Текст книги "Страна Арманьяк. Фаворит"

– И да… пообварилось с десяток человек, но ничего, новых уже прислали, а вот нормы питания для них я считаю слишком роскошными… – продолжил докладывать Исаак.

– Что с шебекой? – прервал я его.

– Готова! – преданно смотря мне в глаза, выдохнул купец. – Перегнали ее из дока к нам на стоянку. Господин Веренвен с командой на судне. Ставят на места орудия. Могу отчитаться по расходам…

– Ему… – Я опять показал на Хорста.

– Аудитор услышал мои слова, мгновенно оторвался от мисочки с супчиком, которую держал на коленках, и сразу же уставился на Исаака грозным взглядом ищейки. Да так, что тот невольно поморщился.

– Как прикажете… – обреченно пробормотал Исаак.

– Приказываю. Теперь, где мэтры Фиораванти и Фен? На новом производстве? Пошли за ними конника, и срочно сюда.

Купец отрицательно мотнул головой.

– Нету их там, – виновато сказал он. – Позавчера отбыли в Гуттен. Оба. Без объяснений. Мне доложили, что за ними прибыл гонец.

– Что случилось? – Я немного насторожился.

– Не ведаю, ваше сиятельство, – развел руками Исаак. – Оставили за себя помощников и срочно отбыли.

– Ничего страшного, увижусь в Гуттене, – сделал я вывод и вытащил из-под кирасы маленький тубус. – Держи. Когда галеры опять пойдут за сырьем к бриттам, пусть твой поверенный передаст это письмо интенданту порта Портсмут и присовокупит к нему шкатулку с двумя сотнями гульденов. Ограничение на покупку олова со свинцом и дополнительную пошлину с вас снимут. И передашь ему же тех кречетов, что тебе должны были доставить из Груде, и еще вот это письмо. Интендант знает, куда их дальше переправить. – Я положил на стол очередной футляр. – Кстати, птиц уже доставили?

– Доставили, ваше сиятельство, доставили… – Исаак поморщился. – Только вот кастелян дамы ван Груде содрал за них совершенно сумасшедшую цену. Ей-ей, я бы дешевле нашел…

Я, в свою очередь, нахмурился. Моя ленница, почтенная вдовица Шарлотта ван Груде, последнее время стала чрезмерно наглеть. Это в ее хозяйстве выращивают редкостных ловчих птиц, что мне очень на руку – при помощи подобных подарков можно делать реальный полити́к. Вот и эти кречеты предназначаются Джону де ла Полю графу Линкольну, племяннику нынешнего короля Британии, за лоббирование некоторых политических интересов, а до кучи – и моих торговых.

Так вот, дама Шарлотта, на почве полового воздержания, в последнее время стала весьма стервозничать и проявлять своенравие. К примеру, цены задирать безбожно. Хотя, должен признать, тут она в своем праве. Я ей, конечно, сеньор, но ее обязательства вассала строго очерчены. И в их перечень скидка на ловчую птицу не входит.

Я, конечно, за этих кречетов не плачу, это подарок Мергерит своему родственнику, но все равно пора Шарлотку ставить на место. Есть методы воздействия. Или замуж выдать наконец, сразу помягчеет. Мне-то ее самому драть как-то не с руки…

– Кхх!.. – громко кашлянул Хорст, привлекая к себе внимание. – Ежели ваше сиятельство дозволит, я могу провести тщательный аудит оного поместья: враз цены станут приемлемыми.

Исаак бойко закивал головой, приветствуя этот метод.

– Позже, – решил я оставить решение этой проблемы на потом и обратился к Исааку: – Достал, что я тебя просил?

– А как же, ваше сиятельство! – Исаак схватил колокольчик на столе и яростно зазвонил, будто бил в набат. Через мгновение слуги внесли в кабинет две обитых кожей деревянных коробки. Купец бережно открыл их и поднес мне. – Вот, ваше сиятельство, работы венецийца Джакомо Торричелли, извольте полюбопытствовать…

В коробках на бархатной подложке лежали очень красивые куклы в нарядной одежде с настоящими драгоценностями. Они настолько искусно и тщательно были исполнены, что мне показалось – в коробках лежат две спящие живые девочки. Умница Исаак, такие куклы – пока настоящая редкость, и я сомневаюсь, что они есть даже у детей королевской крови. По крайней мере – не у всех. А у моих дочурок-красавиц уже есть. И будут еще.

– И лично от меня, ваше сиятельство… – Исаак склонился в почтительном поклоне и поставил на стол небольшую игрушку, изображавшую золотого петушка. Он повозился с ней, и совершенно неожиданно механический птиц залился звонким кукареканьем и стал долбить серебряным клювом по столешнице.

Ух ты… вот это угодил, шельмец! И не надо удивляться, у нас в Средневековье одаренные механикусы еще и не то могут сконструировать. Но цена подобным игрушкам – за гранью разумного. Это может значить многое. К примеру, что Исаак где-то хапнул не по чину и теперь замаливает грешки подарками. Впрочем, он может и просто выражать свою признательность – есть за что. Но все равно я этот подарок оценю достойно.

– Учту, братец… – Я сдержанно и солидно кивнул: не по рангу графу бурно проявлять эмоции – если, конечно, он не наклоняет кого-то. – Прикажи переправить все это на шебеку. Я завтра поутру отправляюсь. И продолжай, продолжай докладывать…

К тому времени как супчик иссяк в миске, еврей ввел меня в курс торговых дел и доложил все сплетни Антверпена. Все в кассу пойдет, только надо тщательнее фильтровать сведения.

В свою очередь, я насыпал ему целую кучу ценных указаний, после чего благополучно свалил на стоянку судов. Соскучился уже по своей ласточке. То бишь по своей шебеке. Нет, все-таки я создан… создан… черт, на ходу засыпаю…

На корабле я только показался. Допустил команду к руке, по традиции экипировав свою длань в латную перчатку, удостоил Веренвена короткой беседы, дал указания, похвалил его за то, что догадался взять с собой в Антверпен полную команду абордажников, и вернулся в поместье. Подробнее по судну буду разбираться в походе. Но уже вижу – мастера не подкачали.

Ну а в поместье наткнулся на очередной демарш Земфиры. Тоже вполне предсказуемый…

– Куда? – Я сразу даже не понял, чего она хочет. Задремал, понимаете ли, в горячей водичке, а тут…

– С тобой… – вкрадчиво прошептала сирийка и, сбросив камизу, скользнула ко мне в корыто.

– Нет, нет и еще раз нет…

– И почему? – Девушка взяла ковш с ромашковой эссенцией и стала промывать мне волосы.

– Потому. – Я невольно покосился на маячившие перед глазами острые грудки сирийки.

– Не любишь меня… – горько пожаловалась сирийка, отбросила ковшик в сторону и нырнула ручкой к моим чреслам.

– Очень даже люблю… – Я подхватил ее за талию и привлек к себе.

– Я сама… – муркнула сирийка и убрала мои руки. – Так почему? О-о-х!!! Говори…

– Я… я не на прогулку… собираюсь…

– Я хорошо стреляю из лука… – Земфира, опираясь руками на борта корыта, стала медленно приподниматься и опускаться. – О-о-хх!!! Я не буду обузой… Не помогай! Нет, я… я сама… сама…

– Буду… буду отвлекаться…

– Я… – Сирийка откинулась назад, резко запрокинула голову, создав вокруг своих волос маленькую радугу, на секунду замерла и стала постепенно набирать темп. – Ох!.. Я не буду лезть вперед… ох… ох…

– Не знаю…

– Знаешь… ох…

– Нет…

– Да-а-а…

– Нет…

– Возьми! Ну же… возьми меня… с собой!!! – Земфира опять охнула и, расплескав воду, со стоном рухнула мне на грудь.

– Ладно… – Я погладил ее по мокрым волосам. – С рассветом выступаем. Возьми с собой все свое оружие, доспех и наряды с драгоценностями… самые лучшие… Не успеешь в срок – оставлю дома…

– Ты знал… – слабо прошептала девушка, прижимаясь ко мне. – Ты издеватель… ты сразу согласился… а меня мучил…

Я молча улыбнулся. Конечно, знал и все уже решил. Исаак передал мне письмо нашего торгового представителя в Нанте, который сообщал, что в порт уже прибыл старый капудан Хасан Абдурахман ибн Хоттаби. И оный сарацин будет ждать меня сколько потребно. Потому что с ним прибыли отец Земфиры и два ее брата. И я им ее покажу, вот только… только сирийка сама решит, как поступить. Но это будет уже после того как мы грохнем посольство Паука. Или не будет вообще, если грохнут нас. В чем я сильно сомневаюсь, а значит, встрече Земфиры с родителем – быть.

– Я – собираться!!! – Земфира радостно клюнула меня губами в щеку и вскочила в корыте.

– Позже, – я поймал ее за руку и притянул к себе, – мы еще не закончили…

– Жа-а-ан!!!

Глава 6

Соленый ветер в лицо, скрип такелажа, удары корпуса о волну и пронзительные вопли чаек, белыми тенями скользящих над свинцово-изумрудным морем. Эти звуки кажутся мне музыкой, которая бодрит не хуже самого сильного наркотика. Уже не терпится взять на абордаж клятый посольский неф. Или еще кого-нибудь.

– …и возьму, – пообещал я себе вслух.

– Что вы сказали, господин шаутбенахт?! – перекрикивая ветер, спросил Веренвен. Он стоял рядом со мной на мостике и присматривал за командой рулевых, ворочающих здоровенный румпель.

– Ничего. Как тебе шебека после ремонта?

– Нормально, господин шаутбенахт… – скупо ответил капитан. – Пока так, дальше скажу больше…

Я уже знал, что мне ответит Веренвен, и спросил проформы ради. Сам вижу, что мастера справились на славу.

Впрочем, на кардинальные переделки я пока не решился, парусное вооружение вообще не трогал и ограничился тем, что напрочь убрал места для гребцов, а на их месте организовал опердек – артиллерийскую палубу с портами для орудий. То есть теперь моя красавица стала вполне двухдечным судном.

Ну и еще по мелочи: мастера на верфи по моему проекту перемонтировали и нарастили борта с фальшбортами, немного модернизировали систему управления – добавили рычажные приводы к румпелю, переделали трюм и укрепили корпус. Ну и текущий ремонт, конечно: полностью поменяли такелаж, перемонтировали и усилили крепления мачт, да и сами мачты сменили. Над корпусом тоже поработали, сделали перешивку и нанесли покрытие по рецепту Фена. Короче – обновили посудину.

А я, в свою очередь, полностью сменил артиллерийское вооружение.

Теперь у меня на верхней палубе двенадцать малых казнозарядных фальконетов на вертлюгах, шесть по каждому борту, а самое главное, в опердеке – восемь двенадцатифунтовых орудий с конической зарядной камерой, способных палить помимо обычного арсенала снарядов еще и бомбами. Воткнул бы больше, но места маловато, шебека не резиновая, да и весят они чуть менее тонны каждое.

Ну и курсовые дальнобойные средние фальконеты – числом два, да столько же аналогичных ретирадных. Что в итоге составляет аж двадцать шесть орудий, более чем достаточно для любого дела. Более чем, ибо на местных лоханках пушки только начали появляться, а пока в основном обходятся средневековой машинерией – требушетами да катапультами.

Если бы мне предстояло без затей пустить на дно франков, я бы даже не парился, но не все так просто. Топить категорично нельзя, а это значит – только абордаж. А на посольском нефе не менее полутора сотен бойцов, из них с десяток тяжеловооруженных дворян. И все это против моих семи десятков абордажников. Даже если к ним добавить Логана с его оболтусами да меня с близнецами, все равно очень неравнозначно получается. Но это я кокетничаю, в любом случае картечь свое дело сделает…

– Гуттен!!! Гуттен!.. – вдруг завопили Луиджи и Пьетро. Эти чертенята, по своему обычаю, только попав на шебеку, сразу стали осваивать верхушки мачт. Обезьяны, а не пажи…

На скрытом дымкой берегу стал просматриваться маяк на мысу и мой замок. Я громко ругнулся – времени нет, а домой хочется просто непереносимо, принял от Веренвена песочные часы и отдал команду:

– Верхняя левая батарея, товсь!

Орудийная прислуга живо разбежалась по орудиям, с громким хлопаньем вылетели пробки из дул, лязгнули крышки зарядных ящиков…

Горка светлых песчинок в нижнем отделении часов стала неумолимо расти…

Канониры ловко вставили зарядные камеры в фальконеты, и тут же забухали деревянные киянки, заклинивая их в казенной части.

Обер-цейхвахтер Симеоне пробежался по батарее, громко стукнул дубинкой по голове ученика канонира, замешкавшегося с запальником, и истошно проорал:

– Верхняя батарея левого борта готова!!!

Я глянул на скатившиеся вниз последние песчинки и скомандовал:

– Залпом, огонь!..

Снопы огня в облаках белого дыма протянулись над водой, резкий грохот заглушил вопли буревестников. Я довольно кивнул и бросил вытянувшемуся рядом обер-боцману Андерсену:

– К раздаче винной порции и приему пищи – приступать. Мне сервируйте в каюте. И пригласите юнкера ван Брескенса с его эскюэ ко мне на обед. Хватит ему абордажников дрючить… Что? Травят за борт оные эскюэ? Тогда без них…

В каюте плюхнулся в свое кресло и прикрыл глаза. Запах кожи, стали и пороха, разбавленный ароматом арманьяка, с оттенком вездесущего трюмного смрада, острые оттенки моря – все это раньше умиротворяло, создавало ощущение домашнего уюта, а сейчас…

Давит что-то, и давит на сердце… вот только что – никак не могу понять. По своим крошкам соскучился? Не иначе, так… Но ничего…

– Мой господин без настроения? – Земфира приняла у меня меч, метнулась к комоду и вернулась уже со стопкой, полной арманьяка, и куском хлеба с паюсной икрой.

– Есть немного… – Я опрокинул в себя рюмку. – Ты сама как? Не мутит?

– Мой господин… – Сирийка присела в глубоком книксене, а потом рассмеялась и крутнулась в танцевальном па. – Мой господин, ваша недостойная рабыня родилась на корабле…

Я просто кивнул ей и, взяв с ломтя хлеба кусочек икры, забросил его в рот. Не мутит так не мутит, одной заботой меньше.

– Жан… – Сирийка примостилась на подлокотнике кресла и склонилась к моему уху. – Жан, а зачем ты заставил меня взять свои лучшие платья и драгоценности? Неужели возьмешь с собой на прием к какому-нибудь герцогу? А-а-а, я догадалась: ты просто хочешь всегда видеть меня красивой?

– Ты и без этих побрякушек красивая… – после паузы сказал я. Признаваться, что везу ее к отцу, отчего-то не хотелось. Но надо… – Скажи, моя ласточка, ты скучаешь по дому? По родным?

Сирийка скользнула мне на колени, прижалась к груди и прошептала:

– Иногда… по маме и отцу… Но когда ты со мной, все горести проходят… А почему ты спрашиваешь?

– Может так случиться, что ты скоро увидишься со своим отцом.

– Так ты… – Земфира отстранилась, в ее глазах блеснули слезы. – Ты везешь меня отдавать?..

Я покачал головой и прижал к себе девушку:

– Глупая ты… Сама решишь, отправляться с ним или нет. А я приму любой твой выбор…

– Правда? – Сирийка недоверчиво посмотрела на меня.

– Правда. И еще… Я хочу, чтобы ты поняла: ты достойна большего, чем имеешь со мной. Я никогда не смогу взять тебя в жены, никогда не смогу официально признать наших детей; мало того, может так случиться, что у меня появится жена – увы, даже помимо моего желания. Нам надо подумать, как быть… – И добавил, видя полные возмущения глаза сирийки: – И еще раз: я приму любой твой выбор…

– Ты не будешь меня принуждать? – Земфира заговорила после долгой паузы, во время которой проницательно смотрела мне в глаза.

– Нет.

– Хорошо, мой господин… – Сирийка улыбнулась. – Я верю тебе и поступлю по велению своего сердца. А что до всего остального тобой перечисленного… Знаешь… мне гораздо важнее твоя любовь. И большего не нужно…

Я поймал ее ладошку и прижал к своим губам. В голове мелькнула мысль, что, если сирийка все же решит отправиться со своим отцом, мне ее будет очень не хватать…

– Клятые размазни!!! – Дверь брякнула и, громко топая сапожищами, в каюту ворвался Тук. – Ну ничего, три шкуры спущу со стервецов…

– Не бурчи, братец, лучше присядь и налей себе… – Я показал глазами на флягу. – И вообще, ты о ком?

– Простите, сир… – Логан узрел Земфиру на моих коленях и сконфузился. – О ком же еще, об этих лоботрясах, конечно.

– Его милость ведет речь о своих оруженосцах, наверное. – Сирийка ловко плеснула арманьяка в стопку и подала Логану.

– Благодарю вас, прекрасная госпожа… – Скотт с поклоном принял рюмку, смешно зажмурил глаза и опрокинул ее содержимое в рот. – Уф… О них, стервецах… Позорят меня, ироды…

– Сир!!! – В каюту заполошно влетели близнецы. – Сир!!! В замке на донжоне спущен ваш флаг, а маяк подает какие-то сигналы. Мы сами видели в подозрительную трубку…

– Подзорную трубу… – машинально поправил я Луиджи, а потом вскочил с кресла и заорал: – Что?! Как «приспущен», мать вашу?!

После чего, уже догадываясь о причине своей непонятной тревоги, вылетел на палубу и уставился на замок. Что случилось с флагом – я так и не рассмотрел, но огонь на маяке действительно бился, словно в истерике. А мгновением позже на стенах замка появились маленькие клубки дыма.

– Сир… Палят из пушек: очевидно, хотят привлечь наше внимание… – тихо подсказал Тук. – Время у нас есть, можно…

– Веренвен, лево руля!.. – не дослушав, рявкнул я. – Да шевелитесь, мать вашу…

Что, черт возьми, могло случиться? Что? И Фен с Фиораванти два дня назад сорвались в Гуттен без объяснений… Не дай бог, что-нибудь с малышками или Матильдой – на кол посажу клятого жида…

Ледяные тиски тревоги не разжимались до самого причала. Да так и не разжались…

Не дожидаясь, пока шебека пришвартуется, я выскочил на причал и схватил за шиворот замершего на коленях рыбака:

– Что случилось? Какого хрена сигналы подавали? Говори…

Рыбак висел в моих руках, как тряпка, и молчал. Я крутнул головой и увидел неподалеку еще троих, тоже стоящих на коленях. Да что за хрень? Сознание наотрез отказывалось что-либо понимать.

– Где староста, мать твою? Где все?

Мужик, не поднимая голову, указал в сторону замка.

Луиджи и Пьетро, не дожидаясь команды, стали выпрягать лошаденку из телеги. Но они не успели закончить: к причалу примчался старшина замковой стражи Торвальд Баумгартнер с парой стражников и заводными лошадьми. Увидев, как он повалился на колени, я ничего не стал спрашивать, вскочил в седло и погнал коня к замку. Ни на что хорошее уже не надеялся. Потому что все стражники были одеты в черное.

Влетел в замковые ворота, соскочил с седла, совсем было собрался бежать в покои, но замер, увидев, как во двор выходят мои ближники. Последним появился Соломон. Он шел покачиваясь, неверными шагами, лицо еврея было смертельно-бледным, вокруг глаз чернели круги; создавалось впечатление, что это идет мертвец, какой-то непонятной силой поднятый из могилы.

Не доходя до меня пару шагов, еврей упал на колени, поддернул воротник, обнажил шею и склонился к земле.

Не глядя по сторонам, я выдрал из ножен эспаду и шагнул вперед.

– Что с детьми?

Соломон ничего не ответил и только больше склонил голову.

Отливающий серебром клинок со свистом вспорол воздух и со смачным хрустом впился в поросшую черным пушком шею. Нереально алая струя крови хлестнула по мощенному брусчаткой двору. Карминовые капельки беспокойно закачались на чахлых травинках, пробившихся в щели между камнями…

Видение было настолько живым и ярким, что, когда я открыл глаза, дико удивился, увидев лекаря живым и невредимым.

– Что с детьми? – едва выдавливая из себя слова, повторил я вопрос.

– Сын мой! – бросился ко мне падре Михаэль, замковый капеллан. И осекся, увидев кончик эспады у своего горла.

– Я в последний раз спрашиваю…

– Дык в детской… – прошептал священник, с ужасом посматривая на слегка подрагивающее острие возле своего кадыка. – С няньками же…

Ноги разом перестали держать, но выручили близнецы, стойкими солдатиками выросшие у меня по бокам.

– Господин… – натужно прохрипел Соломон, не вставая с колен. – Я сделал все что мог, но… но…

– Сир… – Фиораванти шлепнулся рядом с лекарем.

– Хозяин… – Фен присоединился к ломбардцу.

– Господин… – Баумгартнер, лязгнув доспехом, тоже преклонил колени.

– Призываю в свидетели Святую Богородицу! – рявкнул Логан откуда-то из-за моей спины. – Если вы немедленно не объясните, что случилось, я лишу вас жизни…

– Тихо!

Я поднял голову и увидел, как ко мне идет Брунгильда, жена Логана. Переваливаясь словно утка и придерживая рукой громадный живот, она быстро добралась до меня, крепко ухватила за локоть и потащила за собой, в беседку подле замковой стены.

– Господь забрал даму Матильду… – горячо шептала она по пути. – И ребеночка, еще не рожденного. Два дня как схоронили. Знаю, любил ты ее… Ты поплачь, поплачь… легче станет… Эй, кто там, живо подать нам…

Слуг опередил Логан, подсунувший мне флягу с арманьяком. Все еще не понимая, что случилось, я судорожно глотнул…

– Пятого дня прибыл в приют для паломников при Гуттене странствующий августинец Корнелий… – как сквозь подушку доносился до меня хрип Баумгартнера. – С частичкой мощей святого Бонифация… Дама Матильда обласкала оного монаха и приложилась губами к мощнице. Монах убыл, а четвертого дня у госпожи начался…

– Ядом была покрыта крышка мощницы… – перебил его Соломон. – Я сделал все что мог, но яд уже поразил внутренности с мозгом, и к вечеру…

– Оного августинца мы разыскивали… – забубнил Баумгартнер. – И таки сыскали…

– Еретика проклятущего, вовеки проклятого… – возмущенно воскликнул фра Михаэль. – А даму Матильду мы отпели, все как положено, не сумлевайтесь, ваше сия….

– Где эта скотина?! – разъяренным медведем заревел Виллем Аскенс.

– Дык в темнице же…

– Рты закрыли все!.. – Я наконец начал приходить в себя. – Проводите меня к Матильде…

На меня накатило совершенно необъяснимое спокойствие. Ни злости, ни горя, никаких эмоций, совсем никаких – как одеревенел. Просто хочется сдохнуть…

Матильду похоронили при замковой часовне. Я постоял на коленях возле усыпальницы, с дикой злостью коря себя за то, что не смог выжать даже одной слезинки, а потом отправился к девочкам играть с ними в куклы.

А уже в детской, возясь с малышками, чуть не сошел с ума от горя; запоздало, но накрыло все-таки. Но никого не винил в случившемся, подобного развития событий я и сам бы не смог предусмотреть.

Подумал и приказал срочно привезти из Антверпена Лилит и допустить ее к дочуркам, с полномочиями матери. Если кому и доверю своих красавиц, то только этой цыганке.

Земфира не отставала от меня ни на шаг, в ее глазах плескалось настоящее, неподдельное горе, она искренне сопереживала, но почему-то не произнесла даже слова. А Логан все это время плакал, примостив свою голову на обширном животе супруги.

– Не надо, братец… – Я потрепал его по волосам. – Времени у нас нет. Идем лучше поспрашиваем уродца…

– Конечно, сир!.. – Глаза шотландца сверкнули. И в этом блеске я не нашел ничего хорошего для августинца Корнелия.

– Спалите тварь на костре!.. – зло прошипела Брунгильда. – Я сама огонь к дровам поднесу…

«И спалю, – обещал я сам себе, нащупывая ступеньки в пыточную, – но только после того, как четвертую».

Августинца уже подготовили к допросу. Жилистый, крепкий, полностью лысый мужичок со щеками, как у бульдога, был растянут на пыточном станке. Аскенс вместе с добровольными помощниками деловито готовил инструментарий. В темнице, как всегда, пахло плесенью, ржавчиной и человеческими страданиями…

Я с непонятным наслаждением втянул в себя этот воздух и присел на табуретку напротив августинца.

Монах, увидев меня, отчаянно вздрогнул, но не издал ни звука.

– Кто? – Мой голос отразился эхом от сводчатых потолков и затих где-то в углу, за сваленными в кучу ржавыми цепями.

– Я… – очень тихо прошептал монах. – Корнелиус Гронненверк…

– Зачем?

– По велению Господа… – уже решительнее ответил Корнелиус. – Дабы извести с лика земного грех диаволов…

– Кто поручил?

– Господь!.. – В голосе монаха прозвучали фанатичные нотки.

– Понятно… – Я обратился к палачу: – Виллем, он не должен умереть.

– Ручаюсь, ваше сиятельство… – уверенно кивнул Аскенс. – В этом ручаюсь…

Я повернулся к Логану и не видел, что сделал профос, но не слышать уже не смог. Воздух в пыточной немедленно разорвал утробный булькающий вой.

– Сир… А может, это ваш старый знакомец из Бюзе-Сен-Такр его подослал? – Тук прислушался к воплям и одобрительно кивнул: – Ну а кто еще?..

– Может, и он… – согласился я вслух, но про себя не поверил. До сих пор, кроме неясных следов, я не нашел четких и правдивых свидетельств о том, что Гийом де Монфокон, человек, которого я прирезал в замке Бюзе, все-таки остался в живых. Даже несмотря на то, что привлек на поиски тайные службы церкви. Впрочем, ничего исключать нельзя…

Вопли следовали за воплями, лжемонах страшно корчился в станке, но не произносил ни слова. Аскенс никак не мог развязать ему язык и только недоуменно крутил бородой. Но когда к ногам убийцы приладили «испанские сапоги», он все-таки заговорил.

– Альфонс… Альфонс передал… – горячечно зашептал лжемонах. – В Мехелене…

Со слов лжеавгустинца выходило, что ему было приказано отравить именно Мадлен и детишек. Детишек он не смог, хотя подготовил несколько конфет с ядом, а с Матильдой сработало. Мати в последнее время была очень набожной, отмаливая грех, в котором мы с ней жили, поэтому охотно приложилась к мощам святого, на поверку оказавшимся кусочками собачьих косточек.

Заказ ему передал некий Альфонс, якобы поверенный какой-то высокородной особы. Но скорее всего, это имя было подставным. Сам Корнелиус оказался бывшим аптекарем Арманом Жюсо из Франш-Конте, находящимся там в розыске за составление ядов. Когда его делишки вскрылись, аптекарь успел бежать и устроился в Нидерландах, вполне процветая на нелегальной торговле приворотными зельями и поддельными мощами. Как выяснилось, под религиозного фанатика он только косил…

Ну что же, примерно все ясно…

Я быстро набросал письмо кардиналу де Бургоню, в котором описал ситуацию и попросил прислать конвой за отравителем. Очень хотелось задавить Корнелиуса своими руками, но я счел более правильным передать урода в руки церковников. По аптекарю надо вести тщательное и скрупулезное следствие, а у меня таких возможностей пока нет. И неизвестно, когда появятся. А инквизиторская братия дело свое знает…

– Что застыли? – рыкнул я на палачей. – Вперед, до утра времени много, я хочу, чтобы он познал все адские муки и проклял тот момент, когда родился на свет. Но остался живым. Сдохнет – сами на кол сядете…