Текст книги "Враг моей за спиной"

– Твой в машине.

– Делаем…

За спиной – раздаются возмущенные гудки, когда мы выскакиваем из машины. Да пошли вы… вот туда.

– Эй, ты, бачок сливной!

«Сливной бачок» на его беду стоит очень удобно – он пытается затолкать даму в машину, дверца открыта, его рука как раз очень удобно расположена. Поэтому я – тупо пинаю изо всех сил по двери. Ах, как хорошо попало – по локтю, по кости. Возмущенный вопль говорить о том, что попало очень и очень хорошо. Жаль, что дама… а то бы пнул так, что сломал бы.

А вот то, что в машине, на заднем сидении третий – это плохо, этого мы не предусмотрели.

Разъяренный джигит с ушибленной рукой не сдается – он пытается достать левой рукой травмат из правого кармана. Делает он это напрасно, самое лучшее, что он мог бы сделать – это бежать и не оглядываться. У меня тоже есть травмат, но пока обойдемся без него, дубинкой. Дубинка у меня не резиновая, стальная, из двух секций витой пружины, утяжеленной на конце чем-то вроде массивной стальной гайки, только потяжелее. Ей то я и бью джигита по башке – и хорошо бью, со всей силы. Вообще, если наблюдать за драками – обычный, выросший в СССР человек бьет вполсилы, как бы останавливает удар. Понимание того, что убьешь – придется отвечать вбито в крови – это беспомощность называется. Джигиты же – подобных комплексов не испытывают – равно как и я. Потому – джигит успокаивается и надолго у заднего крыла своей пятеры, возможно с сотрясением, возможно с черепно – мозговой. Верный привычке не оставлять за спиной вооруженного противника – я достаю из кармана поверженного джигита револьвер, возможно, травмат, возможно мелкашку и сую в карман – потом проверю и выброшу.

– Э, э, э!

На свою беду – третий джигит из машины полез не в мою сторону – а в сторону моего напарника. Это он сделал напрасно – сейчас он лежит без чувств, а Миша уже вытащил из-за руля водителя и долбит его мордой лица об капот. И чует мое сердце – морда лица джигита, вина которого лишь в том, что подвез сородича и радовался его успехам на любовном фронте – не выдержит столь изощренного надругательства быстрее, чем капот.

– Стоп, брат, стоп…

– С…а.

– Все, не надо. Видишь – в отключке он. Стоп.

Джигит мелко дышит, хлюпает кровавыми соплями. Глаза закрыты – притворяется, я уже научился понимать, кто в отключке, а кто притворяется. Но это даже хорошо – что притворяется. Значит – боится. А тот, кто не испытывает уважения – должен испытывать страх…

– Карманы пошмонай, и шмеля заряди.

– А?

– Пошмонай, говорю… И шмеля…

Я оглядываюсь. Полиции на горизонте нет… впрочем, когда они нужны – их никогда нет. Зато охранник спешит на помощь – когда все уже кончено.

Миша поворачивается – и охранник резко меняет свои намерения – оказывается, он имел претензии к неправильно припаркованной неподалеку машине. У меня, к сожалению, так не получается. Как объяснил мне один старый и матерый фсбшный опер – у меня биографии нет на лице. У Миши, она, получается, есть. Но я не в обиде, честно…

Возвращаюсь назад. Щелкаю на мобильник сначала номер машины, затем морду лица покусившегося на даму джигита. Если они попытаются разыскать нас через общину или через продажных ментов… тьфу, понтов или как там их – мы будем знать их и наведаемся к ним еще раз. Для повторного внушения.

Теперь девчонка. Господи, совсем ребенок еще. Двадцати пяти похоже, нет. С моими тридцатью восемью я для нее – наверное, как Мафусаил…

– Зовут как? Слышишь меня?

– О… Олеся…

Украинка, что ли?

– Знаешь его?

– Д…да.

– Не трясись. Как этого звать?

– Это… Мага-а-а-а…

Прорвало. Хватает меня и начинает реветь. Прорвало…

– Господи… спасибо вам… он… приставал… он… говорил, меня порежет, если я… понимаете, я честно… я ничего такого… понимаете…

Ввязались на свою голову…

– Тихо. Тихо, говорю тебе. Машина есть?

– Да… там… я, понимаете…

– Понимаю. Садись в машину и уезжай. И больше не бойся. Если будет приставать, вот, на.

Я даю ей карточку. На ней – только эмблема агентства и номер телефона. И написанное ручкой мое имя – одно из моих имен.

– Спросишь меня. Я помогу, хорошо?

Где-то в уличной толчее – слышится сирена. Чип и Дейл спешат на помощь.

– Пошли. Не надо здесь оставаться. Пошли.

– А можно…

– Что?

– А можно… я просто так позвоню, а?

Предложение застает меня врасплох. Честно – и не думал об этом, вот чем хотите клянусь. Не до того…

– Если хочешь – звони. Только вечером. Я работаю…

Гиббоны[10]10
  Сленговое название ГИБДД.


[Закрыть] пытаются остановить машину на выезде – но удостоверения, показанного через стекло – оказывается достаточно, чтобы отстали и даже козырнули. Смех и грех – я эту красную ксиву на базаре купил, КГБ СССР написано, а рядом ксиву «Лучшему зятю» продавали. Пусть теперь с этими тремя додиками разбираются. Тем более Миша им шмеля зарядил – подкинул в салон два боевых патрона от автомата Калашникова. Вот пусть и хлебают… большой ложкой.

И еще пожрать не дали, гады.

Информация к размышлению

Документ подлинный

Российские СМИ сообщают о благотворном влиянии Имарата Кавказ на Ямал. Дух свободы распространяется среди проживающих там порабощенных народов; ненцев, хантов, коми, селькупов, татар, украинцев и других.

Чекисты бьют тревогу:

«На Ямале растет численность радикальных группировок, констатировал руководитель центра по противодействию экстремизму управления МВД РФ по ЯНАО Сергей Савин. Выступая на консультативном совете по вопросам этноконфессиональных отношений при правительстве ЯНАО, он отметил, что за последние годы в округе проявился практически полный спектр экстремистских угроз. За этим процессом стоят эмиссары международных экстремистских организаций.

«В последнее время в нашем регионе развернули деятельность ячейки международных экстремистских организаций, таких как Имарат Кавказ, а также религиозные группы ваххабитского толка.

Они специализируются на идеологической обработке населения и призывают своих учеников к активным действиям, в том числе и к совершению террористических актов», цитирует Сергея Савина газета «Красный Север».

По словам силовика, одна такая группа, состоящая из бывших жителей Губкинского, выехала минувшим летом в Дагестан.

«Экстремистские силы сделали серьезную ставку на молодежь, – считает Сергей Савин. – Их представители активно вербуют новых сторонников и обучают молодых радикалов основам военного дела и методам конспирации. На этом фоне существенно обострилась оперативная обстановка в учебных заведениях, в которых обучается ямальская молодежь».

По словам руководителя окружного центра «Э», речь идет исключительно о вузах, находящихся за пределами ЯНАО. Представители некоторых землячеств, отправляясь на учебу в другие регионы, становятся там жертвами идеологической обработки. Кто-то из них настраивается на провоцирование межнациональных конфликтов, а кто-то, досрочно покинув стены альма-матер, отправляется прямиком на Северный Кавказ.

«Один из жителей Ноябрьска – студент Тюменской медицинской академии, предварительно написав завещание, бросил учебу и втайне от родных уехал на Северный Кавказ. Когда к его розыскам подключилась полиция, выяснилось, что до поступления в ВУЗ пропавший не интересовался ничем предосудительным и был совершенно равнодушен к религии.

Поведение молодого человека резко изменилось после поступления в медакадемию. Под влиянием однокурсников он принял Ислам и стал его придерживаться», – привел в пример этот случай Сергей Савин.

Полицейский отметил, что процесс миграции из других регионов страны и ближнего зарубежья на Ямал контролируется недостаточно эффективно. В общей многотысячной массе трудовых мигрантов из Средней Азии есть лица, поддерживающие идеологию отдельных террористических организаций.

Двое участников международных террористических организаций, нелегалы, вели активную работу по вовлечению местных жителей в экстремистскую и террористическую деятельность.

Kavkaz-center.com

Москва, район Кузьминок. 23 августа 20… года
Оперативное время 2 часа 45 минут.

Средних лет человек, а может быть и просто многое переживший и выглядящий старше своих лет, внешне неприметный, немного темный лицом – но скорее загорелый, чем тот, кого в Москве кличут ЛКН, ненавидят и в тайне боятся – прошел хорошую школу подрывных действий и у него были хорошие учителя. В отличие от некоторых других участников террористической группы – он прибыл сначала во Владимир, город недалеко от Москвы и только потом – автобусом, в Москву. Он знал, как скрываться в многомиллионном, постоянно находящемся под наблюдением городе – поэтому на нем была черная рэперская куртка – худи с капюшоном, он старался не поднимать головы, чтобы его не засекла камера наблюдения. Он не пошел и в метро – знал, что метро расценивается как особо опасный объект и прикрывается тысячами камер наблюдения с системой автоматического анализа изображений. Не пошел он и в такси, не стал ловить частника – он знал, что среди таксистов полно стукачей, знал это еще по родной республике. Вместо этого – он купил транспортную карту, сел в автобус, проехал на нем до здания ВДНХ и сел там на маршрутку-шаттл, идущую в нужном направлении. Он не был сельским дикарем, как несколько лет назад и умел действовать в крупных городах, ничем не выдавая своих намерений. Но внутри у него – все кипело от возмущения.

Какой наглый, наглый своей безмятежностью и беспечностью город. Настоящая столица «свободного» мира. Одна из столиц – но это ничего не меняет. Ответят все.

Как они смеют быть столь… богатыми, столь уверенными в себе, столь беспечными, когда уже в нескольких десятках километров от них – нищета и разруха. Да, да, именно так. Он пробирался в Россию кружным путем, скрывался, насмотрелся на то, что происходит в нищих, заброшенных Аллахом и придуманными этими существами богами деревнях. Нищета, безразличие, пьянство, разруха. Унылое и беспросветное существование на проклятой Аллахом земле.

Он вспомнил то, что говорили ему в исламском университете, краткий курс которого он наскоро прошел в промежутке между боями в Сирии и Ираке. Не думайте, что вы сражаетесь против других народов. Вы сражаетесь с теми, кто угнетает эти народы. Вы сражаетесь за то, чтобы освободить эти народы, чтобы ввести их в истинную веру. Чтобы дать им надежду – которая может быть только в Аллахе. Вы сражаетесь с властями, на руках которых – кровь не только мусульман. Нет, они обирают, унижают, оскорбляют, убивают и собственные народы, топя их во мраке безверия, мерзости, похоти, безумного и бессмысленного потребления. Только придя к Аллаху – с вашей помощью – они уверуют и спасутся.

А здесь… голые и полуголые женщины… а потом они обвиняют его братьев в том, что кто-то из них изнасиловал такую вот с…у, несмотря на то, что она сама спровоцировала это своим распутным видом, больше подходящим рабыне, нежели приличной женщине. Море машин на улицах, везде реклама, везде продают всякий харам, везде нечистое. В газетах какая-то дрянь, скандалы, кто с кем переспал и прочая ч‘анда. И люди… им плевать на все, им плевать на то, что в тысячах километров от них умирают под бомбами дети, пытают и убивают людей, которые виновны лишь в том, что уверовали в Аллаха, Великого, Хвалимого, дальнобойная артиллерия и ракеты жидов стирают в пыль мусульманские города. Вы не считаете нас за людей, мы для вас – не более чем одушевленные картинки на экране телевизора, где трагедию целого народа могут уместить в минутный новостной ролик[11]11
  Автор помнит воспоминания одного пожилого сейчас человека, молодость которого пришлась на пятидесятые. Его девушка – голодала, но не потому что хотела сохранить фигуру или дома есть нечего было – а из солидарности с голодающими народами Африки. Как же далеко мы ушли от этого, по сути, мы сейчас – совсем другой народ.


[Закрыть].

Слова для вас – ничего не значит. Трагедии, которые происходят каждый день, каждую минуту там, в том мире, который вы называете «третьим» – ничего не значат. Для вас вообще – нет ничего значимого, кроме денег, мы для вас – не более чем «что-то там, как можно дальше от нас». Что-то с другой планеты, из другого временного измерения.

Но ничего. Мы покажем вам, что мы – есть. Для вас ничего не значат слова – но мы оживим их кровью, своей и вашей.

Возмездие грянет!

Он сошел с маршрутки, где ему сказали – молекула, атом, электрон, один из миллионов безвестных и безликих озабоченных своими делами, обретающихся в Москве. И тут же приметил невысокого, явно нервничающего молодого человека на перекрестке – на нем была ярко-красная футболка, как и было оговорено.

Он не пошел к нему сразу же. Вместо этого – он пошел к продуктовому магазину, который был хорош тем, что там можно было купить продуктов, и что там – была большая, широкая прозрачная витрина, с которой можно было следить, что происходит на улице…

В магазине – он проигнорировал полки с харамом, взял хлеб, кефир вместо молока. Хлеб у русистов был совсем не такой, как там где он вел джихад до этого. Не лепешки, выпеченные в земляной печи – а хлеб кирпичами и мягкие, белые булки. Вместо молока он взял кефир – привык в арабских странах, там практически не употребляют не сквашенное коровье молоко, слишком жарко – а вот кефир считается лакомством. Взял так же шоколад – он привык к шоколадным батончикам – но вместо этого взял черный белорусский шоколад фабрики Спартак, настоящий шоколад, который утоляет голод и дает муджахеду силы как ничто другое. Брал не слишком много – если человек берет много одного и того же – это выглядит подозрительно. Для того, чтобы не выглядеть особенно подозрительно – взял бутылку Русского Стандарта: она будет постоянно при нем, а водка – хорошо подходит, если надо обеззаразить рану. Положив водку в корзину, он вдруг вспомнил, как его сирийские братья – муджахеды не признавали его, пока он не бросил курить… дурная привычка прицепилась к нему в Русне, здесь все курили. Его сирийские братья сказали, что курить – это харам, и пока он не бросит – он по-настоящему не сможет быть одним из них. Они хотят, чтобы все видели, что они воюют за то, чтобы установить на своей земле Шариат Аллаха, а не за что, чтобы можно было свободно курить и пить харам. Хвала Аллаху бросил, хотя поначалу сильно мутило, и даже постоянно чтение Фатихи, когда хотелось закурить – не сразу отвадило прицепившихся к нему по джахилии шайтанов с их грехами.

Из витрины – он смотрел на паренька в красном… совсем молодой, но это и есть – будущее джихада, будущее этой земли, если у нее еще есть будущее. Красная футболка хорошо была видна, и он искал признаки, признаки того, что рядом, где-то здесь, на этой многолюдной улице – есть враг. Стоящая где-то неизвестно почему машина, бесцельно прогуливающиеся люди – их можно высмотреть в толпе, потому что видно – у них нет цели, они не спешат. Лишние антенны на машине, большой фургон без рекламы на бортах – явный признак присутствия группы захвата. Человек, вошедший в магазин вслед за ним и что-то высматривающий, больше обращающий внимание на людей, чем на продукты, которые здесь выставлены. Но нет – ничего такого не было, все было тихо. Он был на Дар-аль-Харб, земле войны – но парадоксальным образом войны то здесь и не было. Люди были беспечны и ни на что не обращали внимания – это на земле, где истекают кровью целые народы, на дар-аль-Ислам – идет война. Но теперь – он принес войну и сюда чтобы все увидели, что это такое…

Кассирша на кассе – подтвердила его предположения: она тупо взглянула на него, просканировала продукты, и назвала сумму. Ей было плевать… в то время как в Дагестане, в Чечне – он знал, что нельзя просто так купить много продуктов. Те, кто тебе их продадут – позвонят собакам и сообщат, и вот – след потянется в лес, а дальше – жди минометный обстрел и группу зачистки…

С сумкой с продуктами в руке – человек менее подозрительно выглядит, когда он несет в руке что-то обычное, продукты например – он подошел к пареньку в красной футболке.

– Извините, как проехать на ВДНХ… – сказал он, вспоминая уже подзабытые обороты русского, обычного русского языка.

Парень обернулся.

– А… – он вспомнил отзыв, забыл от волнения – лучше всего на метро. Салам алейкум…

– Не надо говорить этих слов пока. Пошли.

* * *

Квартира – находилась на третьем этаже, она была хороша тем, что можно было спрыгнуть вниз и бежать, если квартиру начнут штурмовать. Окна на две стороны, с одной стороны – внизу двор и машины, с другой – пристрой, супермаркет. И хотя русисты – вряд ли дадут им шанс, перекроют все и везде – разумный амир принимает все меры, какие только возможны к сохранению своего джамаата.

Он – амир. Это – его джамаат.

Дверь была стальной, довольно прочной на вид. Опять хорошо.

– Где взяли квартиру? – спросил амир.

– Это квартира Саламбека. Она чистая, куплена легально, никто не придет.

Амир понимающе кивнул, прикидывая про себя, что ключей не должно быть ни у кого, а дверь – всегда должны открывать изнутри, и закрыта она должна быть – не только на ключ, но и на щеколду. Иначе – русисты могут раздобыть ключ или обмануть замок и ворваться, дверь их не сдержит…

Щелкнул замок.

– Заходите…

Довольно приличная обстановка. Обувь, небрежно сброшенная у двери, стойкий запах анаши и пота. Харам…

– Сюда…

Он прошел в комнату – большую, метров под сорок. Почти без мебели, только много ковров, тут же – кальян, сигареты. Несколько человек – не зная, как правильно приветствовать его, они вскочили как солдаты.

Выдержать паузу…

– Салам алейкум.

– Ва алейкум ас салам.

Он прошел к единственной, видимо притащенной к кухне табуретке, брезгливо поднял пепельницу с раздавленными окурками. Тут же рядом – была бутылка – полтарашка с прожженными дырками – ее использовали для курения анаши.

– Кто здесь старший? – сухо спросил он.

– Я… – после небольшой паузы ответил невысокий, но крепкий парнишка с волчьими глазами.

– Как твое имя?

– Али.

Амир потряс пепельницей.

– Если вы идете по пути Аллаха, зачем твои люди курят этот харам? Или вы думаете, что джихад оправдает все, что бы вы не сделали?

Молчание.

– Аллах видит все, и даже то, что свершается под крышей. Как вы смеете осквернять свои тела запретным? И вы муджахеды? Вы хотите, чтобы чаша ваших прегрешений, перевесила то немногое, что вы сделали на пути Аллаха? Вы хотите познать гнев Аллаха?

– Молчание.

– Немедленно уберите весь харам отсюда!

Двое – начали поспешно прибираться. Харама было много – начиная от набитых анашой сигарет и заканчивая журналами легкомысленного содержания.

– Те, кто стоят на пути Аллаха… – начал амир, внимательно смотря за тем, как идет приборка на палубе – боятся осквернить себя чем-либо запретным. Наши братья в Леванте, в Шаме в других местах джихада – не принимают никого, кто бы курил, не говоря уж о том, чтобы пить харам. Они опасаются того, что когда они предстанут перед Аллахом – тот спросит их: ты сражался за меня и за ислам, или чтобы беспрепятственно курить и пить харам? Что они ответят на это? Что вы ответите на это?

У одного из новоявленных муджахедов прозвенел телефон – специальный, с исламской программной прошивкой, такие в Москве в последнее время продавались все лучше им лучше – и из динамиков полился чистый как слеза ребенка азан – призыв азанчи совершить намаз.

Амир порылся в своей походной сумке, достал молитвенный коврик, расстелил его на свободном месте. Остальные – последовали его примеру.

Аллаху Акбар.

* * *

После того, как они совершили ваххабитский намаз в два раката – они немного поели. После чего – амир призвал всех собраться возле него, и все собрались полукругом.

– Я не знаю вас, а вы не знаете меня иначе как по Интернету – сказал амир – а этого недостаточно для того, чтобы верить друг другу. Поэтому, пусть каждый из вас сейчас назовет себя и расскажет, почему он принял ислам и решил встать на джихад. А потом – я расскажу вам о себе. И пусть Аллах – будет свидетелем нашим словам…

– Меня зовут Нурулла – сказал после секундного колебания один парнишка.

– Нурулла… кто же тебя так назвал?

– Братья дали мне это имя…

Амир покачал головой.

– Воистину, козни шайтанов сильны, а джахилия везде пустила свои отвратительные корни. Имя Нурулла в исламе макрух[12]12
  Нежелательное. Нур – свет, создание Аллаха. улла – Аллах, создатель света. Когда два эти слова соединяются в одном имени, получается полная ерунда.


[Закрыть].

– Я не знал…

– Да, многие пребывают в невежестве, иншалла ненадолго. Свет рано или поздно озарит всех. Ты веришь в Аллаха, в День, совершаешь одобряемое и избегаешь запретного?

– Да, эфенди…

– В таком случае это им – не помешает тебе встать в одном ряду с праведниками. Пусть у них и более благозвучные имена – но делами вы будете равны. Тем же, кто сидит с сидящими и вовсе – не пристало говорить про муджахедов и про то, какие у них имена, пусть сначала задумаются о своих трусости и лицемерии. Но если, иншалла, наш удар по неверным достигнет цели – в умме ты будешь называться по-другому, более благозвучным именем. А как тебя назвал отец?

– Михаил.

– Ты русский?

– Да, эфенди…

Амир осмотрел своих воинов.

– Я скажу один раз, чтобы не пришлось повторять. Все мы – правоверные. И больше никто. Каждый из тех, кто принял ислам – становится нашим братом, кем бы он ни был по джахилии – потому что так угодно Аллаху. Если мы видим, что брат наш, по незнанию или слабости совершает неодобряемое, то мы должны, как и подобает мусульманам, уберечь его от впадения в ширк. Но никто – не должен говорить, что один лучше другого, потому что один русский и принял ислам только что, а другой мусульманин и рожден мусульманином. Это харам. Всем ясно?

Пацаны закивали.

– Да, эфенди…

– Хорошо. Скажи, как ты пришел в ислам?

– Я учился в институте и пребывал в джахилии, видя, как вокруг творится всякий ширк и мерзость. Как проститутки спят со всеми подряд, как торгуют наркотиками, как пьют харам. Я был крещеным, но я видел, что все кругом врут, и попы тоже кругом врут, они делают деньги и все. Никакой веры не было. И мусульмане – да простится мне, но я потом узнал, что имам мечети в этом городе говорил про Аллаха, а потом давало деньги в рост правоверным. Потом один из братьев сказал мне, что есть человек, к которому можно сходить и послушать его. Я сходил и мне понравилось то, что он говорил. Как надо сохранять себя от всякой мерзости, которая есть вокруг. Как надо бороться со злом, которое окружает тебя. И я понял, что если я не приму ислам, то я стану таким же, как и все русисты. Грязным, пьяным, думающим только о том, где взять деньги. Что мои дети так же вырастут в безверии, что моя жена будет мне изменять с кем попало. Тогда я принял ислам и поехал помочь моим братьям на джихаде. Я хотел остаться там, чтобы делать джихад, но амир сказал мне, что я буду полезнее здесь, в Русне. Поэтому – я приехал сюда.

– Выходит, ты уже участвовал в джихаде?

– Да, участвовал. Но я не знаю, убил ли я кого-то, я не видел врагов, павших от моей пули.

– Это неважно. Моджахед, участвовавший в джихаде, будет щедро вознагражден даже за шаги своей лошади. И следовало бы десять раз, и даже десять раз по десять подумать тем, кто критикует и говорит про моджахедов, что они делают неодобряемое, в то время как сами они не делают ничего. Ты умеешь стрелять?

– Да.

– И это хорошо. Кто следующий?

– Меня зовут Шамиль – сказал еще один парнишка.

– Вот это очень хорошее имя. Ты правоверный?

– Да, Ла иллахи илла Ллаху Мухаммед расуль Аллах.

– А почему ты решил встать на джихад?

– Потому что я вижу куфр, разъедающий нас как ржа…

– Очень хорошие слова, очень. Аллах улыбнулся, услышав это. Расскажи про это братьям.

– Мой отец чеченец, мы все мусульмане, и делаем одобряемое, все что предписано К’ъураном, но я вижу, что мы все равно впадаем в ширк.

– Это почему же?

– Потому что все дела, какие делает мой отец – он делает их не потому, что верит, а потому чтобы другие думали, что он верит. Он дает деньги на джихад, это так – но сам он ничего не сделал, и дает деньги, потому что боится.

– Это действительно мунафикун, лицемерие…

– Да, а еще он дает деньги русским чиновникам за то, чтобы они его не трогали и ему все равно, кому давать деньги, русистам или муджахедам, ему наплевать на это, он ни во что не верит. Мой отец взяточник и вор.

Шамиль помолчал и добавил.

– И еще я знаю, что у него есть другая семья.

– В К’ъуране сказано, что мужчина может иметь до четырех жен, если не боится несправедливости по отношению к одной из них.

– Да, но у отца семья с русской. Она не приняла ислам, и его дети родились в безбожии и ему наплевать на это, и на нас. Он больше живет там, ему лучше в безбожии. Он давно вышел из ислама, хотя и говорит, что он правоверный.

– Да, получается, что он вышел из ислама. Потому что если кому лучше с безбожниками, тот и сам из таких. А почему ты решил стать на джихад?

– Потому что я вижу, как куфар и ширк проникают и в наши сердца, сердца тех, кто всегда был верен Аллаху и делал то, что было угодно Аллаху. Я ездил к себе на родину и видел, что братья стали безбожниками. Хотя и считают себя мусульманами. Ни один из них не встанет на намаз, если не напомнить об этом, им гораздо лучше веселиться с доступными женщинами и пить харам. В Грозном есть такие места, без вывесок – но там продают себя, и женщины и мужчины, там совершают неодобряемое. И все знают об этом, но никто ничего не делает, всем наплевать. Все ходят на футбол, и если во время футбола наступает время для намаза, все будут продолжать смотреть футбол. Вместо того, чтобы поддерживать единство уммы – многие дерутся друг с другом. Все дают деньги друг другу под процент, и бывает и такое, что не возвращают. Мусульманин обманывает мусульманина, и даже поклявшись Аллахом. Все то, что творится в Москве, безбожном городе – теперь то же самое творится и у нас. Я знаю, что если наш народ не обратится к Аллаху, не покается, не отвергнет соблазны, которые подсовывают ему неверные – он пропадет…

– Клянусь Аллахом, вот лучшие слова, которые я слышал за последнее время. Вот та умма, которая будет верить в Аллаха, и бороться даже в последние дни. Кто еще скажет?

– Меня зовут Саид…

– Это хорошее имя. Расскажи, как ты принял ислам?

– Я родился здесь, в Москве, хотя у меня и отец и мать были правоверными…

– А что они делали в Москве?

– Они работали. Они купили прописку и работали. А русисты – забирали семьдесят копеек с рубля, а иногда и ничего не платили.

– Это преступление. Ты хочешь отомстить?

– Нет, эфенди…

– А чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы все приняли ислам и жили вместе и не обманывали и не издевались друг над другом. Отец говорит, что когда он был совсем молодым – такое было.

– А почему ты решил встать на джихад?

– Потому что у Русни много силы. Русню нельзя победить иначе как силой, это сказал шейх Уммар.

– Шейх Уммар прав. Неверные слабы сами по себе, но они выставили армию, и вооружили ее. Чтобы она наносила удары, как по правоверным, так и по своим, которые вышли из джахилии и приняли ислам и усовестились того, что делается от их имени. И ты хочешь делать джихад.

– Да, хочу. Потому что иначе ничего не исправить…

– Да, ты прав, Ислам. Иначе ничего не исправить. И у тебя хорошее имя.

Так, постепенно – выступили все. Кавказцев среди них было мало – в основном русские. История одна и та же – маленький городок, безысходность, пьянство, неверие. Было двое татар, один якут – он тоже принял ислам.

Амир выслушал всех.

– Хорошо, сказал он, когда все сказали то, что хотели сказать о себе – теперь, я расскажу вам о том, кто я и как я пришел в ислам.

Я родился здесь, в этой стране, и тоже, как и вы видел неверие и разврат. В числе молодых муджахедов я выехал в Пакистан, чтобы пройти курс переподготовки в одном из медресе[13]13
  В Пакистане медресе – называются также лагеря для подготовки и переподготовки членов бандформирований в Зоне Племен и в других местах.


[Закрыть]. Но когда пакистанскому правительству стало выгодно – они схватили нас и посадили в тюрьму Кот Лахпат. Так – я просидел несколько лет в тюрьме ни за что, а потом они меня выпустили. Тоже просто так, потому что им это стало выгодно.

В тюрьме я много думал и пришел к выводу, что ни с каким государством, кроме как с тем, где единственным законом является Шариат Аллаха, и власти которого озабочены лишь тем, чтобы мусульмане совершали поощряемое и воздерживались от неодобряемого. Только в такой стране – мусульмане могут жить в мире с самим собой и с Аллахом, любая же другая форма правления является куфарской, и с ней мы обязаны бороться. Пакистан – был основан мусульманами, само его название переводится с их языка как «земля чистых», но что же творится с ним теперь? Где те чистые, ради которых и создано это государство? Они в тюрьме! А власть в стране захватит генералитет, продавшийся евреям и Америке. И в других странах, про которые говорят что они мусульманские – то же самое. Все это от того, что мусульмане подчиняются поработителям и сами – мирятся с тем, что у власти т’ьагут.

Хвала Аллаху, я пошел и влился в ряды воинов Аллаха, мы встали на джихад в составе Исламского государства, принесли баят шейху Аль-Багдади и за три года мы сделали больше, чем наши отцы и наши деды сделали за сто с лишним лет. Еще никогда – Шариат Аллаха не распространялся так быстро, и к нам не примыкало столько людей. Еще никогда – истинным мусульманам не удавалось создать государство, на территории которого был бы только шариат Аллаха и ничего кроме него. А в Ракке было именно так, Аллах тому свидетель.

Я воевал в Ливии, Сомали, Сирии, Египте. Теперь – пришла пора прийти и сюда.

Русня – одна из тех стран, где шариат Аллаха может быть установлен словом, но не лезвием меча. Все больше и больше людей – устрашаются Огня и устыжаются того, что они делают, как они живут и принимают ислам. Таких – уже двадцать пять миллионов[14]14
  Цифра ничем не подтверждена, но произносят именно ее.


[Закрыть]. Все больше и больше – к исламу приходят не те, у кого родители были мусульманами – а те, кто был в безверии или ложной вере, и это радует Аллаха и радует нас больше, чем что бы то ни было.

Но есть много соблазном, которые мы должны устранить. Есть много неверных, которые будут препятствовать нам – и их мы должны устрашить. Нам не страшны те, кто воюет с мусульманами за деньги, ведь сказано в К’ъуране про тех, кто воюет с нами – сначала они потерпят убыток, затем они израсходуют все, что у них есть, затем они будут повержены. Если вы смотрите телевизор и читаете газеты, вы видите, что так оно и есть: нас, правоверных, встающих на джихад все больше и больше, а американцы живут все хуже и хуже, они израсходовали все, что у них было, и не добились ничего, и скоро они будут повержены. Но больше надо бояться тех, кто распространяет куфр и ширк, тех кто смущает молодых мусульман, кто поддерживает джахилию, кто говорит ложь по телевизору, кто дает деньги в долг. Все эти люди – здесь…

На самом драматическом месте – раздался стук в дверь.

– Кто это? – спросил Амир.

– Наверное, Мага с ребятами… – неуверенно сказал кто-то.

Амир посмотрел на Али.

– Он должен был прийти сейчас?

Али посмотрел на одного из террористов – и тот достал из груды тряпья в углу заряженную автоматическую винтовку…

– Сейчас проверим.

Стук повторился. Амир подумал, что если бы тут был спецназ, они бы уже вынесли дверь взрывчаткой и ворвались бы…