Текст книги "Еще не вечер"

Подсказка совсем очевидная, однако Владимир почувствовал – он не может произнести Имя, и сказанное священником страшновато ему своей истинностью, от которой на мгновение мир стал много больше привычного.

Ответ, впрочем, и не понадобился, священник продолжал:

– А теперь вспомним финальную часть романа Булгакова, когда Воланд глядит на Москву с верхней площадки дома Пашкова.

– И к нему является…

– Да, апостол Матвей. В этом месте Булгаков не высказал напрямую словами, но сумел оставить главное впечатление, заложить его в подсознание каждому читателю – едкую, необоримую зависть Воланда ко Христу, и его укор Богу – зачем он, а не я! Но ведь сразу за этим неизбежно возникает вопрос: а смог бы я? И каждый раз, задавая себе этот вопрос, Воланд становится человеком. Вот вам разгадка падшего ангела, понятая до конца гениальным Булгаковым. Здесь же и судьба всей страдальной компании – бесконечный путь звездной печали, ведь и им неведом конец истории – срок Судного дня.

Ощущение верного, но необычного очень; и угаданное, а не показанное ведь самим Булгаковым.

– Простите, явного такого в романе я не помню.

Хотелось еще добавить – роман он зачитал в юности «до почти наизусть», и в классе был среди первых по цитированию и ассоциациям всяким.

– Вы правы, это домысливание. Но согласитесь, любое сильное произведение тем и сильно, что производит в нас умственные и чувственные движения – они погружают людей не только в сюжет, где мы, иногда, начинаем двигаться сами, но и в авторское ощущение мира, а оно не всегда до конца осознанно самим автором, – священник поднял руку для особенного внимания: – И надо понимать: не всякая глубина ощущения до конца выражается словом.

Вплоть до этой фразы все выглядело со справедливо претендующим смыслом, здесь же возражение явилось незамедлительно:

– А как тогда – сначала было Слово, и Слово было Бог.

– Вы сами сказали – Бог. А мы, в несовершенном к Нему подобии, несовершенны и в Слове.

Хозяин ласково улыбнулся и назидательно, чуть, добавил:

– Не бойтесь домысливания, без него далеко не все можно понять.

– Странно, – помолчав, произнес Владимир, – я и не знал, что Церковь стоит на таких интересных позициях.

Однако священник несогласно качнул головой:

– Нет, сын мой, не Церковь – отдельные умы Церкви в ее прошлом и настоящем. Официальная же доктрина опирается на Апокалипсис, где сказано, что все отошедшие от Бога силы объединятся против него в черное войско во главе с Сатаной.

Владимир быстро потер пальцами переносицу, очень не хотелось, чтобы хозяин заметил пробежавшую по лицу гримасу.

– Что, сын мой, вам не нравится?

– Однозначность. Если наперед известно, что дальше будет, исчезает самое ваше главное – выбор.

– Очень правильное замечание. Поэтому Апокалипсис был включен в Священное писание при многих мнениях против. И правильнее всего к нему относится, как к предупреждению, предупреждению человеку.

– То есть вы хотите сказать, что человечество своим поведением продиктует тот или иной конец христианской истории?

– Пять с плюсом, сын мой! Да может ли быть иначе, если из-за человека, ради человека всё замышлялось и строилось? Вот и Сатана, – взгляд священника ушел мимо гостя куда-то в иное пространство, – смотрит на нас и думает: как ему все-таки действовать дальше?

Владимир на миг сам почувствовал «иное» пространство.

И образ мелькнул.

Кого-то очень сильного и чужого.

Пауза наступила… отстраненная ото всего тишина…

Ненадолго – сначала в сознании, потом звуками за старинным, заостренным кверху окном, и всем прочим физическим ощущением, объявился тот мир повседневности, откуда Владимир пришел и куда теперь пора возвращаться.

Прощаясь уже, он спросил о родственниках убиенного и узнал: у того есть двоюродная племянница в Петербурге, ей сообщили, должна вот-вот приехать.

Наружи, на просторной у собора площади, легкий ветерок умыл прохладой лицо, заставив думать о текущем, о делах – прежде всего. Мысли стали выстраиваться от добытой сейчас информации.

Во-первых, следует обратить внимание шефа на странный переход убитого с должности проректора семинарии в столице губернии на простую, практическую, так сказать, работу – здравый смысл не очень-то соглашается.

Во-вторых, церковь строил Зубакин, который с убитым священником был на короткой ноге. Тут не Божье попущение, тут расчет, что за иконами в церковь никто из городских не посмеет сунуться. Не учли двух возможностей: наркоманов, которых не остановишь ничем, и «гастролеров», которым на Зубакина десять раз наплевать. Значит, можно доложить шефу, что розыскные направления все-таки имеются.

Прокурор решил не мудрить с одеждой и пойти в кафе так, как приехал: кожаный пиджак, удобные комковатые брюки, кроссовки; только вместо футболки, чтобы не выглядеть слишком уж вольно, приличную рубашку надел.

Место, куда идти, он посмотрел еще у себя в кабинете по городской карте – минут всего десять от дома, если быстро шагать.

…

Завтра к одиннадцати его ждут в губернии, машина подъедет к подъезду в половине десятого – не рано, но все равно в кафе не стоит засиживаться. А часам к трем он в город вернется, будет время еще поработать, и надо самому место преступление осмотреть.

Странную информацию Володя из собора принес. Третья икона… можно Якову в Москву не звонить, и так понятно, если учесть к тому же хорошую сохранность иконы, – цены огромадной. Володино предположение о подмене он сразу отвергать не стал – во-первых, легко проверяемо, а во-вторых, энтузиазм молодых специалистов – он себя таким хорошо помнит – охлаждать частыми указаниями на ошибки нельзя. Однако по сути ясно – если бы «шли» на эту псковскую, то не с лопатой – убили бы хладнокровно и профессионально. Причем дождались бы, когда священник пойдет домой, точнее – во время выхода. Пуля из ствола с глушителем, труп втаскивают внутрь, икона…

Прокурор нарисовал в уме общий план, расставил на нем фигуры и заставил двигаться… добавил машину, которая должна была стоять метров за сто, подлететь и забрать преступников…

Посмотрел на часы – получилось двадцать восемь секунд.

Еще раз прокрутил…

Двадцать семь.

Церковь на охранной сигнализации, но даже если бы она сработала, полиция не успевала на перехват.

Вне всяких сомнений, преступники просчитали бы всё именно как сейчас он.

Так что же, действовали непрофессионалы, как изначально предположил Владимир?

Но почему ярославские, если круг людей, знавших о псковской иконе, был шире? Или-или… круги были разные? Информация именно о ярославских иконах проскочила в чьи надо уши?

Дьякон этот молодой в первую очередь просится под подозрение.

Хотя, не менее вероятно – кто-то из «сметливых» прихожан.

Виктор, предположительно, уже достиг нужной точки, глаза стали искать кафе и почти сразу наткнулись на вывеску столбиком – «Для своих» у уходящей вниз лестницы с лакированным деревянным перила.

Он подошел ближе – вниз несколько ступенек, охранник у двери; Виктор показал карточку-пропуск, его вежливо пропустили.

Помещение небольшое, аккуратное, стены обиты деревом – обстановка неброская и недорогая.

Семь круглых столиков – четыре из них свободны, дальше бар… присутствует несколько человек всего, госпожи Шестовой среди них нет.

Виктор сел за столик, посмотрел на часы – ровно восемь.

Можно было взять пива в баре – люди пьют разливное – но за стойкой бара нет пока никого.

Он просидел минуты три без малейшего к себе с чьей-нибудь стороны внимания – за спиной у входной двери раздались голоса и смех.

Две молодые женщины, двое мужчин… нет ее среди них.

Прокурор вернулся в прежнюю позу и увидел, к столику идет женщина… то есть вот она и идет.

Блуза белая с коротким, приспущенным синим галстуком, юбка такого же цвета. Юбка чуть выше колен.

Не так давно на служебной выпивке, с начавшимся уже перебором, заговорили про баб, кто-то поставил вопрос – чем отличается женщина от бабы? – и стали сходиться, что это всего лишь культура речи, но Яша заявил: «Нет, женщина от бабы отличается» – «Чем?» – «Благородством!». Победоносно у него получилось, и остальным вышел упрек – дескать, простого не разумеете. «А в физическом выражении, – пояснил он снисходительно, – у женщины это часто наблюдается в “хорошей породе”». Толстого еще привел – кусочек из «Воскресенья».

– Здравствуйте, очень рада вас видеть.

– И я, – он встал и слегка пожал ее руку.

Вот у Маши вся привлекательность именно в этом – не красота, а эстетичность – «порода».

– Вы сегодня в гостях. Не скажу, что каждый раз будем вас баловать, но сегодня – карт-бланш.

– Радость, которую не способен скрыть. Если б вы знали, до чего редко нашему брату-прокурору удается попользоваться на дармовщинку.

Весело блеснули ее глазами, на секунду явился ровный ряд белых зубов, он успел рассмотреть сейчас – глаза все-таки карие, но оригинально-светлого тона.

– Так что для начала?

– По скромному – пиво.

Она быстро встала и направилась к бару.

Ноги на небольшом каблучке, не то чтобы очень красивые, но с правильными пропорциями. А правильное – уже этим самим эстетично.

Она зашла за стойку бара, покрутилась там чуть и скоро явилась с большим бокалом пива для гостя и небольшим, с вином, для себя.

– У вас тут самообслуживание?

– Наше заведение зарегистрировано как одно из подразделений газеты. Мы некоммерческий клуб. Продукты и напитки покупаются в торговой сети, микроволновка позволяет всегда иметь горячие блюда, овощные салаты быстро делаем сами – у нас даже соревновательность в этой сфере.

– Прекрасное заведение: ни кассового аппарата, ни разрешения санитарной службы. Ваше счастье, что у прокураторы хватает дел и не хватает кадров.

– Ой, не желаю никому зла, но значит, вы до нас доберетесь очень нескоро. – Опять блеснули красивые зубы: – А правильнее, ха-ха, никогда.

– Вы выросли в этом городе, Маша?

– Нет. Я выросла в столице губернии. Там же закончила университет. Журналистику. Жила с дедушкой и бабушкой. Мама давно вторым браком в Москве, папы нет на свете. И когда мои старики умерли – почти в один год – присмотрела этот городок, где дешевле и можно завести свое дело.

– Квартиру продали?

– Четырехкомнатную, в сталинском доме. А здесь – однокомнатная, мне больше зачем? – прокурор кивнул, она договорила: – Половина времени на работе, досуг – здесь в кафе, – и улыбнулась с оттенком смущения.

– Судя по количеству рекламы в вашей газете, коммерчески вы неплохо движетесь?

– Неплохо. А как движется дело с убийством священника?

Прокурор усмехнулся, вспомнив газетную публикацию.

– И завтра появится: «По сведениям от информированного источника из нашей городской прокуратуры…»

– Напишем: «По некоторым данным…». И потом, мы можем с пользой для обеих сторон обмениваться информацией.

– На что вы меня толкаете?

– Виктор, не упрямьтесь. Мы опросили прихожан, соседей его по подъезду. Сэкономите время, при вашей нехватке кадров.

Пришла мысль – некоторой информации полезно дать «утечь».

– Священник помешал при попытке ограбления церкви.

– Там есть, что грабить?

– Есть дорогие иконы.

– Иконы были «заказаны»?

– Почти что наверняка.

– Однако преступники ничего не забрали, – ее голос прозвучал намеренно утвердительно.

– Значит, вы расспросили дьякона. Ну, собственно, мы с него подписку о неразглашении не брали. Да, кто-то спугнул преступников.

– Могу добавить: две иконы пятнадцатого века, ярославская школа.

Сразу мелькнула мысль: «Дьякон не знал о третьей иконе? Покойный священник сказал ему о двух и не сказал про очень старинную псковскую? Это почему?»

– Прихожане, которых мои сотрудники опрашивали, считают, что батюшка не мог открыть дверь незнакомым людям. Дверь после службы, когда задерживался, он запирал. В двери есть глазок, с улицы над входом яркий фонарь – закрытый, лампочку с него не свинтишь.

– А многих прихожан опрашивали?

– Не очень многих. Но свидетели важные. Там несколько бабушек, проживающих поблизости, которые на все службы ходили, со священником общались. Эти всё знают.

Сейчас их взгляды часто пересекались, и он вдруг почувствовал в глубине ее глаз контролера, следящего за его впечатлениями.

– Что еще они знают?

Опять за спиной у прокурора раздались голоса входящих – публика прибывала, Маша, поверх его головы, поздоровалась с кем-то.

– Еще?.. Батюшка жил один в небольшой городской квартире. А месяца уже полтора, когда стало тепло, засиживался допоздна в своей задней комнатке в церкви. Его ведь садовой лопаткой убили, верно?

– Вот об этом писать не надо, – прокурор, чуть досадуя, поиграл по столу пальцами: – Полиции следовало, все-таки, взять с дьякона подписку о неразглашении.

– Он, как мне сказали, безобидный молодой парень.

– Это мы тоже выясним.

– Обещаю, что про лопатку не будет пока ни строки. Со мной можно дело иметь, прокурор?

В ее зрачках заиграли крошечные бесята.

– И даже хочется.

Подошла и поцеловалась с Машей девица в пестрой рубахе и джинсах с дырками у колен. Еще какая-то в одежде «отвязанная» атрибутика… однако чистое всё – даже края белых у рубахи рукавчиков.

Серые большие глаза под высокими бровными дугами уставились на него:

– Ой, а вы наш новый прокурор! Мочить будете? Могу порекомендовать отличный недалеко отсюда туалет. Или как там в Москве у вас говорят – сортир.

Нагловатая морда, хотя симпатичная, приятно подросткового стиля.

Девица хлопнулась на стул напротив и в задумчивости взглянула сначала на бокал пива Виктора, потом на Машин с вином.

– Яна – художник газеты, – представила та, – дизайнер, фотограф и всё на свете, очень талантливый ребенок.

– Я не р-ребенок! – рычание прозвучало скорее радостно, чем агрессивно, и сразу последовало тихо-задумчивое: – Чего б, это, кинуть внутрь, чем успокоить душу?

Манера разговаривать не очень считаясь с собеседником проявила себя и дальше, не решив алкогольную проблему, она спросила серьезным, как показалось, тоном:

– Вы верите в справедливость, прокурор? – и тут же: – Или, по-вашему, это детский вопрос?

– Какой же он детский, справедливость – фундаментальное понятие, без которого человеческие отношения не развивались бы дальше биологических.

– Зато сейчас прекрасно обходятся без такого понятия, я постоянно сталкиваюсь.

– А я ни разу не сталкивался с человеком, которому неизвестно понятие «несправедливость».

– Доказательство от противного?

– Вроде того. А что касается веры, она здесь вообще не причем. Верить в факт присутствия в человеке базовых представлений не нужно – они просто есть. Другое дело – справедливость как человеческая практика – она зависит от нас.

– От нас?! – Яна уткнула в него взгляд как в маленького ребенка. – Там в Москве сидит несколько пацанов, и только от них всё зависит, и на нас им – ть-фу!

Ответ понравился близкому кругу, а прокурор почувствовал себя в неуютном одиночестве.

Но разговор резко сдвинулся в философскую плоскость и открылись дебаты – а что есть вообще такое «мы»?

И очень скоро – как это «мы» способно влиять на нас же самих.

Прокурор, испытав облегчение, решил не вмешиваться, а подождать затишья.

Оно скоро и наступило – оттого что эта же самая Яна разрушила диспут, объявив: ей нужны два помощника, готовить на всех салат.

Однако не преминула, уже отойдя от их столика, повернуться и погрозить прокурору пальцем.

– Инфанта терибл, – вздохнула Маша с интонацией безнадежности.

=================

Выбран правильный адрес – дорогой ресторан.

И хозяин-кавказец оказался на месте.

Охранник было начал подозрительно осматривать, но помогла элементарная психотехника – по сути, разговорный гипноз.

…

А теперь на него смотрят восточные глаза.

Уже не на него, а на кольцо с камнем.

Он не просит снять кольцо с пальца, значит, понимает «правила игры».

– Шесть карат. Если пройдем эту сделку, смогу предложить еще, и поинтересней.

– Сколько за него… хотите?

Хорошо, псиполе работает: сукин сын захотел сказать «ты», но спасовал, обломился.

– Половину цены ломбарда, но при условии, что быстро будет паспорт. И пять тысяч аванса сейчас. Рублей.

Нечего раздумье изображать – заметно же, что понравилось.

– Камень как будем проверять?

– Напротив ресторана – сквер. Получу деньги и паспорт, отдам кольцо, на время проверки посижу с вашими ребятами.

– Договорились. Фото передай через охранника, – это уже другое «ты», с партнерской улыбкой и протянутой рукой, – рядом в ателье срочно сделают. Поселковая прописка из соседнего района пойдет?

– Пойдет.

– Тогда завтра днем. Приходи, дорогой, в двенадцать. Покушать сейчас не хочешь?

– Отметим завтра.

==================

– Вы обещали рассказать про Черный лес, Маша.

– О, история очень странная. Вам принести еще пива?

Прокурор решил сделать паузу.

Она подумала.

– Черный лес имеет большую историю, – еще подумала… – Но когда-то не было никакого Черного леса: липовая аллея от дороги к усадьбе – старый каменный помещичий дом со вспомогательными постройками, поля вокруг. Но при вас Черный лес уже был.

– Да, и мы в детстве иногда ходили играть в то место старого дома. Я хорошо помню заросшие рвы геометрически правильных контуров. Тянула таинственность следов прошлого, дети всегда большие фантазеры… хотя, что я вам говорю, детство к вам ближе.

Она в ответ качнула веками «мерси», но с грустью:

– Детство и от меня уже в неприятной далекости.

И сразу перенастроилась.

– Заросшие рвы, они ведь от фундаментов?

– Н-да… то есть, конечно, от фундаментов.

– Зачем уничтожать хороший каменный дом, вспомогательные к нему постройки, да еще вместе с фундаментом. Это же немаленький труд, а? Я уже не говорю о самом уничтожении хорошего еще хозяйственного объекта.

Виктор тут же вспомнил известный рассказ Шукшина и привел его в качестве аргумента:

– Помните, у Василия Макаровича, поддатый бригадир сносит неработающую церковь «на кирпич». У нас сколько дури подобной было?

– Я по Шукшину курсовую писала. Вы очень к месту пример привели, но важное кое-что забыли.

Прокурор вопросительно поднял брови.

– Помните, не вышло ничего у этих дураков со старой кирпичной кладкой?

– Да, только развалили верхнюю часть несколькими большими кусками.

– Вот. И одно дело, зацепив тросами, трактором дернуть, а другое – уничтожить целый комплекс до нулевого уровня включительно.

Виктор сразу, соглашаясь, кивнул – права, несравнимые случаи.

– И наконец, церковь при коммунистах была вражьей силой, а функциональные помещения, в которых работал Институт и жили люди, зачем подвергать уничтожению вместе с фундаментом?

– Какой институт, Маша?

– А-а, интересно? – она сделала паузу, и прокурор понял к чему.

– Постараюсь, со своей стороны, не остаться в информационном долгу.

– Институт по изучению физических аномалий. Считался каким-то академическим филиалом, и формально занимался землетрясениями, ураганами и прочим, чего нет или почти не было в России.

– Хочется прямо так и спросить: а на самом деле?

– На самом деле финансировался НКВД, штат сотрудников по именам и званиям был законспирирован. В 37-м все документы по нему были уничтожены, а все строения срыли до основания. Нам удалось опросить нескольких «местных», которые тогда были детьми, по их свидетельствам трудились над уничтожением более сотни солдат, и целых два месяца; особую охранную зону вокруг объявили, со стрельбой на поражение в нарушителей.

– Так, но «гвоздь программы» не понимаю в чем.

– «Гвоздь» связан со специалистами Института.

– Ну, раз 37-й.

Виктор не стал договаривать, история слишком понятная – массовые репрессии, только расстрельных приговоров около четырехсот тысяч.

– Нет, не так всё просто. Спецотряд был должен забрать всех сотрудников Института скопом. Прибыл ближе к вечеру, дали приказ собрать к утру в дорогу только самое необходимое. Расставили плотно посты. А утром, когда настало время поднимать людей, обнаружили, что их просто нет. Вещи, пищевые продукты – все на месте. Людей – ни одной души.

– Непонятный побег?

– Во-первых, непонятно как. Во-вторых, за ночь далеко не убежишь, тем более, были и пожилые люди. Прибавьте сюда телеграфную связь, да и телефонная в то время налажена неплохо была, а в системе НКВД все виды связи особенно быстро действовали. Железнодорожные станции контролировались. В лесах тоже надолго не укроешься, они тут, кстати сказать, небольшие, идут вперемежку с полями.

– Маша, а насколько достоверно само исчезновение?

– В городе еще немало старых людей, чьи родители были всему свидетелями.

– Все-таки это уже не прямое свидетельство, а слух. Дальше, как я догадываюсь, на этом месте стал расти Черный лес. Люди ушли под землю. Люди-деревья, да? Этого нет у Стивена Кинга?

В заведении вели себя по-свойски, почти по-домашнему: переговоры между столиками слышались постоянно, а вмешательство в чужой разговор считалось естественным именно потому, что чужим здесь ничто не считалось. И крупный мужчина, устроивший раньше дискуссию о справедливости и о том, кто «мы», повернул стул в их сторону:

– У Стивена Кинга нет, а вот у великого философа Николая Лосского кое-что есть.

– Борис, – быстро представила Маша, – ведет у нас раздел научной и познавательной информации.

Тот улыбчиво кивнул и осведомился, известна ли Виктору фамилия Лосский.

– Работ его не читал, а фамилию, да, слышал от своего культурного очень приятеля. Он в московской прокуратуре экспертом по художественным произведениям работает. Правильнее сказать, подрабатывает, а вообще – доцент МГУ. Этот Лосский действительно великий философ?

Сразу несколько голосов подтвердили, и Виктору сделалось неловко от своих недостаточных знаний.

– Причем философ строгий, – продолжил Борис, – очень не любивший произвольных суждений, всякой безответственной мысли.

Он совсем повернул стул в их сторону, а из-за другого столика успели сообщить:

– К тому же, Лосский был превосходный логик.

– Верно-верно. А среди многих проблем, которые он рассматривал, есть и такая: насколько сознательное и психическое присущи природе вообще, а не только человеку и высокоразвитому животному миру. И именно логическими построениями Лосский приходит к выводу: и сознательное – разной степени глубины, и психическое – тоже различающееся глубиной и разнообразием реакций, должны быть крайне распространены в природе. Если говорить очень коротко, из его работ следует наличие психоидных и сознающих субстанций. Или сущностей, как их иногда называют. Они чрезвычайно разнообразны по силе, свойствам, моральным характеристикам.

– Но ниже человека, – добавил кто-то, пока «докладчик» отвлекся допить свой бокал.

Борис, еще не допив, остерег поднятым вверх указательным пальцем…

– «Ниже человека» – это, во-первых, какого? Могут быть и повыше. А во-вторых, сила сущностей, которых по старинке еще называют демонами, бывает и незначительной и очень большой. Возьмите, к примеру, того же Азазелло – самый древний дух из известных средиземноморским цивилизациям и самый могущественный.

Виктор удивился, однако не он один – два голоса спросили наперебой:

– Так это не выдуманный… не самого Булгакова персонаж?

– Конечно, нет.

Тучному Борису совсем не хотелось подниматься со стула, он красноречиво помотал пустым бокалом:

– Так что, рассказывать?

Жест поняли.

И поторопились исполнить.

Одобряя такую ретивость, докладчик не стал тянуть:

– К слову, Булгаков в своем «Мастере» вообще не использовал ничего случайного. Но, Азазелло! Демон пустыни. Демон над демонами. Да будет вам известно, когда совершался обряд отпущения грехов и черного козла изгоняли в пустыню, то приговаривали: «Для Азазелло, пусть его возьмет Азазелло». Обряд этот совершался издревле, он едва ли не самый ранний, и совершался он не только среди иудеев. Азазелло очень боялись. Считалось, что человек, встретивший Азазелло, мгновенно погибнет. Тем не менее, некоторые маги добивались с ним встречи.

– С какими целями? – раздался совсем молоденький голос.

– Ну, милый мой, с теми же, с которыми хотят приблизиться к сильным мира сего – ничего нового. Только вот, легенды гласят, этих магов потом больше никто не встречал. Известно также, что Азазелло носил одежду из козлиных шкур и голову козла на плече. Силой, не только демонической, но и физической, обладал сверхогромной.

«Там чудеса, там леший бродит, – повернулось в голове у Виктора, – русалка на ветвях сидит». Кстати, давно хотелось узнать, почему это водообитающее существо вдруг на дерево лезет – чего ей там? И залезать с хвостом очень трудно.

Нашлись еще знатоки, заспорившие о демонах, сущностях – хороших-плохих – и философах «с именами», вполне допускавших такие в природе явленья.

– Так, люди! – голос Маши прозвучал командой на построение. – Жду завтра от всех, кто раскрывал рот, предложений по публикациям.

И вернулась к Борису:

– Помнится, когда-то ты рассказывал мне немного об этом и сообщил, что Лосский допускал некую психо-сознательную деятельность даже у минералов.

– Молодец, хорошо запомнила. Как раз могу тебя предуведомить, что начал подготовку серии материалов о минералах. Они – основа основ природы.

– Очень интересно, даю зеленый свет. Только объясни сейчас, что значит – «основа основ».

– Молекулярные структуры оказываются устроенными в подобии с кристаллами, и это касается всей живой материи.

– Не с кристаллами, Боря, а с так называемыми кристаллическими упаковками. – В нескольких шагах от входа стоял молодой человек в модном темном костюме с хорошо подобранными рубашкой и галстуком, отличавшийся этим от помещавшейся здесь разношерстной компании.

Многие голоса поприветствовали явившегося, из них Виктор узнал имя – Макс.

А пока тот шел к их столику на приглашающий жест Марии, она сообщила:

– Директор нашего элитарного колледжа.

==================

Удалось сделать первый и главный шаг в ситуации, которая сперва обернулась катастрофой, потом его сильной растерянностью, даже потерей самоконтроля.

От ощущения всего вместе вспыхнула злость на самого себя.

Сейчас всё установилось и выстроилось: злость обернулась требованием.

Возмездия.

Его главной теперь обязанностью.

Даже больше – действием по удержанию мира.

«Атлант» – это символ, указание человечеству, что каждый может вдруг стать востребованным.

…

Попались два парня восточного облика:

– Подскажите, где тут снять недорогую квартирку на несколько суток?

===================

– Какой профиль у вашего колледжа?

– Физико-математический.

– Максим уже в двадцать четыре года стал кандидатом наук, – дополнила Маша.

– Да я физик-теоретик, но в последние годы увлекся педагогикой. Знаете, каждый выпуск нашего колледжа уже дает нескольких талантливых ребят для университетских физматов. А сколько будет за двадцать лет? Разве их совокупные результаты можно сравнить с моими индивидуальными, останься я в физике как исследователь?

– Ох, подвижник ты наш, – прозвучал голос Бориса с ироническим очень оттенком.

Из ответа Виктор понял причину:

– Не завидуй, Боря. Во-первых, ты сам из Марии Александровны лопатой гребешь.

– Не бедствует, – с доброжелательной улыбкой подтвердила та.

– Во-вторых, я собирался бескорыстно растолковать тебе – что такое кристаллическая упаковка.

Раскаянье пришло немедля:

– Прости. И чего я схамил? Затменье нашло.

– В третьих, у меня еще есть интересная информация.

Стул одним рывком придвинулся к их столику.

– Сперва о кристаллах.

– О’кей. Один американский физик, фамилию я тебе потом сообщу, принес студентам кристалл, предложив каждому подержать в руках и мысленно спросить: «Откуда ты родом?». А через минуту, если что-нибудь придет в голову, написать на бумажке. Шестнадцать из девятнадцати написали «Бразилия».

– И попали?.. Любопытно, да, очень. Давай вторую информацию.

Молодой директор колледжа взглянул на прокурора, как на новенького, и начал со слов для него:

– У нас есть кружок индивидуального творчества, возник благодаря Марии Александровне.

– Не преувеличивай.

– Нет, именно вы натравили нас на Черный лес и этим дали толчок всему остальному.

Та намерилась опять возразить, однако прокурор оказался быстрее:

– Стоп. Вот здесь, очень прошу, яснее.

– Уж больше года, как газета будоражит этим лесом весь город.

– И будем будоражить! – рука Бориса с бокалом пива поднялась в воздух. – Чтоб некоторые не думали…

Кто – «некоторые», что – «не думали» прокурор не узнал, потому что заявитель, вместо пояснения, счел более важным сделать пару хороших глотков.

Максим, не обратив внимания, продолжал:

– Мы включились. Инициативу проявили сами ученики – подростки любят загадочное. И прошлой осенью осуществили довольно большую работу. Заодно стал действовать семинар «Смелых идей».

– Провели в лес более десятка походов, – поощрила Мария.

– Да, а если точно – тринадцать. – Прокурора удивил масштаб «операции» и собеседник это заметил. – Почему так много в сравнительно небольшой лесок? А там скачет электромагнитное поле. Но не топографически – нам вообще не удалось составить карту локальных аномалий – скачет во временном режиме. Причем с непонятными ритмами и периодикой. И такое ощущение, что некий электромагнитный субстрат движется по территории леса.

– Ты не говорил, – произнесла Маша с таким будничным выражением, словно этот «субстрат» известен каждому, только вот детали некоторые с его передвижением непонятны.

Прокурор понял, что хочет пива.

Чтобы разбавить эту всю «хиромантию».

Просить не пришлось – Макс выразил то же желание.

– Так, про субстрат и кристаллическую упаковку потом, – заключил Борис. – Ты говорил, что на днях там что-то у вас скакало. Подробней давай.

– А нечего сказать подробней. Сильные колебания, штормило просто. Ребята недавно поставили несколько магнитометров, так что место примерное определить удалось.

– Опять новое?

– Да.

– Могу я позволить себе суммировать так, – не без робости попросил прокурор: – вся территория Черного леса представляет собой зону переменчивого активного электромагнитного поля?

Максим быстро закивал головой.

– Абсолютно точно. И вот оказалось, несколько моих кружковцев провели оригинальные весьма исследования, так казать, групповым эвристическим методом, – он хмыкнул, удивляясь чему-то неизвестному для других. – Возможно, мои фантазеры ближе к истине, чем всякие болтуны о параллельных мирах, червячных переходах и векторе времени – ведь это только слова, за которыми нет никакого нового смысла. Но его и не может быть там, где теория не отталкивается от новой смысловой базы.

– А твои отталкиваются?

– Именно, Боря, от простого чисто логического постулата. И возникает принципиально новая теория мироустройства. В субботу в два часа состоится официальный доклад, – Макс, на всякий случай, предупредил возможные опасения: – Формул почти не будет.

* * *

Утром сегодня, когда проснулся, по-детски без всякой причины обрадовался – что-то сдвинулось в его жизни и волновало ощущением будущего, в котором только еще начинается жизнь, явилось радостное настроение «вверх», стёршееся почти уже в памяти.