Текст книги "Грабители"

29

«Скаут» плохо слушался управления и скользил на брусчатке, рискуя свалиться на один из домов. Луч прожектора прыгал со зданий на мостовую и иногда упирался в какое-нибудь окно, показавшееся Саломее особенно подозрительным.

После того как пехотинцы обстреляли двух людей, похожих на фламмеров, идти по улицам стало намного опаснее. Саломея знала, что такое огненная струя кислотного состава, выпущенная с расстояния в десять метров. Ей приходилось видеть, как рядом с ней едва ли не дотла сгорали бронированные машины, подвергшиеся нападению фламмеров. На открытом месте напасть на робота они не могли, но в условиях уличного боя, когда можно было подобраться почти вплотную, фламмеры делали свое дело и зачастую уходили безнаказанными.

– Да никаких фламмеров у них здесь нет, – отреагировал на сообщение пехотинцев Грэй. Его машина шла позади «скаута» Саломеи и в случае чего могла прикрыть отход своего ведущего.

– Может, и нет, но на всякий случай будь настороже, – сказала Саломея. – Кто знает, что у них есть. Может быть, что-то похуже фламмеров…

Из ее кабины было видно, как танковая колонна катилась по параллельной улице, и ее прожектора шарили по окнам и крышам. Саломея невольно представила себя на месте жителей города, которые сейчас, конечно, не спали и тряслись от страха, видя, как огромные «скауты» заглядывают им в окна.

«А не надо было захватывать нашего офицера!» – оправдывала себя Саломея. Она старалась не думать о Монро, но, едва только забывалась, сразу же вспоминала все подробности их знакомства. От мысли, что Жак лежит где-то растерзанный, ей становилось зябко.

Наконец улица кончилась, и Саломея вывела свою машину на небольшую площадь.

Тут же слева от нее стали выкатываться танки, образовывая дугу перед парадным входом трехэтажного здания.

Вскоре показались «скауты» Бони и Фэйт. Бони опустила свою машину на одно колено и выбралась наружу.

– Сэр! Я тоже хочу пойти с пехотой! – неожиданно для самой себя напросилась Саломея.

Она была уверена, что Вильямс откажет, но тот коротко произнес:

– Я не возражаю…

Солдаты уже поднимались по лестнице, и Саломее пришлось бегом догонять их, чтобы не отстать.

Охрана старосты города была тут же разоружена, и по образованному коридору безопасности полковник Вильямс и медик Бакстер поднялись по ступеням. Капитан Фарнбро остался у подъезда.

Когда полковник вошел в просторный вестибюль, под потолком стали медленно разгораться люстры и навстречу ночным гостям вышли Мастар и Торрик. Староста выглядел бодрым и учтивым, а Торрик тер глаза и все время зевал.

– Здравствуйте, друзья. Рад приветствовать вас в своем доме, – вежливо произнес Мастар.

– Где наш офицер, мистер староста? Что вы сделали с лейтенантом Монро?!

– Да! – громко добавила Саломея. Она стояла рядом с Бони, у обеих в руках были пистолеты.

– Лейтенанту Монро мы не причинили никакого вреда, – с легком поклоном сообщил Мастар. – Иначе и быть не могло – он наш гость.

– И быть не могло, – подтвердил заспанный Торрик и почесался.

– В таком случае проводите нас к нему. Я должен убедиться, что с ним все в порядке! – строго произнес полковник, ничуть не поверив Мастару.

– Конечно, я провожу вас. Пожалуйста…

30

Какие-то клочки видений словно черные тучи проносились в сознании Жака. То он видел себя маленьким, то вспоминал какой-то забытый сон, а то вдруг видел уходящие вдаль ряды пирамид.

«Это я, наверное, сплю», – говорил он себе и на короткие мгновения приходил в себя.

Вот и сейчас его горячее тело обрызгали какой-то жидкостью, и она тотчас испарилась, оставив в воздухе пьянящий и щекочущий ноздри аромат.

Жак приоткрыл глаза, но увидел только тени. Затем почувствовал легкие прикосновения множества рук, которые проворно и смело скользили по его телу.

«Кажется, я раздет… Куда они подевали мою одежду?» – проплывали в голове Жака ленивые мысли. Он то утопал в волнах сонливого отупения, то возвращался к реальности, и тогда ему казалось, что он находится в недвусмысленной ситуации.

«Да, определенно я сейчас с женщиной…» – думал Жак, пытаясь как-то упорядочить свои мысли. Но у него ничего не получалось.

Приходилось идти на поводу у чужой воли до того момента, когда все наконец завершалось естественным образом.

Однако отдыхал Жак недолго. На него снова брызгали ледяными искрами, и он чувствовал их быстрое и колючее прикосновение.

«Если я умираю, то, наверное, это не самая страшная смерть…» – подумал Жак, и перед его глазами расцвел яркий пламенный цветок.

В то время как он блуждал где-то на грани сна и реальности, его тело ни на минуту не оставалось без внимания. Извивающиеся змеиные тела серебристых красоток поочередно совершали на нем танец плодородия. После того как каждая получала то, что ей было нужно, сморщенная старуха в черной накидке осматривала Жака, а затем сбрызгивала его сонным маслом.

Наконец все закончилось.

Изможденное тело Монро казалось лишенным крови и выглядело как восковая фигура.

– А теперь согрейте его, – сказала старуха. – Он потерял слишком много сил.

Старуха медленно удалилась, а серебристые нимфы, словно бабочки на цветок, осторожно опустились рядом с Жаком. Какое-то время они что-то нашептывали ему, а затем успокоились и вскоре заснули, сплетя воедино свои гибкие тела.

31

Последнее, что видел Жак перед пробуждением, было лицо Саломеи. Ее глаза были задумчивы, а губы… Впрочем, эта картинка сразу исказилась, и Саломея стала гневно выкрикивать: «Ты сукин сын, Монро! Какой же ты сукин сын!»

Жак хотел остановить ее и объяснить, что он вовсе не сукин сын, но в эту минуту послышался голос полковника Вильямса, который прозвучал для Жака как утренний горн.

Лейтенант вскочил на ноги, и его нежные нимфы испуганно запищали, попав под яркие лучи солдатских фонарей. Почти тотчас же под потолком зажглись тусклые люстры, и Жак с ужасом увидел, что перед ним стоит добрая половина отряда, а сам он в чем мать родила да еще окружен обнаженными девицами, которые доверчиво к нему жмутся.

– Вы были правы, сэр, – произнесла Бони, к которой первой вернулась способность говорить. – Лейтенант Монро действительно выполнял роль специалиста по связям с общественностью. Нетрудно догадаться, что общественность этой связью вполне довольна.

– Отставить шуточки, лейтенант Клейст, – строго сказал полковник и, повернувшись к Мастару, спросил: – Где его одежда и оружие?

– Сейчас все принесут, – заверил староста.

Саломея смотрела на голого Монро сквозь линзы набегавших слез.

– Какой же ты сукин сын, Монро… Какой же ты сукин сын, – говорила она.

Наконец разоруженные охранники принесли длинные ванночки, в которых под слоем розовой воды покоились винтовка, рация и гранаты Жака.

И снова полковнику и всем его бойцам пришлось удивляться.

– Зачем вы положили все это в воду? – спросил Вильямс.

– У нас такой обычай, – пояснил староста города, – это делается только для лучших гостей. Их руки омываются розовой водой и все их вещи, кроме одежды и еды, опускаются также в розовую воду.

– Да, такой у нас обычай, – подтвердил Торрик слова Мастара.

Из-за спин солдат протиснулась старуха в черной накидке, держа в руках вычищенную и отглаженную форму Жака.

– Всем покинуть помещение! – приказал полковник, и тотчас все солдаты вышли. Вслед за ними убежали серебристые нимфы, старуха в черном и даже староста Мастар.

Двери закрылись.

– Ну, одевайся, – сказал Вильямс и тяжело опустился на низкую тахту.

Жак подошел к своей одежде и только сейчас заметил нашитые на нее разноцветные ленточки. Выругавшись, он стал в ярости срывать их и бросать на пол.

– Сам напился или они тебе чего-то подсыпали? – спросил полковник и улыбнулся, глядя, с каким остервенением лейтенант Монро обрывает украшения.

– Не знаю, сэр, сам или нет. Просто в какой-то момент понял, что меня здорово ведет и целые куски реальности из памяти просто выпадают… То сидел, а то вдруг уже иду. Или наоборот – шел по коридору и уже стою в комнате Василия.

– Какого Василия?

– Да этого сержанта из Пятьдесят второго егерского… Он у них здесь вроде вождя был. Научил их языку. Слышали, как чисто говорит Мастар?

Наконец Жак очистил куртку от ленточек и, одевшись, почувствовал себя человеком.

– Не забудь выловить винтовку… – напомнил полковник, указывая на длинные ванночки, оставленные мемами. – Ну так что про Василия? Он жив? Ты его видел?

– Нет, Василий уже умер от старости, а его комнату они сохранили как музей. Там, кстати, я и прочитал его послание.

– Какое еще послание?

– Послание для тех, кто попадет сюда так, как попали мы.

– Он что же, был в этом уверен?

– Выходит, так.

Жак достал из ванночки винтовку и подержал ее над емкостью, чтобы стекла вода. Затем положил оружие на пол и стал вылавливать гранаты и рацию.

– Странное дело, – вдруг сказал он, – я был уверен, что прочитал только пару отрывков из письма Василия, но теперь у меня такое ощущение, будто я помню весь текст.

– Нужно обязательно забрать это письмо с собой. Возможно, этот Василий написал о том, как нам отсюда выбраться.

– Я и так знаю, что он там написал, – заметил Жак.

Он сел на пол и, отстегнув у винтовки магазин, потряс его, чтобы избавиться от последних капель воды.

– Василий пытался найти способ вернуться назад, но поначалу у него ничего не выходило. Он перебирал все возможные причины, по которым его полк оказался на Ловусе… Ловус, сэр! Эта планета называется Ловус!

Жак даже вскочил на ноги, вспомнив об этом.

– Название не много нам дает, – охладил его Вильямс. – Продолжай, пожалуйста.

Жак снова опустился на пол.

– В конце концов он пришел к выводу, что тут замешаны пирамиды.

– Для этого не нужно быть очень умным, Жак, – досадливо поморщился полковник. Ему хотелось услышать что-то более значимое.

– Да, сэр, но в своих поисках Василий пошел дальше. Он неоднократно посещал разрушенные пирамиды в одиночку…

Полковник с сомнением посмотрел на Жака:

– Ни за что бы на такое не согласился. Зачем он это делал?

– Думаю, от отчаяния. Однако дальше он пишет, что узнал там нечто такое, что заставило его изменить свою жизнь.

– Ты, Жак, когда рассказываешь, как будто к чему-то прислушиваешься… – заметил Вильямс. – Ты здоров? Не утомили тебя эти серебряные штучки?

– Ну, – лейтенант пожал плечами, – я как будто действительно слышу это. А что касается девушек, то именно из-за них меня и опоили. Теперь я просто уверен…

– А почему ты так думаешь? – спросил полковник и оглянулся на дверь.

– Им нужен преемник, сэр, преемник Василия. Думаю, они хотели использовать меня как племенного самца.

– Что, действительно он был семи пядей во лбу, этот парень?

– На фотографии, которую я видел, это обычный сержант. Из тех, которые угодны старшим офицерам. Одним словом, крутой парень.

– Ну ладно. Нам еще предстоит все это обсудить, – сказал полковник и поднялся. – Раз в городе нет врагов, останемся здесь квартировать, а там видно будет…

32

Несмотря на сильную занятость и постоянную подвижку рабочего графика, глава медиаимперии Сандрин Ломеар приняла посетителей точно в назначенный срок.

К ожидавшим в приемной Биллу Харченко и Хельмуту Барнаби подошел стройный молодой человек и, ткнув карандашиком в список, сказал:

– Господа, директор Ломеар примет вас, но помните – в вашем распоряжении только десять минут.

– Мы уложимся, – сказал Барнаби и, резко поднявшись, по-военному одернул пиджак гражданского костюма. – Билл?

– Я готов.

Харченко потоптался на месте, откашлялся, и они с Барнаби пошли к огромной двери, на которой красовалась надпись из огромных бронзовых букв: «Сандрин Ломеар, директор холдинга «Интерглобал».

Барнаби шагнул первым и, преодолев сопротивление тяжелой двери, вошел в кабинет госпожи Ломеар.

– Здравствуйте, джентльмены! – прокаркала хозяйка сухим надтреснутым голосом. – Прошу вас поближе, не застаивайтесь там у входа.

Голос Сандрин Ломеар был подчеркнуто командным и не уступал по властности голосу гроссадмирала Петена.

Определив для себя роль собеседника, Барнаби почти строевым шагом приблизился к столу и присел на край кресла. Следом за ним, словно отставший хвост, подтащился Харченко и тяжело плюхнулся на второе кресло, заполняя весь предоставленный ему объем.

– Слушаю вас, джентльмены, – сказала госпожа Ломеар, давая понять, что время аудиенции начало свой отсчет, и закурила длинную сигарету, прикусив фильтр вставными зубами.

Посматривая на гостей прищуренными от дыма глазами, Ломеар кивнула еще раз – дескать, я слушаю.

– Я полков… Отставить. Я Хельмут Барнаби, пресс-секретарь Имперского торгового агентства, а это…

– Главный менеджер по финансам Билл Харченко, – представился его напарник.

– Да, и мы пришли поговорить о некоторой услуге. Со стороны вверенного вам холдинга…

«Правильно я сказал или нет?» – засомневался полковник Барнаби, поскольку госпожа Ломеар подозрительно долго жевала фильтр недокуренной сигареты.

– Как странно, – произнесла она наконец. Затем прикурила новую сигарету и опять повторила: – Как странно, джентльмены, что я приняла вас за пенсионный фонд «Янг буллз». Вы точно не они?

– Нет, мэм, – четко ответил полковник Барнаби.

– Ну и ладно. Так в чем суть предложения?

– Нам нужно информационно-пропагандистское прикрытие. У нас есть проблемы, о которых не должна знать общественность.

– Понятно, – кивнула Ломеар. – Только хочу предупредить – мы будем говорить о девятизначной цифре.

– А точнее? – вступил в разговор Харченко.

– Около трехсот миллионов.

Гости переглянулись.

– Это, конечно, ляжет на нас непомерным бременем… – сказал Харченко.

– Но что делать, ситуация обязывает, – закончил за него полковник Барнаби.

– Вот и чудненько, – проскрипела Ломеар и нажала кнопку селектора: – Цыпочка моя, срочно договор о намерениях.

Почти мгновенно дверь отворилась, и в кабинет вошел секретарь, тот самый, который вызывал Харченко и Барнаби на аудиенцию. Он положил на стол затребованные бумаги, и Ломеар, мгновенно их просмотрев, поставила свою подпись и подвинула к гостям:

– Вот, господа, засвидетельствуйте ваши намерения, а затем через недельку принесите перечень требуемых услуг.

– Мы не можем ждать, – безапелляционно заявил Барнаби.

Госпожа Ломеар удивленно на него посмотрела, прикурила очередную сигарету и, разорвав бумаги пополам, швырнула их в мусорную корзину.

– Ну ладно, – согласилась она, – рассказывайте. А ты, цыпочка моя, можешь идти.

Секретарь встряхнул белокурыми локонами и вышел с высоко поднятой головой.

– У нас пропали люди, – сдавленным голосом произнес Барнаби. – Исчезли, понимаете?

– Нет, не понимаю, – честно призналась госпожа Ломеар.

– Ну, может быть, вы слышали о событиях сорокалетней давности, когда в имперской армии пропал целый полк.

– Это вы о Пятьдесят втором егерском? – спросила Ломеар.

– Да. Теперь, увы, произошло практически то же самое.

Сандрин Ломеар вздохнула, и ее глаза неожиданно увлажнились.

– Тогда я была еще молодой стажеркой и так переживала за этих солдат… – Она вздохнула еще раз и, возвратившись из своих воспоминаний, сказала: – Ну так и что вы хотите?

– Чтобы эта новость не прошла на ваши каналы, – просто ответил Барнаби.

– Да, – добавил Харченко, – ни под каким видом.

– Это будет непросто сделать.

– Мы поняли это по сумме, которую вы запросили, – тут же отреагировал Харченко.

– О’кей, – после минутного раздумья сказала госпожа Ломеар. – Устроим для вас глобальное предохранение. Но, джентльмены… – Ломеар подняла сухой палец, унизанный перстнями, – существуют еще и свободные охотники за новостями. Они работают только на самих себя, и уж если они что-то пронюхают…

– А нет ли у них какого-нибудь координирующего центра? – спросил Барнаби.

– Нет, – махнула рукой Ломеар, – по сути, это дикие животные. Ночные животные…

– Ну, может быть, у них есть клубы? – предположил Барнаби.

– Или постоянные места для оргий? – добавил Харченко, болтая ногами на высоком кресле.

– Да, что-то подобное у них определенно есть. И называется это «Профсоюзный комитет свободной информации».

– А где это находится? Где-нибудь в клоаке вроде сквотерских планет? – уточнил Харченко.

Барнаби строго на него посмотрел. Он не одобрял гражданской распущенности.

– Нет, они находятся в самом центре – на Цинати.

– А, ну это упрощает дело.

– Тогда на этом давайте расстанемся. Если завтра вы пришлете мне подписанный контракт, я сразу же «включу фильтр».

33

Сегодня у Фредди Чингиса кончились последние деньги. Мало того, он еще задолжал за номер в гостинице, который и жильем-то назвать было невозможно. Хозяин сдавал этот грязный угол за пять кредитов в сутки, но даже таких денег у Фредди больше не было. Неделю назад он, не сдержавшись, купил дозу синей полыни и сжевал ее всю до корешка, а пока он был под «балдой», у него стянули последнюю сотню.

Полынь оказалась протухшей, и Фредди капитально обделался. Наутро хозяин орал, что не потерпит у себя вонючих свиней, и потребовал деньги вперед. Фредди сказал, что принесет деньги на следующий день, и до самого вечера сидел без штанов, ждал, когда из прачечной на углу улицы уйдут все посетители. Когда стемнело, он прокрался по коридору и, оказавшись на улице, совершенно открыто пошел за угол, держа под мышкой окаменевшие после несчастья штаны.

Тусовка бродяг, собиравшихся у прачечной, приняла его с пониманием, и вскоре его брюки уже крутились в стиральной машине вместе с рваниной нескольких обитателей улицы.

Пока одежда стиралась, обнаженные жители подворотен вели неспешные беседы.

– Трава нынче пошла не та, – заявил бородатый старик Гегель, перебирая в руках четки, сделанные из стеклянных бус. Вся его одежда проходила санобработку, и только небольшой кошелек болтался на шее, постукивая о выпиравшие ребра.

– Согласен, однозначно, – подтвердил Дундо Иглесиас, спившийся штурман пассажирских линий. – Раньше, бывало, съешь травки – и, как человек, все понимаешь, отвечаешь, правда, невпопад, но зато сила и здоровье в тебе необыкновенные! А сейчас трава вредная пошла. Отрава, а не трава.

С ним согласились Толстый Бено и Красавчик, прозванный так за огромный шрам, проходивший через все лицо.

– Испепелю, грешники! Испепелю! – завопил вдруг ворвавшийся в прачечную сумасшедший старикан по прозвищу Бешеный. Кем он был в прошлом, никто не знал, но ходили слухи, что писателем-фантастом.

Случалось, Бешеный устраивал целые спектакли, угрожал сжечь всех из бластера и выходил на связь с далекой планетой, крича в пустую кружку:

– Внимание, Центр! Совершаю джампинг в нульпереходе! Просьба не мешать! Как слышите меня?! Длина джампинга пять миллиардов парсек! Отойдите подальше, а то зашибу!

Вот и сейчас он плевался во все стороны, имитируя плазменные разряды, но, получив несколько затрещин, успокоился и сел возле двери.

– А меня из гостиницы выгнали, – пожаловался Фредди, когда в разговоре возникла пауза.

– Чего так? – спросил Иглесиас и широко зевнул.

– Деньги кончились.

– Эка невидаль, – вступил в разговор Гегель. – Деньги это пустое. Не стремись к ним, если хочешь понять смысл жизни…

– Ты это серьезно? – грустно усмехнулся Фредди.

– Вполне, – кивнул старик.

– Гегель у нас знатный философ, – сказал Толстый Бено и активно почесал подмышки.

– Нет, я к этому еще не готов. Мне деньги нужны.

– Ну, тогда иди работать, – предложил Иглесиас.

– Точно, – ощерился Красавчик в кривой ухмылке. – Я сам когда-то работал на чистой работенке.

В это время в углу между двумя автоматами зашевелился человек. Он поднял свою косматую голову и, пьяно улыбнувшись, изрек:

– Во, страшная крыса, весь зоопарк тута…

– Подходи к нашему шалашу, Бьорк. Или ты еще спишь? – с насмешкой спросил Гегель.

– Нет, я не сплю, крыса страшная. Я даже слышал вашу трепотню насчет денег. – Бьорк потянулся.

– Одежду стирать будешь, Бьорк?

– Эх, страшная крыса, а на кой мне? С бабами я не сплю, а бутылки от меня и так не бегают. Выпить есть?

– Ты же знаешь, мы не пьем, – развел руками Гегель, который по сравнению с Бьорком выглядел как университетский профессор.

– Ну-ну, трезвенники. А ты не верь им, парень, – обратился Бьорк к Фредди Чингису. – Они сами только о деньгах и думают. Выпить им не надо, но вот за клок сена они удушатся…

– А кто ты по образованию, Фредди? – спросил Гегель.

– Ну, в детстве хотел стать инженером, но в колледж не прошел. Тогда решил стать учителем – тоже зашился на экзаменах. Ничего не оставалось, как поступить на журналистский факультет…

– И че, не пошла работенка? – спросил Красавчик.

– Сначала пошла. Я даже на радиостанции работал.

– Как называется? – проявил интерес Бьорк.

– «Серебряный снег».

– Хорош-шая радиостанция, крыса страшная.

– Ты что, знаешь такую? – удивился Толстый Бено, продолжавший чесать подмышки.

– Откуда? – пожал плечами Бьорк. – Просто название понравилось, крыса страшная. Как-то на свалке я накопал целый ящик лосьона «Серебряный ветер». Так я его, крыса страшная, три дня сосал, пока в хосписе не очнулся… Прикинь – лежу весь в трубках, как спагетти.

– А что за должность ты исполнял на радио, Фредди? – поинтересовался Гегель.

– Диджей четвертого разряда, – ответил Чингис и неожиданно для себя испытал чувство гордости.

– Оба-на, страшная крыса. А чего же ты делал? – заинтересовался Бьорк. От него исходила такая ударная волна угара, что даже привычные к запахам бродяги отворачивались.

– Динаму раскручивал. Это по-нашему означало – заполнять промежутки между треками…

– А чем заполнять?

– Да кто чем может. Один мой коллега анекдоты рассказывал, другой комментировал «Камасутру», третий…

– Чего комментировал? – переспросил Бьорк и икнул.

– Это книжка такая, поучительная, – проявил осведомленность Красавчик. – Она учит, как трахнуть бабу, чтобы вы оба ничего не поняли!

Красавчик довольно заржал, и при этом все его лицо страшно перекосилось.

– Ну так что там про твою работу, Фредди? – напомнил Иглесиас. – Кто там чего делал?

– Наш босс говорил, что главное – привлечь слушателя, а сделать это может только хороший диджей. А что он при этом будет делать, неважно, главное – найти свою изюминку. Был у нас один парень, который принимал рвотное, ну и заливал все микрофоны, натурально. Так у него рейтинги просто зашкаливали – народу очень нравилось. Правда, недолго.

– А чего так?

– Да помер от заворота кишок.

– Ну а ты чем удивлял публику? – спросил Гегель.

– Я лучше всех использовал слово «задница». От одного корня мог получить сто сорок восемь слов…

– О! – воскликнул Бьорк. – Да ты просто этот, как его…

– Филологический феномен, – подсказал Гегель.

– А точно, крыса страшная! Он самый!

– Так чего же ты ушел с радиостанции? – спросил Толстый Бено. Он перестал чесаться, но было видно, что скоро начнет снова.

– Уволили меня, – скорбно обронил Чингис.

– Такого талантливого? – удивился Бено.

– Да. На мое место взяли одну сучку. У нее была сногсшибательная фишка – приводить в студию дружка и жариться с ним до упаду. В таком состоянии она была вне конкуренции. У нее не было своего угла, вот она и таскала мужиков в студию, заодно завоевала титул «Диджей года». Жени Шабад – так ее звали…

Дверь в прачечную открылась, и в помещение вошел патрульный полицейский.

– Добрый вечер вам, сержант Марвел, – поздоровался Гегель.

– Привет, старик.

Марвел внимательно всмотрелся в лица всех сидевших на полу бродяг и, видимо, не найдя того, кто ему нужен, повернулся и вышел.

На то, что оборванцы бесплатно стирали свои тряпки, он смотрел сквозь пальцы. Это была цивилизованная часть «уличных рыцарей», и с ними у полиции не было никаких проблем.

– Уважительный полицейский, – заметил Бено, опять начавший чесаться.

– Да, такой не бьет в морду ни за что, – согласился Иглесиас.

В этот момент открылась дверь. Все повернулись, ожидая снова увидеть полицейского, однако это был Михель Царик.

Некогда он тоже входил в уличное сообщество, но потом завязал с травой и спиртным и выбился в люди. Теперь он состоял на службе и работал на узле связи, однако без старых друзей тосковал и частенько заходил в ночную прачечную.

– О, Михель, крыса страшная! – радостно заголосил Бьорк. – Горючка есть?

Вместо ответа Михель бросил Бьорку жестянку с пивом. Тот поймал ее на лету, словно пес, и с рычанием стал срывать крышку. А Михель продолжал раздавать подарки, состоявшие из просроченных леденцов, подмокших сигарет и позавчерашних колбасок из заведения «Дер-Нах-Цуг».

С Фредди Михель поздоровался отдельно и сразу стал спрашивать, как у того дела.

– Да хреново его дела, – ответил за Фредди Иглесиас, закуривая дареную сигарету.

– Мне теперь жить негде, – подтвердил Фредди и впился зубами в колбаску. Он был очень голоден, и при виде еды у него даже затряслись руки.

– Тебе нужно работу искать, приятель, – посоветовал Царик. – Вот я образовался при службе и теперь в полном порядке. Курю сигареты «Блу Дрим», ношу пиджаки а-ля «Ветер Лиссабона», плачу за квартиру… – Царик развел руками. – Ну, короче, ты понял.

– Михель теперь полноценный гражданин, – подтвердил Гегель. Ему достался пакетик леденцов, и он был доволен.

– Да какую мне работу? Ты же знаешь, я был диджеем. С такой биографией ни на какую работу не возьмут.

– Ну, не скажи, – возразил Царик. – Помнишь знаменитого Каку?

– Конечно. – Каку Фредди помнил. Одно время тот был кумиром многих диджеев. Ведь ему удавалось не только шепелявить, но еще и заикаться, а это было по силам только настоящему мастеру прямого эфира.

– Так вот, Кака теперь получает деньги ни за что, да еще имеет угол и бесплатное питание.

– Каким образом?

– Им заинтересовался один частный исследовательский центр, изучающий случаи тяжелых психических отклонений, а тут Кака, сам понимаешь, был вне конкуренции. Теперь они его изучают. Его и еще нескольких ребят помельче…

– У меня не получится, – вздохнул Фредди. – Я пограничный, понимаешь? Если бы я действительно был настоящим шизаном, меня бы не выдавила какая-то Жени Шабад.

– Это так, – согласился Михель. – Настоящих буйных нынче мало.

– Точно, а трава пошла просто отрава! – добавил Иглесиас.

– Джентльмены! Четвертая камера отстиралась. Кто клал шмотки в четвертую – разбирай, – громко объявил Гегель.

Бродяги загомонили и, поднявшись с пола, стали выбирать из парящего бака отжатую одежду.

Фредди отследил свои брюки, трусы и майку. А рубашку и носки едва не увел Красавчик. Правда, он вернул вещи, как только Фредди потребовал их обратно.

– Извини, дружище. Я думал, это мои.

Когда Фредди оделся во все сырое, он почувствовал себя по-настоящему несчастным человеком.

– Я вижу, ты еще не готов ночевать на улице, – заметил Михель, прикуривая свои знаменитые «Блу Дрим».

Фредди молча кивнул.

– Тогда переночуешь сегодня у меня. Есть необходимость кой-чего обсудить.