Текст книги "Куда приводят грехи"

Алекс Д
Куда приводят грехи

«Время придумано Сатаной, а вечность принадлежит Богу».

Сергей Бодров.

Пролог

Юг Франции, средние века.

Запинаясь за собственные сутаны и придерживаясь руками за склизкие стены узкого коридора, епископ Поль Фортье и священник Эмиль Бастьен едва поспевали за размашистыми, быстрыми шагами Андре Лафонтена. Подземелье монастыря с извилистыми ходами, вдоль которых располагались крошечные каменные клетушки для ожидающих суда либо казни узников, производило гнетущее впечатление на любого, кто оказывался здесь. Факелы горели не все, из-за постоянных сквозняков и сырости в мрачных коридорах стоял лютый холод, под ногами копошились голодные крысы, по покрытым плесенью стенам сочилась влага. Запыхавшись, тучный епископ Фортье замешкался, споткнувшись о каменный выступ, остановился, чтобы отдышаться, настороженно взглянул на преподобного Бастьена. Тот ответил ему коротким кивком и поджал тонкие губы. Передохнув пару секунд, епископ и святой отец поспешили догнать удаляющегося инквизитора, скрытого с головы до ног длинной широкой черной сутаной, мрачно развевающейся за его спиной. Опустив просторный капюшон на лицо, Андре Лафонтен стремительно передвигался по подземельным ходам монастыря, словно знал его, как свои пять пальцев, хотя прибыл сюда впервые. Широкие плечи, высокий рост и решительность инквизитора Лафонтена, с которой он перемещался в незнакомом месте, внушали Фортье и Бастьену тревогу и неуверенность. Лафонтен резко свернул вправо и все трое оказались на лестнице, покрытой склизким илом. Резкий порыв ветра задул факел в руке епископа и тот осенил себя крестом, пробормотав под нос молитву. Бастьен последовал его примеру, а инквизитор даже не обернулся. Его факел горел ярко, не колеблясь от дуновения сквозняков.

Епископ и преподобный снова встретились взглядами и, вздохнув, продолжили путь. В трусливых сердцах обоих появилась безотчётная тревога и неясное подозрение, что на свою беду они вызвали из Тулузы инквизитора Андре Лафонтена, чтобы тот одобрил совершение казни над осужденной светским судом Валери Мартель.

Епископ отправил прошение две недели назад и не ожидал, что Святая палата пришлет для изучения дела приговорённой ведьмы, молодого, немногословного инквизитора с гладковыбритым лицом и суровым взглядом. Епископ почувствовал неладное, как только Лафонтен въехал в город верхом на чёрном, породистом жеребце. Голову инквизитора скрывал шлем, поверх черной сутаны сверкали на солнце добротные доспехи, которые выдавали в мужчине жесткого и несговорчивого воина, на поясе опасно поблёскивал кинжал с осыпанной драгоценными камнями рукояткой. Фортье не сомневался, оружие Лафонтен носил не только для устрашения или хвастовства, и едва перекинувшись с важным гостем парой фраз, понял, сотрудничать с инквизитором будет очень непросто.

Смущало также то, что Лафонтен прибыл один, без писаря и других помощников. Епископ решил, что дело затянется и немного приуныл, но инквизитор оказался не из тех, кто тратит время впустую. Он отказался от отдыха и трапезы с местными духовниками, пробыл в отведенных ему покоях не более нескольких минут, ушедших на то, чтобы снять доспехи и тяжелое облачение, а затем ополоснуть лицо. После, потребовал сопроводить его в главный зал, где тщательно изучил дело, ради которого его вызвали в крошечный городок в южной Франции. Само название Андре услышал впервые, получив распоряжение от старшего инквизитора Святой палаты в Тулузе. На сосредоточенном лице с резкими чертами не отражалось ни одной эмоции, что могла бы выдать его мнение или мысли о прочитанном. Он сурово сдвигал брови, пробегая взглядом по страницам, иногда напряженно сжимал челюсть, из-за чего на широких скулах бугрились желваки, высокий воротник натягивался на мощной шее.

Затем Лафонтен вызвал на повторный допрос ключевых свидетелей, на показаниях которых строилось обвинение против осужденной Мартель. Их оказалось немного. Пять человек: жена священника Лаура Бастьен, ее служанка Жанна, две местные доярки Ивет и Полин Габен, являющиеся матерью и дочерью, и портниха Нинон Ларуш. Перепуганные женщины, которых привели к инквизитору под конвоем, повторили слово в слово то, что он уже успел прочесть. На вопросы Лафонтена отвечали сбивчиво, постоянно поглядывая на помрачневших Фортье и Бастьена. Ивет и Полин Габен заявили, что Валери Мартель неоднократно травила коров, когда те паслись на пастбище. Она якобы давала животным какие-то травы и те на утро испускали дух. Лаура Бастьен обвинила Валери в том, что та напоила ее дочь отваром и девочка вскоре скончалась от чахотки. Служанка подтвердила, что сама видела, как Валери подошла к девочке на улице и дала ей глотнуть из небольшой бутылки с мутной жидкостью. Примерно то же самое рассказала портниха Ларуш про своего мужа, который скончался от внезапной болезни после употребления снадобья, приготовленного Валери Мартель. И все пятеро в один голос утверждали, что видели девушку возле озера ночью, где она обнаженной кружилась с чертями. Закончив допрос, инквизитор изъявил желание лично переговорить с обвиняемой.

И вот, спустя короткий период времени и пару сотен шагов, (инквизитор пересёк расстояние со скоростью, на которую была способна только молодость), они оказались в десяти шагах от кельи, где держали осужденную. Фортье и Бастьен едва дышали, задыхаясь от спертого тяжелого запаха крови и пота, усиливающегося с каждым новым шагом. Из глухих дверей других темниц, закрытых на тяжёлые засовы, раздавались отчаянные стоны и вопли узников, умоляющих о пощаде.

– Это здесь, – выдохнул святой отец, прижимая широкий рукав своей сутаны к носу и неприязненно морщась. Он остановился у двери последней кельи, располагающейся на большом расстоянии от остальных. – Вот же тварь, – рявкнул Бастьен и пригнулся, когда над его головой с криком юркнула летучая мышь, задев своими мерзкими крыльями. Его факел снова потух и священник испустил хриплый возглас, осенив себя крестом.

– Это сквозняк, преподобный, – ухмыльнулся инквизитор, смерив Бастьена снисходительным взглядом. – Если ведьма настолько сильна, чтобы задувать наши факелы сквозь стены и двери, то, что может удерживать ее внутри? – иронично выгнув бровь, спросил он у побледневшего священника. – Ваша жена рассказала жуткие вещи о Валери Мартель, но нам ли не знать, каким богатым порой может быть женское воображение. Не поддавайтесь страхам, святой отец, именно через него Дьявол овладевает нашими душами.

– Вы скоро все увидите собственными глазами, – мрачно предрек епископ Фортье.

– Несомненно, ваше преосвященство, – уверенно кивнул Андре. – Дождитесь меня здесь. Можете помолиться, чтобы ведьма не украла мою душу, – насмешливо усмехнулся инквизитор, передав свой факел Фортье.

– Не волнуйтесь, девушка прикована к стене и не сможет причинить вам зла, – епископ не скрывал своего облегчения, услышав, что ему не придётся присутствовать на допросе. Лафонтен пренебрежительно фыркнул.

– Цепи не могут остановить зло, разве вы не знали, ваше преосвященство? – скептически произнес Андре. Суеверность священнослужителей в небольших городах и селах вызывала у Андре Лафонтена стойкое неприятие. Он был уверен, что теряет время и ведьма, ради которой его вызвали в эту дыру, не более чем еще одна попавшая в немилость местных женщин девица, развлекающая чужих мужей. За годы своей службы Лафонтен вынес немало обвинительных приговоров, сжёг и повесил десятки мужчин и женщин. Среди них были предатели веры, еретики и отступники, но он ни разу не видел настоящую ведьму или черного колдуна, хотя приговоры, что он выносил, говорили иное. Если человек отвернулся от церкви и Бога, то какая по сути разница, за что именно его казнят?

Открыв засов, инквизитор со скрежетом двинул плечом тяжелую дверь. Скрипнули несмазанные петли, тьма, просочившаяся из кельи зловещей тишиной, ударила в нос едким запахом отчаяния, немытого тела и человеческих испражнений. Внутри что-то тревожно дрогнуло, прошло по затылку и позвоночнику ледяным дыханием. Нахмурившись, Андре забрал свой факел у Фортье, одернул на лицо слетевший от порыва ветра черный капюшон и шагнул в темное, зловонное помещение. Дверь за ним закрылась с глухим звуком, заставив инквизитора непроизвольно вздрогнуть.

Подняв факел чуть выше, он расправил плечи и тут же пригнул голову, ударившись о низкий, покрытый плесенью потолок. Тусклый свет напугал копошащихся вокруг железной миски крыс, бросившихся с писком в рассыпную. Вонь ударила в ноздри, вызвав рвотный позыв и, стараясь дышать как можно реже, Лафонтен прошел в центр крошечной кельи. Вставив факел в специальное углубление в стене, инквизитор неторопливо огляделся. За время своей службы он немало повидал темниц, где узники содержались в диких условиях и научился перебарывать внутреннее отвращение и неприятие вида загаженных камер, изможденных и грязных тел. Покрытые слизью стены, промозглый холод, капающая с потолка вода, посматривающие на незваного гостя черными бусинами глаз тощие крысы. Омерзительный запах исходил от неглубокого отверстия в полу, куда, по всей видимости, несколько недель подряд справляла нужду приговоренная к казни Валери Мартель. Сама она неподвижно сидела на грязной соломе, забившись в дальний угол.

Неровный свет от факела позволял рассмотреть только тёмную крошечную фигуру в рваной, покрытой бурыми пятнами рубахе, задравшейся на бледных, худых бедрах. Отвернутое к стене лицо скрывали черные длинные волосы, превратившиеся в колтуны. Тонкие кровоточащие запястья и щиколотки девушки были закованы в тяжелые цепи. Она не шевелилась. Лафонтен не слышал ее дыхания, ему показалось, что девушка умерла, не дождавшись казни. Подобное случалось часто. Немногие выдерживали допросы и пытки, устраиваемые местными представителями власти. Его взгляд задержался на босых ступнях узницы, напоминающих кровавое месиво. Раздавленные щипцами ногти, воспалённая от пыток раскалёнными углями кожа, распухшие суставы, свидетельствующие о том, что девушку растягивали на дыбе.

Инквизитор посмотрел на руки, сложенные на коленях и впервые за годы служения в Святой палате в невольном смущении отвел взгляд. Некоторые пальцы девушки были вывернуты в обратную строну, ногтевые пластины отсутствовали, кожа под железными браслетами почернела и начала гнить. Инквизитор выдохнул, и из его губ вырвалось облако пара. В темнице стоял жуткий холод и он ощущал его даже через плотную сутану. Неудивительно, если девушка умерла. В подобных условиях выжить невозможно. Несмотря на молодой возраст Лафонтен повидал немало на своем веку. Он лично участвовал в пытках и никогда не испытывал сочувствия, сострадания или жалости. Когда речь шла о верности Святой инквизиции, человечность в нем отключалась. Андре вырос в монастыре в Тулузе и с юных лет был всецело предан церкви и Богу, не позволяя сомнениям проникнуть сквозь стальную броню безжалостного защитника веры и непоколебимого вершителя наказаний для отступников и еретиков.

Инквизитор сделал еще один шаг по направлению к осуждённой «ведьме», подошвы его сапог заскрипели. Он присел на корточки напротив неподвижной Валери Мартель. Ознакомившись с делом, Лафонтен знал, что Валери всего восемнадцать лет. Ее мать умерла, когда девушке было шестнадцать, оставив дочь круглой сиротой. Валери жила одна в маленькой лачуге на окраине небольшой местной деревушки и, согласно показаниям свидетелей, занималась колдовством, никогда не посещала службы в церкви и вела распутный образ жизни, вступая в сношения с разными сатанинскими отродьями в ночи полнолуния. Все пять свидетельниц заявили, что видели, как на залитой лунным светом поляне обнаженная Валери танцевала с чертями возле озера. После подобных плясок на город обрушивались несчастья, умирал скот, болели дети и старики, скисало только надоенное молоко, в озере находили утопленников, а на его берегу – лодки с пробитым днищем.

Нечто подобное Лафонтен выслушивал в каждом третьем случае, связанном с обвинениями в колдовстве, но сам лично не верил в россказни суеверных глупых баб. Но то, что девушка не посещала церковь и сторонилась священнослужителей, говорит не в ее пользу. Также известно, что мать не крестила дочь, а это уже попахивает ересью. Отшельники, ведущие затворнический образ жизни, всегда вызывают массу пересудов, особенно если это девушка. Совсем юная, беззащитная, одинокая девушка, являющаяся легкой добычей для любого мужчины, проходящего мимо хижины. Что если причина ненависти женщин скрывается именно в этом факте? Среди доносчиц оказалась Лаура Фортье – жена священника, инициировавшего расследование. Неужели преподобный Фортье тоже не смог удержаться от соблазна? В таком случае Валери Мартель действительно опасна и является угрозой для духовной чистоты прихожан этого города. Распутная девушка – источник зла, сосуд греховности и нечистот, которые оставляют в ней многочисленные любовники. Пристальный взгляд Лафонтена снова прошёлся по бледным бедрам девушки, покрытым цветными синяками. В душу закралась неприятная догадка, но он тут же отогнал её прочь. Однако рваная одежда и грязное одеяло, брошенное поверх соломы, вновь наводили, внимательного к деталям инквизитора, на определенные мысли.

– Валери Мартель, – строго произнес инквизитор звучным, глубоким голосом, зловещим эхом разлетевшимся по крошечной темнице. Девушка дёрнулась, звякнув железными цепями, шумно вздохнула, застонав от боли. Подтянула колени ближе к себе, неуклюже накрывая их обрывками рубашки. Сломанные пальцы не слушались, кровь засочилась из поврежденных запястий. Судорожно дыша, девушка плотнее вжалась спиной в ледяную стену и затихла.

Без всякой на то причины Лафонтен оцепенел. Монотонный звук воды, капающей в другом углу, усилил ощущение неестественной тишины, которая повисла между инквизитором и узницей. Ее страх и ужас были осязаемы, но он по-прежнему не видел ее лица, скрытого под спутанными волосами. Его поразило другое…Он не мог поверить и сначала решил, что у него разыгрались обонятельные галлюцинации, но, когда девушка снова тряхнула головой, накрывая черными локонами обнажившиеся в дырявой рубахе худые плечи, Лафонтен снова это почувствовал. От Валери Мартель исходило не зловоние грязного, измученного, покрытого гниющими ранами тела, а тонкий чистый аромат жасмина, проникающий в ноздри Андре и вытесняющий запахи выгребной ямы. Мужчина озадаченно сдвинул брови, впервые столкнувшись с подобным феноменом. Потребность увидеть ее лицо вычеркнула все имеющиеся в голове вопросы, которые он собирался задать. Вскочив на ноги, он в два шага пересёк расстояние до стены, где оставил факел и, выхватив его, вернулся к узнице. Снова присел перед ней на корточки, освещая сжавшуюся фигурку.

– Пожалуйста, не надо. Умоляю вас… – проговорила она едва слышно, в защитном жесте приподнимая скованные руки с переломанными пальцами. Ее отчаянный нежный голосок, как колокольный звон отозвался в висках Лафонтена, усиливая бег крови по венам, сердце забилось быстрее, дыхание перехватило от необъяснимого волнения. Он не верил собственным ощущениям. Что за наваждение?

– Не бойся меня, дитя. Я пришел выслушать тебя и облегчить твою душу от бремени грехов, – севшим голосом произнес инквизитор. Мужская рука, сжимающая факел, дрогнула, по спине вновь прошелся холодок. Девушка мелко задрожала, как в ознобе, и дурманящий цветочный аромат снова окружил потрясённого инквизитора. – Я не причиню тебе зла. Я здесь, чтобы разобраться в том, в чем тебя обвиняют, – изложил он более уверенным тоном.

Валери судорожно вздохнула и неуверенно опустила на колени искалеченные под пытками руки.

– Я уже все рассказала, святой отец, – отозвалась она тихим мелодичным голосом, в котором прозвучали нотки обреченности. Она приняла его за священника. Что ж, может это и к лучшему. Лафонтен проглотил образовавшийся ком в горле и почувствовал себя увереннее, вспомнив, что перед ним всего лишь слабая измученная девушка.

– Посмотри на меня, дитя, – попросил Андре, смягчая интонации властного голоса, чтобы ненароком не отпугнуть узницу.

Она снова испуганно затряслась и звон цепей разрезал гнетущую тишину. Очень медленно, словно через силу, девушка подняла голову. Спутанные волосы разошлись в стороны, открывая удивительной красоты бледное лицо. Лафонтен изумленно замер, разглядывая правильные изящные черты, пытаясь припомнить, видел ли он когда-нибудь подобное совершенство. Бархатистая фарфоровая кожа девушки словно излучала сияние, мерцая изнутри, и вызывая непреодолимое желание прикоснуться и проверить, насколько реально то, что видят его глаза. Хотелось одновременно отвести взгляд в сторону и смотреть бесконечно на ее темные изогнутые брови, тревожно сдвинутые на переносице, густые опущенные ресницы бесконечной длины, маленький, аккуратный нос идеальной формы, высокие благородные скулы и полные розовые губы, похожие на лепестки роз. Лафонтен повидал много красивых титулованных дам, наряженных в шелка, парчу и бархат, но эта девушка, облачённая в лохмотья, была в разы прекраснее любой из них. «Неужели это и есть твое главное преступление?», пронеслось в голове инквизитора. Невероятная красота и непреодолимый соблазн, который она представляла для любого, обращающего взор на лицо Валери Мартель. «Какие дикие люди», подумал он, ощущая, как с каждой минутой в его сердце усиливалась злость на мучителей несчастной Валери. Его взгляд опустился на ее голые ноги, покрытые язвами, ранами и синяками. Они не тронули лицо, не посмели осквернить то, что вызвало их похоть и желание сорвать, заковать и уничтожить прекрасный цветок.

– Ты знаешь, в чем тебя обвиняют, дитя? – его голос охрип и угас, потому что в этот момент девушка открыла глаза. Темные ресницы распахнулись, касаясь кончиками век. Факел в руке инквизитора снова дрогнул, пламя колыхнулось, словно от порыва ветра. Инквизитор невольно отпрянул, изумлённо глядя на Валери Мартель. Отблески неровно пляшущего пламени мелькнули в разноцветных глазах девушки. Один прозрачно-голубой, как безмятежная гладь горного озера, второй – ярко-зеленый, как свежая весенняя листва. В глубине черных широких зрачков на него смотрело собственное отражение, охваченное суеверным ужасом. Внутренности Лафонтена скрутило болезненное напряжение. Ему захотелось отвернуться, сбежать отсюда и забыть, что он когда-либо заходил в эту проклятую келью.

– Обвинений слишком много, святой отец, – произнесла она, глядя в глаза оторопевшему Лафонтену. Его сердце бешено колотилось в груди, жар разливался по телу. Смотреть на нее было невыносимо, но и отвернуться мешала какая-то нечеловеческая сила. – Я уже говорила на суде и тем, кто приходил до вас, что не виновна, – продолжила она ровным голосом. В черных зрачках полыхнул огонь, и инквизитор готов был поклясться в том, что это не было отражением горящего факела. – Мне не поверили. Они истязали меня и делали то, что запрещает ваша вера и ваш сан. Они хотят убить меня, чтобы скрыть свои преступления, а не наказать за мои.

– Веришь ли ты в Бога, Валери Мартель? – хрипло спросил Лафонтен, глядя в обвиняющие, завораживающие глаза девушки. Ее пронизывающий взгляд сковал его волю, а тело лишил подвижности. Он с трудом вспоминал слова и вопросы, которые должен задать.

– Я верю в Бога, милосердного и всевидящего. Он наблюдает за каждым из нас с небес, оценивая наши поступки и деяния, заглядывая в сердца и души. Да, святой отец, я верю в такого Бога, – уверенно промолвила девушка, вздёрнув подбородок.

– Но ты не посещаешь службу и исповедь, Валери, – суровым тоном напомнил инквизитор, глядя на чувственные губы девушки.

– Потому что в людях, которые ведут службу, читают проповеди и исповедуют прихожан, Бога нет, как и в церквях и храмах, что они построили.

– Тебя не крестили, дитя? – прищурившись, полюбопытствовал Лафонтен. Он не первый раз слышал слова, которые только что произнесла Валери Мартель. Язычники и еретики всегда обвиняют духовенство в нечистоплотности и отсутствии веры. Без сомнения, девушка виновна.

– Меня крестила моя мать в водах озера, когда я была младенцем, – ответила она, удерживая его взгляд. Аромат жасмина усилился, вызывая головокружение. Лафонтен судорожно вздохнул, пытаясь сохранить ясность ума.

– Кто твой отец, Валери? – выдавил он, ощущая, как испарина покрывает лоб под широким капюшоном, как намокает от пота рубаха под сутаной.

– У меня нет отца, – качнула головой девушка.

– Разве так бывает, чтобы не было отца? Он умер?

– Я никогда не знала его.

– Твоя мать была гулящей женщиной?

– Нет! – ожесточённо опровергла его слова Валери.

– Значит, она зачала тебя от нечистого? – глядя на нее исподлобья, задал следующий вопрос Лафонтен, внимательно наблюдая за сменой эмоций на прекрасном лице Валери Мартель.

– Вы не верите в колдовство, святой отец, – неожиданно заявила Валери, лишив Андре дара речи. – И в Бога тоже. Вам нравится власть, которой вы обладаете над простыми людьми. Вы не священник и не служитель Господа. Я вижу, что ваши руки по локоть в крови. Вы хуже тех, кто приходил ранее. Если бы я могла поменяться с вами местами, то без сомнения назвала бы вас Дьяволом во плоти, – с опрометчивой смелостью закончила девушка.

– Вы знаете, как выглядит Дьявол, Валери? – яростно сцепив челюсти, спросил Лафонтен, пораженный дерзостью осужденной.

– Я смотрю на него, – спокойно отозвалась бесстрашная узница. – Вы еще можете искупить свои преступления.

– Я? И как же? – насмешливо уточнил Лафонтен. Первоначальное оцепенение и растерянность постепенно отпускали его. Никому не под силу смутить и напугать Андре Лафонтена.

– Ваша сестра, – произнесла Валери, и инквизитор смертельно побледнел. – Вы любите ее. Только ее в этом мире. Больше некого любить. Ваши родители умерли от лихорадки один за другим. Вы прячете свою сестру в монастыре, убедив всех, что она тронулась умом, потому что боитесь, что с ней сделают то же, что и со мной. Вы думаете, она больна, но это не так. Ваша сестра особенная, она видит и чувствует окружающий мир иначе. Это не болезнь и не магия, а дар и предназначение. Божественное предназначение, – Валери на мгновение замолчала и придвинулась ближе. Пронзительные разноцветные глаза узницы оказались напротив непроницаемых, почти черных глаз Лафонтена. – Она рассказывала вам, – уверенно проговорила Валери, обдавая его чистым сладковатым ароматом цветущих полей. – Вы сами вызвались поехать сюда, потому что сомневаетесь…

– Замолчи! – гневно рявкнул Лафонтен, отстраняясь и тяжело дыша от гнева, разрываемого его изнутри.

– Она говорила, что Вы сможете ей помочь, если спасете невинную душу, – продолжила настойчивым тоном Валери. – Если поверите мне….

– Откуда ты узнала об Агнесс? – грозно прорычал Лафонтен, выронив факел. Тот ударился о каменный пол, но, к счастью, не погас. Нависнув над хрупкой девушкой, инквизитор схватил ее за горло.

– Я вижу Агнесс во снах, – прохрипела Валери, дернув руками, закованными в цепи, сморщилась от боли. Спохватившись, Андре ослабил хватку, но не убрал руку с ее горла. Ощущая, как под пальцами бьется ее пульс, он испытывал странное, незнакомое удовольствие. Ее кожа казалась такой нежной, бархатной, манящей. Приоткрытые губы словно призывали к греху, несмотря на то, что бормотали несусветную чушь. – Мы такие же творения Господа, как и вы. Но способны слышать его, не посещая храмы. Мы черпаем божественную энергию через растения и солнечный свет и с ее помощью помогаем страждущим и больным. Они сами приходят к нам. Лаура Бастьен привела свою больную дочь, чтобы я лечила ее, а Нинон Ларуш – своего мужа. Ко мне обращались многие жители деревни и города и я помогала. Только об этом никто не расскажет. Не всех удавалось спасти. Есть болезни, против которых нет лекарства. Эти люди указали на меня, потому что им необходимо кого-нибудь обвинить в своей потере. Они не думают о других, кому однажды понадобится моя помощь.

– Для помощи больным есть лекари, Валери.

– И многих спасли ваши лекари, святой отец?

– На все воля Господа, дитя.

– Отворачиваясь от нас, запирая в каменных клетках, объявляя вне закона, вы лишаете нас жизненной силы. Мы пришли в этот мир, чтобы помогать вам. Агнесс больна, потому что не может делать то, для чего рождена.

– Моя сестра не ведьма, – покачал головой Лафонтен, поглаживая пальцами шею Валери и вдыхая исходящий от нее дурманящий аромат. Он, как и многие, слышал языческие легенды о лесных нимфах и речных сиренах, живущих в гармонии с природой, вдали от людей. Неужели ему удалось поймать одну из них?

– Ведьм не существует, инквизитор, – ее взгляд настороженно прошелся по его суровому лицу, скрытому черным капюшоном, в надежде, что ей привиделось уже знакомое выражение плотского желания. – И вы точно знаете, что я говорю правду. Вы боитесь того, что не способны объяснить и ломаете то, что не можете получить. Агнесс умрет, если вы не поверите мне.

– Ты угрожаешь? – низким голосом пророкотал Лафонтен. – Мне?

– Я говорю то, что вижу, – в глазах девушки застыл испуг, когда пальцы инквизитора переместились на ее щеку, провели вдоль линии скул едва ощутимым касанием. Наклонившись, мужчина втянул раздувающимися ноздрями запах жасмина, исходящий от нежной кожи. Его дыхание изменилось, губы застыли в миллиметре от ее губ.

– Уходите, прошу вас, – тихо пискнула она. – Вы дали обет безбрачия.

– Я уже его нарушил. Разве ты не видишь этого, ведьма? – насмешливо спросил Лафонтен, обхватывая девушку за талию, прижимая к мощному телу и впиваясь губами в сжатый рот Валери. Раздавшийся металлический звон и сдавленный женский крик неожиданно отрезвили инквизитора. Он резко отпрянул, отпуская ее. Тяжело дыша, Лафонтен изумлённо уставился на нее безумным взглядом.

– Завтра на соборной площади состоится казнь, Валери, – сквозь сжатые губы прохрипел он. – У меня достаточно свидетельств, чтобы подтвердить обвинительный приговор. Тебя может спасти только признание и покаяние.

– Я невиновна, – дрожа всем телом, воскликнула девушка.

– Тогда ты умрешь, – хлёстким тоном ответил инквизитор.

– Я умру, даже если признаюсь! – Валери Мартель опустила ресницы и прислонилась спиной к стене. Склонив голову на грудь, она тихо заплакала.

– Тебе полагается последняя исповедь, дитя, – скользнув взглядом по обнажённым ногам девушки, задумчиво проговорил Андре Лафонтен. Подняв факел, инквизитор встал на ноги. – Тебя подготовят, – сухо бросил он и, не оглядываясь, поспешно покинул темницу, оставив рыдающую узницу в кромешной мгле.

В узком коридоре подземелья его встретили встревоженные Фортье и Бастьен, которые все это время простояли под дверью, тщетно пытаясь подслушать, о чем разговаривали инквизитор с подозреваемой. И сейчас с нетерпением ждали вердикта Андре Лафонтена.

– Валери Мартель виновна, – произнес он властным решительным тоном, переводя взгляд с одного на другого. – Мы казним ее завтра с утра на площади.

– Она призналась? – прочистив горло, взволнованно спросил епископ.

– Нет, ваше преосвященство, – качнул головой инквизитор. – Валери Мартель заявила, что Вы пытали и насиловали ее.

– Пытки необходимы для выясн…, – побагровев, начал Фортье.

– Разумеется, она лжет с целью очернить истинных служителей Господа, – бесцеремонно прервал его Лафонтен. – Считаю ее вину полностью доказанной, учитывая свидетельства пяти человек и показания самой осуждённой. Валери Мартель не отрицает, что считает неприемлемым посещение храмов и испытывает ненависть к священнослужителям. Также она осмелилась угрожать мне и пыталась совратить, используя свою колдовскую силу.

– Мы должны избавить город от ведьмы, – оживленно закивал Бастьен и его двойной подбородок затрясся в такт движениям. На лоснящемся от жира лице появилось выражение удовлетворения.

– Вы должны подготовиться к последней исповеди, которую проведу я, – решительным тоном проговорил Лафонтен. – Возможно, мне удастся выяснить новые подробности ее колдовской деятельности.

– Я могу сделать это, – вызвался Фортье. Андре охладил его пыл ледяным взглядом.

– В этом нет нужды! – отрезал он. – Снимите с Валери Мартель оковы, проводите наверх и распорядитесь, чтобы монахини помыли, обработали раны и накормили ее. Будет справедливо, если свою последнюю ночь она проведет за молитвой в более щадящих условиях.

– А если сбежит? – спросил епископ, изумленно уставившись в бесстрастное лицо инквизитора.

– Я буду молиться с ней до утра и не позволю ведьме подняться с колен, – невозмутимо ответил Лафонтен, в темных глазах мелькнуло мрачное предвкушение. – К тому же, келью легко можно запереть, как изнутри, так и снаружи.

* * *

Утром следующего дня, под возгласы возбуждённой толпы Валери Мартель в деревянной клетке протащили через весь город и доставили на центральную площадь перед готическим собором с высокими сверкающими в лучах солнца шпилями, где должна была совершиться казнь. Девушку коротко остригли и одели в серую длинную рубаху. Запрокинув голову, она сидела на полу своей клетки, сложив на коленях руки с израненными запястьями и изувеченными пальцами. В спину ей упирались крепкие прутья, холодный осенний ветер нещадно бил в лицо. Дети местных жителей поднимали с земли камни и бросали в несчастную, но, к их огорчению, так ни разу и не попали в цель. Камни отлетали от прутьев клетки и падали обратно в пыль. Епископ Фортье и священник Бастьен возглавляли процессию горожан, выкрикивающих призывы сжечь ведьму. Они следовали за повозкой, на которой мерно покачивалась клетка с безучастной к происходящему Валери Мартель. Она словно не слышала ожесточенных кровожадных криков беснующихся людей, в последний раз греясь в остывающих лучах солнца и вдыхая свежий воздух полной грудью.

Инквизитор Андре Лафонтен ехал верхом на своем породистом жеребце сбоку от повозки и его отороченный мехом черный плащ развивался за спиной, подобно черным крыльям самого Дьявола. Мрачный, тяжелый взгляд наездника был прикован к лицу отрешенной узницы, но Валери так ни разу и не взглянула на него. Широко распахнутыми глазами она смотрела на плывущие в небе грязно-серые облака, гонимые ветром; на птиц, что, сбиваясь стайками, с криком взмывали в голубую высь и разлетались в стороны; на колышущиеся кроны деревьев, изредка попадающиеся вдоль дороги; на увядающие цветы и поблёкшие осенние краски, готовящейся к зиме природы. Ее распухшие губы, истерзанные «молитвами» инквизитора беззвучно шевелились, прощаясь с этим прекрасным и жестоким миром, который так безжалостно отверг то, что она могла подарить ему. Валери знала, что ее ждет, но ни одной слезинки не скатилось по бледной щеке, ни тени страха не закралось в чистую, неоскверненную душу девушки. В чем-то Лафонтен оказался прав. На все воля Господа. И если ее время подошло к концу, то она готова принять свою судьбу достойно. Промозглые порывы ветра забирались под тонкую рубаху, но девушка не дрожала, ей был приятен холод, остужающий раны, нанесенные на ее тело во время последней исповеди. Все скоро закончится. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза.