Текст книги "S-T-I-K-S. БОМЖ"

– Ленту держи! Смотри, чтобы не перекосило! Нам теперь скрываться не от кого, смотри, как улепетывает!

Пулемет застучал экономными короткими очередями, кроша головы и тела плотно столпившихся у основания вышки свихнувшихся. Когда лента закончилась, ствол пулемета так накалился, что вода в кожухе стала закипать. Стрельбу пришлось прекратить. Командир заправил последнюю пулеметную ленту, передернул затвор, подхватил винтовку и полез по ступенькам вниз.

– Смотри в оба и башкой крути во все стороны: если прибежит здоровенный – прикроешь. Там просто все: держишь за ручки, жмешь на гашетку. Остыть ему нужно; без особой нужды не стреляй, заметишь кого, крикни просто, я быстро вернусь.

– Куда вы?

– Кое-что доделать требуется, я скоро.

Пока Сергей Николаевич исправно бдел, снизу слышались смачные удары штыка и более глухие – приклада, затем прозвучали выстрелы из «нагана». По лестнице застучали сапоги, командир поднялся, держа в запачканной кровью руке «наган», который тут же принялся набивать добытыми где-то патронами. Вместо шинели на нем была одета кожаная куртка, явно снятая с чужого плеча.

– Вот, разжился у Санька, другана бывшего, самолично башку ему прострелил, только не Санек это уже был, а зверь лютый. Что ж это творится профессор? Что с людьми сделалось? Ведь хорошие были товарищи, преданные нашему делу, а тут такое расстройство. А винтовке хана. По черепушкам пока охаживал живоглотов – переломилась, не выдержала. Крепкие у них черепушки и, похоже, боли совсем не чувствуют. Я ему штык в брюхо, а он винтовку схватил и тянет к себе, до меня, чтоб, сука, добраться. Я ему дырку во лбу высверлил из «нагана», только тогда утихомирился, зараза. Винтовку вытянул, а она на половину в крови и кишках, в руки брать противно. Выпить мне надо, хорошо выпить и забыть это все, хоть ненадолго. Башка еще трещит как с большого бодуна, ослаб я что-то, сил нет никаких. Сам-то как?

– Я тоже нехорошо себя чувствую, и чем дальше, тем хуже.

– Захворали мы с тобой Серега, чую, что захворали, как бы тоже в такую тварь как эти не перекинуться. Ты, ежели чего такого в себе или во мне заметишь, говори сразу, не таись, а то после еще хуже будет. У меня сил, чтобы застрелиться хватит, а вот в тебе не уверен. Я тебе скажу – лучше пулю себе в башку, чем такое, согласен?

– Мы бы давно уже стали такими, как они. Наше недомогание другого рода, так что насчет превращения в людоедов можно не беспокоиться.

– Хорошо, ежели так. Надо бы осмотреться здесь получше. Стреляли же, значит, могут быть и другие выжившие. Очень надеюсь, что смог кто схорониться. Сейчас передохну немного и схожу. Ты оставайся здесь. Задача прежняя: наблюдать и, если что, – предупредить. Здоровый сбежал, но может и вернуться. Там за оградой еще паслись несколько зверюг, что помельче, так что расслабляться нам рано. Пулемет остывает вроде, водички подлить надо бы в кожух, там уже, поди, половина выкипела.

Часть третья. Отцы-основатели. Илко

Командир начал было уже спускаться, как вдруг замер и тут же запрыгнул назад, выхватывая «наган».

– Рюсский, не стрэляй, не надо, моя памагай пришел. Рюсский – великий воин, убил большого зверя. Никто не мог, а рюсский убил. У меня лекарство есть, вы болеть, я помогай. Нэ будешь стрэлять?

– Это кто? Ты кто там?

– Судя по произношению, это кто-то из малых народов, чукча или эвенк.

– Нэненцы мы. Шаман сказал: надо идти предупрэдить. Однако олень нет – зверь сожрал, всэх сожрал, пешки шел, пешки долго, нэ успэл. Я памагай, нэ будешь стрэлять?

– Там, похоже, что живой человек, говорит, помочь пришел, я думаю, пусть выходит. Нынче все, кто живые – на нашей стороне. Может, действительно у него какое снадобье имеется, а то мне совсем худо уже.

– Да, башка так не трещала с самой лютой похмелюги. Эй, как там тебя? Забирайся сюда!

Абориген появился, вроде как из неоткуда, то ли в тени бревенчатой стены прятался, то ли еще как скрывался от их взора. В руке копье, наконечник там, похоже, вообще каменный, мешок за спиной из шкур сшитый, грубой работы. Полез наверх.

– Русский откуда знаешь?

– Цар присылал людей, ссыльный прозываются, учыл, мэня учыл, других учыл, хороший чэловэк был, помер только, давно помер. Вот бэри, пыть нада, не много, однако. Много пыть – болэть будэшь.

– Что это за дрянь?

– Лэкарства, шаман дэлать, все пыть, нада.

– Ну что, профессор, поверим местному населению?

– Пусть сам глотнет.

– Эта можна, толко мала-мала, болэть не хочу, идти нада, далеко, сила нада многа.

– Куда идти-то?

– Здэсь плахое мэсто, звэрь придет, всех сожрет, зверь хитрый, сидит в лесу, ждет. Рюсский один убил, это хорошо, второй остался и еще малый звэр есть, тоже ждет, не уйдет. Придут вместе сожрут нас, идти нада.

– Так ты не сказал, куда идти. Там безопасно, что ли? Сюда скоро поезд придет, солдаты с пушками, по телеграфу в горком сообщили наверняка уже, подождем здесь. Пулеметы исправны, патронов достаточно, прокормиться найдем чем. Поищем живых, кто-то из них должен же еще остаться.

– Идти нада, быстро-быстро, расу мало, нет расу – все болеть. К шаману нада, он расу делать, люди не болеть.

– Что еще за расу такое?

– Вот, расу, пить нада, не много.

Ненец протянул командиру емкость, тоже вроде как из кожи сделанную, пахло от нее точно не фиалками. Тот взял, понюхал, поморщился и все же глотнул немного.

– Ну и отрава, твою мать, вы ее из оленьей мочи, что ли гоните?

– Нэт алень, савсем нэт, расу шаман делать, из чего нэ говорить. Лэкарство эта, башка балеть? Пить, однако, нада – чтоб башка савсем нэ болеть.

– Слушай, профессор, а ведь действительно отпускать стало, давай-ка тоже прими грамм пятьдесят, только выдохни сперва и не нюхай, а то сблеванешь еще с непривычки, не дай Бог. Еще то зелье, но вроде действительно помогает. Слушай паря, ты стрелять умеешь из винтовки?

– Ружжо нельзя, савсем плохо, русские сказали нэненцам нельзя ружжо, наказать будут, копье есть, нож есть.

– Твоим копьем только ворон пугать. Я – русский, великий воин, я тебе говорю – винтовку можно, теперь можно. Нет царя больше, запреты прежние отменяются, теперь тебе можно оружие иметь, ты тоже вроде как трудовой элемент. Значит, из наших. Держи, да не тушуйся, привыкнешь быстро. Патронов пока не дам, пусть вместо копья твоего будет. Тут штык стальной, покрепче будет твоего каменного набалдашника. Вон профессор, хоть и буржуй, а ничего, пулемет освоил, не стрелял пока правда, но держится за него уверенно. Тебя как звать-то паря?

– Илко, звать. Копье зря ругаешь, Хорошее копье, наконечник из клыка зверя делать, лучше железа будет.

– Идем, Илко, осмотрим вместе территорию, а профессор нас прикроет; хотя нет, отбой, темно уже, с утра пойдем, как рассветет. И вот еще что: сейчас забираем барахло – все, что есть – и перебираемся на другую вышку. Там три ленты к пулемету должны быть, да отсюда захватим ту, что осталась.

Чтобы добраться до другой вышки, пришлось идти прямо по телам, густо усеявшим подножие их первого убежища. Занятие не из приятных. Сергей Николаевич старался не смотреть на размозженные пулями черепные коробки, понимая при этом, что только так можно было остановить свихнувшихся. Даже перебитый позвоночник не являлся для них смертельной травмой: свихнувшиеся продолжали ползти в сторону добычи, волоча за собой парализованные ноги. Но это уже в прошлом; в настоящее время живых свихнувшихся здесь уже не было, остались только мертвые тела. Когда проходили мимо убитого большого зверя, Илко остановился, достал нож и принялся копаться в затылочной части его головы. Сергей Николаевич и Командир переглянулись понимающе – дикарь, прости Господи. Известное дело, чем только они не занимаются. Разворотивший затылок зверя Илко выскреб оттуда какую-то мерзость и сложил всю эту мерзость в кожаный мешочек на поясе. Заметив подозрительно уставившихся на него русских, принялся объясняться на ходу, как обычно сильно коверкая русские слова.

– Это нечаво. Шаман говорил нада брать и ему нести, сильно нужная вещь, однако. Ему очень нада, зачем не говорит.

– Ну, нада, значит нада, нам не жалко, главное, чтобы эти потроха вонять не начали. Завоняют – отберу и выкину подальше, усек?

– Моя понимай, нет вонять, хароший вещь, не пахнет совсем.

Залезли на соседнюю вышку, там все было так же, как и на прежней – никого нет наверху, зато стоит «максим» без защитного кожуха с тремя коробками пулеметных лент в комплекте. Командир осмотрел пулемет, заправил ленту и приготовил оружие к стрельбе.

– Сейчас пожрем и на боковую, устал я что-то сегодня, с фронта так не уставал. Дай-ка нам еще глоточек твоего варева, басурман. Хорошая штука оказывается, хоть и дрянь редкостная на вкус. Значит так, я воевал в одиночку, устал. Паря, который Илко, долго шел, сюда добираясь, думаю, тоже устал, а ты профессор, как и все буржуи, сидел на жопе, так что тебе первому и дежурить. Чукча, тьфу, Илко, пусть спит, а меня через три часа разбудишь, сменю. Вот держи часы мои, командирские, видишь написано – «за храбрость», сломаешь – пришибу, смотри не потеряй. И смотри в оба, луна сегодня полная, небо чистое, видно вокруг хорошо; смотри не засни на посту, пущу в расход немедля.

Командир, подложив сидор под голову, шинелькой прихваченной по дороге прикрылся и тут же захрапел, хорошо хоть негромко. Сергей Николаевич тоже не прочь был поспать, день выдался насыщенный; теперь, когда все затихло, он начал «плавать», глаза слипались, приходилось часто встряхивать головой, прогоняя сонливость, и крепче, до боли, сжимать ручки пулемета. Илко тоже прикорнул, но заметно было, что спит в полглаза и готов подорваться с первыми же признаками опасности. Луна действительно была нынче на загляденье: залитая сумрачным светом территория за стеной проглядывалась далеко, до самого леса. Вроде спокойно и тихо там было, но Сергею Николаевичу вдруг стало что-то там мерещиться, вроде бы он заметил какое-то подозрительное движение прямо у самой опушки леса. Бинокль бы. Вглядывался пристально, до боли в глазах, наверно показалось, решил командира пока что не будить. От кромки леса до стены расстояние приличное, как бы быстро звери не бегали, он успеет заметить и разбудить остальных. По крайней мере, он так думал. Откуда появился брат-близнец убитого «динозавра», Сергей Николаевич так и не сумел заметить. Только что вокруг все было пусто и безжизненно и вдруг вот он, возник прямо перед воротами и несется прямо на вышку. К счастью, на покинутую уже ими вышку. Сергей Николаевич надавил на гашетку, стараясь поймать в прицел голову стремительно бегущего зверя. Тот передвигался огромными скачками, сделать это было практически невозможно. Пули с чмоканьем врезались в почву, поднимая фонтанчики земли, крошили в щепки деревянную обшивку стен, только в самого зверя, похоже, ни одна так и не попала. Внезапно Сергей Николаевич оказался отброшен в сторону сильным толчком.

– Проспал, сука! Убью!

Командир подхватил ручки пулемета и повел стволом, стреляя на упреждение. Зверь с разбегу врезался в вышку, ломая и с треском опрокидывая ее на землю. Притормозил. Это дало возможность командиру прицелиться получше. Пули застучали зверю в спину, заставив понять, что настоящие противники находятся совсем в другом месте. Развернулся и, зарычав, бросился к ним. Патронов командир не жалел, с ужасом понимая, что лента не бесконечная и скоро закончится, а перезарядить он не успеет. Профессор, дубина, пол-ленты высадил в «молоко»! Пулемет зажевал последние патроны и замолк. Ну все, хана! Командир стал лихорадочно менять ленту, чувствуя, что все равно не успевает, но вдруг зверь заревел диким голосом и споткнулся. Завертелся на месте, присев на перебитую лапу – из мощной мышцы его левой нижней конечности торчало невесть откуда взявшееся копье. Зверь покрутил головой, ища взглядом обидчика и принюхиваясь, старался определить, где тот находится. До вышки ему оставалось добежать метров двадцать, не расстояние для пулеметного огня. «Максим» застучал, густо нашпиговывая зверя пулями, считай, что бил в упор. Можно было даже не целиться – промахнуться было почти невозможно. Если корпус твари был практически непробиваем для пуль, то про опорные конечности такого сказать было нельзя, особенно о поврежденной левой. На ней и сосредоточил огонь командир, выбивая оттуда куски кровавой плоти и осколки костей. Конечность подломилась, увлекая зверя вниз. Он завалился набок, рыча и загребая почву второй когтистой лапой, оставляя на ней огромные борозды. А пулемет все бил и бил, теперь стараясь пробить костяную защиту головы, попасть в пасть или в глазные отверстия. Монстр вдруг дернулся и затих. Затих и пулемет. Командир с трудом разжал пальцы, намертво, до судороги, стиснувшие рукоятки пулемета. В углу возился оглушенный ударом о стенку вышки профессор. Внизу у самой головы поверженного зверя стоял Илко, непонятным образом там очутившийся. Рывком дернул на себя древко копья, торчавшего из затылка зверя, и принялся чистить его наконечник зажатой в руке охапкой сушеного мха.

– Ну, ни хрена себе! Слышишь профессор? Илко Зверя завалил. Простым копьем угробил. Я две ленты расстрелял и толку – пшик, а этот копьем его. Слышишь профессор? Живой? Ты давай без обид, тогда не до политесов было, сильно я тебя? Заснул, что ли?

– Да, не спал я, хотелось очень, но не спал. Он вдруг так неожиданно появился, мистика какая-то. Пусто было в поле, никого, это я ясно видел, и вдруг он уже возле ворот.

– Хорошо, что мы ушли с той вышки. Он, видимо запомнил, откуда его брательника привалили, и решил поквитаться. Думал, мы по-прежнему там сидим. А вот хрен он угадал! Если бы сидели, он бы нас доедал сейчас. А этот, как он его копьем! Вот тебе и дикарь! Опять ковыряется в потрохах! Прям как этот, как его?

– Некрофил?

– Некро… чего? Не знаю, тебе виднее, только мне кажется, привычка эта вредная и слово какое-то обидное. Илко, ползи сюда, ты водку пьешь?

– Коренных народов Севера не рекомендовано спаивать спиртными напитками, у них отсутствует к ним предрасположенность.

– Не знаю, кто там к чему расположен, но парень заслужил свои наркомовские сто грамм, даже двести заслужил, если не больше. А что до спирта, то я тебе вот что скажу: то пойло, что у него с собой, точно на спирту забодяжено, ты уж мне поверь. Не знаю, какие его шаман туда травки добавляет, но в основе там точно имеем спирт голимый.

Илко вместе со своим чудо-копьем забрался наверх.

– Ну, ты герой! Молодец, только мне вот что не понятно, как ты там оказался так быстро и при этом зверь тебя не заметил и подпустил так близко? Ты же здесь был, рядом с нами?

– Моя умей подкрадываться к зверь.

– Может твоя и «умей подкрадываться», только почему-то тебя при этом даже я не видел.

– Шаман говорит, у зверя большой гриб растет на голове. Хочешь если зверь убивать – бей в гриб копьем, стрелой, палка можно, там слабый место совсем.

– А чего ты там копошился, что искал?

– Гриб ломать, там хороший вещь добывать, шаман нести, однако нада.

– Ну-ка покажь, что ты там надыбал.

Илко достал мешочек свой, высыпал на ладонь добычу: какие-то, то ли ягоды сушеные, то ли орехи и немного больших крупинок желтого сахара. Командир взял одну продолговатую горошину покатал между пальцев, положил обратно.

– Это все у зверя в башке было?

– Гриб расти, тама внутри есть такой вещь, большой звер – много вещ, малый звер – мало вещ. Бывал совсем пустой гриб, нет ничего.

– Ладно, убери пока, отдашь своему шаману, когда встретишь.

– Вместе нада идти, здесь нельзя. Расу мало, однако, шаман только делать, нада идти или болеть будем.

– Мне кажется, Николай, он дело говорит, напиток этот убрал все симптомы болезни, но его действительно осталось немного.

– Так может он нас уже вылечил, а Илко?

– Нада расу пить немного, каждый раз пить или болеть будешь.

– Он говорит, что пить этот напиток требуется регулярно, но понемногу.

– Да понял я. Далеко племя твое сейчас?

– День идти, еще день идти, тогда прыйдешь.

– Это километров двадцать в лучшем случае, а то и все тридцать по тайге топать. Поезд сюда скоро подойдет, мне встретить его требуется, объяснить, что случилось.

– Когда он должен прибыть?

– Если телеграф работал, когда это все случилось, и успели послать телеграмму, то пока разберутся, пока согласуют и отправят – дня три-четыре, не меньше.

– До племени два дня добираться, два дня обратно, значит, успеем вернуться к приходу поезда, если он вообще придет.

– Это ты о чем?

– Вы заметили, гражданин начальник, что случилось с людьми? Это явно эпидемия, причем довольно необычная, по крайней мере, мне подобные случаи неизвестны. Заразились все кроме нас, но мы отсутствовали в лагере в момент заражения, это может как-то объяснить то, что мы до сих пор здоровы. Эти звери еще невероятные для здешних мест. И вероятно, что зараза не может распространяться воздушно-капельным путем.

– Каким путем?

– По воздуху, через дыхание. С остатками зараженных нам лучше не контактировать, я имею в виду голыми руками не трогать.

– Ага, это ты Илке расскажи, который, как я заметил, совсем не «контактировал» с ихними телами, только в башке немного покопался немытыми руками и все. Да и я, когда оружие добывал с провиантом, тоже кантовал трупы, а помнишь, сколько кровушки на меня пролилось, когда я им бошки прикладом крошил и штыком тыкал? Шинель даже пришлось сбросить, перед у ней весь кровью пропитался. Так что насчет «контактов» можно не беспокоиться, получается не заразные они, просто мозги совсем свихнулись.

– У всех одновременно?

– Это ты у нас профессор, я просто факт констатирую, хорошее слово, мне сразу понравилось, на митинге одном запомнил. Только опять ты прав, похоже, надо идти. Затаримся у шамана зельем, вернемся и на дрезине рванем в районный центр, если наши не подоспеют. Тут дрезина имеется, я говорил? Щас рассветет, осмотрим тут все, может, живых кого найдем или дуриков этих недобитых. Всех оставшихся надо до конца уничтожить, ежели кто остался, а то вдруг без нас товарищи прибудут и по незнанию глупо попасться могут.

Часть четвертая. Отцы-основатели. Вениамин Яковлевич

До самого рассвета никто уснуть уже не смог, даже бывалый командир, да и оставалось до восхода солнца часа два – не больше.

– Там еще эти, мелкие, должны бегать, старших ихних братьев мы общими усилиями завалили, так что если мелюзга эта не совсем умалишенная, то сюда не полезет. А ежели полезет, у меня винтовка, у Илки копье его смертоносное – справимся. Потому предлагаю идти всем разом и тебе тоже, профессор, – ноги разомни, а то отсидел уже, поди.

Большинство бараков и служебных помещений оказались пустыми, что и не удивительно: свихнувшиеся предпочитали мясо трескать снаружи, а не сидеть внутри и с голодухи пухнуть. Так что практически все кто был в лагере – и живые, и не очень – оказались на улице и в настоящий момент уже не опасны. Все, да не все: в дальнем углу лагеря, в штрафбараке, все складывалось по-другому. Режим там был не в пример остальным, гораздо строже: входная дверь постоянно должна быть заперта изнутри, штрафников держали в клетке за решеткой, что их в итоге и спасло, хоть и не всех. Командир заглянул в забранное решеткой оконце, приложив ладони к глазам на манер шор от света.

– Вроде пусто, а в камере есть кто-то, лежит на полу, может живой?

– Дверь заперта.

– Засов там крепкий, подорвать бы, да гранат нет, здесь их иметь не положено. О, идея нарисовалась, в мастерской домкрат имеется винтовой, помню как щас; притащим, решетку с окна выдавим, а через него и внутрь попасть можно.

Тяжеленный домкрат привезли на тачке, найденной там же в мастерских. Лом еще прихватили и топор, да несколько стальных крючьев. О том, кого на эти крючья могли подвешивать, профессор старался не думать. Зацепили решетку, предварительно разбив стекло, стали отжимать. Первый раз крюк соскочил, перецепили и продолжили. Решетка выломилась не без труда – крепилась она к толстым деревянным бревнам. Ломом еще, вдобавок, поддели и тогда вытащили окончательно. Командир подтянулся, внутрь заглянул и, перевалившись через подоконник, помогая себе ногами, забрался внутрь. Сразу же загремел отодвигаемый засов, дверь распахнулась. Командир показался в проеме и только открыл рот, чтобы что-то сказать, как резким рывком назад исчез внутри. Оттуда послышалось утробное рычание, раздались звуки борьбы и отборный мат. Дважды бабахнул выстрел и неожиданно командир вылетел наружу, только уже без куртки и фуражки, но с «наганом» в правой руке. Кувыркнулся через голову и попытался подняться с земли, но не успел. Из дверей за ним вывалилось нечто медведеобразное, как показалось в первый момент остальным. Вернее не остальным, а лишь Сергею Николаевичу. Аборигена рядом уже не было, его вообще нигде не было. По крайней мере, он его не видел. Напоминавшее медведя существо встало на задние лапы и бросилось на командира, не успевшего еще подняться. Но сделав лишь пару шагов, оно громко зарычало и, как бы налетев на невидимую преграду, остановилось, рухнуло на колени и стало заваливаться вперед, упав на живот и скребя передними лапами по земле. Из его спины торчал окровавленный наконечник копья. Командир, не растерявшись, подскочил к поверженному зверю сбоку и, вложив ствол «нагана» в некое подобие уха, дважды выстрелил. Зверь дернулся и затих окончательно. Командир посмотрел на торчащий наконечник, затем на Сергея Николаевича.

– Илко где?

– Там.

– Где там?

– Внизу, под ним.

Командир поморщился и, опустившись на колени, заглянул под тушу.

– Лом тащи, он его придавил, зараза, резче давай, профессор.

Перевернуть многокилограммовую тушу зверя оказалось не просто, даже при помощи лома. Пока Сергей Николаевич, бледнея и обильно исходя потом, держал лом, которым удалось немного приподнять тело «медведя», командир уже подсовывал туда притащенную им длинную толстую доску. Совместными усилиями, наконец, получилось отвалить тушу с лежащего под ней Илко, не подававшего уже признаков жизни. Получается, что он сделал все, как при охоте на медведя с рогатиной: упер копье в землю и встретил зверя наконечником в грудь, который своим весом на него и нанизался; прием действенный, но рискованный. Рогатина способна остановить падение тяжелого тела, застревая в нем. Копье же пробило тушу насквозь, удачно пройдя сквозь сердце зверя. Медведь, как и напоминавший его зверь, весит немало и способен опасно придавить охотника к земле своей тушей, нанося тому серьезные травмы.

– Нельзя его трогать, командир. У него может быть поврежден позвоночник, носилки нужны и переносить необходимо очень осторожно.

– Где я тебе возьму носилки?

– Медпункт здесь есть?

– Есть больничка, точно же есть, щас сбегаю, ждите здесь.

Просто так сидеть и ждать возле тела, смысла не было, помочь он ему все равно ничем не мог. Сергей Николаевич решил по-быстрому осмотреть барак, куда они стремились попасть. Там внутри, в клетке, командир вроде бы видел чье-то тело, целое, не объеденное, а по нынешним временам – это уже немало. На полу барака лежали три полностью обгрызенных костяка, судя по сохранившимся обрывкам формы, бывшие охранники. В клетке действительно находились тела: три тела, если быть точным. Связка ключей от двери валялась рядом с одним из бывших охранников. Скорее всего раньше висела у того на поясе. Осмотрел двоих – мертвы, а вот один еще дышал, пусть и слабо. Живой – это главное. Снаружи послышался раздраженный голос командира.

– Где тебя носит? Что там, есть кто?

– Один живой, но при смерти, думаю, долго не протянет, ему надо бы помочь побыстрее.

– Поможем, только сначала Илке, он нам сегодня второй раз жизнь спас, его спасаем в первую очередь.

– У него сильные повреждения, могут быть переломы, даже внутреннее кровотечение. Боюсь, тут только опытный доктор способен, что-то сделать, и то я не слишком уверен.

– Не ной, профессор, давай на носилки его аккуратно кладем и понесли, больничка тут недалеко, там и лекарства всякие имеются.

Осторожно перекатили аборигена на брезентовые носилки, тот находился без сознания и на эти манипуляции никак не отреагировал. Потащили, стараясь идти в ногу, чтобы не тревожить пострадавший организм. На стол положили, не снимая с носилок, мало ли что, вдруг позвоночник действительно сломан или ребра – не хватало еще, вдобавок, легкое проткнуть.

– Крови во рту нет, значит, внутреннее кровотечение отсутствует, будем надеяться, что внутренности не слишком пострадали и легкие не задеты.

Раздевали бедолагу очень осторожно, хорошо хоть в бессознательном состоянии пребывает, а то орал бы благим матом от боли. Часть одежды командир решил срезать ножом, просто снять ее оказалось невозможно, намертво прилипла к телу.

– Ну и вонища, они что не моются совсем?

– Северные народы не практикуют мытье тела водой, считая это вредной для здоровья процедурой. У них имеется другой способ очищения – потеют в одежде у костра и затем скребут друг друга костяными скребками, а затем мажут кожу жиром.

– Понятно, прищепку бы на нос найти, а то стошнит сейчас.

– Помогите мне только раздеть его, дальше я сам. Рука левая сломана, без сомнения, часть кости из-под кожи виднеется, нужно на место поставить и шину наложить. Поищите подходящие досочки и бинт из шкафчика достаньте, пожалуйста. Ребра сломаны, причем несколько штук, но, слава Богу, обломки не торчат, остались на своих местах. Ноги целые, очевидных повреждений я не вижу. Что с тазобедренной областью и позвоночником не скажу, тут рентген требуется.

– Про эту вашу штуку не знаю, а зелье это ему надо бы ему влить и побольше. Если нас так быстро на ноги поставило, то и ему должно помочь.

– Пока в себя не придет, напоить мы его все равно не сможем, давайте сходим за тем человеком, которого в бараке нашли. Для Илки мы все равно больше ничего сделать не сможем, а тот скоро умрет без нашей помощи.

Перед уходом дверь в медпункт командир запер на висячий замок, так ему было спокойнее. Вроде все осмотрели, не должно быть тут больше свихнувшихся, но лучше поостеречься. Выживший в штрафбараке зек признаков жизни почти уже не подавал. Лежал на полу в стороне от решетки, за которой раньше бесновался зараженный, успевший сожрать своих бывших товарищей-охранников и стремившийся добраться до следующей порции мяса. Ума отпереть дверь в камеру у него, по-видимому, уже не хватало, а сил выломать решетку еще не было. Услыхал, что командир дверь отпер, и прыгнул на него сзади, схватил за кожанку. Тот «наган» выхватил, смог отбиться и вырваться. Зараженный рванул за ним наружу, тут его Илко с копьем и встретил, – так, получается, все и было. Двоих свихнувшихся трогать не стали, один, похоже, перекидываться начал и был вовремя застрелен охранниками, второй обгрызен немного и горло разорвано, успел видно напасть, пока пуля не остановила. Лежавшего на боку и еле-еле дышавшего зека положили на вторые носилки, что из медпункта принесли. Положили оба тела рядышком на соседних столах. Илко еще в сознание не пришел, но дышал уже ровнее. Второго пришлось тормошить и по щекам хлопать, нельзя ему так вот валяться, без сознания, – помрет. Вроде очухался, захлопал глазами, явно не понимая, где он и что вокруг. Застонал. Колотить его начало тут же, похоже, отходит бедолага, отмучился.

– Попробуем его напоить. Нужно хотя бы пару глотков влить внутрь, он обезвожен сильно.

– Подожди профессор, его так трясет, что расплескаем только все, я держу, неси воды, попробуем вместе напоить.

Действительно, вода помогла, болезный пил жадно, полкотелка выдул, расплескивая жидкость вокруг себя, пил бы еще, но уже не лезло. Вроде успокоился, трясучка немного отпустила, прилег.

– Эй, не спать! Ну-ка давай подымайся зараза!

– Ну, зачем вы так Николай, он же еле живой.

– Отрубится – точно копыта откинет, трясет его, видишь ли. Меня тоже трясучка начала донимать, пока Илко зелье свое не дал выпить. У него то же самое. Вот вольем в него, хоть немного, потом пусть дрыхнет.

Растолкали. Командир ему еще похлопал по щекам и уши потер ладонями. Дали хлебнуть лекарства из кожаного мешка. Тот первый глоток принял с трудом, чуть не выплюнул, а потом присосался, не оторвешь, инстинкты не обманешь, пришлось вырывать, а то все бы выглохтал. Через пару минут бледность от щек стала быстро уходить, лицо стало приобретать здоровый цвет. Сергей Николаевич покопался в медицинском шкафчике и сделал ему укол, после чего тот заснул. Теперь Илко. Здесь дела были гораздо хуже. Шину наложили, ребра тугой повязкой стянули, что еще сделать не знали. От медицины оба далеки, знаний в этой области у обоих маловато, остается только ждать и надеяться. Перекусили. Начало ко сну клонить, ночью ведь не спали практически, Сергей Николаевич так вообще глаз не сомкнул. Командир препятствовать не стал, пусть интеллигент покемарит, а то совсем с ног свалится с непривычки. Сам вышел на улицу, прислушался: тихо вокруг, только издалека доносится привычный шум тайги, там ветер качает верхушки деревьев, какие-либо подозрительные звуки отсутствуют – ну и ладно.

Несколько часов прошло, пока, наконец, Илко очнулся, застонал, Сергей Николаевич тут же проснулся, подошел глянуть. Приподнял лежачему голову, поддерживая ее одной рукой, во второй держа емкость с зельем, дал глотнуть несколько раз. Илко с благодарностью глянул на него, опустил голову на подушку и закрыл глаза. Найденный в штрафном бараке зек продолжал спать, лекарство действовало, Сергей Николаевич вышел на крыльцо.

Часть пятая. Отцы-основатели. Лекарство

– Выспался?

– Илко очнулся, дал ему питья этого, уснул. Выпейте глоток, не больше; нас теперь четверо, придется экономить.

– Вот что я думаю, профессор: противоядия этого надолго не хватит, у нас двое больных, им больше требуется, дня три протянем, не больше, а что дальше делать, я пока не представляю.

– К шаману пойти мы теперь не сможем, вернее Илко не сможет, а самим нам его не найти, да и оставлять их беспомощных нельзя.

– Поезд должен скоро подойти, у них должно быть лекарство от этой хвори.

– Может и подойдет, но я бы на это не слишком рассчитывал. Посудите сами – два дня прошло уже, как с лагерем никакой связи, а поезда все нет; тут ехать часов пять не больше, давно бы здесь были.

– Скорее всего, там тоже не все в порядке, телеграф молчит; я мало разбираюсь, но когда он совсем не работает, понять могу, так он похоже вообще мертвый. Лампочка светится, гудок в наушнике слышен и все, больше ни-гу-гу, может ты лучше разберешься, профессор?

– Мои познания в телеграфии не больше Ваших, наверняка на том конце провода нет никого, потому он и молчит – это самое простое объяснение.