Электронная библиотека » Александр Асмолов » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 16 декабря 2013, 15:43


Автор книги: Александр Асмолов


Жанр: Общая психология, Книги по психологии


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Высказанные выше положения представляют собой основной каркас гипотезы об иерархической уровневой природе установки как психологического механизма стабилизации деятельности. Далее нами будут рассмотрены уровни установочной регуляции деятельности и взаимоотношения между ними.

Уровень смысловой установки

Ведущим уровнем установочной регуляции деятельности является уровень смысловых установок[5]5
  Идеи понимания личности как «мира сопряженных смысловых человеческих установок» впервые высказаны в работе М.М.Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского». М., 1963.


[Закрыть]
. Смысловая установка актуализируется мотивом деятельности и представляет собой форму выражения личностного смысла в виде готовности к совершению определенным образом направленной деятельности.

Чтобы объемнее представить характеристику смысловой установки, приведем вначале несколько эпизодов из истории становления представлений об установке и смысле, а затем, опираясь на экспериментальные факты, попытаемся показать вклад этого ведущего уровня установочной регуляции в деятельность и его функции в деятельности.

Пути «установки» и «смысла» не раз пересекались в истории психологии. Так, А.Бинэ, чье представление о смысле было одним из самых проницательных и тонких во всей традиционной психологии, понимал под смыслом зачаточное действие. Исследуя процессы мышления, он пришел к заключению, что распространенные концепции о мышлении как совокупности образов представляют сенсуалистический предрассудок, так как в этих представлениях игнорируется существование некоего нечувственного психического процесса, некой интенции, относящей ассоциации к действительности. Эта интенция мысли на объекты действительности, находящиеся вне мысли, и составляет, по А.Бинэ, смысл различных ассоциаций. Раскрывая содержание смысла, А.Бинэ видит в нем готовность, позу, attitude. «Умственная готовность, – говорит он, – кажется мне вполне подобной физической готовности; это – подготовка к акту, эскиз действия, оставшийся внутри нас и сознаваемый через те субъективные ощущения, которые его сопровождают. Предположим, что мы готовы к нападению; нападение не состоит только в действительных движениях и ударах, в его состав входят также известные нервные действия, определяющие ряд актов нападения и производящие их; устраним теперь внешние мускульные эффекты, останется готовность, останутся все нервные и психические предрасположения к нападению, в действительности не осуществившемуся; такой готовый наступательный жест и есть готовность (attitude). Она есть двигательный факт, следовательно, центробежный <…>. Можно сказать с некоторым преувеличением, что вся психическая жизнь зависит от этой остановки реальных движений, действительные действия заменяются тогда действиями в возможности, готовностями» (цит. по Ланге, 1914, с.61). А.Бинэ был первым психологом, увидевшим тесную связь между смыслом и attitude. Сейчас приходится только поражаться точной и выразительной характеристике установки, «эскиза действия», данной А.Бинэ в самом начале XX в. В сближении установки и смысла, понимании смысла как готовности к действию отчетливо выступил материалистический мотив этого исследователя, но при анализе связи установки и смысла этот мотив в конце концов привел А.Бинэ к полному растворению смысла в моторном приспособлении. За отправную точку исследования А.Бинэ, как и большинство психологов его времени, взял явления, принадлежащие к сфере сознания. В результате ему не удалось избежать роковой альтернативы – либо явления в сфере сознания, либо физиологические процессы. Смысл был превращен в «двигательный факт». Тем не менее мы еще раз отмечаем, что постановка А.Бинэ проблемы соотношения установки и смысла и попытка ее решения, предпринятая на перекрестке двух веков, были кульминационным моментом исследования этой проблемы в традиционной психологии.

Путями, принципиально отличными от выбранных любым представителем традиционной психологии, подходят к анализу проблемы смысла и установки А.Н.Леонтьев и Д.Н.Узнадзе. Они, как уже отмечалось выше, отказываются от всяческих попыток построения психологической науки на основе постулата непосредственности. Таким образом, между их теориями нет той преграды, которая отделяет эти теории вообще и представления о факторе, определяющем пристрастность психического отражения, в частности, от любых других теорий и представлений об установке и смысле в традиционной психологии. Близость идеи Д.Н.Узнадзе об установке и идеи А.Н.Леонтьева о личностном смысле неоднократно отмечалась в отечественной литературе. Об этом говорил А.С.Прангишвили (1973), замечая, что представления об установке как о психологическом выражении отношений между потребностью и ситуацией удовлетворения потребности перекликаются с концепцией А.Н.Леонтьева о «личностном смысле». На родственность этих понятий обращал внимание Ф.В.Бассин (1975), показывая, что неосознаваемость личностного смысла и неосознаваемость установки – разные стороны одного и того же явления. Вопрос о возможности рассмотрения личностного смысла как диспозиции социального поведения личности недавно анализировался В.А.Ядовым (1975). Не раз затрагивали этот вопрос и исследователи, стоящие на позициях теории деятельности. Напомним, например, что один из ведущих представителей деятельностного подхода П.Я.Гальперин (1940, 1945) пришел к необходимости введения понятия «смысла» – отношения субъекта к знаниям – при изучении роли установок в мышлении и смысловых схем поведения. Глубокий анализ вопроса о связи установки и смысла дан А.В.Запорожцем при исследовании роли установки в регуляции человеческих движений. В этих исследованиях впервые была проведена грань между содержанием установки и самой установкой. «Содержание установки не есть еще сама установка. О наличии последней можно говорить лишь в том случае, – писал А.В.Запорожец, – когда смысловой опыт, опыт отношения субъекта к определенному роду предметов, приобретенный в предшествующих действиях, в чем-то фиксируется, приобретает своего материального носителя и вследствие этого получает возможность актуализироваться до нового действия, предвосхищая его характер и направление» (Запорожец, 1960, с.387). Список исследований, в которых поднимается вопрос о связи личностного смысла и установки, можно было бы продолжить, но и этого уже достаточно, чтобы показать, что наши представления о личностном смысле как отражении в сознании отношения мотива к цели и о первичной установке как форме выражения этого отраженного в сознании отношения в регуляции деятельности вырастают не на пустом месте, а имеют свою предысторию. Эта предыстория, даже будучи взята сама по себе, могла бы привести к предположению о том, что понятия «общая первичная установка личности» и «личностный смысл» описывают стороны какого-то одного общего механизма регуляции деятельности человека. Сопоставление же некоторых стержневых положений теорий Д.Н.Узнадзе и А.Н.Леонтьева, а также анализ ряда эмпирических фактов позволяют привести аргументы, говорящие в пользу этого предположения.

Остановимся еще на одном из теоретических положений, сближающих теории Д.Н.Узнадзе и А.Н.Леонтьева. Речь идет об отношении этих авторов к формуле эмпирической психологии личности как о продукте прошлого опыта. Для эмпирического психолога свята формула о том, что прошлый опыт, будь он дан в осознаваемой форме или в виде вытесненных влечений, определяет любые движения человеческого поведения. Эта традиционная формула, получившая надежную поддержку со стороны здравого смысла, вызывает серьезные возражения как у Д.Н.Узнадзе, так и у А.Н.Леонтьева. С самого момента рождения теории установки Д.Н.Узнадзе настойчиво проводит мысль о том, что опыт не может непосредственно влиять на поведение субъекта, а оказывает влияние только через установку. Особенно отчетливо проявляется эта мысль в работе Д.Н.Узнадзе о сновидениях. Он высказывает точку зрения, согласно которой протекание снодений не зависит непосредственно от прошлых нереализованных душевных переживаний, а, наоборот то, какие нереализованные переживания предстанут перед спящим человеком, зависит от общей установки личности.

В свою очередь, А.Н.Леонтьев выдвигает тезис, противопоставляющий развиваемую им концепцию другим современным подходам к изучению личности. Вклады прошлого опыта, говорит он, становятся на определенном этапе развития человека функцией самой личности, т. е. прошлый опыт превращается в предмет отношения личности и, следовательно, не непосредственно, а опосредованно, через личностный смысл, оказывает воздействие на поведение. «В условиях происходящей иерархизации мотивов она [формула о личности как о продукте прошлого опыта. – А.А.]все более и более утрачивает свое значение, а на уровне личности как бы переворачивается.

Дело в том, что на этом уровне прошлые впечатления, события и собственные действия субъекта не выступают для него как покоящиеся пласты прошлого опыта. Они становятся предметом его отношений, его действий и поэтому меняют свой вклад в личность. Одно в этом прошлом умирает, лишается своего смысла и превращается в простое условие и способы его деятельности, умения, стереотипы поведения; другое открывается в совсем новом свете и приобретает прежде не увиденное значение…» (Леонтьев А.Н., 1975, с.216).

Вглядевшись внимательно в то, как А.Н.Леонтьев и Д.Н.Узнадзе критикуют традиционную формулу эмпирической психологии, и на мгновение абстрагируясь от содержательного наполнения ими общей схемы «прошлый опыт есть функция личности», мы увидим, что А.Н.Леонтьев и Д.Н.Узнадзе придерживаются при решении вопроса о роли прошлого опыта в поведении личности сходных позиций. И в этом отношении развиваемые ими теории бесконечно далеки от биологических теорий поведения типа теории функциональных систем П.К.Анохина. В теории П.К.Анохина, разрабатываемой исключительно в рамках адаптивной схемы «организм – среда», исследуется именно индивид как продукт прошлого опыта и механизмы прошлого опыта. Об этом различии приходится говорить в связи с тем, что очень часто встречаются сопоставления биологически ориентированных теорий с теорией установки Д.Н.Узнадзе. Эти сопоставления, выступающие порой в виде нивелирования всякой разницы между установкой и акцептором действия (Бжалава, 1966), противоречат формуле Д.Н.Узнадзе об опосредующем выражении отдельных психических процессов через общую первичную установку личности. Сказанное ни в коем случае не означает, что разработанные в концепциях, основывающихся на адаптивной схеме «организм – среда», представления о механизмах формирования опыта индивида не могут быть привлечены для интерпретации целого ряда феноменов установки и ее физиологических механизмов. Например, безусловно оправдано, на наш взгляд, обращение А.С.Прангишвили при анализе проявлений установки в различных иллюзиях восприятия к представлениям о вероятностном прогнозировании (Прангишвили, 1973). При этом нужно только отчетливо осознавать, что речь идет об одном из частных механизмов, действующем на уровне операциональной установки, а не о более высоких уровнях установочной регуляции. При рассмотрении уровня операциональной установки мы еще коснемся этого вопроса. Здесь он затронут лишь для того, чтобы проиллюстрировать взаимоотношение теорий Д.Н.Узнадзе и А.Н.Леонтьева с биологически ориентированными концепциями поведения. Итак, теории А.Н.Леонтьева и Д.Н.Узнадзе схожи по той функции, которая возлагается в этих теориях на образование, опосредующее отношение личности к прошлому опыту. Выделение этого образования (в одном случае – личностного смысла, в другом – общей первичной установки личности) резко отграничивает эти теории от концепций, работающих в рамках адаптивной схемы «организм – среда».

И, наконец, самым важным аргументом, доказывающим необходимость выделения уровня смысловой установки, понимаемой как форма выражения личностного смысла в регуляции деятельности человека, являются те экспериментальные факты, которые демонстрируют вклад смысловой установки в регуляцию деятельности. Экспериментальных исследований, показывающих существование смысловой установки, пока очень немного. Среди них выделяется исследование А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца, посвященное восстановлению функций руки после ранения, которое было проведено в годы Великой Отечественной войны. В этом исследовании были получены факты, показывающие влияние смысловой установки на восстановление функций руки после ранения, а также затронуты вопросы о функции смысловых установок, о проявлении смысловых установок в движении, об особенностях смысловых установок и путях их изменения. Влияние смысловой установки, или, как ее называют авторы, «личностной установки», особенно наглядно выступило в тех случаях, когда тот предмет, на который экспериментатор направлял действие больного, и действительный предмет отношений больного резко расходились между собой. Это расхождение, с точки зрения авторов, было обусловлено установкой щадить больной орган – «личностной установкой» испытуемого. Так, например, перед испытуемым ставилась задача «поднять руку». Испытуемый принимал эту задачу и производил требуемое движение, но при этом он был внутренне направлен не на само движение, а на щажение больной руки, т. е. общий характер выполняемого движения определялся установкой на щажение больной руки. Эта установка давала о себе знать, проявляясь в различных выразительных движениях больного, его позе, настороженности и т. д., которые сопровождали действие. В отличие от большинства физиологов, видящих в этих «сопровождениях» только не несущий никакой нагрузки «моторный аккомпанемент», А.Н.Леонтьев и А.В.Запорожец пришли к выводу, что эти нереализуемые двигательные возможности имеют решающее значение для протекания «исполняющего движения». Во «внутренней моторике», по мнению авторов, выражается пристрастное отношение человека к тому, что он делает, выражается, как бы мы сказали, смысловая установка. «По самой своей природе внутренняя моторика содержит в себе лишь такие внешние компоненты, которые образуют не определяющиеся техническими условиями задачи “сопровождающие” или “выразительные” движения; зато внутренняя моторика интимно связана с личностными установками человека, с мотивами, определяющими его отношение к ситуации» (Леонтьев, Запорожец, 1945, с.163). При наблюдении за больными было установлено, что внутренняя моторика отражает не направленность на цель действия, а направленность на оберегание больной руки. Из всех этих наблюдений можно сделать следующий вывод об особенностях смысловой установки: смысловая установка непосредственно проявляется в различных действиях человека, выражая в них тенденцию к сохранению общей направленности деятельности в целом. Эта тенденция «проступает на поверхность» различных действий и создает их неповторимую субъективную «окраску». Эта смысловая окраска не всегда так заметна, как в описанном исследовании, но она всегда есть, всегда пронизывает деятельность человека в целом. Общаясь друг с другом, люди часто осознанно или неосознанно улавливают эту окраску[6]6
  В последнее время стали появляться экспериментальные работы по эмоциональной идентификации, в которых намечаются подходы к изучению «смысловой окраски» (Петровский В.А., 1973). К числу этих работ также относится исследование Е.Е.Насиновской и Е.З.Басиной, посвященное анализу идентификации и ее роли в формировании смысловых альтруистических установок личности (Басина, Насиновская, 1977).


[Закрыть]
по позе, ошибочным действиям, «лишним» движениям, обмолвкам и оговоркам.

Но любые ли обмолвки и оговорки относятся кпроявлениям смысловой установки? Нет, не любые. По-видимому, существуют два отчетливо отличающихся друг от друга типа обмолвок и оговорок: обмолвки как проявления смысловой установки и обмолвки как проявления операциональной установки. К обмолвкам, вызываемым операциональной установкой, относятся обмолвки типа «чепуха – реникса». Эти обмолвки основаны на предвосхищении, опирающемся на предшествующий опыт и на внешнее сходство тех или иных знаков. Совсем иной характер носят обмолвки, через которые приоткрывается смысловая установка и выражаемый ею в деятельности личностный смысл. Для возникновения этих обмолвок вовсе не необходимо какое-либо внешнее сходство знаков, которое обязательно для операциональных обмолвок. Приведем некоторые примеры смысловых обмолвок. Так, З.Фрейд в одном из своих исследований рассказывает о председателе, который открывает не предвещающее ему ничего хорошего заседание словами «объявляю заседание закрытым» (вместо «открытым»), не замечая при этом обмолвки (Фрейд, 1925). Эта обмолвка приоткрывает то значение, которое собрание имеет для председателя. И еще один пример. Юноша, расставшийся с любимой девушкой, начинает встречаться с другой. Оживленно беседуя с ней о чем-то, он несколько раз называет ее именем той девушки, с которой встречался раньше. Его новая знакомая вспыхивает и заявляет: «Ты вовсе не меня любишь». И сколько бы ни оправдывался юноша, утверждая, что просто оговорился, она упорно стоит на своем. За обмолвкой девушка проницательно увидела то реальное значение, которое она имеет для юноши, «увидела» ту смысловую установку, тенденцию к сохранению определенной направленности деятельности, которая прорвалась на поверхность в виде обмолвки. Итак, смысловая установка, тенденция к сохранению общей направленности деятельности в целом может быть распознана по смысловой окраске, выступающей в виде определенного типа обмолвок – смысловых обмолвок.

Другая важная особенность, или, точнее, функция смысловых установок, обнаружилась при исследовании у больных взаимоотношения между личностными (смысловыми) и моторными (операциональными) установками (Леонтьев А.Н., Запорожец, 1945; Запорожец, 1945). Моторная установка рассматривалась авторами как готовность двигательного аппарата, возникающая при наличии двигательной задачи. Авторы исследовали проявление фиксированной моторной установки на материале иллюзии веса, возникающей при сравнении тяжестей. Было установлено, что у большинства больных не возникает иллюзии веса, а следовательно, не проявлялось моторной фиксированной установки в том случае, если они сравнивали тяжести больной рукой. Из этого факта можно было сделать два прямо противоположных вывода: либо причиной нарушения процессов образования установки является поражение опорно-двигательного аппарата и, следовательно, моторная установка по своей природе относится к числу локальных периферических явлений; либо актуализации моторной фиксированной установки препятствует характерная для этих больных установка на щажение больной руки. Первое предположение отпало, так как выяснилось, что установочные опыты, проведенные на больной руке, приводят к возникновению установки на здоровой руке. А это означает, что в ходе установочных опытов не только образовалась моторная установка, но и имел место перенос моторной установки на здоровую руку. Авторы пришли к заключению, что проявлению моторной фиксированной установки препятствует личностная установка на щажение больной руки. По-видимому, именно такого рода факты впоследствии привели А.В.Запорожца к мысли о существовании ситуационно-действенных предметных и личностных установок, воплощающих основные отношения личности к действительности, которые находятся в соподчиненной иерархической связи друг с другом (Запорожец, 1960). При выделении же уровней установки по критерию объективного содержательного фактора, обусловливающего отдельные структурные моменты деятельности и соответствующие им установки, ситуационно-действенные и предметные установки попадают в одну категорию – операциональных установок, и поэтому будут разобраны в разделе, посвященном операциональным установкам. Возвращаясь к полученным в исследовании А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца фактам взаимоотношения личностной и моторной установок, отметим, что в свете гипотезы об уровневой природе установочной регуляции деятельности эти данные свидетельствуют о наличии влияния смысловой установки на установки более низких иерархических уровней, в частности на операциональные моторные установки. Исходя из этих данных, можно также предположить, что смысловая установка обладает фильтрующей функцией по отношению к установкам нижележащих уровней: смысловая установка блокирует проявление не соответствующих ей операциональных установок и извлекает из прошлого опыта релевантные ей установки и стереотипы поведения[7]7
  Убедительные факты, показывающие «фильтрующую» функцию личностного смысла по отношению к вербальному и реальному поведению, были получены в исследовании Е.В.Субботского (1976), проведенном на дошкольниках.


[Закрыть]
.

Анализируя личностную установку, авторы отмечают еще одну ее особенность. Выяснилось, что в большинстве случаев установка на щажение больной руки не осознавалась больными. Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что некоторые больные даже были не в силах вспомнить, какой рукой они выполняли задание. Следовательно, смысловая установка может быть как осознаваемой, так и неосознаваемой.

При исследовании функции смысловой установки в регуляции деятельности недостаточно ограничиться указанием на то, что смысловые установки могут осознаваться. Более значимым для понимания природы смысловой установки становится вопрос, достаточно ли «означения» смысловой установки для ее изменения, сдвига. Может ли произойти изменение смысловой установки под непосредственным влиянием вербальных воздействий? Отвечая на эти вопросы, мы должны указать третью, важную особенность смысловых установок. Она заключается в том, что сдвиг смысловых установок всегда обусловлен изменением отражаемых в личностном смысле реальных жизненных отношений личности к действительности, которые выражают в деятельности смысловые установки. Эта особенность смысловых установок позволяет резко отделить их от таких субъективных образований, как «отношение» в смысле В.Н.Мясищева (см., например, Мясищев, 1971), и от фиксированных социальных установок[8]8
  Существует огромное количество определений социальных установок (см. об этом Ковальчук, 1975). Однако в большинстве этих определений фигурирует понимание социальной установки как отношения личности к ценности, как предиспозиции оценивать объект или символ определенным способом.


[Закрыть]
, справедливо сближаемых В.А.Ядовым (1975) с «отношениями» в концепции В.Н.Мясищева. Сдвиг фиксированных социальных установок – субъективных образований – происходит, как правило, под воздействием новой вербальной информации об объекте этих установок. Смысловая установка – это, скорее, субъектное, чем субъективное, образование. Для ее сдвига такого условия, как осознание привлекательности (или непривлекательности) объекта установки, явно недостаточно. Для того чтобы показать эту особенность смысловых установок, обратимся к ряду примеров. В исследовании А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца описана ситуация, приведшая к сдвигу личностной установки: одного больного с поражением руки никак не удавалось ввести в трудовой процесс и заставить при работе пользоваться больной рукой. «Убеждения и уговоры в необходимости трудотерапии легко принимались больным, – замечают авторы, – но практически действовали слабо, и процесс восстановления, вопреки нашим ожиданиям, продвигался у него с досадной медлительностью» (Леонтьев А.Н., Запорожец, 1945, с.102–103). Однажды этот больной попал в бригаду, которая должна была быстро переправить материал для мастерских через реку. По ряду причин бригада, выполнявшая эту работу, столкнулась с серьезными препятствиями. В этой ситуации больной вдруг взял всю инициативу в свои руки и стал фактическим руководителем работы. Выяснилось, что часть своей жизни он жил и работал на реке. После случая на реке радикально изменилось отношение больного к работе. Установка на щажение больной руки была «сдвинута», и восстановление пошло быстрыми темпами. Сдвиг смысловой установки произошел из-за изменения места больного в системе общественной деятельности и из-за возникновения нового мотива.

На наш взгляд, яркие примеры того, что изменение личностного смысла и его выражения в деятельности – смысловой установки – всегда опосредованы изменением деятельности человека и не подвержены влиянию прямого произвольного контроля, приведены в «Педагогической поэме» А.С.Макаренко. Автор рассказывает, что первые «морально-дефективные» воспитанники выслушали его речь о том, что необходимо решительно переменить образ жизни, с ехидными улыбками и презрением. Позднее, вспоминая об этом печальном опыте А.С.Макаренко писал: «Не столько моральные убеждения и гнев, сколько вот эта интересная и настоящая деловая борьба дала первые ростки хорошего коллективного тона» (Макаренко А.С. Педагогическая поэма. 1948, с.42). Только в деловой борьбе произошло у воспитанников А.С.Макаренко изменение личностного смысла. Деловая борьба, деятельность сыграли решающую роль там, где оказались бессильны уговоры, речи и убеждения. Еще раз отметим, что содержание смысловой установки может открыться сознанию в форме «значения для меня», но этого недостаточно для сдвига смысловых установок. Вообразите на мгновение, что вы, руководствуясь благими намерениями, пришли к Аккакию Аккакиевичу и объясняете ему, что не годится, мол, придавать столь огромное значение переписыванию каллиграфическим почерком холодных административных бумаг, видеть в этом деле смысл жизни. Маленький чиновник из гоголевской «Шинели» почти наверняка побоится не согласиться с вами и покорно кивнет головой, а быть может, и подивится вашей правоте. Однако от одного лишь осознания содержания смысловой установки, от того, что даже эмоции – эти глаза, видящие смысл ситуации, – приоткроют этот смысл, не произойдет ее изменения. Будут меняться «отношения» в смысле В.Н.Мясищева и выражающие их фиксированные социальные установки. Будут скользить на поверхности сознания и сигналить о неблагополучии переживания, а перемены смысловой установки и переосмысления личностного смысла не произойдет до тех пор, пока не изменится содержание реальных жизненных отношений, лежащих в его основе. Из всех этих случаев вытекает, что изменение смысловых установок – это всегда следствие изменения реальных отношений человека к действительности. Кардинальное отличие личностного смысла и выражающей его в деятельности смысловой установки от частных субъективных образований, замкнутых в круге сознания, типа «отношений» (В.Н.Мясищев), социальных фиксированных установок, «значащих переживаний» (Ф.В.Бассин), и т. д. и состоит в том, что изменение смысловой установки всегда опосредовано изменением деятельности и мотива деятельности, так как личностный смысл и смысловая установка неотделимы от порождающей их системы отношений человека к миру. Только при условии перестройки мотивов деятельности происходит перестройка общих смысловых установок.

Описанную особенность смысловых установок необходимо учитывать при анализе такой практической и жизненно важной проблемы, как проблема воспитания личности. Психологическим объектом воспитания является смысловая сфера личности, система личностных смыслов и реализующих их в деятельности смысловых установок. Из подобного понимания психологического объекта воспитания вытекает, что перевоспитание личности всегда идет через изменение деятельности, а тем самым и через изменение смысловых установок и в принципе не может осуществляться посредством воздействий чисто вербального характера. Только установки целевого и операционального уровней подвержены прямому влиянию различных инструкций. Пути изменения установок смыслового уровня и установок нижележащих уровней коренным образом отличаются друг от друга: смысловые установки личности перевоспитываются, а целевые и операциональные установки переучиваются.


Анализ приведенных выше фактов и некоторых теоретических положений позволяет сделать ряд выводов об особенностях и функциях смысловой установки:

– Смысловая установка, представляющая собой выражение личностного смысла в виде готовности к определенным образом направленной деятельности, стабилизирует процесс деятельности в целом, придает деятельности устойчивый характер. Эта функция может непосредственно проявляться в общей смысловой окраске различных действий, входящих в состав деятельности, выступая в виде «лишних» движений, смысловых обмолвок и оговорок.

– Смысловые установки могут быть как осознаваемы, так и неосознаваемы.

– Сдвиг смысловых установок всегда опосредован изменением деятельности субъекта. В этом заключается кардинальное отличие смысловой установки и выражаемого ею в деятельности личностного смысла от различных субъективных образований типа «отношений» (В.Н.Мясищев), фиксированных социальных установок, «значащих переживаний» (Ф.В.Бассин) и т. д., которые изменяются непосредственно под влиянием вербальной информации.

– Смысловая установка выступает в роли фильтра пo отношению к установкам нижележащих уровней – целевой и операциональной установкам.

Из перечисленных особенностей смысловой установки основная особенность – это «цементирование» общей направленности деятельности в целом, придание всей деятельности устойчивого стабильного характера. Эта функция прежде всего проявляется в выборе тех или иных целей, соответствующих мотиву деятельности. В том случае, если осуществляется процесс целеобразования (причем неважно, проходит ли он в форме выбора целей в ходе деятельности субъекта или в форме принятия «готовых», заданных через инструкцию целей), этот процесс приводит к возникновению целевой установки.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации