьям старых времен, играли значительную роль в обществе больших городов, и счастлив был всякий, будь то самурай или простой тёнин, кто мог назвать своим другом Отца отокодатэ.

Само же слово отокодатэ означает «мужественный или отважный человек».

* * *

Тёбэй из Бэндзуина был главой эдоского отокодатэ. Изначально ему дали имя Итаро, он был сыном ронина, проживавшего в сельской местности. Однажды, когда ему было всего десять лет от роду, он отправился с товарищем по играм купаться на реку. Мальчики во время игры поссорились, и Итаро, схватив своего противника, бросил его в воду, а тот утонул.

Тогда Итаро пришел домой и сказал своему отцу:

– Сегодня я ходил играть на реку с товарищем, но он был груб со мной, я бросил его в воду, и он утонул.

Отец, услышав его рассказ, оказался словно громом поражен, и сказал:

– Это поистине ужасно! Хоть ты и ребенок, но должен отвечать за свои поступки. Поэтому сегодня вечером ты должен тайно бежать в Эдо и поступить на службу к какому-нибудь благородному самураю. Возможно, со временем ты и сам станешь воином.

С этими словами он дал сыну двадцать унций серебра и прекрасный меч, выкованный знаменитым мечником Кунитоси из школы Рай, и отправил его из провинции как можно скорее. На следующее утро пришли родители погибшего ребенка с требованием выдать им Итаро, чтобы совершить акт возмездия, но было слишком поздно, и им не оставалось ничего иного, как похоронить своего ребенка и скорбеть о его потере.

Итаро в большой спешке проделал путь до Эдо и нашел там себе работу мальчиком на посылках в магазине, но вскоре, устав от такой жизни и горя желанием стать воином, поступил на службу к некоему хатамото по имени Сакураи Сёдзаэмон и сменил свое имя на Цунэхэй. А у Сакураи Сёдзаэмона был сын по имени Сёносукэ, юноша на семнадцатом году жизни, которому так понравился Цунэхэй, что он брал его с собой, куда бы ни шел, и обращался с ним на равных.

Сёносукэ ходил в школу боевых искусств учиться владеть мечом, и Цунэхэй обычно его сопровождал. Сильный и активный по природе, вскоре он стал неплохо владеть мечом.

Однажды, когда Сёдзаэмона не было дома, его сын Сёносукэ сказал Цунэхэю:

– Ты знаешь, как мой отец увлекается игрой в кемари – ножной мяч, должно быть, это замечательная игра.

А так как его сегодня нет дома, что, если мы с тобой сыграем?

– Это редкий вид спорта, – отвечал Цунэхэй. – Давай поторопимся и поиграем, пока хозяин не вернулся домой.

Двое юношей пошли в сад и стали учиться пинать ножной мяч, но, не обладая умением, хоть и старались изо всех сил, никак не смогли приподнять его от земли. В конце концов Сёносукэ мощным пинком послал мяч, и тот, перемахнув через стену, упал в соседний сад, принадлежавший некоему Хикосаке Дзэнпати, учителю фехтования копьем, известному сердитым и вспыльчивым нравом.

– О господи! Что нам делать?! – воскликнул Сёносукэ. – Мы лишили отца его ножного мяча. А если мы пойдем просить нашего несговорчивого соседа отдать нам мяч, нас лишь побранят и обругают, несмотря на все просьбы.

– Да ладно! – отвечал Цунэхэй. – Я пойду извинюсь за нашу неосторожность и получу ножной мяч назад.

– Но ведь тогда тебя отругают, а я этого не хочу.

– Ничего страшного. Меня мало заботят его сердитые слова.

И Цунэхэй отправился в соседний дом, чтобы попросить вернуть мяч.

Случилось так, что Дзэнпати, тот самый сердитый сосед, прогуливался в своем саду, пока юноши играли в ке-мари, и, когда он восхищался красотой своих любимых хризантем, мяч перелетел стену и угодил ему прямо в лицо. От этого Дзэнпати, не привычный ни к чему иному, кроме лести и низкопоклонничества, впал в сильную ярость, и, пока он раздумывал, как отомстит любому, кого пошлют за потерянным мячом, пришел Цунэхэй и сказал одному из слуг Дзэнпати:

– Прошу простить меня, но я вынужден признаться, что в отсутствие своего хозяина взял его ножной мяч и, попробовав поиграть с ним, неловко перебросил через вашу стену. Прошу вас простить мне мою неосторожность. Будьте добры, верните мне мяч.

Слуга вошел в дом и повторил все сказанное Дзэнпати, который довел себя до состояния крайней ярости. Он велел привести к нему Цунэхэя и сказал:

– Ну, парень, это тебя зовут Цунэхэй?

– Да, господин, к вашим услугам. Я нижайше прошу у вас прощения за свою неосторожность, но, пожалуйста, велите вернуть мне мяч.

– А я-то думал, что в этом виноват твой хозяин, Сёдзаэмон. Но видимо, это ты ударил по мячу.

– Да, господин. Поверьте, мне очень жаль, и простите за все, что я сделал. Пожалуйста, прикажите вернуть мне мяч, – попросил Цунэхэй, почтительно кланяясь.

Некоторое время Дзэнпати молчал, но наконец произнес следующее:

– Знаешь ли ты, негодяй, что твой грязный мяч попал мне прямо в лицо? Я вправе убить тебя за это на месте, но пощажу тебе жизнь. Поэтому бери мяч и проваливай!

Сказав это, он подошел к Цунэхэю, поколотил его и плюнул в лицо.

Тогда Цунэхэй, который до этого момента вел себя смиренно, горя желанием получить мяч, вскочил в гневе и сказал:

– Я принес достаточно извинений за свою неосторожность, а теперь ты оскорбил меня и побил, невоспитанный негодяй! Возьми этот мяч себе – мне он больше не нужен!

И, вынув свой кинжал, он разрезал мяч надвое, бросил его в Дзэнпати и пошел домой.

Дзэнпати, разозлившись еще больше, позвал одного из своих слуг и сказал ему:

– Этот парень Цунэхэй был слишком дерзок. Иди в соседний дом, найди Сёдзаэмона и передай ему, что я приказал тебе привести с собой Цунэхэя, чтобы я мог его убить.

Слуга отправился передавать его слова. Тем временем Цунэхэй вернулся в дом своего хозяина, и Сёносукэ, увидел его, спросил:

– Вне всяких сомнений, с тобой обошлись плохо, но получил ли ты мяч назад?

– Придя к соседу, я рассыпался в извинениях, но меня поколотили и обошлись с величайшим пренебрежением. Я сразу же убил бы этого негодяя Дзэнпати, но знаю, что если бы сделал это, находясь у вас на службе, то навлек бы неприятности на вашу семью. Ради вас я терпеливо вынес такое дурное обращение, но сейчас прошу отпустить меня, чтобы я стал ронином и мог отомстить этому человеку.

– Хорошенько подумай о том, что ты делаешь, – отвечал Сёносукэ. – В конце концов, мы потеряли всего лишь мяч. Для моего отца это пустяк, он не станет нас бранить.

Но Цунэхэй не хотел его слушать и твердо вознамерился смыть позор за нанесенную обиду. Пока они разговаривали, пришел посыльный от Дзэнпати и потребовал выдать ему Цунэхэя на том основании, что тот оскорбил его хозяина. Сёносукэ сказал, что его отца нет дома, а в его отсутствие он не может этого сделать.

Наконец Сёдзаэмон вернулся домой и, когда услышал о том, что произошло, очень опечалился, был в растерянности, не зная, как поступить. Тут от Дзэнпати пришел второй посыльный с требованием незамедлительно выдать ему Цунэхэя. Тогда Сёдзаэмон, поняв, что дело принимает серьезный оборот, позвал к себе юношу и сказал:

– Дзэнпати бессердечен и жесток, и, если ты пойдешь к нему, он наверняка тебя убьет, поэтому возьми вот эти пятьдесят рё и беги в Осаку или Киото, где сможешь благополучно осесть и начать свое дело.

– Господин, – отвечал Цунэхэй со слезами благодарности, – от всего сердца признателен вам за вашу доброту, но меня оскорбили и втоптали в грязь, и, если даже поплачусь жизнью, пытаясь отомстить за себя, я все равно отомщу Дзэнпати за то, что он сделал.

– Хорошо, тогда, раз ты жаждешь мести, иди и сражайся. И да пребудет с тобой удача! И все же многое зависит от лезвия меча, который ты носишь, а я опасаюсь, что твое оружие, вероятнее всего, жалкое, поэтому я дам тебе меч. – И с этими словами он протянул Цунэхэю свой собственный меч.

– Нет, мой господин, – отказался Цунэхэй. – У меня знаменитый меч, выкованный Кунитоси, который дал мне отец. Я никогда не показывал его вам, он хранится в моей комнате.

Когда Сёдзаэмон увидел меч, он пришел в восторг и сказал:

– Это действительно прекрасное лезвие, на такое можно положиться. Тогда бери его и веди себя в сражении благородно. Только помни: Дзэнпати очень умело владеет копьем, будь с ним очень осторожен.

Цунэхэй, поблагодарив своего хозяина за его многочисленные благодеяния, нежно распрощался, отправился к дому Дзэнпати и сказал слуге:

– Кажется, твой господин желает со мной переговорить. Будь добр, проводи меня к нему.

Слуга повел его в сад, где с копьем в руке поджидал Дзэнпати. Увидев своего врага, тот воскликнул:

– Ха! Значит, ты вернулся. Вот теперь за твою дерзость я убью тебя собственной рукой.

– Ты сам дерзок! – отвечал Цунэхэй. – Зверь, а не самурай! Давай посмотрим, кто из нас храбрее!

Пришедший в ярость Дзэнпати сделал выпад копьем в Цунэхэя, но тот, доверившись своему мечу, атаковал Дзэнпати, который, хоть и был умелым воином, не мог добиться преимущества. В конце концов Дзэнпати, потеряв самообладание, стал сражаться менее осторожно. Цунэхэй воспользовался случаем и перерубил древко его копья. Тут Дзэнпати обнажил меч, и ему на помощь пришли двое его слуг, но Цунэхэй убил одного из них и ранил Дзэнпати в лоб. Второй слуга сбежал с поля боя, испугавшись доблести юноши, а Дзэнпати был ослеплен кровью, которая ручьем текла из его раны на лбу. Тогда Цунэхэй сказал:

– Убить того, кто ничего не видит перед собой, не достойно воина. Вытри кровь с глаз, господин Дзэнпати и давай драться честно.

Дзэнпати, отерев кровь со лба, повязал носовой платок вокруг головы и снова ринулся в бой. Но в конце концов боль от раны и потеря крови отняли у него силы. Цунэхэй сначала нанес ему мечом рану в плечо, а затем лишил жизни.

Потом Цунэхэй пошел и сообщил обо всем губернатору Эдо и был взят под стражу, пока велось расследование. Но настоятель Бэндзуина, который слышал об этом происшествии, пошел и рассказал губернатору обо всех неблаговидных поступках Дзэнпати, и, испросив прощение Цунэхэю, привел его к себе и дал работу проводника по храму. Цунэхэй сменил свое имя на Тёбэй и заслужил большое уважение во всей округе как за свои таланты, так и за многочисленные добрые поступки. Если кто-то попадал в беду, он тут же помогал, несмотря ни на собственную выгоду, ни на опасность, пока люди не стали смотреть на него как на отца, и многие юноши присоединились к нему и стали его учениками. Поэтому он выстроил дом в Ханакавадо и жил там со своими учениками, из которых растил копьеносцев и пеших воинов для даймё и хатамото, беря для себя десятую часть их заработка. Но если кто-нибудь из них заболевал или попадал в беду, Тёбэй выхаживал и поддерживал его, платил за врачей и лекарства. И слава о его доброте распространилась повсюду, пока число его учеников, которые состояли на службе в каждой части города, не превысило двухсот. Что же касается Тёбэя, то чем больше он преуспевал, тем больше отдавал на благотворительность, и люди восхищались его добрым и щедрым сердцем.

Это было время, когда хатамото собирались в отряды отокодатэ,[37]37
  См. повесть о мести Кадзумы.


[Закрыть] которыми руководили Мидзуно Дзюродзаэмон, Кондо Нобори-но Сукэ и Абэ Сирогоро. И союзы господ благородной крови презирали союзы тёнинов, презрительно обращались с ними, пытались опозорить Тёбэя и его храбрецов, но оружие господ обратилось против них самих, и, как они ни пытались навлечь презрение на Тёбэя, лишь сами подвергались насмешкам. Поэтому с обеих сторон ненависть была велика.

Однажды Тёбэй пошел поразвлечься в чайном доме в квартале Ёсивара и увидел, что в верхней комнате, которая была украшена, словно по особому случаю, расстелено войлочное покрытие, и спросил хозяина дома, какого важного гостя он ожидает. Хозяин отвечал, что в полдень сюда пожалует господин Дзюродзаэмон, глава отокодатэ хатамото. Услышав это, Тёбэй сказал, что страстно желает встретиться с господином Дзюродзаэмоном, поэтому ляжет здесь и подождет его прихода. Хозяин был смущен и не знал, что сказать, но все-таки не осмелился перечить Тёбэю, влиятельному главе отокодатэ.

Тёбэй снял с себя одежду и улегся на войлочное покрытие. Через некоторое время прибыл господин Дзюродзаэмон и, поднявшись наверх, обнаружил обнаженного мужчину крупного телосложения, лежащего на покрытии, постеленном специально для него.

– Что здесь делает этот подлый негодяй? – гневно спросил он у хозяина чайного дома.

– Господин, это Тёбэй, глава отокодатэ, – отвечал тот, трепеща от страха.

Дзюродзаэмон тотчас заподозрил, что Тёбэй своим поступком хочет нанести ему оскорбление, поэтому уселся рядом со спящим и закурил трубку. Выкурив ее, он высыпал горячий пепел в пупок Тёбэя, но Тёбэй, терпеливо снося боль, притворялся спящим. Десять раз Дзюродзаэмон набивал свою трубку табаком и десять раз вытряхивал обжигающий пепел в пупок Тёбэя, но тот не пошевелился и не издал ни звука. Тогда Дзюродзаэмон, изумленный силой его духа, потряс Тёбэя за плечо и разбудил, приговаривая:

– Тёбэй! Тёбэй! Проснись же!

– Что случилось? – спросил Тёбэй, протирая глаза, словно просыпаясь от глубокого сна, и, увидев Дзюродзаэмона, сделал вид, что испуган, и сказал: – О господи! Я знаю, кто вы такой. Но я был очень груб с вашим сиятельством. Я выпил слишком много и заснул, прошу вас простить меня.

– Твое имя Тёбэй?

– Да, господин, к вашим услугам. Я бедный тёнин и не знаю хороших манер. Я был груб, но прошу у вас извинения за свое дурное воспитание.

– Нет-нет, мы все наслышаны о репутации Тёбэя из Бэндзуина, и мне просто посчастливилось встретиться здесь с тобой сегодня. Давай будем друзьями.

– Для скромного тёнина великая честь встретиться с титулованной особой лицом к лицу.

Пока они разговаривали, прислужница принесла рыбу и вино, и Дзюродзаэмон уговорил Тёбэя разделить с ним трапезу и, думая вызвать у Тёбэя раздражение, предложил ему большую чарку с вином,[38]38
  Считается крайней невежливостью предлагать большую чарку с вином. Однако, поскольку та же самая чарка возвращается к тому, кто ее предлагает, то есть невежа попадает в ту же яму, что вырыл для другого. На японской пирушке одна и та же чарка передается из рук в руки, каждый споласкивает ее в чаше с водой после того, как он из нее выпил, и до того, как предложить ее другому человеку.


[Закрыть] которую, однако, тот выпил не поморщившись, а потом вернул своему сотрапезнику, который был не способен переносить даже винный запах. Тогда Дзюродзаэмон замыслил другое средство, чтобы досадить Тёбэю, и, надеясь напугать его, сказал:

– Вот, Тёбэй, позволь мне предложить тебе рыбу. —

И с этими словами он обнажил свой меч и подцепив кон чиком меча пирожок с рыбной начинкой, пододвинул его ко рту тёнина.

Любой человек побоялся бы принять угощение, поданное столь грубо, но Тёбэй просто-напросто открыл рот и, сняв пирожок с острия меча, съел его не моргнув глазом. Пока Дзюродзаэмон изумлялся в душе, что этого человека нельзя ни испугать, ни смутить, Тёбэй сказал ему:

– Эта встреча с вашим сиятельством была для меня счастливой случайностью, и я осмелюсь просить вас принять от меня какой-нибудь скромный дар в память этого.[39]39
  Вручение подарков от нижестоящего вышестоящему – общераспространенный обычай.


[Закрыть] Нет ли чего, что вашему сиятельству особенно нравится?

– Мне очень нравится холодная лапша.

– Тогда я буду иметь честь заказать немного лапши для вашего сиятельства.

С этими словами Тёбэй спустился вниз и, подозвав одного из своих учеников по имени Токэн Гомбэй,[40]40
  Токэн – это прозвище, данное Гомбэю после того, как он убил свирепого пса. Так как он был тёнином, или главой административно го района, то у него не было фамилии.


[Закрыть] который дожидался его, дал ему сотню рё и велел собрать всю холодную лапшу, какую только можно найти в соседних харчевнях, и сложить ее горой перед чайным домом. Итак, Гомбэй отправился домой и, собрав учеников Тёбэя, разослал их во всех направлениях скупать лапшу. Дзюродзаэмон же все это время думал о том удовольствии, какое он получит, посмеясь над Тёбэем, когда тот преподнесет ему такой жалкий и ничтожный подарок. Но когда вокруг чайного дома постепенно стали появляться целые горы лапши, он понял, что не сможет поставить Тёбэя в глупое положение, и, расстроенный, отправился домой.

Уже говорилось, как Тёбэй подружился и помог Сираи Гонпати.[41]41
  См. повесть о Гонпати и Комурасаки.


[Закрыть] Мы еще встретимся с ним в этой повести.

В это время в провинции Ямато жил-был некий даймё по имени Хонда Дайнайки, который в один прекрасный день, когда находился в окружении нескольких своих вассалов, показал им меч и велел им посмотреть на него и сказать, какой мечник изготовил лезвие этого меча.

– Думаю, это наверняка меч работы Масамунэ, – сказал некий Фува Бэндзаэмон.

– Нет, – сказал Нагойя Сандза, внимательно осмотрев оружие, – это наверняка работа Мурамасы.[42]42
  Мечи Мурамасы, хотя были такой хорошей закалки, что, по словам очевидцев, разрезали твердое железо, словно дыню, имели репутацию приносящих несчастья. Мечи некоего Тосиро Ёсимицу, как считалось, наоборот, особенно благоприятствовали семейству Токугава по следующей причине. После предательства Такэды Кацуёри в битве при реке Тэнрин Иэясу скрылся в доме сельского лекаря, намереваясь положить конец своей жизни, совершив харакири. Обнажив свой малый меч работы Ёсимицу, он попытался вонзить его себе в живот, однако, к его удивлению, лезвие меча согнулось. Подумав, что его малый меч оказался плохой работы, он взял железную ступку, предназначенную для того, чтобы перетирать лекарства, попробовал меч на ней, и острие лезвия вошло в железную ступку, как в масло. Иэясу собрался было вонзить меч в себя во второй раз, но тут сторонники, которые потеряли Иэясу из виду и искали повсюду, нашли его и, видя, что их господин собрался покончить жизнь самоубийством, остановили его руку и отняли меч силой. Потом они усадили его на коня и уговорили бежать в принадлежащую ему провинцию Микава, пока они будут сдерживать его преследователей. После этого, когда с благословления небес Иэясу стал сёгуном, сочли, что в лезвии его малого меча, которое отказалось пить его кровь, определенно был добрый дух, и с той поры мечи работы Ёсимицу стали считаться счастливыми для его рода.


[Закрыть]

Третий самурай по имени Такаги Уманодзё заявил, что это работа Сидзу Какэндзи. А так как они не могли договориться, ибо каждый придерживался собственного мнения, их хозяин послал за знаменитым знатоком оружия, чтобы разрешить этот вопрос. И оказалось, что меч действительно был подлинным Мурамасой, как и говорил Сандза. Тот остался доволен таким заключением, но двое других отправились восвояси в довольно удрученном виде. Уманодзё, хотя и проиграл в споре, не питал ни злого умысла, ни враждебности в душе, Бэндзаэмон же, который был тщеславен, раздуваемый сознанием собственной значимости, затаил злобу на Сандзу и стал поджидать случая опозорить его. И вот однажды Бэндзаэмон, жаждущий отомстить Сандзе, отправился к князю и сказал:

– Вашему сиятельству следует увидеть, как Сандза владеет оружием, его умение обращаться с мечом выше всякой похвалы. Я знаю, мне с ним не сравниться, но все-таки, если вашему сиятельству будет угодно, я попробую вступить с ним в схватку.

И князь, который был еще подростком, решив позабавить себя редким зрелищем, тотчас же послал за Сандзой и выказал желание, чтобы тот сразился с Бэндзаэмоном в учебном бою. Вооруженные деревянными мечами, они вдвоем вышли в сад и встали лицом друг к другу.

Тогда Бэндзаэмон гордился своим умением и думал, что ему нет равных во владении мечом, поэтому ожидал одержать легкую победу над Сандзой и тем самым полностью компенсировать то унижение, которое испытал в споре о мече. Однако он недооценил умение Сандзы, который, увидев, что противник жестоко атакует его, всерьез, быстрым ударом так резко задел Бэндзаэмона по кисти руки, что тот выронил меч, и, не дав ему поднять оружие, нанес следующий удар в плечо, отчего тот упал и стал кататься в пыли. В присутствии всех офицеров Сандзу похвалили за умение владеть мечом, а Бэндзаэмон, испытывая муки стыда, убежал домой и спрятался.

После этого случая Сандза поднялся высоко в глазах своего господина, а Бэндзаэмон, который теперь завидовал ему еще больше, сказался больным и сидел дома, изобретая планы погубить Сандзу.

И вот случилось так, что князь, желая оправить меч Мурамасы, послал за Сандзой и вверил меч его заботам, приказав нанять для работы самых умелых мастеров в изготовлении ножен и узоров на рукоятках. А Сандза, получив меч, принес его домой и старательно спрятал. Бэндзаэмон, прослышав об этом, возрадовался, так как увидел возможность отомстить Сандзе. Он твердо решил, если подвернется случай, убить Сандзу, но в любом случае украсть меч, который князь вверил его заботам, прекрасно зная, что, если у Сандзы не окажется меча, ему и его семье грозит погибель. Будучи одиноким человеком и не имея ни жены, ни детей, Бэндзаэмон продал свою мебель и, превратив подходящую собственность в деньги, приготовился бежать из провинции. Когда его приготовления были закончены, он в полночь отправился к дому Сандзы, чтобы попробовать тайком проникнуть туда, но все двери и ставни были осмотрительно заперты изнутри, не было ни одной подходящей щели, которая помогла бы проникнуть в жилище. Кругом было тихо, люди в доме наверняка спали крепким сном, поэтому он вскарабкался на второй этаж, ухитрился отпереть окно и проник в дом. Крадучись, словно кошка, он пробрался по лестнице и, заглянув в одну из комнат, увидел Сандзу и его жену, которые спали на татами со своим сыном Косандзой, тринадцатилетним мальчиком, который, завернувшись в одеяло, спал между ними. Фитиль в ночнике догорал, и освещение было скудным, но Бэндзаэмон, всмотревшись в сумерки, сумел разглядеть знаменитый меч князя работы Мурамасы, лежащий на полке для мечей в токонома. Злоумышленник тихонько прокрался к мечу, осторожно взял его и засунул себе за пояс. Пробираясь мимо Сандзы, он перешагнул его и, взмахнув мечом, направил удар ему в горло, но от волнения его рука дрогнула, и Бэндзаэмон промахнулся, только оцарапав Сандзу. Тот, проснувшись внезапно, как от толчка, попытался вскочить на ноги, но почувствовал, что его держит человек, стоящий над ним. Сандза схватил своего врага и поборол бы его, но тут Бэндзаэмон, отскочив назад, пнул ногой ночник и, распахнув ставни настежь, выпрыгнул в сад. Схватив свой меч, Сандза устремился за ним, а его жена зажгла фонарь и, вооружившись алебардой нагината,[43]43
  Алебарда является особенным оружием японских женщин благородной крови. Та алебарда, которая принадлежала Каза Годзэн, одной из наложниц Ёсицунэ, героя XII в., до сих пор хранится в Асакусе. В семействах, придерживающихся старинных обычаев, юных дам регулярно обучают обращению с алебардой.


[Закрыть] вышла из дома вместе со своим сыном Косандзой, несшим обнаженный кинжал, чтобы помочь мужу. Бэндзаэмон, который прятался в тени большой сосны, увидев фонарь и опасаясь, что его найдут, схватил камень, швырнул его на свет и, случайно попав в фонарь, погасил его, а затем перелез незамеченным через ограду и исчез в темноте. После того как Сандза безрезультатно обыскал весь сад, он вернулся в комнату и осмотрел рану, которая оказалась довольно незначительной, затем стал проверять, не унес ли вор чего-нибудь. И когда его взгляд упал на место, где лежал меч работы Мурамасы, он увидел, что меча там больше не было. Сандза искал его повсюду, но найти не мог. Драгоценное лезвие, которое ему доверил князь, было украдено, и вина определенно падет на него. Переполненные печалью и стыдом от потери, Сандза, его жена и сын пребывали в большом волнении до самого утра, когда Сандза сообщил о случившемся одному из советников князя и, уединившись, стал ждать решения господина.

Вскоре стало известно, что вором был Бэндзаэмон, который сбежал из провинции. Советники доложили об этом князю, который, хотя и выразил свое презрение в отношении подлого поступка Бэндзаэмона, не мог простить вину Сандзы, полагая, что тому следовало принять более строгие меры предосторожности, чтобы обеспечить сохранность меча, который ему доверили. Было принято решение освободить Сандзу от должности, конфисковать его имущество при условии, что, если он сумеет отыскать Бэндзаэмона и вернуть украденное лезвие меча Мурамасы, его восстановят в прежних правах и вернут имущество. Сандза, который с самого начала понял, что наказание его будет суровым, безропотно принял такой указ, поручил свою жену и сына заботе родственников и стал готовиться к отбытию из провинции как ронин в поисках Бэндзаэмона.