Текст книги "Диверсия высочайшего уровня"

– Вопрос, Лазарь. Что с переворотом? Когда он будет?

Тот пожал плечами и ответил:

– Когда будет, тогда и будет. Знаешь, Петренко совершил большую ошибку. У него нет ни одного силовика, в доску своего. Теперь он гол как сокол. А не убрали его еще по двум причинам. Первая: после ликвидации президента пауки в банке перегрызутся меж собой, и все это понимают. Вторая: два переворота за пару лет – это слишком. Денег не дадут. Так что не знаю. Это не тут решают.

– А в Вашингтоне?

Лазарь понимающе улыбнулся. Эта его гримаса была похожа на след от лезвия ножа.

Да, ошибся местный фюрер. Хотя какой он фюрер… так, не пришей кобыле хвост. У него действительно нет ни одного в доску своего силового министра. Сейчас идет грызня между МВД под командованием бывшего харьковского губернатора и СНБО, контролирующего армию и большую часть незаконных вооруженных формирований Майдана. Глава СНБО – тот самый Кровавый Пастор, убийца, разжигатель войны на Донбассе, проповедник баптистской секты. В молодые годы, конечно же, – секретарь райкома комсомола.

Обе силы примерно равны. Наверняка именно поэтому переворота до сих пор и нет. Как только одна из сторон его устроит, другая тотчас присоединится к президенту и поможет ему подавить мятеж. Это будет выгодно с точки зрения ликвидации конкурентов и выставления себя перед иностранными спонсорами проекта «Украина не Россия» как твердых государственников и законников.

В иные времена однозначно выиграла бы армия, тем более что к ней прибился еще и глава службы безопасности. Но сейчас национальная гвардия, представляющая собой бывшие внутренние войска, усиленные территориальными батальонами, по возможностям почти что равна армии, а может, и сильнее. Нацгвардейцы стоят на передовой АТО, имеют боевой опыт.

Может быть, бывший харьковский губернатор, любитель мальчиков по вызову, и рискнул бы, но изъян есть и в его строю. Я говорю о Майдане. На площадях сейчас тихо, но он есть. И его мнение почти однозначное. Майдан стоит за Кровавого Пастора. А это нельзя не брать в расчет в Украине две тысячи шестнадцатого года.

Но и ты кое в чем ошибаешься, Лазарь. Есть у вашего презика силовой ресурс. А если пока и нет, то вот-вот может появиться. И ресурс этот называется ГРУ.

– Мне нужна снайперская винтовка, Лазарь. Желательно с глушителем.

– Сделаем.

– И скажи-ка мне, где живет Московенко.

Украина, Полесье
05 марта 2016 года

 
Говорят, на земле был Бог,
Говорят, он учил добру…
 

Трофим

Мишень едва виднелась в прицеле из-за холодного сырого тумана, стелющегося над землей и не желающего уходить. Одежда была мокрой от пота и сырого снега, пропитанного водой. Свитер едва грел.

До цели было триста девяносто метров. Она представляла собой полторашку с талой водой, которую мы прислонили к стволу гнилого поваленного дерева. Между мной и этой проклятой полторашкой лежал грязный снег с черными проплешинами и тянулась дорога. Развезенная гусеницами тракторов, она могла остановить и танковую атаку.

Я время от времени стрелял в тире. Просто потому, что специфика моей профессии иногда предполагает решение проблем силовыми методами. Но снайпером меня назвать было нельзя. Тем не менее я принял решение убрать Московенко и сделать это самому. Доверять полностью можно только себе. Я знаю Лазаря. Если придется отсюда сваливать в скоростном режиме, то лучше всего это делать мне. За мной тут уже есть три трупа, и еще один ничего не изменит.

Почему я решил убрать Московенко? Потому что есть такая возможность. Он опасен, знает Лазаря, понимает, кто он такой, имеет выходы на наемников и ликвидаторов высокого класса. Если Московенко покинет этот мир, то позиции противной стороны будут ослаблены, а вот Марине как раз станет проще работать.

Да и нам тоже. Потому что украинцы никогда не простят Лазарю гибели начальника отдела Р, даже если тот не нажимал на курок. А кстати, точно не нажимал? Тут недобрая слава Лазаря сыграет против него самого.

Винтовку он мне достал, с этим тут проблем не было. Обычная СВД с оптическим прицелом ПСО и глушителем. Раздобыть оружие в Киеве было проще простого. Автомат с четырьмя рожками и подсумком шел за штуку долларов, а в Харькове такое добро и вовсе можно было взять за пятьсот. Винтовка – тоже тысяча, с глушителем – полторы.

Продавали дезертиры, солдаты, возвращающиеся из зоны АТО. Оружием почти открыто торговали некоторые волонтеры. Все просто – кому война, а кому мать родна.

Глушитель был местного производства, тут они разрешены. На прикладе винтовки кто-то вырезал ножом: «БТН Донбасс». Голову бы оторвал этому рукодельнику.

Я выстрелил.

– Левее, – сказал Лазарь, наблюдающий через бинокль.

Хорошо, пусть будет левее. Я выстрелил еще раз, винтовка толкнула в плечо.

– Центр.

Уже лучше. Я выстрелил еще три раза, и Лазарь постоянно говорил, что пуля попала в центр.

Уже дело.

Мы свернулись, упаковали винтовку. К сожалению, СВД не разбиралась надвое, как американские модели. Потом мы прошли, точнее сказать, кое-как пробрались обратно к машине, достали термос и начали отогреваться чаем и черным хлебом с салом.

– Теперь смотри. – Лазарь зашел в гугл-карты. – Вот его точка. Село Новоселки, Кагарлыцкий район, шестьдесят километров от Киева. Здесь.

– Скрин сделай.

Лазарь сделал скрин карты, сохранил его.

– Вот эта хатынка. Небольшая, но сам видишь, удобная.

– Когда он там бывает?

– Каждые выходные. На лыжах ходит, снегоход у него есть, квадроцикл тоже. На снегоходе часто катается, там такая машина одна на все село.

– Семья есть?

– Есть. А что?

Семья – это плохо, даже очень. Нельзя убивать отца на глазах детей, мужа при жене. Они-то в чем виноваты? Вот только жители Донбасса тоже ни в чем не были виноваты.

– Подойти можно вот отсюда. Нужна будет машина.

– Он тут каждые выходные бывает?

– Как штык, если обострения нет.

– А откуда ты все это знаешь?

Сам, наверное, хотел убрать. Да не решился. А теперь, моими руками… базара нет, так проще.

Стареешь, Лазарь.

– Ладно. Там разберемся. Поехали.

Лазарь пересел вперед, за руль.

Я кинул на заднее сиденье мешок с винтовкой и спросил:

– Не повяжут?

– Не боись. Такса сто гривен.

Ясно.

Обратно в Киев мы ехали молча. Лазарь старался соблюдать правила дорожного движения. Я же, верный своей привычке, всю дорогу смотрел по сторонам.

Даже под Киевом повсюду признаки упадка. Закрытые, а кое-где и сгоревшие кафе и бензозаправки. Разграбленная, спихнутая на обочину фура. Необычно мало грузовиков. У нас в Подмосковье не протолкнешься. На многих машинах как знак благонадежности матюки про Путина или украинский флаг. Часто то и другое вместе.

Интересно, кто придумал совмещать патриотизм и матерные ругательства?..

– Что с машиной? – Я кивнул на ту самую фуру.

– Ограбили.

– Это я вижу. Кто?

– Нацгвардейцы, наверное. Рэкет.

Девяностые в полном разгаре!..

Грязная, неубранная дорога, кое-где остатки серого снега, напитанного водой и грязью. На трассе торчат многочисленные старухи. Они предлагают проезжим консервирование из погреба, вязаные вещи, а то и последнее из дома, в острой, колющей горло надежде выжить, дотянуть до весны и тепла, потом и до лета, до нехитрых овощей с собственного огорода. Дедок с велосипедом, на багажнике вязанка хвороста, какие-то доски от ящиков.

Дожить до весны.

Потом пошел пригород. Грязные как одна машины, серые многоэтажки, ободранная, никому не нужная реклама.

Мне стало до боли обидно за великий русский город Киев, утопающий в грязной жиже, цепляющийся за жизнь, бредящий, как тифозный больной. Как получилось так, что ненависть заменила рассудок, жизненный опыт, память о многих веках дружбы?! Как вышло, что фашисты семьдесят лет назад были в этом городе оккупантами, а сейчас они тут хозяева?

– Останови.

Лазарь начал искать место. Я вытянул с заднего сиденья мешок с винтовкой.

– Дальше что? – поинтересовался Лазарь.

– Я позвоню. Четверка.

– Понял.

Это значит, что каждый час, без остатка делящийся на четыре, Лазарь будет включать свой аппарат ровно на две минуты. За исключением ночи. Так можно почти не бояться, что телефон отследят. Не смогут.

Машина с Лазарем за рулем тронулась дальше. Я огляделся по сторонам и пошел, приноравливаясь, попадая в такт толпы. Резкие гудки клаксонов, маршрутки, лезущие напролом. Чувствуется, что люди пропитаны злобой. Они стараются сорвать ее, злобу, на ком-нибудь, на таких же бесправных существах, как они сами.

В переходе – как напоминание о катастрофе – два человека. С ними коробка, на ней надпись. Простой листок, черный шрифт принтера: «Допомога ветеранам АТО».

Сам не знаю, почему я шагнул навстречу. Может, потому, что я тоже в своем роде ветеран АТО. А такие люди всегда поймут друг друга…

В ящик отправилась стогривенная купюра, затем еще одна. Я выломился из суетного движения толпы, постоял немного рядом. Волонтеры покосились на меня, на длинный мешок за спиной, но ничего не сказали.

– Не знаешь, где тут комнату недорого снять? – спросил я по-русски.

– Выйдешь, прогуляйся до магазина. Там тетка Тетяна семками торгует. У нее спросишь, – не оборачиваясь, сказал волонтер тоже по-русски.

– Слава Украине!

– Героям слава!

Украина, Киевская область, село Новоселки
06 марта 2016 года

Желтый микроавтобус, покоцанный временем и колдобинами, остановился на обочине дороги, ведущей на юг, к теплу.

Водила кашлянул, обернулся и спросил:

– Новоселки кому?

– Ага, дякую, удачи! – Человек в добротной куртке с высоким капюшоном заторопился к выходу, отпихивая чьи-то сумки.

– И тебе не болеть. – Водила закрыл дверь и со скрипом переключил передачу.

Проводив взглядом автобус, человек пошел по обочине, оскальзываясь на ледке, намерзшем за ночь. Сверившись по новенькому, только вчера купленному навигатору, он сошел с дороги и бодро зашагал по полю. На нем была теплая, но легкая куртка, непромокаемая и очень удобная обувь.

Он шел так около часа, несколько раз останавливался и отдыхал, а потом увидел село. Оно было точь-в‑точь таким, как на фотографии. Целая пачка снимков лежала у него в кармане. На них имелись пометки, сделанные простым карандашом.

Есть!..

Он сошел с дороги и зашагал по насту, проваливаясь в грязную жижу, в жирный, напитанный водой чернозем где-то по щиколотку. Но обувь и брюки были специальными, армейскими, дорогими. Они хорошо сохраняли тепло и не пропускали воду. Один такой комплект волонтеры за тысячу долларов покупают.

Дойдя до опушки, человек зачем-то еще раз долго и внимательно посмотрел на село, потом огляделся по сторонам. Тут послышался далекий, надсадный вой высокооборотного двухтактника.

Человек заторопился, поправил что-то на шапке и полез на дерево. Первая попытка оказалась неудачной. Он свалился, начал подниматься и вдруг настороженно замер.

– Лежать!

Двое с автоматами выскочили как будто из-под земли в паре десятках метров от него. На них самих и на оружии был черно-белый камуфляж, но не такой уж и хороший. Они лежали тут с утра, промокли, закоченели и никаких добрых чувств ни к кому не испытывали.

Человек сбросил с плеча длинный мешок и заорал:

– Я ничего!..

– Лежать!

Из чащи ломились другие, торопились добраться схватить, не упустить.

– Чисто!

Опытные, натасканные на задержания сотрудники службы безопасности отбросили в сторону мешок, в котором явно хранилась винтовка, прошерстили карманы.

Начальство шло из леса не спеша, проваливаясь ногами в наст.

– Поднимите!.. – приказал коренастый офицер с круглыми совиными глазами.

Спецназовцы выполнили приказ. Майору хватило секунды на то, чтобы все понять. Он сдавленно выругался. Не тот!..

– Ты кто?

– Я… я…

Майор влепил задержанному пощечину.

– Не мямлить, отвечать быстро и четко! Кто ты?!

– Мужики, мы так не договаривались…

Один из спецназовцев ударил задержанного в живот. Майор был поопытнее своих подчиненных. Он предупреждающе поднял руку, затем сорвал шапочку с головы скрючившегося арестанта. На шапочке была закреплена миниатюрная эвент-камера, очень дорогая.

– Мужики, вы чего? Это же реалити! По почкам-то зачем? Мы так не договаривались…

– Пан майор!..

Тот обернулся.

– Что?..

Спецназовец показал ему то «оружие», которое достал из мешка.

– Ясно. Еще что?

– Ничего. Только мобила.

Майор долго смотрел на экранчик, потом аккуратно положил телефон в пакет и сунул в карман.

По сырой целине, разбрасывая грязь и остатки снега, к ним приближался новенький желтый квадроцикл. На нем был только один седок.

Квадрик резко затормозил.

Мужчина слез с него, подошел к спецназовцам и жестко спросил:

– Задержали?..

– Так точно, пан генерал! Только…

– Что?

Вместо ответа майор показал генералу макет снайперской винтовки.

– Вот.

– И все?

– Все.

Генерал сразу понял, что русский наголову переиграл его. Вместо того чтобы идти в ловушку самому, он послал туда куклу с винтовкой, выструганной из дерева.

– Буратино, блин!.. Мобилу забрали?

– Да.

– Везите его до конторы, оформляйте как террориста.

– Сделаем.

Тот факт, что винтовка была деревянной, никого особо не смущал. СБУ иногда изобретало и не такие дела.

– Все. Работайте!

– Есть!

Генерал СБУ прыгнул на квадроцикл и помчался прочь. Майор проводил его взглядом, полным тоскливой ненависти. Он понимал, что рано или поздно, но за все, что они творят, придется отвечать. Но делать это будет, конечно же, не генерал Московенко, а такие невеликие чины, как он.

Ведь практически все палачи тридцать седьмого года и сами кончили жизнь у стенки.

– Ну и чего встали?! Ведите его к машине! – вызверился он на подчиненных.

Украина, Киев, отель «Холидей Инн»
06 марта 2016 года

А вы думали, будто я и в самом деле хотел убрать Московенко? Вы поверили, что я способен сморозить такую глупость?

Ага, как же!.. Ищите лохов в другом месте.

Я просто хотел проверить Лазаря и сделал это. Вот теперь-то мне все как раз и стало понятно. Заодно я хотел выйти на контакт с самим паном Московенко. По моим прикидкам выходило, что после «успешного раскрытия подлого заговора москальского ГРУ» он захочет лично повстречаться с тем человеком, который так ловко обвел его вокруг пальца.

Чтобы вы знали, я еще и прикормил рыбное место. Вышел в Киев, нашел корреспондентов одного из российских телеканалов. Мы выпили, поговорили за жизнь. Короче, две тысячи долларов – и они мне сделали репортаж о жизни некоего села, расположенного в Кагарлыцком районе Киевской области. Работа велась с помощью камкоптера – репортерского беспилотника.

Естественно, за ними следили, съемку засекли, номера журналистской машины пробили. Значит, российское телевидение? Ага, все понятно!

Потом я через тех же журналистов нашел местного рекламщика, оставшегося без работы, специалиста по перформансам. Этот фрукт занимался всем, чем угодно, начиная от поездок в зону АТО и заканчивая мелкими кражами. В Киеве сейчас жить было тяжело. Реклама и перформансы никому не требовались, с корпоративами тоже сложилась напряженка. Поэтому оголодавшие рекламщики хватались за любую работу. За штуку бакинских я подписал его на дело, повесил ему на плечо мешок и отправил в деревню. В мешке было некое подобие винтовки. Совершенно деревянное.

Для того чтобы следить за происходящим, я навесил на него небольшую эвент-камеру. Сказал, что снимаем телепередачу в режиме реального времени. Поверил он или нет, не знаю, но тысяча долларов – куш очень солидный. Да и чего такого в том, чтобы прогуляться на природе с деревянной копией винтовки?!

Орлам, задержавшим его, он, конечно же, дал мое описание, но мне это и надо было. Я хотел поговорить не с Лазарем, одиночкой и наемником, вышедшим в тираж, а с Московенко, начальником спецотдела Р, узнать через него общую обстановку в украинской военной разведке, возможно, и перетянуть генерала на свою сторону.

Потому что чем черт не шутит? На два украинца три предателя. Эта поговорка не лишена оснований. Конечно, тот же Московенко может не понять шутки и повязать меня, но, собственно, за что? За то, что я стрелял из винтовки в безлюдном месте? Нанял российских журналистов сделать репортаж о жизни современного украинского села? Наконец, за то, что я отправил местного авантюриста на природу с деревянным макетом винтовки, на изготовление которого потратил целый день, заставил его залезть на дерево и прицелиться из этой игрушки?

Бред полный. Тут материал скорее не для уголовного дела, а для медицинской карты пациента психушки.

Хотя вся Украина в последнее время – это именно дурдом, где уже не поймешь, кто врач, а кто больной.

Вечером вернулась Марина. Мрачная словно туча. Чтобы немного разрядить обстановку, я пригласил ее в ресторан при отеле. Женщинам нравятся знаки внимания, особенно от мужчин, с которыми они спят. Хотя для Марины это всегда значило очень мало. Как говорится, вот и думай, то ли ты ее поимел, то ли она тебя.

Марина заказала слабо прожаренный стейк. Странно. Уж чего-чего, а большой любви к мясу она никогда не испытывала.

– Не хватает агрессивности? – осведомился я, пока мы ждали заказ.

За соседними столиками пили минералку телохранители. Все это походило на «Перл Континенталь», лучший пятизвездочный отель Пешавара, конечно, до того, как его взорвали.

– Нет. Я просто хочу съесть кусок мяса. Смотрю, ты весь светишься.

– А я-то думал, что для всех закрытая книга.

– Только не для меня. Расскажешь?..

– Сначала ты.

– А что тут рассказывать? Мы опоздали.

– Так просто?

– Да. Выжженная земля.

– Но есть хоть какие-то подвижки?

– Какие-то…

– Мне переселиться в мою комнату, чтобы освободить тебе пространство для действий?

Марина закатила глаза:

– Какие же вы!..

– А что не так?

– Не так. Девиц здесь хватает своих. Все это знают.

Я ничего не сказал, умел молчать в таких пикантных случаях.

– Кроме того, вести президента страны в номер отеля будет как-то…

– Даже так?

Марина подмигнула мне. Правда это была или нет, я сказать не мог, но прекрасно видел, что настроение у нее поднялось. Секс для нее всегда был одним из инструментов манипуляции людьми. Еще до того, как она пришла в ГРУ. Разница между ней и десятками других дамочек, которые считают себя хищницами и роковыми красотками, состояла в том, что Марина от секса не зависела вообще никак. Нет, он ей был нужен, но в списке приоритетов стоял далеко за пределами первой десятки. Так что она могла подсадить на себя кого угодно, но сама не увлекалась. Я даже не знаю, любила ли Марина кого-нибудь по-настоящему или нет.

– Теперь ты.

Я рассказал про мои достижения.

Она нахмурилась и заявила:

– Не могу сказать, что сделала бы так же.

– Почему?

– Соотношение сил, дорогой. Чего ты хотел этим добиться?

– Показать, что контролирую ситуацию. Щелкнуть по носу.

– Ты не контролируешь ситуацию. Пока у них целая страна, ситуацию контролируют они.

– Ты должна помнить правило слона и москита.

Слон в миллион раз больше москита. Но если тот является разносчиком малярии, то слону, скорее всего, придет конец. Он вряд ли сможет что-то сделать с москитом.

– Да. Но я не вижу смысла дразнить его сейчас.

– Он должен заинтересоваться мной. Не я им.

– Он заинтересуется. Вот только может сделать совсем не то, что ты от него ожидаешь.

– Что же?

– Грохнуть тебя.

Марина иногда говорила по-мужски. Женщины в большинстве своем так не умели, а у нее получалось.

– Зачем?

Она протянула руку через стол и провела кроваво-красным ногтем по вороту моей рубашки.

– Не зачем, дорогой, – вкрадчиво сказала Марина. – А почему. Потому что мужчины часто делают глупости…

Ночью выяснилось, что она оказалась права.

Я так и не понял, как в ту минуту оказался на полу. Просто звук, который я услышал даже через сон, оказался до боли знакомым. Я помнил его по Косово и Карабаху, Эль-Фаллудже и Рамади, Грозному и Кандагару. Взрыв реактивной гранаты РПГ-7. Я, даже не проснувшись до конца, соскользнул с кровати, стащил на пол Марину и навалился на нее.

Только потом я пришел в себя.

Звон в ушах. Такое вот звуковое послевкусие. Потом я понял, что это резкий вой пожарной сигнализации.

Есть!..

– Давай в ванную!

На будущее запомните, что именно ванная комната обычно является самым безопасным местом в доме. Во-первых, она чаще всего находится в центре квартиры. Во-вторых, обычно сама ванна делается из твердых материалов. Чугунную не всякая пуля возьмет. Защитит она и от взрыва.

Я набросил штаны, надел ботинки, достал пистолет из-за сливного бачка. Банально, но ничего больше я не придумал.

Если будет еще один взрыв или стрельба, значит, начался штурм. Но ничего подобного не произошло.

Я перебросил пистолет в другую руку и осторожно выглянул в коридор. Охрана уже у двери, несколько человек, в том числе и израильтяне. Один из наших заметил меня и кивнул.

Я вернулся в комнату, протер пистолет, положил обратно за бачок.

Марина, естественно, ни в какую ванную не пошла, успела одеться. Свет она благоразумно не включила и в окнах не светилась.

– Соседняя дверь, – сказал я.

– Сильно?

– Не знаю.

Я оделся полностью, вышел в коридор и заглянул в номер. Курящийся пролом в стене, видный даже от двери, вой машин «Скорой помощи» под окнами.

Доигрался!..

Московенко намек понял.

Остаток ночи прошел никак. Сна ни в одном глазу. Я понимал, что днем будет еще хуже.

Утром, когда я еще не успел принять ванну и выпить чашечку кофе, в номер Марины… точнее, по факту уже наш, постучал Борис. Первое, что я заметил, – автомат в его руке.

– Что происходит?

– Спецназ окружил отель.

Здорово. Похоже, по наши души.

Марина и тут не проявила ни малейшего испуга. Она просто достала из сумочки телефон и начала набирать номер.

– Много их? – спросил я. – В форме?

– В штатском. Три микроавтобуса подкатили. Мы перекрыли все этажи, но дело кисло.

У Марины не получилось соединиться. Возможно, спецназовцы уже глушили связь. Она начала набирать номер заново, и тут телефон зазвонил сам.

Она ответила, потом протянула мобильник мне и сказала:

– Тебя.

Я уже знал, кто это.

– Слушаю, – сказал я, никак не представляясь.

– Доброго дня.

– Доброго.

Молчание. Разговор по телефону, как и любой другой, это тоже искусство. Одно из правил тут таково: постоянно ставь собеседника в максимально неудобное положение и сам никогда не прерывай молчание. Заставляй говорить его.

– Я полагаю, у нас с вами есть общий знакомый. С именем одного из библейских пророков.

– Библейских пророков много. Пороков тоже, – заметил я и услышал смешок.

– Имя Лазарь вам ничего не говорит?

– Что-то припоминаю.

Человек, говоривший со мной, помолчал, потом смягчил тон:

– Да что мы все по телефону. Я тут в ресторане сижу. Спускайтесь.

– С вещами?

Снова смешок.

– Нет, их оставьте. Я даже верну вам и другие ваши вещи.

Ну, раз вернет…

– Дайте время одеться.

– Да сколько угодно.

Марина и Борис смотрели на меня.

– Московенко, – сказал я. – Начальник отдела Р с Рыбальского острова. Хочет поговорить.

– Всего лишь? – спросил Борис.

– Спокойнее. Начальник отдела на задержание не поедет и под пули сам лезть не будет. Не для него это.

– О чем поговорить? – спросила Марина.

– Не знаю. О жизни.

– А если он не из ресторана? Возможно, просто хотят выманить и… – предположил Борис.

– Так проверь. Боишься сам – отправь израильтян. Пусть они посмотрят.

Марина, не стесняясь ни меня, ни Бориса, сбросила халат, прошла к гардеробу.

– А ты куда?

– Я иду с тобой, – сказала она. – Возражения не принимаются!

Мы с Борисом обменялись понимающими взглядами, обычными для любого мужика. Баба!..

Соколики, беркутята, или как там теперь зовут этих пернатых, распугали всех посетителей ресторана. Теперь там сидел только один человек. Хорошо одетый, невысокий, с волосами цвета алюминия. Это я успел заметить со спины, когда мы входили в ресторан. Ему уже накрыли стол, но он не прикоснулся к еде, стоически ждал нас.

Шестеро израильтян, сопровождавшие не столько меня, сколько Марину, разошлись по залу. Пернатые занервничали, начали переговариваться по рациям. Они и в самом деле были в штатском, но у каждого рюкзак за плечами либо сумка на боку.

Наш гость – точнее сказать, он в Киеве хозяин, а мы – визитеры – встал и шагнул нам навстречу.

– Очень рад. Московенко Дмитрий Всеволодович.

Марина царственно проигнорировала необходимость представляться, а я сказал:

– Иван Иванович. Или Николай Николаевич, как вам удобнее.

Иван Иванович – такое имя-отчество использовалось, говорят, еще царским сыском при встречах с агентурой. Николай Николаевич – это от НН, то есть «наружное наблюдение». Синоним слова «филер».

Украинец не обиделся. У него был остренький подбородок и быстрый взгляд хорька.

– Ну что же вы так?.. Я к вам по-доброму, между прочим. После той комедии, которую вы тут разыграли.

Марина – точнее, Марина Викторовна – смотрела на украинца примерно так, как поглядывала бы императрица Екатерина Вторая на чиновника средней руки, принесшего весть о том, что… скажем, деньги, выделенные на некие реформы, потрачены, а толку никакого нет.

– Пусть будет Иван Иванович, если вам так угодно.

– Тогда уж лучше Александр Михайлович, – назвал я один из своих псевдонимов, самый крайний. – Так веселее будет?

– Вполне. Да вы присядьте. Это, кстати, ваше?

Я присел, посмотрел. Это была эвент-камера, уже сломанная, то есть с корнем оторванная от держателя.

– Если она у вас, то, вероятно, это ваша вещица, Дмитрий Всеволодович.

Украинец смахнул камеру обратно в борсетку. Он, кстати, не выглядел смешным. Я чувствовал, что генерал играет, и мне это не нравилось.

– А неплохо вы меня провели… Александр Михайлович, – сказал Московенко. – Обыграли, признаю. Дорого дали за все?

– Пару штук зеленью, – признался я.

– Неплохо.

– Я не знаю, о чем тут идет разговор, – сказала Марина, – но полагаю, что с улицей Банковой вы, господин Московенко, свой сегодняшний демарш не согласовывали. Верно?.. Кстати, вас я там не видела.

И ведь пробила. С ходу! Хоть на секунду, на долю таковой. Я заметил, как в глазах украинца плеснулась нешуточная злоба. Конечно, он ничем себя не выдал, но!.. Женщины – вот его слабое звено. Он их ненавидит. Вероятно, потому, что в молодости не пользовался успехом у очаровательных барышень. Вот и затаил злобу. Красивая, холеная женщина, такая, о которой он всегда мечтал, заявила ему в лицо, что он дерьмо, которое даже на Банковую не приглашают. Его это задело, проняло до мозга костей.

Так что не такой уж вы тут и хозяин положения, Дмитрий Всеволодович, каким себя представляете. За пару минут вскрылись.

– Что нам делать на Банковой? Мы люди маленькие.

– Московенко Дмитрий Всеволодович, – представил я гостя Марине. – Начальник спецотдела Р ГУР МО Украины. Ведет подрывную деятельность против России, скорее всего, на деньги ЦРУ США. Очень обидчивый. Я отправил к нему на дачу перформанс с деревянной винтовкой, которую сам целый день вырезал, а Дмитрий Всеволодович спецподразделение вызвал с перепугу. Теперь вот разбираться приехал.

– Я советник председателя правления РАО «Газпром», – ледяным тоном сказала Марина. – Прибыла в Киев по официальному приглашению администрации президента Украины. Если вам больше нечего сказать, то я рекомендовала бы вам забрать своих людей и покинуть отель. Пока вам не позвонили с Банковой. Кстати, кадровое решение по вашей персоне, я уверена, будет готово в течение нескольких дней.

– Мариночка! – улыбаясь, сказал я. – Пока ты готовишь кадровое решение, не могла бы оставить нас с Дмитрием Всеволодовичем наедине? Мы тут пообщаемся по-мужски.

Марина выждала несколько секунд, буквально обдала меня волной презрения, потом встала и гордо удалилась. Надо сказать, что свой номер она отыграла на сто пятьдесят процентов. Мы проводили ее взглядами. Московенко чуть шею не вывернул.

Но все хорошее когда-нибудь кончается. Марина ушла. Мы остались наедине, два разведчика, каждый из которых знал, что он хочет от другого, но не мог так вот просто сказать об этом.

Московенко позвякал ложечкой о чашку. Подлетел официант.

– Горилки. С медом и перцем.

– Слушаюсь.

Хорошая тут обслуга. Вышколенная. Впрочем, жрать захочешь, еще и не так стелиться будешь. Это у нас в крупных городах без особых проблем можно найти хоть какую-то, но работу и не умереть на ней с голоду. Тут все иначе. Если тебя увольняют и ты не можешь быстро найти новую должность, то реально с голоду подохнешь.

Какое-то время мы молчали, пытаясь переглядеть друг друга.

– Если я дам вам гарантию, что работа Лазаря не направлена против вашей страны, вас это устроит? – осведомился генерал.

– А сами как думаете? Дмитрий Всеволодович, не стоит задавать вопросы, на которые вы знаете ответ. Ваша деятельность против нас неприемлема в принципе.

– А ваша?

– Еще что скажете? Может, хватит как подросток-двоечник в школе – а он? А он?!

На наше счастье, официант принес горилку. Украинец разлил ее по рюмкам.

– За что пьем? – осведомился я.

– За мою страну. Слава Украине!

– Героям слава! – Я поднял рюмку и выпил до дна.

Московенко с прищуром посмотрел на меня.

– Молодец!.. Я бы за Путина так не смог. Прямо Штирлиц.

– Пусть так. Когда в РСХА пили за победу, Штирлиц думал: «За нашу победу» и опрокидывал в себя шнапс.

– Ну… вы все-таки не Штирлиц.

– Да и вы на Мюллера не очень-то тянете, Дмитрий Всеволодович.

– А как думаете, почему мы – это мы, а вы – это вы?

– Мы за три сотни лет объединили в одно государство более ста народов. Вы за двадцать три года потеряли полстраны. Да-да, так оно и вышло. Не надо кривиться. Неужели вы думаете, что теперь на Донбассе кто-то будет слушать гимн Украины со слезами радости на глазах? Вы создали себе миллионы врагов. То обстоятельство, что у них паспорта Украины, делает этих людей еще более опасными. Вам мало Харькова, Мариуполя, Одессы?

– Угрожаете?

– Нет, просто пытаюсь понять.

То, что я говорил, сильно выходило за рамки правил вербовки и во многом противоречило им. Но простыми ходами партию было не выиграть.

– Вы что тут устроили? Слава Украине, героям слава, жовто-блакитный прапор и танцы в стиле «кто не скачет, тот москаль». Вы и правда в это верите?

– А если да? – Московенко выжидающе посмотрел на меня.

– Вам в девяносто первом достался даже не кусок, а огромный жирный кусище. Атомная энергетика, Черноморское пароходство, черноземы, шахты. Живите и радуйтесь. А теперь у вас что? Вы сейчас кто? Американские подстилки? Живете тем, что вам на бедность кидают? На второй оклад нанимаетесь, заморский? Рыцари плаща и кинжала. В одних ведь заведениях учились. Вы что оканчивали?

Московенко помялся и ответил:

– Институт блата и связи.

– Ого!

Институт блата и связи имени Биязи – это на самом деле очень интересная контора. Военный институт иностранных языков – мощнейшая структура, во времена СССР специализировавшаяся на подготовке офицеров-переводчиков. Учили их так, как, наверное, ни в одной стране мира.