Текст книги "Величайшее морское сражение Первой Мировой. Ютландский бой"

Есть еще одно объяснение, но уже настолько безумное, что я отказываюсь в него верить. Однако оно существует. Британский флот переходил на летнее время, и на кораблях Битти часы были установлены на GMT – время по Гринвичу. Зато на эскадре Эван-Томаса они показывали BST – британское летнее время, которое было на час впереди Гринвичского. Подходило время «чая в семь склянок», а чай, как известно, в Англии дело святое, поэтому на кораблях Эван-Томаса занялись чаепитием, и тут уже было не до слежения за сигналами Битти.

В 14.40 Александер-Синклер, гнавшийся за «Эльбингом», передал по радио: «Замечены большие дымы на ONO». Через 10 минут он передал новое сообщение: «Дымы 7 кораблей, кроме крейсеров и эсминцев. Они повернули на север». После этого Битти понял, что противник находится севернее и восточнее его кораблей и бой неизбежен, так как немцы оказались отрезаны от Хорнс-рифа. Но желание как можно быстрее начать бой заставило Битти полным ходом мчаться на звук выстрелов, не обращая внимания на все больше отстающие линкоры Эван-Томаса. Впрочем, скорость крейсеров Битти тоже была не слишком впечатляющей.

В 14.47 он приказал гидроавиатранспорту «Энгедайн» поднять в воздух одну из его «этажерок». Кстати, это был самый опасный момент для корабля. После поворота Битти на север гидроавиатранспорт оказался в арьергарде, причем как раз с того направления, откуда появление противника было наиболее вероятным. Опасность положения «Энгедайна» осознал лишь контр-адмирал Нэпир, который в 14.31 приказал ему идти на сближение с линейными крейсерами. Экипаж капитан-лейтенанта Робинсона побил все рекорды, готовя неуклюжий аэроплан к вылету. Однако только через 21 минуту лейтенант звена Ратленд сумел поднять в воздух свою машину, ведь для этого требовалось извлечь машину из ангара, расправить крылья, спустить ее на воду, завести мотор… Низкие тучи вынудили Ратленда лететь на высоте всего 1000 футов, и через 10 минут он заметил противника.

«Чтобы выяснить, кто это, мне пришлось подлететь на расстояние 1,5 мили. Они открыли по мне огонь из зенитных и других орудий. Мы ощутили толчки от взрывов шрапнели. Снаряды рвались на расстоянии 200 футов от нас. Когда Тревин <наблюдатель> выяснил численность и диспозицию противника и отправил донесение, я увеличил дистанцию до 3 миль. Погода немного улучшилась, и мы смогли видеть одновременно и неприятеля, и наш флот. Это зрелище я никогда не забуду! Наши линейные крейсера и линкоры типа «Куин Элизабет» вместе с легкими крейсерами и эсминцами сопровождения мчались вперед, чтобы отрезать неприятеля. В 15.45 лопнул бензопровод к левому карбюратору, мой мотор начал терять обороты, и я был вынужден снижаться. Приводнившись, я с помощью резиновой трубки исправил поломку и сообщил, что снова могу взлететь. Однако я получил приказ подойти к борту корабля и краном был поднят на «Энгедайн».

Так завершилась первая попытка использовать летательный аппарат тяжелее воздуха. Можно лишь пожалеть, что все усилия Ратленда и Тревина пропали попусту. Их радиосообщение было получено на «Энгедайне», однако гидроавиатранспорт не сумел передать его на «Лайон». В этот момент впервые проявилась недостаточная боевая готовность кораблей соединения адмирала Битти, в чем виноват адмирал лично. Новых попыток использовать самолеты во время боя не предпринималось. Волнение было не слишком сильным, но хрупкая конструкция из жердочек и парусины могла не выдержать и такого. Вероятно, этим объясняется то, что адмирала Джеллико не озаботило то, что гидроавиатранспорт «Кампэниа» не покинул Скапа Флоу, так как не принял сигнала о выходе. (Кстати, вот вам опять пример отвратительной постановки сигнальной службы в Королевском Флоте!) Корабль мог догнать линкоры, и тогда его 10 гидросамолетов сослужили бы хорошую службу, ведя разведку. Хотя дело могло обернуться так же, как с «Энгедайном». Однако Джеллико все-таки следует поставить в вину это решение, адмирал просто обязан был использовать все шансы до самого ничтожного. Позднее такая манера действий еще аукнется ему.

В результате Битти пришлось полагаться на сообщения Александер-Синклера. 1-я эскадра легких крейсеров старалась увлечь противника на северо-запад. Решение более чем странное. Сначала Александер-Синклер имел 2 крейсера против крейсера и 2 эсминцев немцев, потом у него было 4 крейсера против 3 немецких, и все-таки он отходил. Почему? Британские линейные крейсера в 15.00 повернули на восток, а потом на северо-восток. В 15.13 скорость была увеличена до 23 узлов, и Битти рассчитывал отрезать противника от его баз. Эван-Томас, срезая углы, сумел кое-как сократить расстояние до линейных крейсеров, сейчас 5-я эскадра линкоров находилась в 6 милях на левой раковине Битти. «У Битти появилась прекрасная возможность сосредоточить свои силы. Противник шел прямо на наш Линейный Флот, поэтому потеря 2–3 миль не имела значения. Однако эта возможность не была использована», – сухо замечает Джеллико. На мачте «Лайона» взвился сигнал «ВJ 1», что означало «Полная боевая готовность». Остальные корабли отрепетовали его, и на мачтах «Принцесс Ройял», «Куин Мэри», «Тайгера», «Нью Зиленда», «Индефетигебла» взвились стеньговые флаги. Экипажи спешно проверяли работу всех приборов и механизмов, медленно заворочались орудийные башни, из погребов по элеваторам поползли снаряды. На мостике «Нью Зиленда» капитан 1 ранга Грин надел «пью-пью», ритуальную маорийскую юбочку, которая приносила удачу в бою. Интересно отметить, что «Нью Зиленд» действительно не пострадал ни в одном из сражений, одно случайное попадание в Ютландской битве, ни раненых, ни убитых. Тут действительно начнешь верить в приметы.

Английский линкор «Тайгер»

На борту германских кораблей происходило то же самое. Колокола громкого боя вызвали матросов на боевые посты. Хиппер следовал за Бёдикером на северо-запад, держа скорость 25 узлов. «Лютцов», «Дерфлингер», «Зейдлиц», «Мольтке» и «Фон дер Танн» мчались вперед, пытаясь отрезать британские легкие крейсера.

Примерно в это время ошибку допустил уже другой британский командир – командир 3-й эскадры легких крейсеров контр-адмирал Нэпир. Мы уже видели, что разведывательная завеса Битти растянулась в северном направлении, а после того, как «Галатея» завязала перестрелку с немцами, Нэпир повел все свои крейсера «на звук выстрелов», в результате разведывательная завеса просто рассыпалась. Нэпир грубейшим образом нарушил «Боевые инструкции» Гранд Флита, в которых говорилось: «После установления контакта с противником самой важной задачей становится его поддержание… Однако следует экономить силы и не сосредотачивать в одном месте больше кораблей, чем это необходимо». В результате британские линейные крейсера совершенно неожиданно натолкнулись на корабли Хиппера, причем условия освещения были таковы, что немцы первыми увидели противника. И это несмотря на то, что Битти имел 12 легких крейсеров против 5 у Хиппера!

Разумеется, можно сразу вспомнить знаменитое «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Одного мы обвиняем за нерешительность, другого за чрезмерную инициативность, и все это, конечно же, с позиции знаменитого послезнания. Справедливые возражения. Однако все сразу отпадают, если принять во внимание важный нюанс: господа адмиралы являются профессионалами или хотя бы считаются таковыми. На то они и профессионалы, чтобы правильно оценивать ситуацию и принимать единственно верные решения – это их главная, а точнее, единственная обязанность. А если профессионал допускает детские ошибки, это означает одно: он либо дурак, либо шарлатан, и тогда ему нужно срочно менять профессию, потому что ошибки генералов и адмиралов слишком дорого обходятся другим.

Кстати, даже после того, как отряды Александер-Синклера и Нэпира соединились, 8 британских крейсеров продолжали отходить перед 3 немецкими. Неужели британские командиры всерьез рассчитывали, что Бёдикер погонится за отрядом, почти втрое превышающим его силы? Кстати, Битти, получив донесение Нэпира о намерении соединиться с Александер-Синклером, ничего не возразил, более того, в своем рапорте после боя он назвал действия этих уклонистов «великолепными и имеющими огромное значение». Имеется, впрочем, одно предположение, оскорбительное для Королевского Флота, однако иного предложить невозможно. Немцы дали несколько залпов по британским крейсерам с дистанции около 14 000 ярдов и даже добились одного попадания (правда, снаряд не взорвался), но эта пальба убедила британских командиров, что немецкие орудия гораздо дальнобойнее британских, а потому британские крейсера просто беспомощны перед немецкими, это при том, что англичане имели более высокую скорость и вполне могли сократить дистанцию до необходимой им. Но каковы бы ни были причины, 1-я и 3-я эскадры легких крейсеров более в бою участия не принимали. Александер-Синклер и Нэпир обозначили свое присутствие, но проводили политику невмешательства.

В 15.20 немцы увидели дымы двух крупных кораблей, а в 15.22 с «Зейдлица» на дистанции 16 000 ярдов четко опознали характерные треногие мачты кораблей 2-й эскадры линейных крейсеров. Соответственно, первым заметил немцев «Нью Зиленд» и лишь потом – сам Битти. Это произошло в 15.32, вскоре после того, как «Лайон» повернул на восток. Немного позднее и с «Принцесс Ройял» «увидели неприятеля, 5 линейных крейсеров в сопровождении эсминцев, ясно различимые, несмотря на большую дистанцию. Сначала с боевых марсов были замечены мачты, трубы и надстройки противника, но из башен в это время были видны лишь густые облака дыма». К счастью, вражеские корабли находились на расстоянии 14 миль, что превышало дальнобойность орудий. Хотя германский адмирал оказался в таком же положении, ведь его завеса была гораздо более малочисленной, ярко освещенный западный горизонт позволил ему заметить британские линейные крейсера на 12 минут раньше.

Хиппер немедленно сообщил Шееру о контакте, и тот приказал своим линкорам увеличить скорость до 16 узлов, ведь больше броненосцы Мауве не могли выжать из своих устаревших машин. Хиппер отозвал Бёдикера, так как тот оказался в опасности, и повернул свои линейные крейсера на SSO. Он решил завлечь своего противника прямо на линкоры Шеера. Хиппер ошибочно решил, что перед ним 6 линейных крейсеров и 5 линкоров типа «Куин Элизабет». Немцы до самого конца искренне верили, что в бою участвовали все 5 линкоров типа «Куин Элизабет», и Шеер на этом основании долго утверждал, что потопил один из них.

Битти тоже передал по радио сообщение о контакте и увеличил скорость до 25 узлов, чтобы сблизиться с противником. В этот момент связисты «Лайона» были заняты по горло, передавая целый ворох нужных и ненужных сообщений – флагами, по радио и прожектором. Например, адмиралу зачем-то вздумалось выяснить точные координаты «Галатеи», которую с «Лайона» в этот момент не видели. Эван-Томасу прожектором был передан приказ следовать курсом ONO со скоростью 25 узлов. Битти совершенно забыл, что корабли Эван-Томаса не могут дать больше 24 узлов. Мало того, этот курс не позволял линкорам 5-й эскадры сблизиться с линейными крейсерами, что имело самые роковые последствия, хотя Битти уже было ясно, что бой вести придется на курсе SO. Конечно, Эван-Томас виноват, но, может быть, не настолько виноват в случившемся позднее?

В 15.45 Битти, получив подробные донесения с «Галатеи» и «Фалмута», которые поддерживали контакт с противником, повернул на OSO, а чуть позднее на SSO. Хиппер намеренно не открывал огонь, так как на малой дистанции превосходство противника в калибре орудий ощущалось бы не так сильно, однако германский адмирал никак не мог понять, почему не стреляют англичане, ведь предельная дальность стрельбы 343-мм орудий «Лайона» составляла 23 000 ярдов. Он не знал, что своим приказом Битти потребовал стрелять с дистанции 16 000 ярдов, «чтобы использовать преимущества наших более тяжелых снарядов, свести к минимуму недостатки нашей броневой защиты и выйти на дальность стрельбы наших 305-мм орудий», поэтому Битти ждал, пока дистанция не сократится. В результате в 15.49 немцы первыми открыли огонь с дистанции 15 000 ярдов, однако они потеряли преимущество первого залпа, неправильно определив дистанцию. По словам старшего артиллериста «Дерфлингера» фон Хазе, ему удалось накрыть цель только шестым залпом. Когда немцы открыли огонь, Битти был просто вынужден сделать то же самое. Один из офицеров «Принцесс Ройял» вспоминал:

«Их залпы постепенно ложились все ближе. Мы увидели красно-черную вспышку попадания нашего снаряда в «Лютцов». В 15.51 мы увидели попадание в среднюю часть «Лайона», а через пару минут в нас попали 2 снаряда калибра 305 мм, которые временно вывели из строя дальномерный пост. В 15.56 противник находился примерно в 10° позади нашего траверза, двигаясь на юг. Обе эскадры вели такой быстрый и решительный огонь, что было ясно – в ближайшие минуты должно что-то случиться».

Второе попадание в «Лайон» предупредило Битти, что вести бой на дистанции 11 000 ярдов нежелательно, так как противник может использовать среднюю артиллерию, которой британские корабли не имели, поэтому он повернул на 2 румба вправо. Хиппер в это же время тоже решил, что дистанция слишком мала, и повернул на SO.

Английский линейный крейсер «Лайон»

Офицер, находившийся на борту линейного крейсера «Нью Зиленд», шедшего в хвосте колонны Битти, вспоминал: «Мы с трудом поверили, что бой действительно начался. Все это слишком походило на учения. Мы и немцы повернули на почти параллельные курсы и ждали, пока дистанция сократится, прежде чем открыть огонь. Все вели себя хладнокровно и выполняли свои обязанности почти механически». Однако очень быстро англичане на своей шкуре ощутили, что кровавая реальность боя все-таки отличается от учебных стрельб. Как только немцы нащупали дистанцию, они начали добиваться попаданий. Противник находился в более благоприятной ситуации, так как солнце освещало английские корабли, а ветер уносил дым прочь, не мешая немецким наводчикам. Сразу после того, как немцы открыли огонь, «Лайон» и «Тайгер» получили по три попадания, зато немецкие корабли оставались невредимы еще 5 минут, лишь потом снаряд с «Куин Мэри» вывел из строя одну башню «Зейдлица». Весь расчет башни погиб. Самое интересное, что уроки боя на Доггер-банке не пошли англичанам впрок. Снова началась путаница с распределением целей. 6 линейных крейсеров Битти не смогли разобраться с 5 германскими. «Дерфлингер» оставался необстрелянным почти 10 минут, прежде чем «Куин Мэри» перенес огонь на него и сразу добился попадания. Впрочем, это не имело столь большого значения, как это пытаются представить историки, потому что за это время «Дерфлингер» попаданий не добился. «Тайгер» тоже перепутал цели, как и в бою на Доггер-банке, и стрелял по «Мольтке» вместо «Зейдлица». Точнее, как и в том бою, артиллеристы капитана 1 ранга Пелли стреляли в молоко. Тогда они приняли всплески снарядов «Лайона» за собственные, а сейчас начали наводить вообще по «Регенсбургу», маячившему где-то позади линейных крейсеров Хиппера. И Битти, и Джеллико считали Пелли не соответствующим должности, но почему-то именно он командовал лучшим из британских линейных крейсеров. А в целом этот эпизод стал еще одним доказательством пренебрежения к боевой подготовке со стороны Битти. Вспоминает старший артиллерист «Дерфлингера» фон Хазе:

«По какой-то ошибке нас оставили в покое. Я мрачно усмехнулся и открыл огонь по противнику совершенно спокойно, как на артиллерийских учениях, постепенно улучшая меткость».

С первых минут боя британские линейные крейсера начали жестоко страдать от вражеского огня. Лейтенант У.С. Чалмерс, находившийся на мостике «Лайона», вспоминает:

«К 16.00 мы сцепились с врагом по-настоящему. Его стрельба была феноменально точной. Вражеские снаряды, падая в море вокруг нас, поднимали столбы воды выше наших труб. Эти фонтаны обдавали нас водой. Временами сквозь грохот боя мы слышали зловещее жужжание осколков и видели сверкание полированной стали, когда они пролетали над мостиком. Я взглянул назад и увидел, как одна из наших шлюпок превратилась в облако щепок. Мы надеялись, что противник получает такие же тяжелые удары. Однако пять серых силуэтов регулярно выплевывали языки огня из орудий. Ничего страшного с ними явно не происходило. Мы ничего не могли сказать о нанесенных им повреждениях, так как в белом тумане не видели падений собственных снарядов. В это время на мостик прибежал окровавленный сержант морской пехоты. Он потерял фуражку, его одежда обгорела, и вообще он казался немного спятившим. Я спросил его, что случилось. Измученным голосом он ответил: «Сэр, башня Q взорвалась. Весь расчет погиб, и мы затопили погреба». Я посмотрел назад. Бронированная крыша башни Q загнулась, как крышка консервной банки. Из зияющей дыры поднимались клубы густого желтого дыма, стволы орудий беспомощно задрались вверх».

Каноническая история этого эпизода выглядит так. Снаряд с «Лютцова» пробил крышу средней башни флагманского корабля Битти и взорвался внутри. Как и на «Зейдлице», в бою у Доггер-банки, вспыхнули заряды в рабочем отделении под башней, огонь помчался по элеватору в погреб. Корабль мог погибнуть, однако этого не случилось. Командир башни майор морской пехоты Ф.Дж. Харви, который получил смертельное ранение, успел отдать приказ задраить двери погреба и затопить его. Когда огонь спустился в перегрузочное отделение, матросы в погребе успели захлопнуть двери, позднее их так и нашли – держащимися за кремальеры дверей. Из 100 человек расчета башни Q уцелели только двое. Официальная британская история утверждает, что только самообладание и исключительное мужество майора Харви спасло корабль. «В долгой, кровавой и славной истории Королевской Морской Пехоты нет другого имени и подвига, которые можно было бы поставить выше этих», – сказал Уинстон Черчилль. Харви стал первым из тех, кто заслужил Крест Виктории в этот день.

Однако, судя по всему, дело обстояло несколько иначе. Попадание снаряда только вывело из строя башню, и не более того. Через две или три минуты после взрыва старший артиллерийский содержатель Александр Грант пришел в погреб башни Q. Как раз в это время один из уцелевших в рабочем отделении спустился по трубе элеватора в перегрузочное отделение башни и доложил Гранту о происшествии, тот немедленно приказал задраить двери погреба, а потом и затопить его. Лишь в 16.28, когда Грант подошел к люку, ведущему из перегрузочного отделения на главную палубу, из люка вырвался столб пламени, в котором сгорело несколько человек пожарной партии, то есть попадание и опаснейший пожар разделял изрядный промежуток времени. Как только дым рассеялся, остатки пожарной партии под командованием Гранта спустились в перегрузочное отделение и обнаружили, что погиб почти весь расчет снарядного погреба, погибли люди в перегрузочном отделении и в помещении распредщита. Краска в отсеках почернела и обуглилась, но оборудование все-таки работало.

Позднее возникло предположение, что огонь из башни проник в рабочее отделение по кабелям электропроводки, так как лишь они полностью выгорели, но это все-таки лишь предположение. Так или иначе, в рабочем отделении вспыхнул пожар, пошедший вниз по элеватору, всего загорелось 8 картузов с порохом. Отчасти «Лайону» помогло то, что раскаленные газы вырвались наружу через развороченную крышу башни, отчасти помогла предусмотрительность Гранта. Пламя поднялось выше мачт, а переборки погреба выгнулись внутрь, хотя он и был заполнен водой. Если бы не это, «Лайон», несомненно, постигла бы судьба «Индефетигебла» и «Куин Мэри». Легко представить, что могло произойти, если бы вспыхнули 15 или 20 картузов…

Интересно отметить, что в меморандуме Джеллико от 16 июня 1916 года, где описываются повреждения линейных крейсеров, ни слова не говорится о поступке майора Харви. Там лишь отмечается, что он отправил посыльного на мостик, после чего командир «Лайона» приказал затопить погреб, при этом на узле связи переспросили, действительно ли это приказ командира. Дело в том, что во время боя на Доггер-банке на том же «Лайоне» по ошибке затопили погреб башни А, и теперь были приняты некоторые меры предосторожности против подобных оплошностей. Но так или иначе, Крест Виктории получил именно майор Харви. Гранта тоже не обидели. Через пару месяцев после битвы его произвели в лейтенанты ВМФ, поставив человека, прослужившего на флоте 20 лет, вровень с сопляками, вчера закончившими военно-морской колледж. Его даже наградили, правда, почему-то французы своей Военной медалью.

Отметим, что, хотя погреб и был затоплен своевременно, все-таки офицеры «Лайона» допустили грубую ошибку, стоившую жизни многим морякам. После затопления погреба необходимо было немедленно вывести людей из всех помещений башни и убрать картузы с элеватора, однако этого никто не сделал.

А через 4 минуты с соединением Битти случилась первая катастрофа. «Фон дер Танн» обстреливал «Индефетигебл» уже 15 минут, а в 16.03 с немецкого корабля увидели на нем несколько сильных взрывов, сначала в средней части, а потом в корме. Британский линейный крейсер скрылся в огромном облаке черного дыма. С «Нью Зиленда», шедшего прямо перед несчастным кораблем, видели, как два или три снаряда одновременно попали в район кормовой башни, повалил густой дым, но никакого пламени не показалось. И тут стало понятно, что «Индефетигебл» больше не может следовать в кильватер «Нью Зиленду». Корабль заметно сел кормой и начал валиться на левый борт, судя по всему, взорвались кормовые погреба и вырвали кусок днища. Практически тут же в «Индефетигебл» попали еще два снаряда – в полубак и прямо в носовую башню. Снаряды пробили броню и взорвались уже внутри корпуса, так как сначала тоже ничего не было заметно, но буквально через полминуты в небо поднялся гигантский столб пламени. Чтобы добиться этого, «Фон дер Танн» затратил 52 снаряда калибра 280 мм и 38 снарядов калибра 150 мм.

С «Нью Зиленда» увидели, как «в «Индефетигебл» попали 2 снаряда с «Фон дер Танна». Один попал в полубак, второй – в носовую башню. Оба взорвались при попадании. Потом прошло еще около 30 секунд, и корабль взорвался. Первый взрыв произошел в носовой части. Сначала вверх взлетело полотнище пламени, за которым поднялось облако густого темного дыма, совершенно скрывшее корабль из вида. В воздух полетели всяческие обломки. Совершенно целый 50-футовый паровой катер подлетел почти на 200 футов днищем вверх».

Так как на «Индефетигебле» никто не сумел закрыть двери в погреб башни А, весь экипаж погиб вместе с кораблем, спаслись только 2 человека, которых потом подобрал германский миноносец S-16. Они были наблюдателями на фор-марсе. Моряки долгое время провели в холодной воде и едва не замерзли. Вместе с ними в воде оказался командир «Индефетигебла» капитан 1 ранга Сойерби, у которого были оторваны рука и нога, но в конце концов он умер от потери крови и переохлаждения.

Теперь эскадра Битти по численности сравнялась с вражеской. Битти решил использовать свое превосходство в скорости, чтобы увеличить дистанцию и дать своим кораблям небольшую передышку. Судя по всему, адмирал не читал справочников, отдающих немецким линейным крейсерам безоговорочное превосходство в скорости. Впрочем, для отворота у англичан имелась еще одна причина – они заметили следы нескольких торпед. Дело в том, что в период с 16.04 по 16.08 «Мольтке» выпустил 4 торпеды в «Куин Мэри». В 16.11 след одной из торпед вроде бы был замечен за кормой «Лайона», вторая прошла под килем «Принцесс Ройял», а третья, по свидетельству офицеров эсминца «Ландрейл», прошла между «Тайгером» и «Нью Зиленд». Как ни странно, но на линейных крейсерах решили, что торпеды пришли с подбойного борта. Вдобавок «Ландрейл» «заметил» перископ, а легкий крейсер «Ноттингем», шедший впереди линейных крейсеров, также сообщил, что видит перископ. Поэтому Битти решил, что пересекает линию немецких подводных лодок, которых и в помине не было. Германская официальная история сообщает:

«Трудно определить, торпеды, выпущенные «Мольтке», или только ложная тревога смутили противника. Если учесть время пуска торпед и время хода, окажется, что дистанция слишком велика и торпеды «Мольтке» просто не успели бы дойти до цели. Кроме того, пара торпед, прорезав вражеский строй, должна была описать полукруг, чтобы создать впечатление, будто они выпущены с подбойного борта».

А теперь настала очередь Эван-Томаса. В течение последних 20 минут, пока линейные крейсера вели бой, он отчаянно пытался догнать их. Наконец, примерно в 16.20 Эван-Томасу удалось сократить дистанцию между собой и противником до 19 000 ярдов, и 5-я эскадра линкоров открыла огонь. По словам Шеера, «положение линейных крейсеров сразу стало критическим. Новый противник стрелял с необычайной быстротой и меткостью, тем более что не встречал никакого сопротивления, так как наши линейные крейсера были заняты боем с кораблями Битти». Германская официальная история позволила себе красочное сравнение: «Словно многоглавая гидра, британский флот выставил еще четырех мощных противников, чтобы занять место «Индефетигебла». «Фон дер Танн» сразу получил подводную пробоину и принял около 600 тонн воды. На «Зейдлице» одна башня была выведена из строя. Еще раз процитируем Шеера: «Стрельба английских линейных крейсеров не принесла больших повреждений нашим линейным крейсерам, но корабли типа «Куин Элизабет» произвели просто отличное впечатление».

В 16.10 была уничтожена главная радиостанция «Лайона», с этого момента все сообщения Битти Джеллико передавались с большой задержкой, так как сначала их приходилось передавать прожектором на «Принцесс Ройял». Через пару минут, когда расстояние между линейными крейсерами возросло до 18 000 ярдов, Битти повернул на 4 румба на противника. 5-я эскадра линкоров тоже постепенно нагоняла противника. Однако Битти не сумел удержать численное преимущество 9 против 5. Когда оба соединения шли на SSO, англичане получили новый удар.

Снова процитируем старшего артиллериста «Дерфлингера» фон Хазе:

«Куин Мэри» стрелял медленнее нас, но давал залпы всем бортом. Я мог видеть летящие снаряды и был вынужден признать, что противник стреляет прекрасно. Как правило, все 8 снарядов падали вместе, однако они почти всегда давали недолет или перелет. Только 2 раза «Дерфлингер» попадал под смертоносный град, и каждый раз он получал попадание 1 снарядом. «Куин Мэри» пришлось плохо. Кроме «Дерфлингера», его обстреливал «Зейдлиц». Около 16.26 настал его черед. Сначала в носовой части вспыхнуло яркое красное пламя. Потом там произошел взрыв, и почти тотчас еще более сильный взрыв произошел в средней части корабля. В воздух полетели черные обломки, и немедленно после этого весь корабль был уничтожен ужасным взрывом. Поднялось гигантское облако дыма, мачты сложились внутрь, и все пропало в дыму. Наконец на месте корабля не осталось ничего, кроме густого облака черного дыма».

Офицер «Нью Зиленда» вспоминает:

«Тайгер» шел со скоростью 24 узла всего в 500 ярдах за кормой «Куин Мэри». Он круто повернул влево и пропал в густом облаке дыма. Мы повернули вправо и прошли всего в 150 ярдах от «Куин Мэри». Дым немного развеялся, и стало видно, что кормовая часть, начиная от третьей трубы, еще держится на плаву, а винты вращаются. Но носовая часть уже скрылась под водой. Люди карабкались на крышу кормовой башни и выскакивали из люков. Когда мы проходили мимо, кормовая часть перевернулась и взорвалась. Огромные массы стали полетели в воздух, обломки начали падать в море вокруг нас. Мы еще не успели пройти мимо, как «Куин Мэри» окончательно пропал».

Унтер-офицер Э. Френсис сумел спастись из башни «Х». Он стал одним из немногих счастливчиков.

«А потом произошел большой взрыв. Все на корабле внезапно стихло, как в церкви. Пол башни выгнулся, и орудия вышли из строя. Я высунул голову в люк в крышке башни. Кормовая 102-мм батарея была изуродована до неузнаваемости, и корабль имел сильный крен на левый борт. Я сообщил все это лейтенанту Эверту, и он приказал: «Покинуть башню». Я выбрался на крышу, за мной вылез лейтенант. Внезапно он остановился и полез обратно, так как подумал, что кто-то остался внутри. Я не могу без жалости думать о нем и тех прекрасных людях, которые служили вместе со мной в башне. Я могу писать только об их прекрасном поведении, но совершенно уверен, что и весь остальной экипаж от капитана до последнего юнги до конца исполнил свой долг… Два человека из расчета нашей башни, забыв о собственной безопасности, помогли мне выбраться на правый борт, где уже собралась небольшая толпа. Люди не стремились прыгать в воду, но что-то подсказало мне поскорее убираться. Я успел проплыть ярдов 50, когда ощутил сильный удар. Воздух наполнился летящими обломками. Я услышал бурление воды, сильно напоминающее шум прибоя. Это вода бурлила в отсеках тонущего корабля. Я не успел ничего толком сообразить, как воронка засосала меня. Я почувствовал, что тону. Но я все-таки пытался вынырнуть. Когда что-то ударило меня, я схватил этот предмет. Это оказалась подвесная койка, которая вынесла меня на поверхность скорее мертвого, чем живого… Когда я пришел в себя, то чувствовал себя очень плохо и наглотался нефти. Я сумел стереть ее с лица и осмотреться. Так как я больше никого не видел, то решил, что один уцелел из всей команды нашего прекрасного корабля. Как долго я пробыл в воде, пока не примчались наши эсминцы, я не знаю. Но «Петард» заметил меня, и мне бросили линь, который я тут же схватил. Меня вытащили на палубу».

Но в целом картина гибели «Куин Мэри» выглядит несколько противоречивой. Вспышка первого взрыва появилась позади фок-мачты, то есть там, где никаких погребов не имелось в принципе, зато вокруг первой трубы находились вентиляционные люки носового котельного отделения, из которых и выбросило пламя. В котельном отделении взрываться было нечему, однако непосредственно перед ним располагались погреба носовой 102-мм батареи. Судя по всему, немецкий снаряд попал не в барбет башни, а в 102-мм батарею и каким-то образом вызвал взрыв ее погреба. Сила взрыва пошла назад в котельное отделение, и пламя выбросило через вентиляторы. После этого воспламенился порох в носовом погребе главного калибра, что стало причиной второго взрыва, о котором говорят очевидцы. Между прочим, это в точности повторилось при гибели «Худа», когда взрыв в 102-мм погребе сначала ударил по машинному отделению, и только потом сдетонировали погреба главного калибра.