Текст книги "Вечность постичь невозможно… Cтихи"

Вечность постичь невозможно…
Cтихи
Александр Боронин

Дизайнер обложки Наталья Боровкова

Редактор Сергей Алексеев

© Александр Боронин, 2017

© Наталья Боровкова, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-2820-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«А потом я проснулся…»

 
А потом я проснулся,
В том мире, где всё уже было.
Где хмурые люди идут,
Неизвестно куда,
И солнце, опять,
Не успев раскалиться, остыло,
Я снова уснул,
И надеялся, что навсегда.
А потом я проснулся.
Подумалось: что-то случится,
И понял я вдруг:
Чего-то сегодня не так,
И вдруг услыхал я,
Что кто-то у двери стучится,
Замок заржавел,
И не открывался никак.
И я снова проснулся.
Увидел открытые двери,
Печальных людей,
Что молча стояли вокруг,
Вошёл человек,
И меня деловито измерил,
И вытер слезу,
Позабытый во времени друг,
И я снова проснулся.
Водою холодной умылся,
Гудела башка, а внутри,
Как в пустыне жара,
Заначку достав,
Я налил, и слегка похмелился,
И стал вспоминать,
Как добрался до дома вчера.
 

Амурский вальс

 
Я растворяюсь в городе этом,
В свете ночных витрин.
Я потеряюсь, и до рассвета,
Буду бродить один.
В парке уснувшем, в городе сонном,
В этот рассветный час,
Буду я слушать, завороженно,
Тихий амурский вальс.
Память меня занесёт на рассвете,
В тихий, уснувший двор,
Двор, где впервые утро я встретил,
Дорог мне до сих пор.
Утренний ветер, солнца предвестник,
Мягко коснётся глаз,
И допоёт мне, тополь – ровесник,
Тихий амурский вальс.
Вальс, вальс, вальс,
Тихий амурский вальс,
Только прислушайтесь, тихо тихо,
Он же звучит для вас.
Водою холодной умылся,
Гудела башка, а внутри,
Как в пустыне жара,
Заначку достав,
Я налил, и слегка похмелился,
И стал вспоминать,
Как добрался до дома вчера.
 

«Ах, оставьте за дверьми все свои претензии…»

 
Ах, оставьте за дверьми все свои претензии.
Не идите в дом ко мне, с камнем на душе.
У меня открыта дверь, тем, кто входит с песнями,
Ну а если в сердце лед, выгоню взашей.
Я не то чтоб зачерствел, вы так не подумайте,
Просто мне свои проблемы некуда девать,
Я порой всерьез боюсь, что могу с ума сойти,
И поэтому решил я не переживать.
Но пришел ко мне мой друг и сказал обыденно,
Спой мне, грустное до слез, я же подпою.
Нет, не жаловался он, но и сам увидел я,
Что печаль принес он в сердце в комнату мою.
Я не стал его пытать, отчего не весел он,
И струна заплакала под моей рукой,
Было видно, боль его, ох немало весила,
Ну а с кем ее делить, если не со мной.
И я понял, что нельзя, прятать в землю голову,
И не плача, за других, тихо мирно жить.
Пусть идут ко мне друзья, это просто здорово,
С другом радость и печали поровну делить.
 

«Ветер кружит тучи, собирая в стаи…»

 
Ветер кружит тучи, собирая в стаи,
Вдаль ведёт дорога, мокрая, пустая,
И желтеют листья в сумрачных аллеях,
Небо всё темнее, а луна светлее.
Что там шепчут листья? Подойдём и спросим.
Листья отвечают: «Осень, осень!»
Но приходит время, падать листьям жёлтым,
Застланы тропинки драгоценным шёлком.
С гор сползают тучи, птиц куда-то прячут,
Ветви всё сильнее плачут, плачут…
В парках, рощах, скверах, скоро станет голо,
Загрустят надолго города и сёла.
Дождь стучится в окна, и уныло очень,
Листья отвечают: «Осень, осень…»
Но приходит время, падать листьям жёлтым,
Застланы тропинки драгоценным шёлком…
 

«В край, где никогда не был…»

 
В край, где никогда не был,
Я пришёл, видать поздно,
Это не моё небо,
Это не мои звёзды.
Радость я искал в боли,
Я покой искал в страсти,
Завтра я уйду в море,
В синей мгле искать счастья.
Может быть, найду после,
То окно, что мне светит,
И тогда к себе в гости,
Приглашу тебя, ветер.
Нас с тобой уют сморит,
Отдохнём в его власти,
И опять уйдём в море,
В синей мгле искать счастья.
Занято опять место,
Гонят, только лишь сунусь,
Это не моё детство,
И даже не моя юность.
В окнах не мои шторы,
Я опять в гостях, здрасьте!
Завтра я уйду в море,
В синей мгле искать счастье.
Ветер спутал волосы,
Перемёл дороги,
А может хватит суеты,
Отдохнём в тепле,
И споём в два голоса
Про свои тревоги,
Я ведь так же, как и ты,
Шляюсь по земле.
 

Вечность постичь невозможно

 
Вечность постичь невозможно,
А бесконечность пугает.
В завтра глядим осторожно,
Чем оно нас повстречает?
Ждать, наслажденье и мука,
Цель недоступностью манит.
Чужда идущему скука,
Больно предательство ранит.
Счастье ваять бесполезно,
Если в фундаменте слёзы,
В сердце оббитом железом,
Гаснут весенние грозы.
Память не просит прощенья,
Если о прошлом забудет,
Зло непроглядною тенью,
Сердце горячее студит.
 

«Все осуждают, и не прощают…»

 
Все осуждают, и не прощают,
Судят открыто, громко вещают.
Телеэкраны – лобное место.
Старые раны – ногтем и в прессу.
Взрыли могилы, свято несвято,
Впору за вилы: «Ну, кто там не сняты?»
Всех под чистую,
Кто там не с нами?
Не арестуют, только под знамя!
Все люди братья,
Что ж вы стоите?
Вот демократия. Ну, говорите!
Больно предательство ранит.
Счастье ваять бесполезно,
Если в фундаменте слёзы,
В сердце оббитом железом,
Гаснут весенние грозы.
Память не просит прощенья,
Если о прошлом забудет,
Зло непроглядною тенью,
Сердце горячее студит.
 

Вынули душу

 
Вынули душу, внутри пустота.
Лучше бы отняли деньги и кров,
Вроде всё есть, только нет ни черта,
Зыбкий туман, недосказанных слов.
Вынули душу, забыли вернуть.
В себя заглянув, не увидел я дна,
В спину толкнули, велели свернуть,
И говорят, что дорога одна.
Вынули душу, а как без неё?
Как в барабан постучи, отзовусь.
Имя назвали, сказали моё,
Надо бы плакать, так нет-же, смеюсь!
Вынули душу, а зачем вам душа?
С нею, с чужой, не в аду не в раю!
Вам не сорвать за неё ни гроша!
Чем воровать, заимейте свою!
 

«Где-то кисти и холсты…»

 
Где-то кисти и холсты,
Где-то струны и слова,
Где-то я, а где-то ты,
Где-то горы и трава.
Где-то ты, а где-то я,
Где-то жизнь, а где-то смерть,
Разделить, увы, нельзя,
Жизни этой круговерть.
Лучше кисти и холсты,
Смерти нет, неправды нет,
Я так-же думаю, как ты,
Нам уже немало лет.
Говорят, что дорога одна.
Вынули душу, а как без неё?
Как в барабан постучи, отзовусь.
Имя назвали, сказали моё,
Надо бы плакать, так нет-же, смеюсь!
Вынули душу, а зачем вам душа?
С нею, с чужой, не в аду не в раю!
Вам не сорвать за неё ни гроша!
Чем воровать, заимейте свою!
 

Зато в Амурске

 
Жизнь не спросит, чего кто хочет,
Нас она без разбора селит.
Вы живёте допустим в Сочи,
А мечтаете с детства в Дели!
Вам хотелось бы виллу в Конго,
Но у вас коммуналка в Курске,
И только мне будто дар от бога,
Пусть общага, зато в Амурске!
Ну а если грустить я стану,
По экзотике в дальних странах,
Где растут, как грибы, бананы,
Но ни кто не споёт по русски,
Я пораньше с кровати встану,
И покажется грусть мне странной,
Лишь пройдусь я по утру рано,
По проспекту в родном Амурске.
Да конечно, в Китае рикши,
А в Нью-Йорке бродвей побольше,
Ясно женщины, чуть красивше,
Ну хотя бы всё в той же Польше.
Пусть в Баварии с пивом легче,
Мы привыкли у нас по русски,
Мы найдём, чем угробить вечер,
Пусть в общаге, но здесь, в Амурске!
Пусть Америкой, кто-то бредит,
Тель-Авив чьи-то мысли кружит,
Только, кто к ним туда поедет?
Пентагон и у нас не хуже!
 

Зимняя ночь

 
Снова долгая, зимняя ночь,
Снова ветер уныло воет,
Я один там, где было трое,
Снова долгая, зимняя ночь.
А за тёмным окошком снег,
Он ложится, шурша на крыши,
Я зову, ты меня не слышишь,
Там за тёмным окошком снег.
Не приходит спасенье, сон,
Письма вновь достаю, читаю,
Я давно наизусть их знаю,
Не приходит спасенье, сон.
 

«Как и прежде жизнь, беззащитных бьёт…»

 
Как и прежде жизнь, беззащитных бьёт,
Коль открыт душой, значит меченый,
А судьба с дубьём, лишь момента ждёт,
И уж будет бит, ею встреченный.
Нелегко прожить, если честен ты,
И не носишь щит недоверия,
Ох, хрупка броня, вашей доброты,
Против острых стрел недоверия.
Говорят, возьми под узцы судьбу,
Мол, она чудит, необьезжена,
И я лез в огонь, закусив губу,
И бередил вновь раны свежие.
Нелегко прожить, коль открыт душой,
Норовят в неё сапогами влезть,
Зазевался чуть, и с твоей женой,
Спит твой лучший друг, наплевав на честь.
Мне опять твердят, в жизни правды нет,
И вослед глядят с сожалением,
Мол тебе давно не семнадцать лет,
А меня опять жгут сомнения.
Неужели так всегда, суждено нам жить,
Чтоб всю жизнь носить нож за пазухой,
И спокойствия ради, первым бить,
Ещё большим злом, зло наказывать.
 

Колокола

 
Не трезвоньте напрасно, не нужно,
Не будите колокола,
Ведь они в равной мере послушны,
Как добру, так и голосу зла.
Их раскрытые медные пасти,
Одинаково громко кричат,
В дни торжеств и тяжёлых несчастий,
Им бы только ударить в набат.
К нашим судьбам они равнодушны,
Голос разума в звоне исчез,
Тяжелы их отлитые души,
Но пусты, не взирая на вес.
Не будите напрасно их люди,
Ведь за звоном не слышно сердец,
Им не важно кто глас их разбудит,
Будь мудрец он, глупец иль подлец.
Захватали, задёргали руки,
Колокольный, послушный язык.
И к унылым, размеренным звукам,
Слух, увы, равнодушно привык.
Мы под звон этот спали и ели,
Перестали его замечать,
Может, хватит трезвонить без дела,
Как бы в нужный момент не проспать!
 

Крылья

 
Это случилось однажды,
Шёл человек по земле,
Такой-же, наверно, как каждый,
Может-быть малость смелей.
Был чудаком он немного,
Но в общем, обычный, земной,
Песни любил и дорогу,
Зовущую вдаль за собой.
Тропинка, покрытая пылью,
Вилась, исчезая вдали,
И вдруг захотелось, чтоб крылья,
Его над землёй пронесли.
Лишь только об этом помыслил,
Стесняясь чудачеств своих,
Как крылья огромные выросли,
И ветром наполнило их.
Сперва человек испугался,
Ведь крылья не шутка, иметь,
Но время спустя, попытался,
Крылами взмахнуть и взлететь.
И крылья легко, без усилья,
Рванули в небесную высь,
Но стало вдруг страшно, и крылья,
Сложив, он низвергнулся вниз.
Ушибся упав, но узнал он,
Полёта, щемящий восторг,
И сердце упрямо желало,
Осилить испуга порог.
И снова он сделал попытку,
И крылья легко понесли,
Тропинка внизу, словно нитка,
Вилась по простору земли.
И не боялся упасть он,
И в небе он радостно пел,
И был он поистине счастлив,
И был он воистину смел.
 

«Кто там шепчется, чуть слышно…»

 
Кто там шепчется, чуть слышно,
Вас, простите, не слыхать,
За замками да под крышей,
Вы привыкли рассуждать,
Там за толстой занавеской,
Есть решенье всех проблем,
Ваши доводы так вески,
Что хоть завтра благо всем.
Чтож на людях вы в сомненьи,
Не раскроете и рта?
Вы упорно бьётесь с тенью,
Только нынче тень не та!
Не сидела тень без дела,
Научилась бить в ответ,
Бьёт расчётливо, умело,
Вы готовы к драке? Нет?
Постигаете с успехом,
Вы теорию войны,
Каждый мнит себя стратегом,
Видя бой со стороны.
А поднять в бою забрало,
А открыть врагу лицо?
Нет, таких сегодня мало,
Дон Кихотов и глупцов!
Все внезапно поумнели,
И следят издалека,
Как другие рвутся к цели,
Как другим намнут бока.
Вас пьянит чужая смелость,
Вас волнует звон рапир.
Вороньё уже слетелось.
После драки будет пир!
 

Мама

 
Я тебе подарю,
Неба синего шёлк,
И в букет соберу,
Звёзд мерцающих свет,
Об одном лишь молю,
Чтоб твой смех не умолк,
Даже если пройдёт,
Не одна сотня лет.
Я в переднем углу,
Твой повешу портрет,
Как молитвы тебе,
Буду песни слагать,
Чтоб вовек не угас,
Глаз твоих добрый свет,
Чтоб слышать я мог,
И опять и опять:
Мама, радость и слёзы,
Вёсны и зимы в этом слове сплелись,
Мама, песня и проза,
Нерасторжимы, мама и жизнь.
Ты начало начал,
Здесь бессильны слова,
И ни с чем не сравнить
Мне величье твоё,
Снег не раз выпадал,
Зеленела трава,
Но о маме своей
Мы как прежде поём.
 

«В полночный час мне, очень нужен друг…»

 
В полночный час мне, очень нужен друг.
В полночный час, когда грызут сомненья,
Когда ко мне в тиши приходят вдруг,
Проблем извечных, мудрые решенья.
Когда в мой дом, вползает тихо ночь.
Когда она во всех углах гнездится,
Мне нужен друг, чтоб перед ним открыться,
Мне нужен друг, спешащий мне помочь.
Движенье душ сведёт однажды нас,
Мы друг от друга ничего не спрячем.
Лишь, всё отдав, мы станем с ним богаче,
И всё изменит предрассветный час.
 

«Я хотел бы постоять над своей могилой…»

 
Я хотел бы постоять над своей могилой,
В день своих печальных похорон,
И послушать речь о том, как на свете жил я,
И трубы с тромбонами, погребальный стон.
Я хотел бы посмотреть на себя в покое,
И на близких, в чёрных пиджаках,
А, когда опустят гроб, помахать рукою,
И прочесть все ленточки на своих венках.
Я хотел бы бросить горсть, горсть земли в могилу,
Изнутри послушать, как стучит.
И сдержав рыдания, сделать через силу,
То, что мне последний долг, пред собой велит.
Я бы взял у мужика напрокат лопату,
И себя засыпал бы землёй,
Чтоб потом на равных с ним, в пузырях оплату,
На помин своей души, выпить над собой.
 

«Не жалел я ни о чём, не до жалости…»

 
Не жалел я ни о чём, не до жалости,
Было некогда жалеть, время дорого,
Не хватило мне чуть-чуть, самой малости,
Чтобы сердце отогреть, злого ворога.
Да и не был он врагом мне по первости,
Жили дружно не всегда, ну так мало ли.
Ну, конечно не клялись, в дружбе верности,
Но и зубы друг на друга не скалили.
И когда меж нас возникло неверие,
Не заметил, видно я, за заботами,
Жизнь своими лишь проблемами мерил я,
И совсем не нужен был, ещё кто-то мне.
Мне казалось всё пройдёт, как уже не раз,
Тратить нервы или дни, думал, вот ещё!
И в лицо ему смотрел, избегая глаз,
Оттого не услыхал крик о помощи.
Я руки не протянул, не сподобился.
Не услышал я слова, что от сердца шли.
Он под тяжестью невзгод, как —то сгорбился,
И его совсем другие утешили.
И теперь себя пытаю я искренне,
Так ли время мне моё было дорого,
Чтобы сердце друга, пусть и не близкого,
Превратилось  в сердце лютого ворога?!
 

Ночь любви

 
Клубилась ночь, стирая грани,
Неясным шёпотом, полна,
Как чаша пьяного вина,
Она в бесплотном одеянье.
Во тьме, невидимой рукой,
Последний шёлк небрежно сброшен,
Путь к отступленью невозможен,
И чувства хлынули рекой.
Свечей во тьме танцует пламя,
И простыней водоворот,
В пучину грешную зовёт,
Над нами Эрос поднял знамя.
О этот сладкий миг начала,
Когда ещё дрожит рука,
На ощупь, словно сквозь века,
Скользя по краю одеяла.
Когда касанье, как ожог,
Пронзает болью вожделенной,
И отзывается мгновенно,
Упругой дрожью между ног.
И руки словно в лихорадке,
Чего-то ищут в темноте,
И по желанной наготе,
Скользят настойчиво и сладко.
И всё активнее ладонь,
Ласкает бёдра выше, выше,
Уже дыхания не слышно,
В груди беснуется огонь.
Легко, коснулись пальцы лона,
В прохладной россыпи волос,
.И крик, что так незримо рос,
Прорвался сладострастным стоном.
Её рука в порыве страсти,
Нашла желаемое в миг,
И поцелуй её настиг,
Вершину пойманного счастья.
Как будто в девственном лесу,
Склонясь над дивными цветами,
Ты, опьянённая, губами,
Срывала млечную росу.
 

«О женщина, безумие во плоти…»

 
О женщина, безумие во плоти,
Неверный взгляд, фальшивая рука.
Твоих признаний, ветхий старый плотик,
Легко ломает прихотей река.
 
 
О женщина, ты пленница желаний.
Желаешь ты, не зная, что желать.
Родник неиссякаемый страданий,
Отнюдь не расположенный страдать.
 
 
О женщина, ты веришь всепрощенью,
Легко теряешь то, что под рукой,
А потеряв, пылаешь жаждой мщенья,
И ты всегда останешься такой.
 

Обманщица любовь

 
Ко мне пришла обманщица любовь,
И я в бреду, попав под власть момента,
В неё поверил, как не странно, вновь,
Хотя давно плачу я алименты.
 
 
Любовь взяла меня надёжно в плен,
И отвела в чертоги Гименея,
Взяла свободу, на кольцо в обмен,
А я отдал, противится не смея.
 
 
Но дни прошли, исчезло колдовство,
Всё повторилось, только много хуже,
Растаял дым, Осталось естество,
И горизонт сжимается всё уже.
 
 
Объятья стали тягостней оков,
Какой я к чёрту муж? Дитя порока!
И вот пою, плету тоску из слов,
Считая дни пожизненного срока
 

Осень-художница

 
Осень-художница по свету ходит,
Кистью волшебной творит чудеса.
Золото, охру, багрянцы разводит,
И украшает сады и леса.
 
 
Пишет на листьях берёз акварели,
Пишет пастели на листьях осин,
Будто задавшись, далёкою целью,
Мир сделать выставкой, хрупких картин.
 
 
Ветер-шалун, нежно листья ласкает,
Но вдруг, заметив, неверный мазок,
Осень, безжалостно их обрывает,
Мнёт и бросает на мокрый песок.
 
 
Видно достичь совершенства хотела,
Но порвала, разбросала холсты,
Её мастерская совсем опустела,
Остались лишь голые рамки – кусты.
 
 
Осень заплакала, бросила кисти,
То, что искала, видать не нашла,
В сердцах, разметала, опавшие листья,
Заплакала, горько, дождём. И ушла.
 

«От обиды я злой, и друзья отступились…»

 
От обиды я злой, и друзья отступились,
Согласьем сердец. Молчаливо, навеки
Простились с душой,
Так уставшей нести свой терновый венец.
И теперь я один,
Я от шума людского устал, я грущу.
Я устал от невзгод, от потерь, от обид,
Но судьбы я иной для себя не ищу.
 
 
Может быть ты придёшь,
Тихо скажешь «Прости,
Возвращайся в наш маленький дом,»
Моё сердце опять, как игрушку ты в руки возьмёшь,
Чтоб при случае выбросить где-то потом.
Не хочу я теперь,
Быть в плену у обид,
У невзгод и разлуки в руках.
Я тебя потерял,
И не нужно мне новых потерь,
Я уже испытал, как тяжёл одиночества страх.
 

Первопричина

 
Если попробовать вычертить схему,
Событий уже происшедших,
И тех, что ещё не свершились,
И линией красной причины,
Событий тех обозначить,
То в точке одной сойдутся,
Линии те непременно.
И в центре цветка из линий,
Имя мы вдруг увидим.
Имя того, кто повинен,
В добрых делах и бесчинствах,
В крови потоках и войнах,
В мигах блаженства и боли,
В радости и беде…
ЖЕНЩИНА это имя!
 

«Песни не ждут названий…»

 
Песни не ждут названий.
Как, словом одним назвать?
Пальцев и струн, лобзанье,
Гнев, и в любви признанье,
Милой, златую прядь?
 
 
Есть ли такое слово,
Чтоб выразить кратко суть,
Тепла очага родного,
Любви, что на всё готова,
И ветра, что манит в путь?
 
 
Птицы слагают песни,
На темы забытых снов,
В снах всё предельно честно,
Как и в любимых песнях,
А значит, не надо слов.
 
 
Пойте души признанья,
Как хлеб голубям, кроша,
Отдайтесь на растерзанье,
Песням, что без названья,
Ведь песням нужна душа!
 

«Под шёпот волн ночных, я песни сердца слушал…»

 
Под шёпот волн ночных, я песни сердца слушал,
И как со стороны, свою я видел душу.
Она босой ногой ступала в шум прибоя,
Бежала за волной, меня звала с собою.
 
 
А я не смел за ней, я спутан словно пленник,
Чредой похожих дней, и неизбежной ленью,
Когда умел летать, сейчас уже не вспомню,
Осталось лишь мечтать, когда лопочут волны.
 

«Приходите, вас я встречу…»

 
Приходите, вас я встречу,
И в глаза вам погляжу,
И по дружески на плечи,
Руки вам я положу,
Приходите, как домой вы,
Знайте здесь всегда друзья,
Можно с радостью и болью,
Со злом и глупостью, нельзя.
 
 
Приходите, дверь открыта,
Чашка чаю есть всегда,
И гитара не разбита,
И не властны здесь года.
 
 
Приходите, кто захочет,
Если сердце не мертво.
Приходите днём и ночью,
И не бойтесь никого.
Приходите если надо,
Приходите просто так,
Здесь любому гостю рады,
Если друг он, а не враг.
 

«Разбился лунный свет…»

 
Разбился лунный свет,
О льдины сонных окон,
И тает голос мой,
В ущелье меж домов.
В меня втекает ночь,
Холодным лунным соком,
Себя ловлю на том,
Что плакать я готов.
О том, что день прошёл,
Как сотни дней поныне.
О том, что был он сер,
Как сотни прошлых дней,
О том, что друг меня,
Когда-нибудь покинет,
И что моя тоска,
Уже меня сильней.
Но видимо я зря,
Пою ослепшим окнам,
И нервы чутких струн,
Тревожу я опять.
Лишь иногда в ночи,
Промолвит сонно кто-то:
«Жена, закрой окно,
Поют, мешают спать!»
 

Разговор в очереди

 
Зимний вечер, ветерок,
Над толпою пар клубится,
Дверь закрыта на замок,
Третий час народ томится.
Представитель власти, хмуро,
Мёрзнет, глядя на толпу,
Бережёт температуру,
Скоро в дело и ему.
Воротник, подняв от ветра,
Мужичок в рукав смолит,
До двери считает метры,
И клянёт в душе лимит.
Старичок прошамкал сзади,
Сдавлен плотною толпой:
«И чего давиться ради?
Ведь дают-то по одной!»
«Это, дед, как крутанёшься,
Я вчера четыре взял.
Эй мужик, куда ты прёшься?!
Ты здесь вроде не стоял!»
«Что?! Да я стою с обеда!
Вот бабулька подтвердит!»
«Не давите вы на деда!
Он ведь так не достоит!»
«Вась, что брать сегодня будем?
Пару водок, как вчера?»
«Что ты лапаешь за груди!
Налакаются с утра!»
«Извините, я нечайно.»
«Ишь ты, вежливый какой.
Да ничё, я не серчаю,
У самой сынок такой!»
«Говорят, дают талоны!»
«Лезь Васёк сюда скорей!
Что глядишь, как на икону?
Пролетим с талоном, змей!»
«Ой мужчины, не курите!
На меня весь дым летит!»
«А, зачем вы здесь стоите?
Водка женщинам вредит!
Вы писали по газетам,
Водка, зло мол, пьянству бой,
Чтож, спасибо вам за это!
Так что, стой теперь, не ной!»
«Я в Приморье ездил летом,
Там торгуют с двух часов,
И совсем народу нету,
И вино любых сортов!»
«Да, живут же где-то люди!
А у нас, сплошной бардак!»
«Ой! Опять зажали груди!
Да ничё, я просто так!»
«У тебя какой талончик?
Сто десятый у кого?»
«Слушай дед, ты может кончишь,
Тыкать в рёбра головой?!»
«Не пускайте там по блату!»
«Слушай, локоть убери!»
«Вась, пойдём к тебе на хату,
Там остались сухари!»
Над толпою пар клубится,
Зимний вечер догорел,
Угадать легко по лицам,
Тех, кто взял, кто не сумел.
Гул затих, закрыли двери,
Разбредается народ,
Вон дедок, себе не веря,
Пару беленьких несёт.
А вот прошёл сержант, устало,
Спать пошёл наверно он.
Завтра всё опять сначала,
Место службы: Пентагон!