Текст книги "Зона заражения"

Париж, Франция
Эйфелева башня
22 мая 2036 года

Эйфелева башня, построенная лишь на время Всемирной выставки, но ставшая символом Парижа и Франции, все еще держалась на ногах, утверждая неразрывность связи нового и старого, куда лучшего времени. Теперь она не освещалась, освещались только ресторан «Жюль Верн» и бар с шампанским, расположенный почти на самой вершине. Вход в них был, как и прежде, через одну из ног башни, дальше надо было подниматься на лифте. Все размеры башни ты осознавал, только когда находился рядом с ней.

Его высочество Ага Хан VI передвигался по Парижу на «Бентли» довольно скромно и только с одной машиной охраны. Мы на этом фоне с нашими бронированными «Эверестами» выглядели как дикари, заявившиеся на костюмированный бал. Шарка со мной не было, он встретил меня и передал менеджеру (так они назывались) приставленной ко мне команды PSD по имени Горан. Поскольку я предпочитаю знать тех, кто меня охраняет, я попросил Горана немного рассказать о себе. Рассказ обычный – паренек с побережья, ненавидел сербов, качался, брат – в хорватском спецназе, сам он отпахал три года в Ливии. Когда началась война, он не сумел вернуться, а его брат, как и вся антитеррористическая группа Лучко, погиб, прикрывая отход беженцев на территорию Сербии. Когда он освободился от дел в Ливии, возвращаться было некуда – не было ни Хорватии, ни Сербии, а был Арнаутский халифат. О своей семье он ничего не знал до сих пор, убили ли, угнали ли в рабство – ничего не знал. Поскольку деваться было в общем-то некуда, он так и остался в охранном бизнесе. Мою контору он знал, относился с уважением – все-таки слава о нас шла, и недобрая слава, но нам такая и нужна.

Когда мы вошли в лифт, ведущий наверх, Горан приклеился ко мне, а с принцем охраны не было вообще никакой… какие-то громилы, похоже, мусульмане, и остались они внизу… мне вообще показалось, что они не сертифицированные охранники, что весьма странно. Уже в лифте Горан незаметно передал мне небольшой «Хеклер-Кох», который я сунул в карман. Некий знак профессионального уважения.

Мы поднимались все выше и выше, в бар с шампанским на самом верху. Париж, некогда сияющий всеми цветами радуги, сейчас выморочно бледнел новомодным светом дешевых китайских светокристаллов, и то не везде. Энергию приходилось экономить везде и во всем…

Шампанский бар наверху был предельно простым, но таким он был еще до войны. Он ни в коем случае не походил на ресторан, потому что там не было столиков, и шампанское пили прямо стоя. Это была открытая площадка на самом верху Эйфелевой башни с очень скромным, надо сказать, освещением, защищенная изогнутой крупноячеистой решеткой оттого, чтобы кто-то не выдумал сигануть оттуда вниз. Там же было что-то вроде ларьков, встроенных в саму конструкцию башни – и в ларьках на разлив продавали шампанское. Отличие этих ларьков от ларьков, к которым стоит очередь из забулдыг, в том, что здесь бокал «Вдовы Клико» старых лет мог стоить тысячи три франков[42]42
  После падения ЕС страны, ранее входившие в него, попытались восстановить свои прежние валюты. Кому-то это удалось, кому-то нет.


[Закрыть]. Швейцарских, конечно, франков. Французские франки, равно как и евро, эту валюту времен упадка здесь давно не принимали.

Три тысячи швейцарских франков у меня были. У его высочества тоже. Получив по бокалу «Вдовы Клико», мы отошли к решетке, чтобы полюбоваться ночным Парижем. Зрелище, если честно, было не очень – света намного меньше, чем раньше, каменная пустыня под луной да трассеры, взлетающие где-то в пригородах.

– Бывали здесь раньше? – спросил лидер исмаилитов, облокотившись о перила.

– Нет, – сказал я, – я из спецназа.

– Я знаю. В Горном Бадахшане жили мои подданные. Вы убили их всех.

– Их убили не мы. Большей частью их убили моджахеды. Сами подумайте, кто полезет в Горный Бадахшан, это же тупик. Мы только подорвали дорогу и оставили там заслон, у нас не хватало сил ни на что другое.

– Я не виню вас, – сказал лидер исмаилитов, – я уже давно не виню никого и ни в чем. Аллах рассудит, кто прав, а кто нет.

– Да, – криво усмехнулся я. – Вот только я считаю своим долгом переправить к нему как можно больше его почитателей. Потому что ждать больше невозможно.

– Не любите мусульман? – спросил принц.

– А за что же вас любить? – спросил я. – Если откровенно, вы видели, что делается в пригородах? Там настоящий ад творится. Торгуют людьми, нападают, как зверье. Думаете, там сильно думают об Аллахе? И то, что здесь, – это еще ничего, это сносно. Бывали в Дубае?

– Бывал…

– До того или после того?

Как-то не получался у нас светский разговор… к тому же я рисковал потерять контракт. Но поделать с собой ничего не мог.

– Я долго думал над этим, – сказал Ага Хан VI. – Кто виноват в том, что произошло с миром? Я ведь помню и лучшие времена, хоть был в то время подростком и многого не понимал. И пришел к выводу, что во всем виноваты не мои несчастные братья, а Запад. Так что все происходящее есть кара Аллаха за безбожие.

– Интересно, – ответил я, – впрочем, ничего другого я и не ожидал. Знаете… я как-то раз читал пакистанский журнал… точнее не журнал, а брошюру, очень старую. От нее не фонило, и она у нас была на блоке… все равно читать-то надо было что-то. Она была на английском, и там кратко рассказывалось об истории Пакистана. Знаете, почему я запомнил это? Там все время говорилось о том, что кто-то виноват. Индия была виновата, что забрала Кашмир, хотя не имела на это никакого права, а потом трижды победила в войне. Бенгалия была виновата в том, что посмела пожелать независимости. СССР был виноват в том, что вторгся в Афганистан, и от этого в страну пошли беженцы. США были виноваты… не помню в чем, но были виноваты, это точно. Всегда кто-то виноват. И это не одна страна, это мнение всего исламского мира. Всегда кто-то виноват.

– Западный мир, – сказал принц, – виноват в том, что поставил материальное впереди духовного и отрекся от своей миссии.

– О да. Материальное впереди духовного… кстати, мне понравилась ваша машина.

– Нет, дослушайте и не перебивайте. Человечество всегда жило примерно в равных условиях, и только в двадцатом веке его часть, именуемая «Запад», вырвалась вперед. К концу двадцатого века это превосходство стало подавляющим. Однако Запад не подумал о том, как живут несколько миллиардов людей, которые живут совсем рядом, на одной планете с ним. Кто-то решил, что можно жить в богатстве и роскоши, а рядом могут умирать от голода дети. Нет, это было бы понятно, если бы не знали… но ведь знали.

И постепенно плотину прорвало. На одной ее стороне стало слишком много воды, а на другой – слишком мало рук, чтобы держать ее. Те, кто поколение за поколением жил ради себя, постигал науку гедонизма, не могли закончить как-то иначе. Однажды приходит судьба и все расставляет на свои места. Кысмет, – зловеще закончил принц и отхлебнул из своего бокала.

Я размышлял, смотря на Париж у меня под ногами, на серебряный серпик луны меж мчащихся в атаку облаков, размышлял, глядя на трассеры над предместьем и красный огонек летящего неведомо куда вертолета. Я и в самом деле не был в Париже, но вот в Амстердаме побывать пришлось, несколько раз я был в странах Прибалтики, еще кое-где. Куда девались эти ухоженные городки, в какую историческую пропасть кануло то беззаботное время. Время молодежи, валяющейся на траве, путешествующей, живущей в хостелах, против чего-то протестующей, отрывающейся. Они все были несерьезные, девочки и мальчики эпохи заката, они жили жадно, но из материального им надо было очень немного. Гораздо больше им надо было в духовной сфере, они хотели ни много ни мало – изменить мир и увидеть, как рушится последняя диктатура, и глоток свежего воздуха свободы становится доступен всем, кто дышал затхлым смогом тоталитаризма.

Как они протестовали. Как верили! Как быстро находили общий язык. Летели на помощь, как мотыльки на огонь. Я помню кадры второй иранской революции[43]43
  В Иране в 202.. году началось антиклерикальное восстание по образцу так называемой «арабской весны». Поддержанное Западом и суннитскими странами, оно было потоплено в крови: аятоллы бросили на подавление стражей исламской революции с приказом убивать, убивать и убивать. Во многом именно с этого восстания и с началом вооруженной конфронтации вокруг него, поддержанной Западом попытки свергнуть власть аятолл, начался процесс, приведший к Третьей мировой.


[Закрыть]. Они же не шли – они бежали на пулеметы и винтовки стражей, они бросались на танки с одним коктейлем Молотова. Пулеметы били и били. А они все бежали.

О чем тогда говорили… О том, что государство как таковое изжило себя. О том, что человечество должно жить маленькими, самоопределяющимися коммунами. О том, что нет граждан и подданных, а есть только люди мира.

Интересно, остался ли в живых хоть один из них? Увидел ли он атомные дуэли, побывал ли на эвакопунктах, послушал ли по радио обращение Верховного Главнокомандующего, в котором тот объявлял о начале тотальной войны[44]44
  То есть войны с применением химического, биологического и ядерного оружия.


[Закрыть]. Посмотрел ли на то, во что все превратилось теперь, – дикое поле с островами цивилизованности посреди моря варварства, новые Средние века, где мы – рыцарство. Только рыцари работали за так, за идею и во имя торжества католической церкви, а мы – за гонорар.

– Как вы….

Признаюсь… пропустил. И выругать бы себя, да смысла в этом – ноль и еще немного. Этот вертолет… мне еще тогда показалось, что что-то неладно, но вот вспышку я пропустил. Потому что на вертолете – красным мигал огонек, и эту вспышку, белую – я не просек…

Вертолет был старый, но можно было надеяться, что он в порядке. Они проверили его, как смогли… на вид все нормально, и даже регламент как-то пройден. Ну а какими деталями он пройден, известно только Аллаху.

Это был «Алуэтт-3», легкий вертолет франко-британской постройки, правда, постройка тут была несколько не «родная» – он был югославский, построенный фирмой SOKO по лицензии. Вертолет этот мог брать двух пилотов и трех пассажиров, правда, тут все лишнее, в том числе и пассажирские сиденья, было безжалостно вырвано, а вместо дверей было что-то вроде сеток. Нетрудно было догадаться, для чего использовался вертолет – для перевозки крупных партий наркотиков. На диких территориях не существовало никакого закона, никакой полиции, но сейчас наркооперации стали еще опаснее из-за беспредела. Если везти наркотик по земле, то это все равно что вылить в воду, полную акул, пинту крови…

Двое братьев быстро подготовили вертолет к вылету. Один из них должен был сидеть на сиденье второго пилота, готовый принять управление, второй сзади. Они решили использовать того пилота, которого предоставил им амир, но при этом второй брат должен был контролировать его. В случае необходимости он перехватит управление вертолетом: каждый из них умел управлять вертолетом, тем более что на вооружении армии их страны стояли лицензионные французские вертолеты, управление было очень похожим.

Пока один из братьев заканчивал с вертолетом, второй собрал винтовку: она была настолько большой, что путешествовала в жестком кофре, разобранная на две части. Эта был «Барретт-107», известная во всем западном мире винтовка, состоящая на вооружении у десятков государств, правительств и даже банд мира, начиная от спецназа армии США и заканчивая мексиканскими и колумбийскими наркобаронами, любившими ее за то, что ее пулю не держал ни один полицейский бронежилет. Символично, кстати, что «Барретт» первой приняла на вооружение из регулярных армий шведская, на замену пулемету «М2», а из нерегулярных – Ирландская республиканская армия. Эти мощнейшие винтовки доставлялись из США как охотничьи и использовались для охоты на британские патрули где-нибудь под Андерсонстауном. С виду винтовка была самой обычной, необычной был прицел. Ну так сейчас у всех уважающих себя снайперов прицелы далеки от обычных «стекляшек», как называют простую оптику.

Снарядив винтовку, старший брат подошел к телебуку[45]45
  Телебуками называли гибрид ноутбука и телефона, главным отличием телебука от обычного ноутбука было то, что к телебуку покупалась СИМ-карта и можно было делать обычные и видеозвонки.


[Закрыть] и включил его. Прямой связи с заказчиками у него не было и не могло быть, как обычно это и бывает – их наняли через существующую в сети подпольную биржу киллеров, сервер которой и расчетный банк находились в Гонконге. Ни они не видели заказчика, ни заказчик не видел их – все просто. Связь осуществлялась через форум, где заказчик и они оставляли друг другу зашифрованные сообщения в виде фотографий. На их запрос уже пришел ответ в виде фотографии старого Киева.

Когда старший брат расшифровал фотографию, он сначала не поверил тому, что там было написано. Это было… как-то глупо, что ли. Он отправил повторный запрос, правильно ли он понял заказчика и информацию, что это будет стоить дороже, потому что изначально так они не договаривались. Потом он подозвал младшего брата и показал ему, что получилось в результате расшифровки. Обычно он все решения принимал сам, но тут почувствовал необходимость посоветоваться.

– Заказчик всегда прав… – пожал плечами младший брат. – Если он говорит, что надо это сделать, значит – надо это сделать.

– Так не договаривались.

– Может, что-то изменилось.

– Мне это не нравится. Нехорошо, когда обстоятельства меняются во время работы. Может, нам еще что-то неизвестно?

– Что именно? Мы знаем только то, что нам сообщил заказчик. И то, что узнали мы. Больше мы никогда ничем не интересовались.

– Мне это не нравится, – упрямо повторил старший брат. – Мне не нравится идея играть с этим человеком в игру. Если мы сделаем это, он будет знать, что мы где-то рядом. И будет готов.

Звякнул телебук. Старший брат подошел, посмотрел.

– Заказчик перечислил деньги, – сказал он.

– Тогда это тем более следует сделать, – глубокомысленно сказал младший.

Взлетели уже потемну.

У пилота были очки ночного видения, даже можно сказать, что приличные. У обоих братьев была термооптика, но пока они не использовали ее – у термооптики ограниченный ресурс, и не следует тратить его попусту, когда можно обойтись. Проблемой была ориентация – сейчас не было GPS, и потому были проблемы. Впрочем, цель выбрала себе такое место для вечернего променада, что промахнуться было просто невозможно.

Вертолет шел над ночным Парижем, брат, как он обычно и делал перед сложным выстрелом, закрыл глаза, чтобы они отдохнули. Следовало также не думать ни о чем лишнем – но этого он уже не мог. Мысли лезли в голову подобно крысам с помойки… в армии своей страны он считался мертвым. Его бросили на задание, которое считалось фатальным, и отказаться было нельзя, это было позором и грозило смертью всей семьи. Но он каким-то чудом выполнил это задание и сумел выбраться живым с территорий, где треск дозиметра сливался в сплошную трель, в песню смерти. В тот раз он охотился один и выжил только за счет того, что те, кто шел за ним по пятам, просто отказались преследовать его, решив, что он и сам умрет от лучевой болезни, незачем хватать микрорентгены самим. Брат ждал его на границе с машиной, он отвез его далеко в горы, и там его сначала лечил шаман, потом он, уже встав на ноги, прошел повторный курс лечения от лучевки. За него он заплатил большие деньги, потратив на это свои первые гонорары… врач сказал ему, что у него средняя, легко излечиваемая степень излучения. Но он-то хорошо помнил, каким он был на пороге тибетской Шамбалы – его не просто рвало, его рвало кровью, и кровь сочилась из глаз. Но он выжил, став одним из самых опасных хищников из ныне живущих. Тот, кто прошел через эпицентр, тот уже не боялся ничего.

– Есть подтверждение, – сказал брат.

– Понял.

Значит, невидимые крысы ночного Парижа выследили цель и сообщили о ее местонахождении. Было бы глупо думать, что можно наскоро перекрыть улицы города стенами и быть в безопасности. Париж отелей и Париж трущоб постоянно сообщались меж собой через лазы в стенах квартир и подземные галереи, через подкупленных охранников и отчаянных сорвиголов. Нельзя отгородиться от ада стеной – он это знал очень хорошо. Еще лучше это знал его народ – они построили самую большую стену мира, но это их не спасло.

– Пять минут.

Брат открыл глаза. Для винтовки он использовал то же самое, что использовали американские спецназовцы при стрельбе с вертолета, – натянутую стропу. Он положил на стропу винтовку и включил загружаться прицел. Теперь не было американской системы погодных измерений, готовой сообщить погоду в любой точке земного шара, и приходилось подключать прицел к внешнему источнику. Этим источником была китайская копия карманной метеостанции «Кестрел», проблема была в том, что китайская станция давала погоду в одном формате, а прицел был прошит под американские данные. Он в свое время заплатил немалые деньги за устранение багов, и все должно было сработать, он проверял, но на это требовалось время.

В ожидании, пока маленькие гномы в прицеле и метеостанции, китайские и американские, говорят между собой, он уставился невидящим взглядом в потолок и задал себе вопрос, за который можно было потерять голову: кто такой заказчик.

За такие вопросы и в самом деле было не сносить головы. Он был одним из наиболее опасных исполнителей в мире и работал он в Гонконге. В Гонконге же находилась подпольная биржа киллеров, доступ к которой был через Интернет, причем, чтобы зайти туда, надо было знать точный цифровой адрес ресурса, ибо названия у него ни на одном языке мира, ни на китайском, ни на русском, ни на английском, не было. Для любителей «поглазеть» была плата за регистрацию – примерно столько же, сколько стоил хороший автомобиль. В сети никто не знал подлинных имен друг друга, а чтобы соблюдать правила – никогда с одного и того же компьютера нельзя было зайти в сеть дважды. Все, что он знал о заказчике, – в сети он (или она) впервые и заплатил ему гонорар – один из самых высоких в системе. Собственно, каждый исполнитель мог ставить гонорар по своему усмотрению, и он поставил себе высокий, чтобы не беспокоили – хотел немного отдохнуть. Тем большим было его удивление, когда на счет ему упали деньги. Он хотел отказаться, потому что у заказчика не было истории работы, но повода не было. Он отлично знал правило системы – получив гонорар, ты не имел права отказываться. Иначе тот, кто стоит за всей этой системой, пошлет твоих коллег разобраться с тобой раз и навсегда…

И сейчас заказчик без разговоров заплатил, что говорило о многом.

В конце концов он приказал себе ни о чем не думать.

Приложение подгрузилось, но он оставил метеостанцию на случай чего. Для того чтобы проверить прицел, он навел его на цель – какой-то источник света всухую обозначил цель кнопкой. Этот прицел был примерно таким же, какими бывают системы наведения у летчиков – позволял проверять его без выстрелов.

Прицел выдал баллистическое решение. Оно было примерным, с его боеприпасом небольшая ошибка значения не имела.

Интересно, что это вообще такое? Почему заказчик вдруг ни с того ни с сего меняет задание? Что у него в голове?

Как бы то ни было, он получил второй (!) гонорар, хотя и первый с лихвой бы покрывал оба контракта.

Дурдом какой-то.

Расслабился я конкретно, признаю. Пытаясь хоть что-то спасти, я бросился вниз, под защиту перил и решетки, пытаясь одновременно сбить принца с ног. Первое у меня получилось. Второе – нет…

Звук, который я услышал, – это звук, одновременно напоминающий треснувшую ветку и влажный шлепок, такой звук издает добрый кусок вырезки, которую повар бросает на стол, намереваясь сделать из нее добрую отбивную. Уже в падении я почувствовал, как умер принц Ага Хан… разом все мышцы потеряли тонус, больше не получая приказов от головного мозга, и он тяжело свалился на затоптанный пол, как мешок. Я пытался вывести его из равновесия, подбив под ноги, потому и почувствовал. Стоял я слишком далеко… легендарное американское личное пространство в полтора метра. Черт…

Принц тяжело упал на меня… я уже знал, что он мертв и все бесполезно. Сначала никто не понял, что произошло, звука выстрела не было совсем, видимо, стрелок пользовался глушителем… да и ветер тут приличный. К нам подбежали… возможно, подумали, что мы просто подрались. Потом охранник высветил нас фонарем – и сразу в несколько голосов рядом заорали от ужаса…

Я не знал, вертолет улетел или еще кружит, и потому лежал… паника мне была даже в плюс – вряд ли снайпер будет рисковать с одиночной целью при панике. Потом охранник при помощи еще одного посетителя, какого-то здоровяка, оттащил с меня труп принца и попытался задержать… это он сделал зря. Он попытался повернуть меня на спину одной рукой, не получилось, попытался второй (первый закон выживания в каменных джунглях – рабочую руку держи свободной столько, сколько возможно) – и тут я сунул ему в лицо пистолет и заорал:

– Замри!

Полиции в Париже больше просто не было.

Для оформления гибели его высочества вызвали какого-то нотариуса, оказывается, тут у них теперь нотариусы составляли все, в том числе и акт о смерти. Нотариус сфотографировал то, что осталось от повелителя мыслей и душ неизвестного количества (от пяти до пятидесяти) миллионов мусульман в Периметре и за Периметром – после чего его как простого смертного начали укладывать в армейский мешок для перевозки трупов.

Sic transit Gloria mundi[46]46
  «Так проходит мирская слава».


[Закрыть]…

Принц и в самом деле был мертвее мертвого, причем смерть была не из плохих – даже не успел понять, что произошло. Пуля попала ровно туда, куда она должна была попасть – в треугольник между носом и ртом, пробив голову насквозь и разорвав позвоночный столб у первого позвонка. Когда такое происходит, – человек даже испугаться не успевает, темнота – и все. Поверьте, я всяких смертей повидал, знаю, о чем говорю. Если попасть в сердце или в крупный сосуд, – все равно человек живет еще минуту, пока не упадет ниже критического уровня кровяное давление. А тут – раз, и человека больше нет.

Такая точность навела меня на мысль, что снайпер использовал какой-то автоматизированный прицел и, возможно, гироскопически стабилизированную платформу, установленную на вертолете. Без этого лично я вообще бы за такой выстрел не взялся. А это уже признак профессионала.

Действительность оказалась еще хуже.

Меня никто и не думал ни в чем обвинять. Я просто расписался как свидетель смерти означенного лица, и на этом процедура была закончена.

Все-таки в децентрализации и отсутствии государства есть и свои хорошие стороны.

Шарк ждал меня внизу вместе с усиленной группой безопасности – пять машин, две присоединившиеся к нам – старые «Субурбаны», канонерки. Судя по широченным люкам, в каждой из них «Миниган» или «М3» – эти машины могут вести бой и с вертолетами. Спустившись с этой гребаной верхотуры, я положил на руку Шарка расплющенную в хлам пулю. Огромная пуля пробила череп принца, как копье – паучью сеть, мне пришлось потратить время, чтобы выковырять ее.

Шарк вкурил сразу.

– «Сандия»?

– Она самая… Как-то не похоже на «Аль-Каиду», не считаешь?

Шарк поежился… я его понимал. Sandia National Laboratories – исследовательская лаборатория из Альбукерки, малоизвестная структура, корни которой росли из атомного проекта «Манхэттен», была первой в мире организацией, разработавшей управляемую пулю. Эти работы шли в десятые и двадцатые годы нашего века и были свернуты по двум причинам. Первый – крах США и вместе с ним – сворачивание всех перспективных разработок. Вторая – еще в десятые годы стало ясно, что намного более эффективна разработка не управляемых пуль, а пуль улучшенной баллистики (в чем лидировала Россия) и совмещенных с оружейными прицелами автоматических, программно-вычислительных комплексов, позволяющих правильно рассчитать траекторию пули, а не поправлять ее в полете. В конце концов пуля – расходный материал, в то время как прицел, даже самый дорогой, – предмет для длительной службы. У американцев вместе с учеными из Sandia за оружейную часть отвечал Barrett, поскольку одним из требований военных было применение данных «сверхпуль» из стандартного армейского вооружения – они разработали специальные версии винтовок М82А3 калибра 12,7×99 мм и М109 калибра двадцать пять миллиметров. «Специальность» этих версий заключалась в особых прицельных комплексах, способных корректировать находящуюся в полете пулю по лазерному лучу, по железу это были стандартные винтовки. Сами пули были бикалиберными, как танковые снаряды, то есть существовала некая платформа с элементами управления и существовала сама пуля, точнее можно сказать, что сердечник пули. Одна такая пуля могла стоить, как недорогой автомобиль.

Постепенно, с появлением все более совершенных прицелов с встроенными баллистическими компьютерами дело заглохло: оно вообще с самого начала казалось не более чем распилом бюджета. Сколько было выпущено винтовок с управляемыми пулями, сколько было изготовлено самих управляемых пуль и где они теперь, – это было неизвестно.

Но я сильно сомневаюсь, что кто-то оттуда будет пользоваться такой винтовкой. Тем более с вертолета – это совсем не тот уровень.

– Кому-то принц сильно наступил на хвост… – философски сказал Шарк. – Сегодня выпьем за помин его души. Наверное, неплохой был человек, раз муслики грохнули его. Мир его праху, и все такое…

Крики на русском привлекли мое внимание – овдовевшая принцесса Шафия отбивалась от охраны. Я подошел ближе.

– В чем дело?

– Не ваше дело…

Никогда не терплю, когда мне хамят. Тем более когда мне хамят мусульмане. Этот типок, запихивающий женщину в машину, стоял очень удачно, и я от души врезал ему. Врезал ему ногой, точнее, носком ботинка чуть повыше пятки, там очень нехорошее место. При правильно нанесенном ударе ломается легко, а лечить очень тяжело. Телохран издал нечто среднее между визгом, воем и ревом, второй – успел схватить меня за рукав, но подоспевший Шарк пробил ему по почкам и выхватил автомат.

– Замерли!

МР7 – штука серьезная, особенно если за спиной еще полтора десятка громил и два пулемета. Пострадавший подвывал, прыгая на одной ноге, еще один лежал и скулил от боли, остальные решили не связываться и подняли руки, показывая свое миролюбие. Принцесса Шафия, освободившаяся от хватки урода, плюнула ему в лицо и гордо прошествовала к машине.

Моей машине.

– Вы мне поможете?

Мы с Шарком переглянулись, а потом синхронно пожали плечами.

– Да не вопрос, – сказал Шарк с неподражаемым легионовским шармом.

В отеле мы поднялись на этаж. Охрана решила не вмешиваться, и мы с Шарком стояли в дверях и наблюдали, как овдовевшая принцесса споро собирает все, что было ценного в их семейном гнездышке. Золото, украшения, меха. Взяла оба ноута, все сгрузила в сумки и в чехлы для одежды, вытряхнув две какие-то менее ценные шубы.

Набралось немало.

– Можно я переночую у вас, – сказала она. – Завтра я уеду. Я не хочу оставаться в этом номере…

Я безропотно разрешил и даже любезно согласился помочь даме тащить вещи до моего номера. За ее спиной Шарк толкнул меня локтем в бок и подмигнул.

Следующий час я надиктовывал отчет для своего работодателя, а дама, воспользовавшись Интернетом в моем номере, подцепила к нему ноутбук и осуществляла трансграничные операции, попутно ругаясь с кем-то по телефону то по-испански, то по-английски – как я понял, там были какие-то проблемы с лимитом перевода. В принципе она была права – весть о смерти духовного лидера исмаилитов еще не разлетелась по миру – самое время брать от жизни все. В пределах лимита расходов, конечно…

– Все… – наконец сказала она по-русски и откинулась на спинку дивана.

– Много получилось? – поинтересовался я, наливая виски.

– Семьдесят один лям, если пропустит Толле. Чертовы перестраховщики, код подтверждения, видите ли, недостаточен.

– А если не пропустит?

– Тогда шестьдесят.

– Тоже неплохо, верно?

– Верно. Налей и мне, а?

Я выполнил просьбу дамы.

– Ты куришь?

– Нет…

Дама решила закурить, но спрятала сигареты.

– Осуждаешь? – в упор спросила она, смотря на меня из-под длиннющих ресниц. Очарование сказки прошло, передо мной была не золушка, а волчица, которая только что славно поохотилась.

– Мне-то что? – пожал плечами я.

– Ну…

– Вот именно. Я просто делаю свою работу.

Я достал из бара бутылку, посмотрел – на вид качественная. Водка, конечно. С вином сейчас лучше не связываться – мало ли откуда оно? Не дозиметром же проверять? Достал и бокал, не для водки, хайболл, но сойдет. Плеснул – надо немного отойти.

– Налей и мне.

Я выполнил и эту просьбу дамы.

– Знаешь, сколько у меня не было секса?

…

– Четыре года. Все время, пока я была замужем за этим уродом.

Я подозревал. Было в них что-то такое… наигранное. И в ней, и в нем, хотя бы как они касались друг друга, это не подделать. Видимо, духовный лидер исмаилитской секты был импотентом. Но действительность, как обычно, превзошла мои самые худшие предположения.

– Он был педофилом, – чудовищно спокойным тоном сказала она. – Предпочитал маленьких мальчиков. Его изнасиловали сверстники в школе для мальчиков в Великобритании, где он учился. Он признался мне в этом на третий день нашей счастливой семейной жизни. Когда у него так ничего и не получилось со мной. Он пытался.

Я ничего не сказал. А что тут говорить?

– Ему приводили маленьких мальчиков, и здесь, и когда он ездил туда, за Периметр – там с этим вообще намного проще. Я все слышала… и должна была все это терпеть. Изменять не могла – это все сразу станет известным. Вот так я и прожила – четыре года без секса.

– Это стоило того? – спросил я.

– Если Толле переведет деньги – значит, стоило, – сказала она, и голосом ее можно было резать хлеб. – Ты не представляешь, как я рада, что его наконец убили.

– Почему, представляю. Я тоже, бывает, радуюсь, когда кого-нибудь убью.

Дама продолжала смотреть на меня, цепко и зло.

– Ты ведь спец. Личник, телохран. Хочешь, найму? Я теперь вдовушка богатая.

Я покачал головой.

– Благодарю. У меня уже есть контракт. Не расхлебаешь.

– Пожалеешь…

Я посмотрел на нее… нет, спасибо. Мне такое и даром не надо.

– Случайно не знаешь, кто его грохнул? «Аль-Каида»? Исламское государство?

– «Аль-Каида»? – Она рассмеялась. – Зачем «Аль-Каиде» нужен этот слизняк? Он платил им деньги, они посылали флешки, и он отстегивал как миленький. Зачем им убивать курицу, несущую золотые яйца.

Мда… Что-то у меня было нехорошее предчувствие… что это как-то связано со мной. Даже не с делом, а со мной.

– Ты женат? – спросила она.

– Да.

– Врешь.

– Почему?

– Ты ни разу ей не позвонил. И она не позвонила тебе.

– У нас свободные отношения. Мы даем друг другу свободу.

– Даже так… – Она отставила пустой бокал, подошла вплотную. – На секс это тоже распространяется?

Поймите меня правильно… я всегда брал то, что дают. Почему бы и нет. Но вот тогда… я даже не знаю, что вспомнил первое. Глаза Насти или… мозги на полу.

– Нет, – сказал я, – на секс это не распространяется. Переночуешь здесь. Утром Шарк отвезет тебя в аэропорт со всей твоей добычей.

Нет, меня нельзя назвать… благочестивым или неизменно хранящим верность человеком. В нашем бизнесе таких просто нет, на праведника я точно не похож и мои коллеги тоже. Просто есть такое правило: не суй пальцы в розетку. Оно означает, что, если перед тобой что-то, представляющее опасность, ты не пытаешься понять, так это или нет, ты не пытаешься разобраться, ты просто проходишь мимо. А эта дамочка представляла опасность. И еще какую.