Текст книги "Линкоры в бою. Великие и ужасные"

К этому моменту англичане потопили 4 немецких легких крейсера – «Фрауэнлоб», «Майнц», «Ариадне», «Кельн» – и эсминец V-187, но еще 4 бродили где-то в тумане. Собственно, этот туман и спас их. Тем временем в период прилива немецкие линейные крейсера «Мольтке» и «Фон дер Танн» пересекли отмель в устье реки Яде, которая не позволяла им немедленно выйти в море, и в 14.45 встретились со своими легкими крейсерами. Еще через 20 минут в район боя прибыл адмирал Хиппер на линейном крейсере «Зейдлиц», но Битти к этому времени уже давно следовал домой. Время дуэли линейных крейсеров пока еще не наступило.

Бой завершился полной победой англичан, немцы потеряли 5 кораблей, англичане – ни одного; потери в личном составе были 1242 человека, в том числе один адмирал, против 75. Он имел далеко идущие последствия, намного превышавшие эффект, в общем-то, не слишком больших потерь. Совершенно неожиданно сбылся самый жуткий кошмар немецких адмиралов: британские линкоры появились прямо у германских берегов, это стало психологическим ударом чудовищной силы. Ни один немецкий корабль теперь не мог считать себя в безопасности, даже буквально на выходе из порта. В результате кайзер Вильгельм II категорически запретил флоту вступать в бой за пределами Гельголандской бухты, а в самой бухте – не сражаться с превосходящими силами. Германский флот был буквально связан по рукам и ногам.

Этот бой также продемонстрировал, насколько глубокой стала пропасть между дредноутами и остальными классами кораблей. «Майнц» и «Кельн» были новейшими легкими крейсерами, но «Великолепным кошкам» понадобилась всего пара залпов, чтобы обречь их на гибель. Во время Русско-японской войны такого разрыва в боевых качествах между разными классами кораблей не существовало, вспомним хотя бы, как во время боя в Желтом море броненосцы адмирала Того обстреливали русские крейсера. Повреждения «Аскольда» были серьезными, но угроза гибели не возникла. Дредноут поистине стал владыкой морей.

Новым доказательством всемогущества дредноута стал бой у Фолклендских островов, который положил конец кругосветному вояжу эскадры адмирала фон Шпее. Этому бою предшествовало много событий, в том числе поражение англичан в бою у мыса Коронель, во многом подготовленное полной неадекватностью британского Морского штаба и Адмиралтейства и некомпетентностью британских адмиралов, в частности Стэрди. В итоге Адмиралтейство решило гарантированно уничтожить броненосные крейсера фон Шпее и отправило на охоту в Южную Атлантику за ними свои линейные крейсера. Командование эскадрой было поручено все тому же Стэрди, который и далее показал себя с наихудшей стороны.

Часто принято говорить, что «Инвинзибл» и «Инфлексибл» совершили бросок в Южную Атлантику на большой скорости, еще раз доказав несравненные ходовые качества нового класса кораблей. На самом деле они двигались весьма неспешно, с постоянными остановками и задержками, поддерживая экономическую скорость 10 узлов. В результате Стэрди прибыл на Фолклендские острова с опозданием в 4 дня, что едва не привело к серьезнейшим последствиям. Англичан выручило колоссальное превосходство в силах и то, что их противник адмирал фон Шпее совершил ошибок ничуть не меньше, чем Стэрди.

Утром 8 декабря 1914 года гавань Порт-Стэнли была забита кораблями, там находились линейные крейсера «Инвинзибл» и «Инфлексибл», 3 броненосных и 2 легких крейсера, старый броненосец «Канопус» и несколько транспортов. Англичане совершенно не были готовы к бою, почему-то считалось, что адмирал фон Шпее не рискнет показаться в Атлантике, и Стэрди готовился к дальнейшему переходу в Тихий океан. Часть кораблей принимала уголь, другие вообще занялись переборкой машин, и когда с береговой сигнальной станции заметили на юго-западе дымы, это стало совершенной неожиданностью. Наблюдатель позвонил по телефону на «Канопус», тот поднял флажный сигнал «Вижу неприятеля», но на это никто не обратил внимания, сигнал заметил лишь легкий крейсер «Глазго», который тут же его повторил. Снова никакой реакции. Разнервничавшийся командир крейсера приказал своему связисту: «Ради бога, сделайте хоть что-нибудь. Выстрелите из пушки, пошлите шлюпку, но не стойте здесь столбом». «Глазго» дал выстрел из сигнальной пушки, и лишь тогда адмирал Стэрди узнал, что прибыли нежданные гости.

Кстати, не меньше были удивлены и немцы. Они вообще не рассчитывали найти хоть какие-то корабли на Фолклендах, а уж линейные крейсера и подавно. Поэтому, когда старший артиллерист «Гнейзенау», который находился на марсе с биноклем в руках, сообщил, что видит треногие мачты, командир «Гнейзенау» Меркер ответил, что их не может здесь быть, потому что дредноутов в Южной Атлантике нет. Он приказал подойти поближе, чтобы все выяснить совершенно точно.

Британская эскадра была застигнута в самый неподходящий момент, двигаться мог лишь броненосный крейсер «Кент», остальным кораблям требовалось для этого время. Некоторые историки утверждают, что, если бы адмирал фон Шпее попытался обстрелять гавань, он сумел бы нанести повреждения английским кораблям. Достаточно спорное утверждение, что доказали последующие события.

Начиная с этого момента оба адмирала стали действовать один хуже другого. Фон Шпее отправил на разведку броненосный крейсер «Гнейзенау» и легкий крейсер «Нюрнберг». После того, как выяснилось, что в Порт-Стэнли находятся линейные крейсера, фон Шпее почему-то направился к ним «на помощь», хотя никакой помощи он оказать не мог. Замеченные корабли были обречены, и никакие действия адмирала не могли их спасти. Из самых благородных побуждений фон Шпее решил погубить всю свою эскадру, хотя позднее попытался-таки спасти легкие крейсера, пойдя навстречу англичанам с броненосными. Но, может быть, было проще не подставлять их под удар, признав неизбежное и бросив свои разведчики на произвол судьбы? Тогда 3 остальных корабля получали заметные шансы на спасение, ведь англичанам предстояло их найти, а океан очень большой, и искать можно очень долго. Тем более что англичанам потребовались полтора часа, чтобы выбраться из гавани, за это время фон Шпее мог уйти куда угодно.

Тем временем все сомнения немцев были рассеяны, «Канопус» дал залп из своих 305-мм орудий, и рядом с «Гнейзенау» выросли огромные столбы воды. Ошибиться в определении калибра было нельзя, и Меркер сразу повернул обратно, а фон Шпее пошел к нему навстречу.

Теперь наступила очередь Стэрди делать свои ошибки. После многомесячного плавания через Тихий океан германские корабли были не в самом лучшем состоянии и вряд ли могли развить скорость более 20 узлов, поэтому линейные крейсера сумели бы догнать их очень быстро. И действительно, сначала они развили 25 узлов и начали настигать немцев, но Стэрди не хотел слишком разбрасывать эскадру и приказал снизить скорость до 20 узлов. Такая вот интересная погоня.

Кстати, около 11.00 с сигнальной станции заметили группу немецких транспортов. Так как англичане всерьез верили, что Шпее заходил в Вальпараисо, чтобы навербовать этнических немцев и с помощью импровизированного десанта захватить Фолклендские острова, на перехват были отправлены легкий крейсер «Бристоль» и вспомогательный крейсер «Македония». Они нашли только германские угольщики, которые торжественно потопили, лишив самих себя ценного груза.

Только в 12.20, когда выяснилось, что броненосный крейсер «Карнавон» вообще не может дать более 18 узлов и существует реальный шанс вообще упустить немцев, британский адмирал приказал снова увеличить скорость до 25 узлов. Лишь в 12.55 «Инвинзибл» дал первый залп с дистанции 16 500 ярдов по легкому крейсеру «Лейпциг» – из-за неполадок в машинах он начал постепенно отставать. Получился очень большой недолет.

Начав делать глупости, остановиться уже почти невозможно. Фон Шпее приказал легким крейсерам уходить по способности, а сам с «Шарнхорстом» и «Гнейзенау» пошел навстречу гибели. Но хотя бы здесь Стэрди выказал каплю предусмотрительности и еще по пути к Фолклендам подготовил соответствующую инструкцию. Его корабли тоже разделились, линейные крейсера остались разбираться с самим фон Шпее, а остальные корабли погнались за немецкими легкими крейсерами.

В последовавшем бою Стэрди попытался реализовать идею, заложенную адмиралом Фишером в основу концепции линейного крейсера – расстрелять корабли противника издали, используя более дальнобойные орудия и более совершенную систему управления огнем. Он намеревался вести бой на дистанции более 13 500 ярдов (дальнобойность немецких 210-мм орудий), но менее 16 400 ярдов (дальнобойность его собственных 305-мм орудий). Для этого он повернул на параллельный курс, но дистанция сама собой сократилась до 12 000 ярдов, что позволило немцам в 13.30 открыть ответный огонь, и вскоре «Инвинзибл» получил несколько попаданий. На всякий случай Стэрди отвернул в сторону, увеличивая дистанцию. К тому же он допустил несколько тактических ошибок. Немцы находились под ветром, и пороховой дым британских залпов летел в их сторону, мешая наводчикам. «Инфлексибл» находился слишком близко за кормой флагмана и был буквально окутан дымом из труб «Инвинзибла», что тоже не улучшало меткость. Старший артиллерист «Инфлексибла» капитан-лейтенант Вернер, который находился на фор-марсе, был чуть ли не единственным из офицеров корабля, кто вообще видел противника. Не слишком хорошо показала себя и хваленая английская система управления огнем. По воспоминаниям старшего артиллериста «Инвинзибла» капитан-лейтенанта Даннрейтера, дальномер на фор-марсе линейного крейсера при каждом залпе подпрыгивал и бренчал, как кастрюля, и пользоваться им было совершенно невозможно. В результате за первые полчаса боя англичане выкинули в море 210 тяжелых снарядов, добившись всего лишь трех или четырех попаданий. Стэрди понял, что он вполне может расстрелять весь боезапас раньше, чем потопит противника.

В этот момент фон Шпее предпринял интересный маневр, он круто повернул на юг, надеясь, что в дыму англичане не заметят этого, а каждая выигранная минута давала ему лишний шанс на спасение. Действительно, Стэрди отреагировал не сразу, но времени у него было достаточно, а погода, как назло, была идеальной. В 14.45 англичане снова открыли огонь, фон Шпее прекратил отход и опять повернул на восток, принимая бой. Теперь дистанция сократилась до 10 000 ярдов, что позволило немцам ввести в дело 150-мм орудия. «Инвинзибл» получил несколько попаданий. Один из 150-мм снарядов попал в каюту казначея и разбросал по палубе десятки золотых монет из разбитого сейфа.

Но на этот раз немецкие корабли пострадали более серьезно, особенно доставалось головному «Шарнхорсту». «Гнейзенау» получил несколько попаданий ниже ватерлинии, два котельных отделения были затоплены, и теперь уже никто не сомневался в исходе боя. Около 15.10 английские линейные крейсера описали широкую петлю, чтобы выйти из собственного дыма, и на какое-то время «Инфлексибл» оказался головным, к великой радости капитан-лейтенанта Вернера, но вскоре его поставили на свое место.

Фон Шпее в 15.15 резко повернул на запад, чтобы ввести в действие орудия правого борта, так как почти вся артиллерия левого борта к этому времени была уничтожена. Бой разгорелся с новой силой. Надстройки «Шарнхорста» были разворочены, мачты и трубы изуродованы, крейсер пылал от носа до кормы, но упрямо продолжал отстреливаться. И все-таки около 16.00 он окончательно потерял ход, сел носом так, что вода плескалась на палубе, появился сильный крен на левый борт. Стэрди сигналом предложил ему сдаться, но ответа не последовало, вместо этого фон Шпее сигналом приказал «Гнейзенау» спасаться, если тот сможет. Но положение «Гнейзенау» к этому времени было немногим лучше.

В 16.17 «Шарнхорст» резко повалился на борт и ушел под воду носом вперед, оставив после себя только облако дыма и пара. Линейные крейсера не могли остановиться, так как продолжали погоню за вторым немецким кораблем, а когда через 15 минут на это место прибыл броненосный крейсер «Карнавон», ни одного человека он не нашел. «Шарнхорст» унес с собой всю команду во главе с адмиралом фон Шпее.

«Гнейзенау» продержался на удивление долго – еще полтора часа англичане упражнялись в стрельбе, уже ничем не рискуя. В 14.45 «Инфлексибл», командиру которого надоело коптиться в дыму адмирала, в нарушение всех приказов вышел из строя влево, и его огонь сразу стал намного более метким. Стэрди не мог потерпеть такого нарушения субординации и сигналом опять поставил непослушный корабль строго в кильватер себе.

В 16.40 командир «Гнейзенау» капитан 1-го ранга Меркер приказал команде покинуть корабль и открыть кингстоны, хотя последнее было явно лишним. Через 20 минут он затонул, англичане приступили к спасению команды, и удалось подобрать около 200 человек.

Рассказ о погоне за немецкими легкими крейсерами не входит в нашу задачу, скажем только, что «Лейпциг» и «Нюрнберг» были потоплены в этот же день, «Дрезден» сумел удрать, но позднее был настигнут английскими крейсерами у острова Мас-а-Тиерра и затоплен своей командой.

Каковы же были итоги этого боя, исход которого был предрешен заранее? Английские линейные крейсера израсходовали две трети боезапаса – 1174 снаряда, уничтожив своих противников, но провозились непозволительно долго. Теория адмирала Фишера оказалась в лучшем случае сомнительной. Такое можно было позволить себе лишь в этом забытом богом уголке мира, если бы Битти действовал так же в Гельголандской бухте, неизвестно, к чему это привело бы. «Инвинзибл» получил 22 попадания, «Инфлексибл» – всего 3, о повреждениях и потерях говорить просто смешно. Отметим, что теперь минимальная дистанция боя составила 50 кабельтовых, что при Цусиме считалось бы максимумом. Это сражение можно считать зенитом славы линейных крейсеров, ну, а с вершины, как известно, все дороги идут только вниз.

Актеры второго плана

Когда началась Первая мировая война, перед адмиралами почти всех стран встал тяжелый вопрос: что им делать со своими броненосцами? Ведь в ту эпоху легковерных и наивных людей, которым даже тяжелые золотые эполеты не прибавляли ума, бытовало заблуждение, что после появления дредноутов все броненосцы разом потеряли свою боевую ценность. Опровергать эту ересь даже как-то смешно, каким образом единственный дредноут сумеет одолеть броненосный флот?! Да, один отдельно взятый броненосец после ввода в строй «Дредноута» устарел немедленно и безнадежно. Но броненосный флот – это в полном соответствии с законами диалектики количество, перешедшее в новое качество. Ведь к этому времени все европейские державы благополучно понастроили себе десятки броненосцев, и вряд ли кто-нибудь позавидовал бы «Дредноуту», который рискнул бы вступить в бой с эскадрой, скажем, французских «Дантонов». Впрочем, хватило бы и немецких «Дойчландов», полагаю. Броненосные флоты потеряли свое значение, когда появились флоты дредноутов, а этим к лету 1914 года из европейских держав могли похвастаться лишь Англия и Германия. Ну, Франция еще могла выставить дивизию из 4 «Жан Баров», так ведь остальные страны не имели и этого! В самом плохом положении оказалась Россия, которая в день начала войны не имела вообще ни одного дредноута, ведь первые корабли типа «Петропавловск» вошли в строй зимой 1914/15 года, а черноморских дредноутов пришлось ждать еще полгода. Поэтому волей-неволей, но русским адмиралам пришлось зачислить свои броненосцы в корабли первой линии и на страх врагам переименовать их в линейные корабли. А ведь в это время уже благополучно плавали британские и американские сверхдредноуты, вооруженные 343-мм и 356-мм орудиями. Вот такой корабль уже действительно мог в считаные минуты разнести эскадру старых броненосцев. И уже готовились войти в строй знаменитые «Куин Элизабеты», сравнивать с которыми какой-нибудь «Андрей Первозванный» уже было просто смешно.

Поэтому вполне логичным был вывод всех броненосцев во вторую линию, во вспомогательные корабли. Теперь им предстояло заниматься решением второстепенных задач на второстепенных театрах. Например, англичане отправили броненосец «Канопус» на помощь адмиралу Крэдоку, и если бы он успел вовремя соединиться с такими же старыми броненосными крейсерами, война в южноамериканских водах могла пойти совсем по другому сценарию, во всяком случае, адмирал фон Шпее не собирался вступать в бой с броненосцем.

Конечно, это обидно, из звезды экрана превратиться в актера второго плана, но ведь американцы вполне разумно вручают премию «Оскар» даже актерам этого амплуа. И самым первым и главным претендентом на премию «Оскар» оказались именно русские броненосцы, точнее, эскадра Черноморского флота, которой предстояло доказать справедливость старой русской пословицы: «Один в поле не воин, даже если ты линейный крейсер».

Рассказывать все перипетии бегства «Гебена» и «Бреслау» в Константинополь нет нужды, однако хочется все-таки заметить, что русская историография в данном вопросе следует заплесневелым образцам середины XIX века, размахивая набившим оскомину постулатом: «Англичанка всегда гадит». Уверяю вас, не было никаких глубоких стратегических замыслов ни в британском Адмиралтействе, ни в недрах Форин Оффиса. Имела место обычная недальновидность и нерасторопность конкретных адмиралов Беркели Милна и Трубриджа. Англичане меньше всего хотели создавать себе проблемы на Ближнем Востоке и охотно перетянули бы Турцию на свою сторону, ведь именно появление «Гебена» в Константинополе стало той последней соломинкой, которая склонила чашу весов в пользу Германии. И та же Англия получила массу серьезнейших и тяжелейших проблем, заплатила жизнями десятков тысяч своих солдат за ошибки адмиралов. И все это ради удовольствия подложить свинью Петербургу?! Конечно же, нет.

Но так или иначе, турецкий флот неожиданно обзавелся линейным крейсером, а контр-адмирал Вильгельм Сушон нацепил феску и превратился в Сушон-пашу, хотя такой немудрящий маскарад никого не мог обмануть. 29 октября 1914 года Сушон устроил русским знаменитую «Севастопольскую побудку», и русским адмиралам пришлось ломать голову: что же делать с проклятым «Гебеном», даже если его стали называть «Явуз»? Выход был найден быстро – следует действовать эскадрой не менее чем из 4 броненосцев. К тому же русские гордились тем, что в предвоенные годы сумели создать и даже проверили во время учений стройную систему сосредоточенного огня дивизии броненосцев, и не без оснований полагали, что она во многом уравнивает шансы. Однако эта схема грешила несколькими органическими недостатками.

Итак, 4 ноября 1914 года адмирал Эбергард вышел в море на флагманском броненосце «Евстафий». Вместе с ним шли броненосцы «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя» и «Ростислав», 3 крейсера и 5 эсминцев. Чуть позднее из Севастополя вышел 1-й дивизион эсминцев, в который входили новейшие корабли типа «Новик»: «Гневный», «Беспокойный», «Пронзительный», «Дерзкий», каждый из которых имел на борту по 60 мин. Планировалось, что эсминцы поставят заграждение на подходах к Босфору.

Днем эсминцы отделились от эскадры и самостоятельно пошли к Босфору. Они не смогли точно определиться, но все-таки в 17.15 начали постановку мин. Во время постановки на кораблях слышали несколько глухих подводных взрывов, это рвались собственные мины, попав на большую глубину. Однако на эсминцах решили, что отряд попал на крепостное заграждение противника, поэтому эсминцы спешно вывалили остаток мин за борт и быстро ушли. В результате первая минно-заградительная операция была провалена. Все было закономерно – новейшие эсминцы только что вошли в строй, и их команды просто не успели получить достаточный опыт.

После присоединения эсминцев к эскадре она направилась к Зонгулдаку. Днем 6 ноября броненосец «Ростислав» и крейсер «Кагул» должны были обстрелять этот порт. Операция, как и минная постановка, была скоропалительной и неподготовленной. Штаб флота не имел никаких сведений о Зонгулдаке, а единственным человеком, хоть что-то знавшим об этом порте, оказался лейтенант Туманов с эсминца «Капитан-лейтенант Баранов», который до войны побывал там. Впрочем, один из парадоксов Первой мировой войны заключается в том, что ни один из флотов так и не создал нормальную службу Генерального штаба, даже немецкий, хотя в Германии армейский Генштаб был доведен до высшей степени совершенства. Но адмиралы упрямо продолжали готовить свои операции «на коленке». Короче, русские обстреляли Зонгулдак, по ходу дела потопили несколько турецких транспортов и вернулись назад.

Во время того похода «Гебен» не был замечен, и русские решили повторить вылазку. 15 ноября флот в составе 5 броненосцев, 3 крейсеров и 13 эсминцев вышел в море для действий у берегов Анатолии. 17 ноября был обстрелян Трапезунд, а 18 ноября минные заградители «Константин» и «Ксения» поставили в наиболее важных узловых точках турецких коммуникаций небольшие минные заграждения. Сушон немедленно отреагировал и направился к берегам Крыма, чтобы перехватить русскую эскадру, похоже, он тоже находился в плену заблуждения, будто один «Гебен» сильнее нескольких броненосцев. Утром 18 ноября германский адмирал отправил «Бреслау» вперед для разведки.

В 12.05 «Бреслау» заметил справа по борту русский крейсер, «Гебен», узнав об этом, немедленно повернул и полным ходом пошел на противника. Но тут же из тумана показались все 5 русских броненосцев…

Нехватку боевого опыта русские попытались компенсировать избытком командиров. На 5 броненосцев приходилось целых 3 адмирала: на «Евстафии» держал флаг командующий флотом адмирал Эбергард, на «Пантелеймоне» находился начальник дивизии линейных кораблей контр-адмирал Новицкий, на «Трех Святителях» был поднят флаг начальника 2-й бригады линейных кораблей контр-адмирала князя Путятина. Еще один адмирал командовал крейсерским отрядом. Путаница оказалась прямо пропорциональна количеству начальников.

Русский флот следовал своим обычным походным строем. Примерно в 3,5 мили впереди броненосцев была развернута завеса крейсеров: «Память Меркурия» (флаг контр-адмирала Покровского), «Алмаз», «Кагул». Порядок указан справа налево. Далее следовали главные силы флота: «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав». Позади колонны броненосцев и чуть левее в двух кильватерных колоннах следовали 13 эсминцев.

Сразу скажу, что критика этого строя мне представляется неуместной. «Под удар противника подставлены слабые тихоходные крейсера, а лучшие эсминцы лишены возможности выйти в атаку». Позвольте спросить вас: какая такая минная атака среди бела дня против совершенно исправного линейного крейсера противника? «Севастопольская побудка» ничему не научила? Вполне понятно, откуда взялось подобное предложение. Начитавшись описаний ночных боев на Соломоновых островах, наши историки механически пересадили их опыт на Черное море, да еще сместили лет на 30 назад. Средства связи у эсминцев в Первую мировую войну находились буквально на доисторическом уровне, даже у вполне современных кораблей лучших флотов. В описании любого боя можно найти длиннейший список неполученных радиограмм, поэтому появление в авангарде крейсеров с их мощными радиостанциями вполне естественно. Иначе и быть не могло.

Добавлю еще одно. Самостоятельные действия командира дивизиона эсминцев в 1914 году при наличии на кораблях эскадры четырех адмиралов представляются мне абсолютно невозможными, уж скорее солнце взойдет на западе. Не та психология была у людей сто лет назад.

А сейчас самое время упомянуть те самые недостатки бригадной стрельбы броненосцев. Наиболее удобным количеством кораблей для ведения сосредоточенного огня была признана тройка, то есть «Три Святителя» и «Ростислав» как бы выпадали из обоймы. Управляющий огнем размещался на среднем корабле бригады, а командир находился на головном, такое рассредоточение командования должно было повысить боевую устойчивость управления. К тому же средний корабль замерял некую «усредненную» дистанцию, пригодную как для головного, так и для замыкающего кораблей. На учениях мирного времени, при отсутствии каких-либо помех, недостатки этой системы не бросались в глаза, в бою все обернулось иначе.

Примерно в 11.40 крейсер «Алмаз» прожектором сообщил, что видит большие дымы. Адмирал Эбергард приказал увеличить скорость до 14 узлов и сократить интервалы между броненосцами до 2,5 кабельтова. В 12.10 дымы были замечены и с мостика «Евстафия», после чего русская эскадра повернула на 8 румбов влево последовательно, что позволяло ввести в действие артиллерию всего борта. Русские крейсера занимали предписанные им места: «Кагул» – в голове колонны броненосцев, «Память Меркурия» – в хвосте. Но замыкающие и более старые броненосцы «Три Святителя» и «Ростислав» отстали.

«Гебен» повернул вправо практически одновременно с русскими, и противники оказались на параллельных курсах. Плохая видимость определила дистанцию боя, которая оказалась исключительно малой – всего 40 кабельтовых, для линейных кораблей это был бой на дистанции пистолетного выстрела. Адмирал Сушон страшно рисковал, допустив такое.

И вот здесь начала сказываться разница между учебными стрельбами мирного времени и нервной обстановкой реального боя. Управляющий огнем бригады лейтенант Смирнов определил дистанцию как 60 кабельтовых и передал ее по радио. Но Смирнов ошибся, причем очень сильно. Это объяснимо – ему мешали густой туман и дым из труб головного броненосца. Дальномеры флагманского «Евстафия» выдали всего 38,5 кабельтова. Смирнов никак не мог оценить ситуацию и медлил с приказом на открытие огня. Нервы Эбергарда не выдержали. «Мы не можем ждать больше… Это не учения. Открыть огонь немедленно!» – приказал он. Время первого залпа «Евстафия» в различных источниках указано по-разному – от 12.18 до 12.24. На такой дистанции промахнуться было трудно, и первый же двухорудийный залп русского броненосца дал попадание в третий 150-мм каземат левого борта «Гебена». Снаряд пробил броню и вызвал пожар в каземате. Погибли 12 человек, еще несколько матросов были отравлены газами от горящих зарядов и позднее скончались. В германских источниках на сей счет нет никаких сведений, но современная история турецкого флота говорит, что всего погибли 16 человек.

Германская официальная история утверждает, что обе стороны открыли огонь почти одновременно в 12.20. По русским данным, «Гебен» начал стрелять примерно через 50 секунд после «Евстафия», уже получив первое попадание. Можно только посмеяться, читая утверждения, что немцы испытывали трудности с определением дистанции, так как русские корабли находились на фоне берега. В нескольких милях от него при сильной дымке?! Может, затянувшиеся средиземноморские каникулы скверно сказались на подчиненных старшего артиллериста «Гебена» корветтен-капитана Книспеля? Первый залп «Гебена» лег перелетом, а дальше начались попадания. Всего «Евстафий» получил 4 снаряда. На броненосце погибли 33 человека, 25 были ранены. Пара шальных снарядов «Гебена» разорвалась в воде недалеко от «Ростислава».

«Гебен», развив полный ход, пытался охватить голову колонны противника. Но в это время линейный крейсер оказался под сосредоточенным огнем 5 русских броненосцев, залпы которых ложились очень хорошо. Однако вскоре опасность миновала – подобно видению, русский флот растаял в тумане. По крайней мере, так говорит официальная германская история. Однако прокладки показывают, что бой велся на параллельных курсах, и противники отвернули в разные стороны практически одновременно – в 12.35.

Но как же на самом деле выглядел «сосредоточенный огонь» русской эскадры? «Иоанн Златоуст» стрелял самостоятельно с неверной установкой прицела. «Пантелеймон» из-за дыма и тумана не видел вообще ничего и огня не открывал. «Три Святителя» стрелял по неверным данным «Иоанна Златоуста». «Ростислав» предпочел обстрелять «Бреслау». Зато головной «Евстафий», используя небольшую дистанцию, открыл беглый огонь из 152-мм и 203-мм орудий. Было выпущено 14 снарядов 203 мм и 19 снарядов 152 мм. Всего русская эскадра выпустила 30 снарядов калибра 305 мм, не считая более мелких, и якобы добилась 14 попаданий, в том числе 3 – снарядами 305 мм. Но почему-то во всех отчетах описывается детально одно-единственное попадание в тот самый каземат. Впрочем, «Гебен» снова вышел в море уже 6 декабря, поэтому говорить о каких-то серьезных повреждениях, им полученных, не следует.

О дальнейших действиях сторон официальная история также говорит весьма смутно. Русская эскадра отказалась от попытки преследования противника из-за неких «плавающих предметов», обнаруженных впереди по курсу. Она отвернула влево, описала большую петлю и вернулась в Севастополь. «Гебен» якобы попытался найти противника, однако в густом тумане никого обнаружить не сумел.

Итак, какие же выводы можно было сделать из результатов этого боя? Бригада старых броненосцев оказалась вполне способна дать отпор линейному крейсеру, позднее это подтвердилось еще раз в бою 10 мая 1915 года. Еще раз оказалось, что не следует буквально воспринимать трескучие пропагандистские лозунги, но этот же бой ясно показал, что в одиночном поединке у броненосца нет даже тени шансов.

Этот бой также показал прекрасную выучку артиллеристов Черноморского флота и очень слабую подготовку командного состава. Практически ни разу не удалось организовать хотя бы отдаленное подобие сосредоточенного огня, что практиковалось во время довоенных учений. Хотя, может быть, виной этому стало объективно плохое качество средств связи. Ведь УКВ-передатчикам еще только предстояло появиться. В то же время стало ясно, что в одиночку броненосцам попадаться на пути «Гебена» крайне нежелательно. Но этот бой, который вернее было бы назвать кратковременной перестрелкой, оставил много вопросов, на которые ответить уже вряд ли удастся.

Следующая встреча Черноморского флота с «Гебеном» состоялась весной 1915 года, и она окончательно расставила все точки над «i». 7 мая русский флот вышел в море, чтобы нанести удар по Угольному району Зонгулдака. В состав эскадры вошли те же самые броненосцы и крейсера, а также гидроавиатранспорт «Александр I» и группа эсминцев.

9 мая русские корабли обстреляли порты и потопили несколько пароходов и парусников, причем комендант Эрегли с перепугу сообщил, что началась высадка русских войск. «Гебен» немедленно вышел в море и по пути разминулся с русской эскадрой, которая направилась к Босфору для обстрела береговых укреплений. Последовавшее столкновение показало ошибочность применяемой Эбергардом тактики, но в то же время оно продемонстрировало полное бессилие немцев.