Текст книги "С любовью, Дракула"

Позже, за завтраком, отец объявил, что у него возникли неотложные дела в больнице.

– Бумажные дела, – проворчал он. – Кто—то попал в аварию, и больнице потребовалось много крови. Ненавижу бумаги. А еще директор сообщил, что у работников есть ко мне претензии. Что ж, значит я засуну им эти претензии в…

Дальше неинтересно, уж поверьте мне.

После завтрака папа надел деловой костюм. В нем он мог бы сойти за смертного бизнесмена, если бы не чересчур бледная кожа. Он надел белые перчатки и широкополую шляпу, чтобы лучи солнца не смогли добраться до него, и ушел.

Только дверь за его спиной захлопнулась я подошел к Драгосу.

– Драгос, мы можем поговорить?

Волк покачал головой.

– Прости, парень, у меня другие планы.

Я сник.

– Что за планы?

– Буду отсыпаться.

Здорово. Прекрасно. Всем наплевать на бессмертного подростка. И снова я наедине со своими мыслями. Так и свихнуться не долго. Я решил, что лучше маяться на свежем воздухе, чем в четырех стенах. Тем более, что разросшийся вокруг поместья лес зачарован так, чтобы с приходом зимы листья не опадали. Ни один редкий лучик осеннего солнца не пробьется сквозь листву.

В это раз воспользовавшись дверью, я нагло сбежал и даже не подумал спросить разрешения.

***

Я сидел на нижней ветке здоровенного бука и наблюдал за белкой, скачущей с ветки на ветку. Листва замерла, и в следующее мгновение белка перепрыгнула на соседнее дерево. Я услышал голоса.

Сначала я подумал, что это щенки из стаи Драгоса сбежали из—под родительского присмотра. Но затем я услышал тот самый голос, что всю ночь не давал мне покоя.

– Да хватит уже ныть, Хаски! – воскликнула Киззи. Кусты задрожала, и она появилась под моим буком. – Если не нравится, можешь уходить. Тебя здесь никто не держит!

За ней, раздвигая ветки, появился какой—то парень. Высокий, с копной светлых кудрявых волос и недоверчивым выражением лица. Он был хорош собой, что мне совершенно не нравилось. Я нахмурился, крепче впившись пальцами в шершавую кору бука.

– Я не ною, – заспорил парень, которого назвали Хаски. – Просто мне прилетит за прогулы. А еще нам нельзя ходить сюда. И вообще, ты уверена, что это действительно были оборотни? Я имею в виду, громадные человекоподобные волки?

– Да, да и еще раз да! – Раздраженно бросила Киззи. Судя по всему, этот разговор проходил не в первый раз. – Стефан тоже их видел.

Хаски остановился.

– Давай еще раз. Кто такой Стефан? Тот странный парень, которого ты видела один раз и не знаешь о нем ничего, кроме имени? Этот Стефан?

«Заткнись и уходи отсюда,» – хотелось крикнуть мне, но я промолчал. Хаски мне нравился все меньше и меньше. Учитывая то, что я не проникся к нему симпатией с самого начала.

Киззи выглядела так, будто сейчас ударит Хаски. Не могу ее винить, я бы сделал то же самое. Но она круто развернулась и больно ткнула его пальцем в грудь.

– Уходи. – прошипела она, пострашнее всякой гадюки. – Хорош друг, такой же, как и все. Давай—давай, шевели ластами, пока мама тебя не позвала.

– Но… – Хаски удивленно округлил глаза. Хотя я не понял почему. Ох уж эти люди.

– Проваливай, – повторила девушка.

Хаски захлопнул рот, как выброшенная на берег рыба. Его лицо стало серьезным, брови нахмурились, и он молча развернулся и ушел, засунув руки в карманы.

Киззи часто—часто задышала. Я думал, она сейчас заплачет, но не на ту напал. Она просто ударила кулаком по толстому стволу бука, на котором я сидел, и тут же вскрикнула от боли.

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – бормотала она пока гладила ушибленное место.

Не знаю, что заставило меня сделать это. Может мне было невыносимо видеть грустную, злую Киззи. Я покрепче вцепился ногами за ветку и свесился головой вниз прямо к ее лицу.

– Меня ищешь, принцесса?

Киззи снова закричала, теперь уже от страха. К сожалению, первым ее порывом было ударить меня прямо в лоб.

Ноги соскользнули, и я упал, ударившись обо что—то. Боль пронзила голову. Киззи ахнула и тут же подбежала ко мне.

– Прости – прости, я не хотела, просто не ожидала тебя увидеть, – на одном дыхании выпалила она.

Боль не унималась, а спину я обо что—то поцарапал, и теперь она саднила. Но я натянул улыбку и ответил:

– Да ничего, я в порядке.

– Да? Тогда вот еще, – и Киззи ткнула меня под ребра.

– Ай! За что?!

– За то, что пугаешь!

– Прости.

– Прощаю.

Я поднялся и стряхнул чешуйки коры и опавшие иголки с одежды. Эффект неожиданности – это хорошо. Вот только на войне, а не когда хочешь произвести впечатление на девушку. Думаю, эту историю следовало назвать «Десять способов выставит себя дураком или как НЕ надо делать, чтобы понравиться кому—то».

Мы помолчали. На Киззи снова была вчерашняя черная толстовка. Я вспомнил о порезах на запястьях и хотел спросить, но передумал. Мы знакомы меньше суток, я не имею права лезть в душу. Вместо этого я поинтересовался:

– Так что ты тут делаешь?

– Хотела показать Хаски оборотней, – пожала она плечами.

– А это Хаски, он?.. – будто бы невзначай продолжил я.

– Друг из школы, – пояснила Киззи, и я тихо вздохнул. – По крайней мере, он им был. – Она помолчала несколько секунд. – Этот лес такой странный. Каждую зиму он остается таким же, каким был летом. Даже листья не желтеют.

Я понял, что она не хочет говорить о друзьях, и сделал вид, будто не заметил, как она свернула тему.

– Ничего необычного, – пожал я плечами и медленно пошел вперед. Киззи двинулась следом. – Просто папа зачаровал его несколько лет назад, чтобы я хоть иногда мог выбираться из Кровавого Дома.

– О, как предусмотрительно, – оценила Киззи. Но потом нахмурилась и добавила: – Ну вот, Стефан, теперь я говорю как ты.

Я посмеялся. «Рядом с тобой я чувствую себя обычным,» – проскочила в голове мысль, но вслух я ничего не сказал. Хотя я и не особенно понимал, что значит быть «обычным». Я чувствовал себя уязвимым, как черепаха без панциря. И это не было похоже на то, что я чувствовал до встречи с Киззи. Если все смертные чувствуют себя как черепахи без панциря все время, то мне не хотелось быть смертным.

Мы молча прошли какое—то расстояние по мокрой от росы траве. Там и тут виднелись редкие лужицы тусклого осеннего света, которые я старался избегать. Я видел, что случилось с папой в тот раз, когда я, еще совсем маленький вампир, забрался на крышу поместья, чтобы посмотреть на рассвет. Папа тогда едва успел спасти меня, а сам обжег палец. Он мучился несколько недель. Палец обуглился, ныл и в конце концов отвалился. С тех пор я твердо знал – свет опасен для таких, как мы.

– Такое чувство, что я в «Сумерках», – нарушила молчание Киззи.

Не уверен, что правильно понял ее.

– Не так уж тут и темно, – я почесал подбородок. – В сумерках еще темнее бывает.

– Что? – Киззи на мгновение остановилась и непонимающе посмотрела на меня. Затем улыбнулась и засмеялась.

– Что? Что я такого сказал? – я тоже начал улыбаться. Она так заразительно смеется.

– «Сумерки» – это фильм, – сквозь смех выдавила она. – Ты что, не смотрел никогда?

– Нет, – я перестал улыбаться. – О чем он?

Киззи тоже успокоилась, хоть на ее лице все еще играла улыбка. Она пригладила волосы, и мы пошли дальше.

– О девушке, которая влюбилась в вампира, – объяснила она. Мне вдруг стало так жарко, и я отвернулся. Изучал взглядом деревья, которые и так видел сколько себя помню. – И еще там были оборотни. В фильме было много леса и темноты. Вот и мы с тобой: девушка и вампир, идем по темному лесу, и где—то рядом ходят оборотни. Правда в «Сумерках» оборотни были поприятнее.

Вся радость покинула мое тело, как воздух со свистом покидает дырявый шарик. Мне больше нравилось начало. Но затем Киззи продолжила, и мне пришлось отвлечься от самобичевания.

– Помнишь вчерашнего оборотня? Ну, того, который спрашивал тебя о чем-то?

– Ты про Драгоса?

– Я не знаю, как его зовут, – отмахнулась Киззи. – Он что, кто—то вроде няньки для тебя?

Я почувствовал, что краснею.

– Нет, Драгос кто—то вроде слуги для меня. Он служит моему роду, – объяснил я.

Киззи задумчиво кивнула.

– Я думала, оборотни и вампиры – враги.

– Раньше так и было, – согласился я. – Еще до моего рождения. Но в какой—то момент людям надоело, что полу волки каждые несколько лет вырезают половину жителей городка. Они устроили охоту. Стая успела спрятаться, но охотники взяли в плен всю семью деда Драгоса. Он обратился за помощью к папе. Папа согласился помочь в обмен на его свободу. В общем, в тот день, когда попавших в плен оборотней собирались предать огню на главной площади, папа перебил всех охотников и их семьи, а волков отпустил. Они заключили мир, и теперь один мужчина из рода Димитру Матея, дедушки Драгоса, обязан всю жизнь служить нам. После Драгоса его место займет сын, Ансгар. Это произошло… может чуть больше двухсот лет назад. На свободе оборотни бессмертны, если только смертельно не заболеют или их не убьют, но вот в неволе продолжительность их жизни сокращается почти до обычного смертного…

Чем больше рассказывал, тем мрачнее становилась Киззи. Ей явно не нравилась вся эта череда убийств и рабовладения.

– Это ужасно. – Решила она. – Насилие порождает насилие. Почему твой папа не попытался договориться с охотниками?

– Знаешь, в то время люди были менее сговорчивыми. Вспомни, они же сжигали женщин только потому, что кому—то взбрело в голову ляпнуть, что она ведьма.

Киззи насупилась. Я боялся, что все испортил. Сейчас все было так здорово. Мы гуляем в лесу, только вдвоем. Мне так спокойно не было с тех пор, как закончилась Вторая Мировая война (мы с папой не принимали сторону, но все положение нервировало). И я решил рассказать ей то, о чем молчал с того момента, как сам услышал историю Драгоса.

– Эй, не переживай ты так за него, – попросил я. – Папа передаст его мне на сто восемнадцатилетие. И тогда я отпущу его. Только не говори ему об этом, пусть будет сюрприз, – подмигнул я.

Киззи резко остановилась. Не думал, что произведу на нее такое впечатление. Моя радость продлилась ровно две секунды, а потом я заметил то же, что и она. К нам навстречу бежал огромный черный волк. Левая глазница была пуста.

– Это патрульный, – выдохнул я.

– Чего стоишь?! – запаниковала Киззи. – Надо уносить ноги!

– Тогда он точно тебя убьет.

Вообще—то Киззи повезло, что она со мной. Оборотень не посмеет тронуть ее пока я рядом. Если бы мы не встретились, боюсь, она бы умерла.

Волк остановился напротив нас. Шерсть вдоль хребта стояла дыбом. Он поднялся на задние лапы, и мне пришлось смотреть на него почти под прямым углом. Вдруг он стал меняться: шерсть словно втягивалась в кожу, когти укорачивались. Он тряхнул головой, и теперь на нас смотрел коренастый мужчина лет тридцати (на самом деле он был в разы старше.)

Как человек он выглядел вдвойне ужасно. Пустую глазницу он и не думал прикрывать. Серебристые волосы до плеч встали дыбом, будто заменяли загривок. Голый торс покрывали борозды шрамов.

– Ты знаешь, что находишься на нашей территории, Стефан? – угрожающе прорычал оборотень.

– Самайн. – сухо сказал я. – Конечно знаю. Но ответь, когда вожак Бертолдо запрещал мне это?

– Тебе – никогда, – сощурил желтый глаз Самайн. – Но вот о девчонке речи не было.

Он говорил хрипло. Настолько хрипло, что я все время ждал, когда же он откашляется.

Волк шумно втянул носом воздух и оскалился в улыбке.

– Так она человек, – понизил голос он. – Как думаешь, обрадуется ли Влад, когда узнает, что ты, Принц Тьмы, водишь дружбу со смертной девчонкой, а?

По спине пробежал предательский холодок. Не думаю, что папе понравится. Я уже нарушил столько правил: сбежал один в город, отпустил Драгоса, рассказал Киззи кто я такой на самом деле.

– Отстань от н—него! – грозно бросила Киззи, хоть ее голос и дрогнул.

– А то что? – рассмеялся Самайн. Я всегда представлял, что так смеются гремучие змеи. – Ну? Что ты мне сделаешь?

Он поднял огромную руку. Зачем? Не знаю, я не успел подумать. Со скоростью кобры я встал между волком и девушкой. Прежде, чем рука опустилась, я перехватил ее и с силой сжал запястье.

– Очень не советую. – Сказал я, пристально глядя в глаз противника. – Тебе не понравится результат.

Насмешливая улыбка стерлась с лица Самайна. Несколько секунд он смотрел удивленно; в единственном глазу промелькнула тень страха. Затем кожа на лице и шее стала краснеть от злости. Он отнял руку, которая уже начала покрываться черной шерстью.

– Почаще оглядывайся, Принц Тьмы. – прорычал он. – вокруг полно осины.

Едва он договорил последнее слово, уже опустился на четыре лапы и бросился назад в гущу леса. В какой—то момент он остановился, сверля нас жестким взглядом здорового глаза, а потом скрылся за деревьями.

И очень вовремя, потому что колени принялись дрожать словно в лихорадке, и я чуть не упал. Адреналин стремительно покидал тело, в глазах стало мутно.

– Зачем ты так? – тихо сказала Киззи позади меня. – Он ведь может убить тебя.

– Он? – пискнул я. Потом прочистил горло и продолжил: – Мог бы, если бы не боялся отца. Не волнуйся на его счет, никто тебя не тронет пока я рядом. – Мне снова стало жарко. Да как можно было такое ляпнуть? – То есть… я не…

Но Киззи не слушала мои жалкие оправдания. Она просто обняла меня.

– Спасибо.

Я нервно улыбнулся. Мысли путались. Не уверен, что смог бы в тот момент правильно назвать свое имя.

Так же быстро Киззи отстранилась.

– Слушай, а ты всегда в таком виде ходишь? – сказала она уже обычным хулиганским тоном, указав на мою рубашку и жилет.

– А с этим-то что не так?

– В наше время так никто не ходит, – с важным видом объяснила она. – Как насчет встретиться завтра в «Джонас шопе» и купить тебе что-нибудь посовременнее, мышонок?

– Не называй меня так, – проворчал я, но улыбку сдержать не удалось.

– Да ладно, тебе же нравится!

Глава 5

Не—свидание

На самом деле я был доволен своим гардеробом. Мне просто хотелось провести время с Киззи. В голове то и дело появлялось навязчивая мысль: «Это свидание». Но я одергивал себя: «НЕ свидание. Будь это свидание, она бы сказала». Тогда сознание выдавало коварное «Ты уверен?», и я сдавался. Мне хотелось верить. Я с нетерпением ждал назначенного времени, стараясь выглядеть не слишком счастливым.

Уйти незамеченным сегодня будет гораздо сложнее, чем вчера – отец никуда не собирается. А прямо говорить ему я, конечно, не буду.

После обеда я подошел к Драгосу, который развалился в кресле возле камина. Он читал старую книгу из папиной библиотеки. Видимо, он совсем заскучал, потому что увидеть Драгоса с книгой то же самое, что и увидеть Комету Галлея. Присмотревшись, я прочитал: «Ромео и Джульетта», Уильям Шекспир. Губы невольно скривились. Что за пошлость. Абсолютно ненужная трагедия в конце. Стиль повествования беден, как бродячий музыкант. Не понимаю почему все боготворят эту пьесу. Но сейчас было не время для литературной критики. Я помотал головой, отмахиваясь от мыслей о Самом Большом Шекспировском Провале, и приблизился к Драгосу.

В гостиной мы были одни. Папа был… не знаю, может в своем кабинете, возился с документами, или где он еще может быть. Во всяком случае, не здесь.

Я откашлялся.

– Драгос?

– Что? – он даже от книги не оторвался.

– Мне нужно с тобой поговорить, – выдохнул я. Ладони стали липкими от пота. Я нервно мял край рубашки.

Драгос почесал подбородок.

– У тебя для этого есть отец, разве нет?

– Я не могу говорить с отцом о том, что хочу от него скрыть, – раздражено съязвил я.

Драгос глянул на меня исподлобья и отложил книгу. Серые глаза блеснули.

– А вот это уже интереснее. Выкладывай.

Я набрал в грудь побольше воздуха и выпалил скороговоркой:

– Мне надо уйти ненадолго – всего на пару часов. Папа не должен узнать. Поможешь?

Оборотень коварно ухмыльнулся:

– Что это у тебя за тайные дневные дела, а, Стефан?

Я изо всех сил надеялся, что не покраснел. Говорят, мысли материальны.

– Я… м—м… объясню все, когда вернусь. Пожалуйста, Драгос, это очень важно.

Драгос издал хриплый звук, что—то между кашлем больного и смешком. Я с содроганием вспомнил Самайна.

– Ладно, помогу. – пообещал он. – Есть у меня одна идейка. Возвращайся через окно в своей комнате.

– Здорово! Спасибо! – я едва сдержался, чтобы не обнять его. – Я твой должник!

И я побежал в свою комнату, на ходу думая, что мне не стоило разбрасываться такими словами перед оборотнем, отбывающим пожизненный срок, служа Князю Тьмы.

Теперь оставалась только одна проблема: я не могу позволить себе просто расхаживать под солнцем, если, конечно, не хочу превратиться в кучку пепла. А еще я не могу позволить себе показаться перед Киззи в нелепой широкополой шляпе. Папа может. Он выходит только в больницу, а там его уважают (читай: боятся). Мне хотелось произвести на Киззи хорошее впечатление. Поэтому нужно было найти у себя менее старомодные вещи.

Штука в том, что я перестал следить за модными трендами после девяностых. Увидев все эти джинсы—клеш, перчатки без пальцев и яркие банданы, я решил: хватит с меня современности. Так что самым современным в моем гардеробе был, так сказать, «последний писк моды 1990х годов».

С тяжелым сердцем я достал свитер темно—зеленого цвета. Звучит неплохо, да? Ха—ха. Его украшали белые, черные и оранжевые толстые полоски с совершенно неуместными рисунками ромбов, волн и треугольников. Больно? Мне тоже. Дизайнер этого ночного кошмара, надеюсь, уже умер, потому что у меня появилось непреодолимое желание помочь ему. Затем я с тяжелым вздохом надел шляпу Борсалино. Утешало только то, что у меня под рукой не было канотье.

Взгляд упал на джинсы—клеш. Нет. Мне и в моих брюках неплохо. По крайней мере, они не хуже.

Ну что ж, полдела сделано. Осталось только спрятать руки.

Совсем не хочу хвастаться, но у меня есть целая коллекция перчаток: от теплых вязанных до байкерских кожаных. Под них я выделил отдельный шкаф. Я собираю перчатки так, как некоторые собирают марки.

Я надел свои любимые белые, навевающие мысли об английских аристократах. Они никоим образом не сочеталась с тем чудовищным безобразием, что творилось на мне, но хотя бы я их любил.

Попытавшись смириться с внешним видом, я спустился в гостиную и прошмыгнул в прихожую тихо, как мышь. Папы нигде не было. Драгоса, кстати, тоже нигде не было. Надеюсь, он преступил к осуществлению своего плана. Не задерживаясь больше ни на секунду, я открыл дверь и сбежал в мир под солнцем.

***

«Джонас шоп» – магазин для самых обеспеченных и влиятельных людей в нашем городке, что само по себе является парадоксом. Владельцы, Уолтер и Рейчел Джонас, несколько лет назад приехали из Кентукки, чтобы, как я слышал, начать новую жизнь. Полагаю, у них это получилось, раз они еще не вернулись назад. Я не представлял, что происходит внутри. Честно говоря, я впервые так далеко от дома.

Шагая по пыльным улицам, я все никак не мог успокоиться. И не только потому что каждый прохожий считал своим долгом проводить меня взглядом. Одна пожилая госпожа даже плюнула мне вслед и что—то пробормотала. «Я знаю!» – хотелось крикнуть мне.

Минут через пятнадцать я добрался до места встречи. Там уже стояла Киззи в своей привычной черной толстовке. Увидев меня, она прыснула от смеха.

– Привет, девяностые, – сквозь смех выдавила она.

– Это самая современная одежда, что была у меня в шкафу, – проворчал я.

Я придержал стеклянную дверь магазина, пропуская Киззи внутрь. Я бросил взгляд на затягивающееся тучами небо и последовал за ней.

Внутри магазин оказался больше, чем я себе представлял. Огромный зал, залитый неестественно белым светом, с покрытым скользкой плиткой полом. Все пространство заполнили ряды вешалок с одеждой, расставленных без какой—либо системы: детские комбинезоны рядом с мужскими брюками, белые рубашки возле женских шляпок и шарфов. У дальней стены – шесть кабинок примерочных.

Между рядами сновали всего пара человек. Пожилая дама выбирала себе шапку и бомбардировала вопросами высокую консультантку какая ей больше идет: красная, как вино или синяя, как небо (я не шучу, она так и сказала), да молодая семья с сыном лет семи, выбиравшая тому футболки.

Остальные четыре консультантки стояли возле прилавка, косо поглядывая на меня. Я не удивлялся, но все эти любопытные взгляды порядком раздражали. Даже в девяностые таких фриков не встретишь.

Киззи потащила меня к отделу с толстовками и сразу выхватила одну темно—синюю, больше похожую на свитер.

– Как тебе такая? – спросила она.

Хуже всего то, что прямо на груди был нарисован нелепый «Мазерати», а под ним набор каких—то цифр. Я что, похож на таксиста?

– Во—первых, рисунок ужасный, – я ощупал ткань. – А, во—вторых, она же совсем тонкая. Насколько я знаю толстовки должны греть.

– Толстовки должны греть, – передразнила меня Киззи, но все—таки повесила ее на место и принялась искать что—то другое, отодвигая те, что не подходили. Она достала красную толстовку, которая уже выглядела лучше предыдущей, но:

– Слишком яркая, – решил я.

Киззи взяла соседнюю и наставила на меня.

– Эта мне велика.

Она нахмурилась, вешая еще одну отвергнутую толстовку на вешалку. Взяла следующую, кислотно—желтую.

– А эта?

– Серьезно? Она же желтая.

Киззи тяжело вздохнула, закатив глаза.

– Тебе хоть что-нибудь нравится? – проворчала она, возвращая желтый кошмар назад.

– Да. Мои брюки и рубашка.

– Хорошо, я буду искать.

Я улыбнулся. Мне нравилось злить ее. Я не столько хотел подобрать себе толстовку, сколько подольше побыть обычным, подольше не возвращаться в четыре стены Кровавого Дома. Не моя вина, что девяносто процентов товара – просто бесполезный мусор. Мне хотелось побесить Киззи, потому что я заметил, что она не может долго злиться. Меня это почему—то ужасно веселило. На какое—то время я забыл, что был рожден Принцем Тьмы, а фамилия моего отца способна выбить землю из—под ног самого бесстрашного.

– А как тебе эта? – вывел меня из задумчивости голос Киззи.

Она с трудом достала плотную серую толстовку без рисунков с карманом на животе. Она была мягкой, приятной вид и стоила чертову уйму денег.

– Мне нравится, – я зачесал волосы назад. Ладони почему—то вспотели. – Но цена кусается. У меня нет с собой столько.

Вообще—то, у меня вообще не должно было быть денег. Отец не выдает карманные расходы, потому что я из Кровавого Дома выходу реже, чем на Землю падают крупные метеориты. Но у меня есть кое—какие накопления на случай… ну да, как раз случай незапланированного не-свидания.

– О деньгах не думай, – пафосно махнула рукой девушка, хулигански улыбнувшись. Внутри у меня все подпрыгнуло, но я смог выдавить из себя недоумение. Заметив это, Киззи заговорщически понизила голос: – Недавно в городе случилась авария, и муж владелицы магазина сильно пострадал. Ему потребовалось переливание крови. Больница твоего отца спасла ему жизнь. Как только она узнает, что ты его сын, она отдаст все бесплатно.

– Это… аморально, и я на сто процентов уверен, что это какой—то грех. Но впечатляет. В плохом смысле.

– Спасибо.

– Ты вообще слушаешь? Мы не будем так делать.

Между тем, Киззи наставила на меня серую толстовку и задумчиво кивнула:

– Думаю, тебе пойдет.

– Киззи!

– Осталось только найти джинсы, пару футболок, рубашку и шляпу ковбоя.

– Шляпу ковбоя?! – воскликнул я. У меня вдруг появилось острое желание извиниться перед моей шляпой Борсалино. Не такая уж она и неуместная.

– Чтобы ты не сгорел, дурачок, – она щелкнула меня по носу. Как мило, что она помнит. Хотя шестое чувство мне подсказывало: как—то сложно забыть, что твои друзья могут сгореть на солнце.

Выбрав толстовку, мы отправились в отдел в отдел джинсов, провожаемые пристальными взглядами консультанток. Следующие полчаса стали синонимом слова «Ад». Я поклялся, что больше никогда не стану обновлять гардероб. Одни джинсы были неприлично узкими, другие, напротив, могли уместить в себе трех Стефанов, третьи – канареечно—желтые (снова!), четвертые мне не нравились, пятые – клеш (откуда они вообще тут взялись?!). мне уже стало жарко в этом идиотском (во всех смыслах) свитере. И вот наконец я нашел Их. Джинсы с большой буквы. Под этим я имею в виду, что они хорошо сидели на мне, ничего не зажимали, не полнили и не выставляли меня дураком.

– Ну наконец—то, – выдохнула Киззи, смахнув со лба воображаемый пот.

– Может хватит? – взмолился я. Да уж, я представлял себе это не—свидание гораздо веселее. Хотя бы потому что в мечтах я был прилично одет и хоть немного разбирался в современной моде.

– Потерпи еще немного, – попросила подруга. – Знаешь, что? Давай ты выберешь две футболки и рубашку, а я пока схожу за шляпой, – она собралась уйти в противоположный конец магазина, но резко остановилась, строго наставив на меня палец: – Только одно условие: они должны хорошо сидеть на тебе.

– Так точно! – кивнул я, провожая ее взглядом. Про себя я отметил ее походку, покачивающуюся из стороны в сторону. Невольно улыбнувшись, я бросился к отделу с футболками и выхватил первые попавшиеся – одна с мордой волка на фоне луны, а другая синия с логотипом Бэтмена на груди (как иронично). Затем я поспешил к рубашкам и выбрал ту, что не нравилась мне меньше всего – красную клетчатую. Вполне себе ничего, решил я, разглядывая свой улов.

Я вернулся в отдел с джинсами и стал дожидаться Киззи. Впервые с момента появления в магазине я обратил внимание на атмосферу. Натертые до блеска плитки отражали многочисленные вешалки. Сверху жужжали и потрескивали включенные лампы. Пахло новой одеждой и духами незнакомцев. Не самое приятное место даже если забыть о глазеющих консультантов.

Я еще раз обвел глазами помещение, уже начиная нервно стучать ногой по чистому полу, когда наконец заметил возвращающуюся Киззи с коричневой ковбойской шляпой в руках. За ней шла коренастая женщина с тусклыми каштановыми волосами, в белой блузке и серых классических брюках. Киззи ее не замечала.

– Ну вот, – подойдя ко мне, Киззи сняла мою шляпу Борсалино. От ее прикосновения по позвоночнику пробежал электрический заряд. Быстро надев на меня Стетсон, она отступила на шаг. – Если наденешь рубашку и джинсы, будешь классно смотреться.

– Кхм. – кашлянула женщина. Я разглядел на ее бейджике надпись, гласившую, что перед нами владелица магазина, Рейчел Джонас. – А вам, детки, есть чем заплатить?

Она говорила таким тоном, каким обычно подзывают бездомного щенка из канавы. И еще она сказала «детки» при том, что я был на голову выше нее.

Я замялся, нервно теребя рукав свитера. Я собирался достать из кармана все деньги, что взял с собой, но я не был уверен, что их хватит, чтобы покрыть стоимость всего, что мы с Киззи выбрали. И я все еще был категорически против того, чтобы привлекать сюда отца – владельца больницы. Это нечестно (хоть меня и впечатлила находчивость Киззи).

– Добрый день, госпожа Джонас! – к удивлению, бодро воскликнула Киззи. – Это мой друг Стефан.

Я пробурчал что—то «Здравствуйте» (или «пожалуйста, заберите меня домой»), старательно избегая смотреть в глаза госпоже Джонас.

– Его отец – владелец местной больницы, – продолжила подруга без капли стеснения. – Тот, который основал его.

Я уже собрался извиниться и как можно быстрее покинуть помещение. Я совсем не верил, что госпожа Джонас вдруг позволит просто забрать вещи, даже если мой отец и спас жизнь ее мужу. Но тут ее глаза, напоминавшие пруды с застоявшейся водой, наполнились слезами, и она взяла меня за руку.

– Так вот кого вы мне напомнили, молодой человек, – проговорила она, пристально глядя мне в душу, отчего мне стало неприятно. – Я очень благодарна вашему отцу! Ближайшая больница находится в Трансильвании, Уолтер бы просто не пережил поездки, – ее голос срывался, и мне стало еще хуже. – Вы так похожи на отца! Берите, берите бесплатно.

Она поцеловала меня в обе щеки, наверняка оставив следы помады. Я поверить не мог, что Киззи оказалась права. Краем уха я услышал, как она давится от смеха. Затем госпожа Джонас наконец отпустила меня.

– Спасибо, госпожа, – сказал я, вытирая щеки рукавом. В носу все еще стоял сладкий запах ее духов. – Но я не могу принять такой щедрый подарок. Возьмите хотя бы половину суммы.

Киззи ткнула меня в бок.

– Я настаиваю! – отмахнулась от денег женщина. – И передайте отцу мои благодарности. Я видела его больнице, но он был слишком занят и даже не остановился выслушать меня.

– Он… не слишком разговорчив, – извинился я. Мне стало немного стыдно за отца.

– Хорошего дня, детки, – махнула нам рукой госпожа Джонас и направилась к стайке консультанток.

С огромным облегчением я шагнул в направлении выхода, но Киззи схватила меня за ворот свитера и потянула назад.

– Нет уж, мышонок, – наигранно строго сказала она. – В таком виде ты домой не пойдешь. Иди переодеваться. Я буду ждать у кассы.

***

Когда я появился возле кассы в своем новом как это сейчас говорят «прикиде» (сто) шестнадцатилетнего ковбоя, Киззи держала в руках бумажный пакет и, задумчиво хмурясь, разглядывала свое предплечье. Все оно было покрыто бугристыми шрамами, некоторые были совсем свежие, еще красные. Заметив меня, Киззи поспешно спрятала руку за спину и, кажется, покраснела.

– Н—ну вот, – запнулась она, – теперь выглядишь как нормальный симпатичный ковбой.

– Спасибо, – пробормотал я, оценивая свое отражение, хотя мои мысли были заняты шрамами Киззи. Я понимал, что спрашивать о них – это верх бестактности и даже грубости, но также не думал, что она сама расскажет. А я ненавижу чего—то не знать. Я поправил перчатки. Может мне удастся заслужить ее доверие.

– Пойдем, съедим по мороженому, – предложила Киззи на выходе из магазина. Она старательно избегала смотреть на меня.

Но съесть по мороженому мы не могли. Я объяснил подруге, что мог бы съесть мороженое из крови, но смертные продавцы вряд ли продают такое. Поэтому клубничным рожком наслаждалась только Киззи.

Я проводил ее до дома. Перед кованой калиткой она остановилась и снова окинула меня взглядом с ног до головы.

– Стеф, – она облизала губы. Она что, нервничает? – У меня скоро день рождения. Не хочешь заглянуть в гости?

Если бы вы знали каких усилий мне стоило не закричать и не начать бегать по лужайке перед домом. Глупая улыбка расплылась по моему лицу, и я сказал, заикаясь:

– Д—да, конечно! Когда?

– Приходи в субботу. – Улыбнулась Киззи. – К двенадцати.

– В субботу к двенадцати, – повторил я, стараясь спрятать улыбку.

Когда Киззи скрылась за закрытой дверью, я, пританцовывая отошел на дорогу. Я в жизни не танцевал, но тут ноги сами решили исполнить что—о новенькое. Я чувствовал так много всего, что казалось сейчас взорвусь.

– ДА! – воскликнул я, подпрыгнув высоко вверх, словно пытался коснуться неба с по—осеннему тусклым солнцем.

Рука взметнулась и сбила ковбойскую шляпу. Подставила незащищенную голову убийственным лучам светила. Ветерок подхватил шляпу и она, кружась, упала к ногам.