Текст книги "Борьба в эфире"

– И не устает?

– Ли – по крайней мере; наша молодежь не знает усталости. Ведь вам не хочется спать?

– Я чувствую себя прекрасно.

– Ну, вот видите. Так вот, мы получили сведения, что один из шпионов послан к нам. В это самое время появились вы. Теперь вы поймете нашу предосторожность в отношении вас?

– Разве я похож на американского шпиона? – полувозмущенно-полунедоумевающе спросил я.

Эль пожал плечами:

– Изобретательность врага беспредельна. Плохой тот шпион, при взгляде на которого каждый ребенок скажет: «Это шпион». Вы не обижайтесь. Я верю вам. Но все же некоторое время мы еще должны будем заняться вашей личностью. Положение слишком серьезно. Не беспокойтесь, вы будете пользоваться свободой.

– Оставаясь в то же время под надзором?

– Просто при вас будет чичероне, иначе вам некого будет забрасывать вопросами. Иногда я буду сопровождать вас, если вы ничего не имеете против. Кстати, сегодня я смогу побывать с вами в «стране воспоминаний».

– Охотно, – ответил я, уже не решаясь надоедать ему новыми вопросами: что это за «страна воспоминаний»?

– Вы должны изучить наш язык, вы видите, насколько я доверяю вам. Изучайте же скорее.

– С большим удовольствием, хотя, признаться, я не имею особых лингвистических способностей.

– У вас это не займет много времени. Вот, смотрите, – Эль опять включил экран. На нем начали появляться изображения предметов, и одновременно звучало их название, а над изображением появлялась надпись. На экране в продолжение минуты промелькнуло, по крайней мере, полсотни предметов-слов.

– А ну-ка повторите их.

К моему изумлению, я повторил их без всякого труда.

– Поверьте, что вы больше не забудете их. К утру вы прекрасно овладеете языком.

– Я не узнаю своей памяти! – воскликнул я.

– У нас есть маленький секрет, который помогает памяти. Вы не просто видите предметы и их словесное изображение и слышите произношение. Все эти зрительные и слуховые явления сопровождаются излучением особых радиоволн.

– Опять радио!

– Недаром же наш город называется Радиополис. Вы еще не раз услышите о радио. Так вот, эти радиоволны усиливают мозговое восприятие, глубоко запечатлевают в мозгу зрительные и слуховые впечатления – словом, ускоряют процесс запоминания. Только таким путем наше подрастающее поколение и имеет возможность вбирать в себя огромное количество современных знаний и быть глубоко просвещенным в самых различных областях.

– Но отвлеченные понятия?..

– Вы их увидите образно и усвоите их так же легко, как самые простые вещи.

Дверь открылась, и в комнату вошли Ли и Эа. Я с новым любопытством посмотрел на Ли. Инженер, астроном! Прямо невероятно. У нас в Москве так выглядят девушки из балетной студии.

На этот раз астроном выглядел озабоченным. Ли тихо шепнул Элю несколько слов.

Обратившись ко мне, Эль сказал:

– Важные новости: мы, кажется, напали на след нашего американца. Мы должны оставить вас. Займитесь пока изучением языка. Через два-три часа я зайду за вами.

И эти удивительные люди быстро удалились.

Глава 4
В стране воспоминаний

Было раннее утро, когда я вышел на площадку обсерватории. Наше воздушное жилище сияло в лучах восходящего солнца, как болид, а внизу Радиополис еще тонул в синеватой предутренней мгле.

– Доброе утро! Как вы себя чувствуете? – услышал я около себя голос Эа. Она говорила на своем языке, но теперь я овладел им в совершенстве. Это не был эсперанто, как думал я вначале, хотя эсперанто был положен в основу нового международного языка, еще более простого и звучного.

– Благодарю вас, прекрасно, – ответил я девушке. – Эль обещал сопровождать меня сегодня.

– Вот он летит, – ответила она, глядя в раскрывшуюся под нами бездну.

Я еще ничего не видел.

– Скажите, как держится в воздухе это воздушное сооружение? – спросил я.

– Пропеллеры, помещенные под площадкой, держат его, а гироскопы придают полную горизонтальную устойчивость. Вполне капитальное сооружение. На всякий случай мы все же держим здесь несколько парашютов.

– На одном из которых я и совершил свое невольное путешествие?

– И очень счастливо для первого раза, – улыбаясь, ответила Эа.

– Но ведь чтобы приводить в движение пропеллеры, нужны сильные моторы и для них целые склады горючего?..

– У нас энергия для всех двигателей передается по радио, – ответила Эа.

– Опять радио!

Внизу послышался легкий шум и голос Эля:

– Доброе утро! Надевайте скорее крылья, летим в страну воспоминаний!

Я надел принесенные мне Эа крылья. Эль осмотрел широкие ремни, крестообразно стянутые на моей груди, и сделал указания, как управлять этим необычно простым по конструкции летательным аппаратом.

– Попробуйте подняться и опуститься на площадке, – сказал он.

Не без волнения повернул я рычажок у моего бедра. Суставчатые крылышки, как у летучей мыши, затрепетали у меня за спиной, и я почувствовал, что почва уходит из-под ног. Инстинктивно я расставил руки и ноги, как бы готовясь упасть на четвереньки. Вид мой, вероятно, был очень смешон, я слышал заглушенный смех Эа.

– Держитесь прямей! – командовал Эль. – Правый рычаг. Поворот. Больше. Так. Отдача. Левый рычаг назад.

Я плавно опустился.

– Хорошо. Можем лететь.

Я и Эль подошли к краю площадки, вспрыгнули на ограду и… бросились вниз. Это было мое третье воздушное путешествие в Радиополисе, которое оставило во мне самое сильное впечатление. Мне приходилось когда-то летать на аэропланах. Но разве можно сравнить ту громоздкую, грохочущую машину моего времени с этими крыльями, которых почти не ощущаешь! Впервые я почувствовал себя летающим человеком, легким и свободным, как птица.

Несколько секунд полета – и мы оставили освещенное солнцем пространство, погрузившись в синие сумерки.

Эль летел рядом, несколько впереди, направляя свой полет к Кремлю.

Скоро под нами показался уже знакомый мне фонтан в кипарисовой роще.

Наши крылья так незначительно шумели, что мы могли свободно разговаривать.

– Эти кипарисы, – указал я на рощу, – выставлены на лето из оранжереи?

– Нет, они свободно растут здесь. Мы изменили климат. Чему же вы удивляетесь? Мы могли достигнуть этого разными способами, но для этого оказалось достаточно и одной лучистой энергии солнца. Вы знаете, что на пространстве в один квадратный километр эта энергия, использованная только на десять процентов, сможет произвести работу, равную семидесяти пяти тысячам миллионов лошадиных сил. Мы же получаем в одном Туркестане тысячи миллионов лошадиных сил этой энергии: вполне достаточное количество, чтобы не только «согреваться», но приводить в действие все наши машины.

Башни Кремля промелькнули под нами. Мы опустились на тихую снежную площадь и сложили крылья. Здесь было раннее зимнее утро.

– Мы реставрировали прошлое век за веком. Вся старая Москва – ваша Москва – превращена в музей, – сказал Эль. – Перелетая из квартала в квартал, вы будете как бы перелетать из века в век. Перед вами пройдет все характерное для данного времени, от архитектуры до мелочей быта.

Эль был прав: мы действительно перелетали из века век.

– Зайдем в один из комиссариатов. Не все же вам спрашивать у меня, я тоже хочу кое о чем спросить у вас, как у современника этой эпохи, пополнить свои исторические знания, – сказал он, улыбаясь. – Вы где служили?

Я ответил…

Мы вошли в знакомое здание. Меня невольно охватило волнение. Все осталось по-прежнему. Не чудо ли? Даже мой письменный стол и на нем папки дел – все, как я оставил их вчера, если только это было вчера.

– Не будете ли вы любезны объяснить мне, чем вы занимались, в чем заключалась ваша работа?

Я был польщен. Наконец-то я смогу дать объяснения этому человеку неограниченных знаний. Я охотно раскрыл свои папки и начал объяснять, в чем заключалась моя работа. Эль слушал внимательно. Иногда мне казалось, что он хочет поправить меня, но, очевидно, я ошибался: он только не совсем понимал меня и просил пояснений.

– Достаточно, – наконец сказал он. – Я окончательно убедился, что вы, как это ни странно, человек из прошлого. Никто лучше меня не знает прошлой истории. А вы проявили – в своей области, конечно, – такие знания, что всякая мысль о мистификации исключается.

Я не сразу понял его.

– Мысль о мистификации?.. – И вдруг, поняв, я невольно покраснел от досады. – Значит, все это было только испытание?

Эль дружески взял меня за руку.

– Уверяю вас, последнее, – ответил он. – А теперь, чтобы сгладить неприятное впечатление, которое, я вижу, оставила моя хитрость поневоле, осмотрим бегло другие отделы нашего музея. Для нас они также только страна воспоминаний, а для вас – это страна нерожденного будущего.

И вдруг, без видимой связи, он сказал:

– Да, да. Я очень рад. Только машина? Интересно посмотреть. – Вслед за тем, обращаясь ко мне, разъяснил: – Ли сообщает, что он нашел разбитую летательную машину, зарытую в песке недалеко от Красного моря.

– Но ведь оно находится за тысячи верст!

– Для нас почти не существуют расстояния, – ответил Эль. Вынув из кармана прибор, напоминавший цейссовский бинокль, он покрутил окуляры, глядя на деления с цифрами, и посмотрел, потом передал его мне.

Я увидел песчаный берег моря. Из груды песка виднелись части какого-то сломанного аппарата. Рядом стоял Ли и смотрел в такой же бинокль по направлению ко мне. Очевидно, увидев меня, Ли улыбнулся и приветливо махнул рукой. Я ответил ему.

– Я уже не удивляюсь дальности расстояния ваших биноклей. Но как они могут видеть сквозь стены и только то, что нужно?

– Вы видите то, что нужно, при помощи точной наводки. А видеть сквозь преграду? Разве это уж так удивительно для вас, знакомых с лучами Рентгена?

– Но они не совсем то.

– Новое всегда не совсем то, что старое, тем оно и отличается от старого, – с улыбкой ответил Эль. – Летим!

И мы полетели осматривать новую для меня Москву.

– Поднимаемся выше. Вот этот участок – Москва второй половины двадцатого века. Наряду с многоэтажными небоскребами вы видите и те дома, которые стояли в ваше время. Здесь уже имеется целая сеть подземных железных дорог и начата постройка воздушной. Москва к этому времени давно вышла из старых границ и широко разлилась во все стороны. В начале двадцать первого века мы строили небоскребы, но уже отделенные друг от друга большими незастроенными участками. Смотрите.

Странный вид представляла эта новая Москва. На огромном пространстве возвышались симметрично расположенные, словно верстовые столбы, небоскребы в несколько десятков этажей, с плоскими крышами.

– Для посадки воздушных судов, – пояснил Эль.

– Нельзя сказать, чтобы этот город выглядел очень красивым, – невольно сказал я, глядя на унылую площадь, утыканную домами-столбами.

– Зато он более гигиеничен, чем ваши скученные старые города. Когда мы начали строить Москву небоскребов, у нас было много споров о том, строить ли эти особняки или приступить к постройкам городов-домов, где многомиллионное население могло бы буквально жить под одной крышей. Спор начали наши врачи-гигиенисты, которые предостерегали от увлечения урбанизмом, предрекая физическое вырождение населения в слишком искусственных условиях жизни этих городов-домов. Но мы еще не были настолько богаты, чтобы покончить с городами. Эти особняки-небоскребы были компромиссом.

– Покончить с городами?

– Да, и мы покончили с ними. Ведь в конце концов скученность населения вызывается не только недостатком земельной площади, как было в Нью-Йорке двадцатого века, но и относительной дешевизной «жилищной концентрации», а также несовершенствами способов общения.

Радиополис – только старое название, оставшееся за районом. У нас нет больше городов. Если вы пролетите от Москвы к Ленинграду, вы найдете сплошные сады, поля и раскиданные среди них белые домики, но городов ни там, ни в другом месте не найдете.

– Но ведь вы непроизводительно заняли огромную земельную площадь, которая могла бы пойти под посевы!

– Вы не представляете успехов нашей агрикультуры. На квадратном метре мы добываем продуктов питания больше, чем вы добывали на своей де… десятине. Кстати, откуда произошло это слово? Корень, по-видимому, «десять»?

– Не знаю, – смущенно ответил я.

Эль улыбнулся.

– Кроме того, мы изготовляем пищу химическим путем. У нас и сейчас парков и цветников больше, чем полей. Да, многое изменилось за эти годы. Мы не имеем городов, мы не имеем правительства, мы не имеем канцелярий. Необходимая в свое время категория «совработников» давно вымерла, как вымерли лошади. Несколько лошадей, между прочим, вы еще можете увидеть в нашем зоопарке, а совработники остались только в виде музейных манекенов. Они, впрочем, очень похожи на оригинал.

Для меня это была поистине самая большая сенсация за все пребывание в Радиополисе. Нет канцелярий, нет совработников! Это уж слишком. Не шутит ли Эль? Как же можно обойтись без совработников?

– Но не сами же собой пишутся бумаги? – с насмешкой, не лишенной горечи, сказал я.

– Друг мой, у нас совсем не «пишутся» бумаги. Я вижу, вы не можете освоиться сразу со всеми этими переменами.

Мы плавно опустились на зеленую лужайку. Среди этой лужайки, на песчаном круге, стоял сигарообразный серый предмет, напоминающий цеппелин, но значительно меньших размеров.

Около цеппелина стояла Эа. Она еще издали махнула рукой Элю и крикнула:

– Скорее, надо спешить!

Я и Эль, не снимая крыльев, вошли в цеппелин. Эа последовала за нами и плотно захлопнула толстую дверь. Вспыхнул яркий свет, осветив мягкие кресла, стол, экран в углу.

– Это наша «Пушка», самый скорострельный летательный аппарат.

Эа прошла вперед, за лакированную перегородку. Оттуда послышалось гуденье, и я почувствовал, как поднялась передняя часть нашего воздушного судна.

– Летим, – сказал Эль.

– Почему здесь нет окон?

– Они не нужны: скорость и высота полета так велики, что вы все равно ничего не увидите.

Куда еще лечу я? Что ждет меня впереди?..

Глава 5
На берегу Красного моря

Мы мчались на нашем воздушном снаряде, который был одновременно и пушкой, и ядром. За перегородкой что-то тихо жужжало.

– Скажите, Эль, почему вы, Эа и Ли занимаетесь розысками? Наводили «следствие» обо мне, теперь гоняетесь по свету за этим американским шпионом. Или вы совмещаете…

– Должность ученого с почетным званием сыщика? – спросил Эль. И, вздохнув, продолжал: – Я вижу, что вам трудно привыкнуть к нашему общественному устройству. Я же говорил вам, что у нас нет милиции в обычном для вас смысле слова. Но если хотите, у нас каждый гражданин – милиционер или следователь, если этого потребуют обстоятельства. Каждый наш гражданин, без инструкций и кодексов, знает, как охранять интересы общества. И если случай именно его привел столкнуться с фактом, угрожающим нашему порядку и спокойствию, этот гражданин и доводит дело до конца.

– Но у него есть и другие обязанности?

– Что же из этого? У следователя тоже не одно дело бывает на руках. Обязательный общественный труд занимает у нас около трех часов. Есть время заняться – хотя бы и поисками американского шпиона.

– Вы сказали, что обязательный труд у вас занимает около трех часов. Почему вы не указали точной нормы?

– По кодексу о труде? – с улыбкой спросил Эль. – У нас нет точной нормы, нет и самого кодекса. Если дело этого требует – работаем! И больше трех часов. Но это бывает только в исключительных случаях: какие-нибудь случайные аварии, стихийные бедствия. Обычный же наш труд «у станка» не превышает трех часов.

– А остальное время?

– Каждый занимается тем, чем он желает. Главное и почти исключительное наше занятие – мы учимся, учимся и учимся. Непрерывно пополняем свои знания, изобретаем.

– Ну а если кто не хочет работать даже три часа в сутки? Какие принудительные меры вы принимаете против лентяев?

Эль посмотрел на меня с крайним изумлением.

– Простите, но на этот раз я отказываюсь понимать вас, – сказал он. – Разве нужно заставлять рыбу плавать, а птицу летать? Ведь это их жизненная функция. Такой же жизненной функцией, непреодолимой потребностью является для нас труд.

– Но труд может быть неприятен, например тяжелый физический труд.

– Физический труд выполняют наши рабы.

Я даже привскочил на кресле.

– Рабы? У вас есть рабство?

– Ну да, что же вас так удивляет? Порабощенные силы природы, машины – вот наши рабы. А все мы, свободные граждане, работаем не только из сознания общественной пользы – это азбука, о которой мы уже забыли, – но и потому, что труд давно сделался для нас второй натурой.

– Что это? Свет погас?!

– Не беспокойтесь, я хочу посмотреть на карту, – сказал Эль.

Перед ним вспыхнул бедным светом квадрат, на котором обрисовались очертания какого-то моря.

– Эта карта движется?

– Да, она движется, потому что мы летим. Наша карта – сама земля. Вот очертания… как это вы называли?.. Азовского моря, вот Черное. Мы пролетаем его.

– Уже! Так скоро…

– Турция. Скоро мы увидим Красное море.

– Но как же вы можете обходиться совсем без карты?

– Эа направляет наш воздушный корабль по радиокомпасу. Ли посылает радиоволну, а мы летим в этом направлении, как бабочки на огонек. Ошибки быть не может. Впрочем, мы можем, если нужно, справиться по карте и магнитному компасу…

И, нагнувшись над картой, Эль сказал:

– Двадцатый градус северной широты и сороковой – восточной долготы. Мы в окрестностях Мекки. Скоро будем на месте.

Еще несколько минут полета, и мы плавно опустились.

Эа открыла дверь нашего снаряда, и мы вышли.

Ли приветствовал нас.

– Вот, полюбуйтесь, – сказал он, указывая на обломки.

На самом берегу моря в буром песке лежали эти обломки воздушного корабля, обугленные и настолько искалеченные, что нельзя было определить его конструкцию. Нос корабля, вероятно, не меньше чем на три метра зарылся в песок, образовав в нем широкую воронку.

– Сами посудите: можно ли было спастись при такой катастрофе? Американский шпион погиб, на этот раз мы можем быть спокойны и не продолжать наших поисков, – сказал Ли.

– Да, конечно, – ответил Эль и, взобравшись на воронку, начал обходить ее, внимательно осматривая. Потом он вдруг сел на песок, вздохнул и поправил на голове белый шлем.

– Ли, вы делали себе глазную операцию?

Ли почему-то смутился.

Эль укоризненно покачал головой:

– Хорошие глаза, Ли, нужны не только вам лично. Наш Союз трудящихся должен иметь зоркие глаза. Почему вы не сделали операции?

Обратившись ко мне, Эль продолжал:

– Мы, люди будущего, стоим неизмеримо выше наших предков в умственном отношении. Но физическая природа наша, увы, кое-что потеряла в новых условиях культуры. Мы все более теряем волосы. Эа, сними свой головной убор…

Эа, улыбаясь, сняла колпачок и без смущения показала свою голову, на которой не было ни единого волоса.

– Вот видите, – продолжал Эль. – Представление о красоте изменилось. Мы находим прекрасной безволосую голову женщины и пришли бы в ужас от волосатого чудовища, похожего своей гривой на животное. Вы уж не обижайтесь, – прищурился он, глядя на меня. – Вам тоже лучше снять волосы, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Мы займемся потом вашим туалетом. Так вот, волосы… Потом зубы. Вы уже знаете, что мы не едим твердой пищи. Нам не нужны зубы. Естественно, что они без работы становятся все более слабыми. Через несколько поколений люди станут совершенно беззубыми и нижняя челюсть превратится в маленький придаток.

– И это тоже будет красиво?

– Для своего времени, конечно.

– Представляю, – сказал я, улыбаясь, – что какой-нибудь Пракситель, гениальный скульптор будущего, высечет из мрамора статую, воплощающую идеал женской красоты…

– Она будет иметь огромную голову без волос, маленький подбородок, рот без зубов, почти мужское телосложение, очень тонкие ноги и руки, пальцы без ногтей…

– Какое безобразие! – невольно воскликнул я.

– Если бы горилла мог говорить, то при взгляде на статую Венеры Медицейской он, вероятно, также воскликнул бы: «Какое безобразие!» и перевел бы влюбленный и восхищенный взгляд на свою четверорукую, мордастую, косматую спутницу жизни, – ответил Эль. – Все условно в этом мире, мой друг. Изменяются звезды на небе, изменяются земли, изменяется человек, изменяются его понятия о прекрасном. Мы теряем то, что нам перестает быть нужным. Мы хуже слышим, чем вы, а вы – гораздо хуже, чем наши предки каменного века, и это понятно: нас уже не подстерегает хищник за каждым кустом.

– К сожалению, в мире остались еще двуногие хищники, – задумчиво сказала Эа, – они страшнее четвероногих. И, быть может, вот это… – Эа показала на обломки машины.

– Да, вот это, – перебил ее Эль. – Я не случайно спросил у Ли, сделал ли он глазную операцию. Мы все близоруки. Дальнозоркость не нужна была человеку города. Его взгляд вечно упирался в стены. Мы живем свободнее. Наши горизонты шире. Мы стали существами летучими. Зоркое зрение нам опять сделалось нужным. А в природе так: если орган нужен, если он начинает усиленно работать, он развивается усиленно. И, я думаю, наши потомки, которые, быть может, в воздухе будут жить больше, чем на земле, вновь обретут зоркость орлов. Но мы унаследовали от вас, людей с ограниченным кругозором города, близорукость. И боремся с ней. Ваши очки не удовлетворяют нас. С ними много хлопот, они могут разбиться. И мы просто оперируем глаза, вправляя новый хрусталик. Вот Ли почему-то не хочет делать операцию, хотя она безболезненна и занимает всего несколько минут.

– Завтра же сделаю, хотя бы только для того, чтобы доставить вам удовольствие.

– Благодарю вас, Ли, – ответил Эль. – Сделайте и для того и для другого. Подойди сюда, Эа, что ты видишь?

Девушка взошла на насыпь вокруг упавшего снаряда и посмотрела вокруг. Она задумалась, очевидно что-то ища, что привлекло внимание Эля.

– Я вижу, что от центра воронки к краю и дальше идут углубления, которые… гм… пожалуй, можно принять за следы.

– Следы? – спросил Ли. – Неужели?

– Ходил ли здесь кто-нибудь? – спросил Эль.

– Нет, место совершенно пустынное. На насыпь никто не поднимался.

– А вы?

– Я всходил только вот с этой стороны.

Эль прошел по песку.

– Вот видите, – сказал он, – песок очень зыбкий. Он осыпается и не дает отчетливых следов. Если же помешать песок вот так концом ноги, то получаются совершенно такие же впадины.

– Что же вы предполагаете? – спросил смущенно Ли.

– Я предполагаю, мой милый, но близорукий друг, – ответил Эль, – что наш американский шпион здравствует.

– Но не мог же он уцелеть в этой катастрофе?! Или его кости прочнее дюралюминия, а тело и в огне не горит? – уже несколько обидчиво сказал Ли.

– А кто вам сказал, что здесь произошла катастрофа? – возразил Эль. – Все могло произойти очень просто. Мистер шпион благополучно опустился на своем аппарате, вылез, потом взорвал его.

– Но как же он тогда вернется восвояси?

– Он или они могли прилететь на двух воздушных судах и пожертвовать одним, чтобы замести следы.

– А другой корабль?

– Другой может быть в другом месте. Однако продолжим наш осмотр.

Мы пошли по следам, внимательно разглядывая их. Следы шли в сторону по песчаной равнине и в нескольких метрах пропадали. На этом месте в песке было небольшое углубление.

– Провалился сквозь землю? – улыбаясь, спросил я.

– Наоборот, поднялся от земли на крыльях. Положение осложняется! Местные жители лучше нас знают окрестности. Надо предупредить их, – сказал Эль.

– У меня в Мекке есть приятель шахматист, вызвать его? – предложил Ли.

– Отлично, – ответил Эль.

Сложенные крылья были у нас за спиной. Мы повернули рычаги у пояса, крылья затрепетали, и земля начала уходить из-под наших ног.

– Здесь когда-то была бесплодная долина, – указывал Эль вниз на расстилавшиеся сплошные сады, перерезанные прямыми серебряными линиями каналов. Среди садов виднелись белые крыши домов, стоявших далеко друг от друга. – Если вы ожидаете увидеть арабский город, с его базарами, лавками, кофейнями, верблюдами и грязью, вы будете разочарованы. Города давно нет. Я уже говорил вам, что у нас нет городов.

– А вот летит и Вади, мой друг, я вызвал его, – сказал Ли, указывая на приближающегося человека с крыльями.

Скоро он был с нами. Мы с любопытством осмотрели друг друга. И, конечно, Вади был больше удивлен моей наружностью, чем я его. Он почти ничем не отличался от моих спутников, только одежда его была из белой ткани да лицо несколько более смуглое. Я же, в своем тяжелом костюме от «Москвошвея», с очками на носу и крыльями за спиной, вероятно, имел очень комичный вид. Мне было необычайно жарко, воротник рубашки измялся, волосы растрепались.

– Человек из прошлого, рекомендую, – сказал Эль.

– Вы знаете о прибытии американских шпионов?

– Ли говорил мне.

– Они опустились недалеко отсюда и, по-видимому, улетели. Их надо разыскать во что бы то ни стало.

Вади кивнул головой.

– Сообщите по радио по всей Аравии. Ищите везде. Мобилизуйте молодежь – у ребят острый глаз. Обыщите каждую складку гор, каждый куст.

Вади еще раз кивнул головой, глядя в небо. Вдруг он схватил Эля за руку.

– Смотрите, Эль, этот воздушный корабль мне не нравится.

Все устремили взоры на небо.

– Да, это не наша конструкция. Дайте сигнал тревоги, – сказал Эль.

Неизвестный воздушный корабль, вычертив в небе полукруг, скрылся за горизонтом. Вади что-то сказал в кулак, и через минуту поднявшиеся, как испуганная стая птиц, от земли аэропланы полетели вслед за улетевшим воздушным кораблем.

– Скорее, к нашей «Пушке»! – крикнул Эль.

Обливаясь пóтом в жгучих лучах аравийского солнца, я полетел за моими спутниками к берегу моря.