Текст книги "В Ставке Верховного главнокомандующего. Воспоминания адмирала. 1914–1918"

Александр Дмитриевич Бубнов
В Ставке Верховного главнокомандующего. Воспоминания адмирала. 1914—1918

Александр Дмитриевич Бубнов

© «Центрполиграф», 2024

От издательства

Александр Дмитриевич Бубнов – контр-адмирал, участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн, оказавшийся, как многие русские офицеры, в эмиграции после бурных событий начала XX века, посвятил книгу своих воспоминаний не всему пережитому, а исключительно событиям Первой мировой войны 1914–1917 годов. Ее финал и заключение Брестского мира в 1918 году Бубнов упоминает, но как факт всем хорошо известный, без деталей, окрашенных личными впечатлениями.

Совершенно не касается он и событий Русско-японской войны, хотя служил в то время мичманом на эскадренном броненосце «Орёл» и участвовал в Цусимском сражении в составе 1-го броненосного отряда 2-й Тихоокеанской эскадры, был ранен и вместе с экипажем своего сильно поврежденного корабля попал в плен к японцам. В плену ему удалось выжить, и это послужило суровой жизненной школой, наложив отпечаток на характер Бубнова.

По возвращении в Россию за отличие в боях против неприятеля он был награжден медалью в память Русско-японской войны и орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом.

А.С. Новиков-Прибой в знаменитом романе «Цусима», посвященном событиям Русско-японской войны, описал мичмана Бубнова под именем Воробейчика.

Сослуживцы не считали, что у него есть талант к морскому делу и большие служебные перспективы на флоте. «Бесспорно, человек способный, но не моряк», – говорили о нем.

Между тем Бубнов, хотя личного участия в боевых действиях больше не принимал, оказался толковым штабным офицером и признанным теоретиком военно-морских наук, что только поспособствовало его карьере.

6 декабря 1906 года произведен в лейтенанты, а 30 июля 1916 года получил чин капитана 1-го ранга «за отличие по службе». Контр-адмиралом он стал через год, в июле 1917 года, при Временном правительстве.

С самого начала Первой мировой войны он находился в Ставке Верховного главнокомандующего и служил там до трагического конца Ставки, когда после Октябрьских событий 1917 года эшелон с балтийскими матросами во главе с новым Верховным главнокомандующим, прапорщиком Н.В. Крыленко, был направлен новой властью на ее разгром. Генерал Духонин, занимавший пост Верховного главнокомандующего перед приходом большевиков к власти, был убит, но части офицеров из личного состава Ставки, включая и Бубнова, удалось бежать.

В книге воспоминаний адмирал рассказывает о своей службе в Ставке, разделив происходившее на три периода – при великом князе Николае Николаевиче, возглавлявшем русскую армию до августа 1915 года, при императоре Николае II, принявшем обязанности Верховного главнокомандующего на себя, и при власти Временного правительства, после февраля 1917 года сменившего за несколько месяцев ряд главнокомандующих. Личную преданность великому князю Николаю Николаевичу и высокую оценку его деятельности на посту Верховного главнокомандующего А.Д. Бубнов не только не считает нужным скрывать, но всячески подчеркивает, а отстранение великого князя с поста считает крайне несправедливым.

Адмирал Бубнов анализирует все происходящее и ход военных действий в период Первой мировой войны и делает ряд интересных, хоть и не бесспорных выводов. Как человек, лично причастный ко многим военным событиям, он хорошо знает факты, остававшиеся неизвестными людям со стороны. Например, эпопея с подготовкой Босфорской операции, увы, несостоявшейся по ряду причин, знакома ему в мелких деталях, так как он сам занимался разработкой этих планов в Ставке.

И конечно, печальный для России финал Первой мировой войны оказался и для автора воспоминаний жизненной катастрофой.

Жизнь адмирала Бубнова после 1917 года осталась за рамками его повествования.

В 1918 году ему удалось добраться до Одессы и примкнуть к Белому движению. Адмирал Колчак включил его в состав делегации, которая должна была представлять интересы России на Версальской мирной конференции после завершения Первой мировой войны. Но русская белая делегация на конференцию допущена не была – для союзников Россия стала отыгранной картой.

Вернувшись в Россию, А.Д. Бубнов был в 1919 году назначен на должность начальника штаба командующего Черноморским флотом адмирала А.В. Ненюкова. А в 1920 году отправился вместе с семьей в эмиграцию, чтобы уже никогда не вернуться на русские берега…

Начались обычные для белого эмигранта скитания: Константинополь, София, Париж… Но в отличие от многих соотечественников адмиралу Бубнову удалось найти свое место и дело. Перебравшись в 1922 году в Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 года – Югославия), он по предложению короля Александра Карагеоргиевича основал военно-морское училище и Королевскую Морскую академию, где и преподавал. Практически все офицеры югославского флота 1920—1930-х годов в той или иной степени являлись его учениками.

Научные труды адмирала Бубнова были широко известны. Причем не только в Югославии и шире – в Европе, но и во всем мире. Он даже получил приглашение на должность профессора в Военно-морскую академию США, но не принял его.

Вот разве что на родине, в Советской России его книги не издавались.

В 1941 году в оккупированной немцами Югославии адмирал вынужден был оставить свое любимое детище – Морскую академию. Но когда после 1945 года представители СССР поставили вопрос о выдаче контр-адмирала Бубнова, как и других представителей военной белой эмиграции, его бывшие ученики, занимавшие крупные посты в возрожденной Югославии, спасли его от насильственной депортации.

Последним местом службы адмирала после 1946 года оказалась скромная должность преподавателя русского языка в провинциальной гимназии.

Скончался контр-адмирал А.Д. Бубнов в 1963 году и был с воинскими почестями похоронен в городе Крань в Словении, где жил последние годы.

В Морском музее Словении создана экспозиция, посвященная жизни и деятельности адмирала А.Д. Бубнова.

От автора

Посвящается моей дорогой жене

Два органа верховной власти стояли во главе России во время Первой мировой войны: правительство и Верховное командование вооруженными силами, взаимоотношения которых были лишь весьма неполно и неопределенно установлены введенным наспех с началом войны «Положением о полевом управлении войск в военное время», каковое к началу войны не было еще окончательно разработано.

На этот недостаток «Положения» сознательно закрывали глаза, считая, что единство действий этих двух органов верховной власти будет в полной мере обеспечено личностью царя, так как предполагалось, что в случае большой войны он будет совмещать обе должности: главы государства и Верховного главнокомандующего вооруженными силами.

При этом, однако, упускалось из вида, что полное и успешное единство действий таких двух органов верховной власти могло бы быть вполне обеспечено лишь в том случае, если бы громадное бремя этих должностей нес на себе такой гениальный правитель, каким был Петр Великий.

Между тем император Николай II таким гением не был. Но и помимо этого он, вопреки предположениям, не принял на себя верховное командование вооруженными силами, и, таким образом, исчезла даже самая возможность полного единства действий обоих органов верховной власти, мыслимая лишь при объединении их в одних руках.

Поэтому-то в Англии и Франции, победоносно окончивших войну, вся полнота гражданской и военной верховной власти была сосредоточена в так называемом военном кабинете.

У нас же в то время как верховное командование – сначала в лице великого князя Николая Николаевича, а затем в лице генерала Алексеева, которому государь всецело вверил верховное управление вооруженными силами страны, – стремилось добиться победы, верховное управление Россией в лице престола и правительства вело ее своей пагубной внутренней политикой к погибели.

* * *

Оба органа верховной власти – правительство в столице и Верховное командование в Ставке – если и не вступили сразу же после начала войны в открыто неприязненные отношения, то, во всяком случае, вместо тесного единения начали подозрительно относиться друг к Другу.

В Ставке стали прислушиваться и приглядываться к тому, что говорят и делают в столице, то есть в правительственных и придворных кругах, а в столице стали гадать и наблюдать за тем, что думает и предпринимает Ставка.

При этом тесного единения не было не только между гражданским управлением государством и Верховным командованием, но не было и в чисто военной сфере, ибо военный министр, на котором лежала громадная и ответственная задача снабжения и укомплектования армии, не был подчинен Верховному главнокомандующему.

Между тем занимавший должность военного министра бездарный интриган и оппортунист генерал В.А. Сухомлинов, пользовавшийся, к сожалению, расположением государя, занял по отношению к Ставке враждебную позицию, считая себя обойденным назначением великого князя Николая Николаевича, так как – со свойственным ему тщеславием и самомнением – полагал, что в случае непринятия на себя государем должности Верховного главнокомандующего на эту должность никто в России, кроме него, не имел права и не был бы способен ее выполнять.

И вот в столице – в известных кругах и при Дворе – начали шептаться о том, что громадная популярность в России великого князя может причинить вред престолу, и намекать на то, что в Ставке могут появиться на почве этой популярности узурпаторские тенденции.

Слухи эти, конечно, тотчас же дошли до Ставки, которая начала подозрительно относиться к разным мероприятиям правительства, рассматривая их как стремление ограничить свободу действий Верховного командования. В душе же рыцарски честного и преданного престолу великого князя слухи эти вызвали глубокое возмущение и обиду. Это побудило великого князя – а по его указанию и Ставку – тщательно избегать всего, что могло бы дать этим слухам малейшую почву. Таким образом, Ставка оказалась вынужденной не поднимать некоторых вопросов и не предпринимать известных действий, которые, однако, могли бы успешно повлиять на ход войны.

В частности, например, великий князь за все время войны, которое он провел на посту Верховного главнокомандующего, тщательно избегал общения с так называемыми общественными кругами, группировавшимися вокруг Государственной думы, в которых он пользовался большой популярностью. Между тем в той гигантской борьбе, которую в Первой мировой войне вела Россия, тесное единение общественности с армией должно было бы, несомненно, благоприятно влиять на ход этой борьбы.

Кроме того, великий князь никогда не посещал войска на фронте, всегда предоставляя это делать государю, так как опасался вызвать этим подозрение в искании популярности среди войск. А в конечном итоге посещение великим князем войск, среди которых он действительно пользовался легендарной популярностью, могло бы, особенно в критические моменты операций, значительно способствовать благоприятному их ходу.

Великий князь был также вынужден отказаться от категорического требования смены высших военных начальников, оказавшихся несоответствующими своему назначению, но пользовавшихся благоволением государя, и не мог решительно вмешиваться в дело снабжения армии, которое было в руках военного министра, подчиненного не ему, а государю.

Лишь впоследствии, когда стало совершенно очевидно, что верховное управление страной не способно справиться со своей задачей и его деятельность может привести к поражению в войне, великий князь во имя спасения родины отказался от чрезмерной осторожности в своих отношениях с ним и начал выступать с решительными требованиями различных мероприятий, но вскоре был сменен.

Таким образом, раздвоение верховного управления и отсутствие единства действий между обоими органами верховной власти отразились на свободе действий великого князя в деле выбора высшего командного состава, ограничили его влияние на дух вооруженных сил и способствовали отчуждению его от народа, на творческих и духовных силах которого основывалось спокойствие и плодотворная деятельность страны в тяжелую годину войны.

* * *

С самого начала войны симпатии и чаяния русской общественности разделились между этими двумя органами верховной власти: все честные и любящие свою родину люди, принадлежавшие по своим убеждениям к прогрессивно настроенным слоям общества, устремили взоры на Ставку, а все, что было сосредоточено в «темных силах» распутинского толка, тесным кольцом охватило правительственные сферы и престол.

Между тем после принятия на себя государем должности Верховного главнокомандующего отчуждение Верховного командования от общественности еще больше увеличилось, ибо государь относился к ней с предубеждением.

Однако общественные круги, порвавшие связь с правительством, находившимся под влиянием «темных сил», ведших Россию к гибели, продолжали видеть в Ставке луч надежды на спасение и стремились через посредство штаба Верховного главнокомандующего воздействовать на государя, чтобы побудить его изменить пагубную для России внутреннюю политику престола и правительства.

* * *

Роль правительства и общественности во время Первой мировой войны и их влияние на ее трагический исход в известной мере уже выяснены, но далеко еще не ясны роль и влияние Верховного командования на течение войны и ее исход. Особенно не ясен волнующий вопрос: сделало ли Верховное командование все, от него зависящее, чтобы предотвратить этот трагический исход, ведь оно руководило вооруженными силами страны и к нему одному были обращены чаяния русского народа.

Автор настоящих воспоминаний пробыл в Ставке в течение всей войны, сначала на подчиненных, а затем на руководящих должностях. Он был свидетелем, а в некоторых случаях и участником принятия ряда неизвестных до сих пор истории решений, имевших значительное влияние на исход войны, и составил определенное мнение о том, каково было и каковым могло бы быть влияние Верховного командования на этот исход, – иными словами, каковы были причины нашего поражения в Первой мировой войне, изложению чего и посвящены настоящие воспоминания.

Часть I
Верховное командование при великом князе Николае Николаевиче

Глава 1
Выступление штаба Верховного главнокомандующего на театр военных действий

Своим назначением в Ставку или, точнее говоря, в состав морского управления штаба Верховного главнокомандующего я был обязан тому, что в течение нескольких лет служил в Морском генеральном штабе и занимал кафедру общей тактики в Николаевской морской академии.

Назначение это застало меня в Кронштадте на крейсере «Диана», откуда я тотчас же выехал в Петербург, где Ставка формировалась.

В Петербурге мною было получено приказание обзавестись походным обмундированием защитного цвета и выбрать себе верховую лошадь в эскадроне Академии Генерального штаба. Последнее меня немало озадачило, так как, хотя мы, моряки, искони отличались неудержимым влечением к верховой езде, я все же не был уверен, что не ударю в грязь лицом, следуя верхом в свите такого выдающегося кавалериста, каким был великий князь Николай Николаевич. Из этого затруднительного положения вывел меня командир эскадрона, дав мне старого и мудрого коня, который, по его словам, «из чувства собственного достоинства ни в коем случае меня не сконфузит».

Однако, как оказалось, условия ведения войны настолько изменились, что офицерам штаба Верховного главнокомандующего ни разу не пришлось садиться на коней, но все же верховые прогулки являлись для многих единственным отдохновением от напряженной работы, и в этом отношении мой мудрый конь сослужил мне во время войны хорошую службу.

Этот сам по себе незначительный случай показывает, сколь несовершенным в военных кругах перед Первой мировой войной было представление о ее ведении в современных условиях.

В течение нескольких дней, проведенных в Петербурге перед отъездом на фронт, я не мог не ощутить того глубоко сосредоточенного и озабоченного настроения, которое овладело всеми кругами столицы. На всех лицах выражалась скрытая тревога за будущее и смутно угадывались тяжелые предчувствия. Того радостного настроения, которое дает твердая уверенность в своих силах, не чувствовалось почти нигде. Все сознавали, что предстоит невероятно тяжелая борьба, и с болью в сердце провожали уходящих на фронт.

Правда, в первые дни войны замечался известный патриотический подъем под лозунгом единения царя с народом, выразившийся в патриотических манифестациях, но уверенности в прочности этого единения, вследствие известных всей России признаков разложения, подтачивавших престол и правительственные круги, ни у кого не было.

Единственная надежда была на великого князя Николая Николаевича. Его имя было у всех на устах, ему приписывалась некая чудодейственная мощь, которая благополучно выведет Россию из предстоящего ей тяжелого испытания. И мы, будущие сотрудники, вступая в состав его штаба с сознанием, что на его личности покоятся все упования России, были проникнуты благоговейным к нему уважением и были готовы употребить все свои силы, чтобы облегчить ему сверхчеловечески трудную его миссию.

* * *

30 июля я получил распоряжение явиться на Царскосельский вокзал для отправки в Ставку.

Время отправления поездов штаба Верховного главнокомандующего и место их назначения сохранялись в тайне, и на слабо освещенном перроне вокзала не было ни провожающих, ни публики.

О том, что местом расположения Ставки будут Барановичи, большинство чинов штаба узнало лишь после того, как поезда выехали из Петербурга. Когда я прибыл на вокзал, он был пуст и безмолвен. Отсутствие обычных на вокзале суеты и шума производило необычайное впечатление. У перрона стоял готовый к отходу так называемый «второй» поезд[1]1
  В «первом» поезде совершал поездки сам Верховный главнокомандующий и лица его ближайшего окружения, «второй» предназначался для прочих офицеров штаба.


[Закрыть]штаба Верховного главнокомандующего. У входа на перрон стоял комендант поезда и направлял быстро входивших на перрон чинов штаба в отведенные им вагоны. Надо всем царила какая-то торжественная строгость и сосредоточенность.

В полночь, без всяких сигналов и никем не провожаемый, поезд тихо отошел от пустого перрона и, ускоряя ход, двинулся в путь.

Так началась жизнь Ставки Верховного главнокомандующего, которая до последнего дня пребывания на этом посту великого князя Николая Николаевича неизменно носила тот же характер молчаливо-строгой деловитости и проникновенной вдумчивости.

* * *

Штаб Верховного главнокомандующего был размещен в нескольких поездах. В «первом» находился великий князь Николай Николаевич, его брат великий князь Петр Николаевич[2]2
  Великий князь Петр Николаевич – генерал-лейтенант, во время Первой мировой войны – генерал-инспектор инженерных войск. Находясь при штабе великого князя Николая Николаевича, он, по словам современников, сдерживал вспышки гнева и раздражительность брата, к которым тот был склонен. Автор воспоминаний восхищается «молчаливо-строгой деловитостью», царящей в штабе Николая Николаевича, когда тот занимал пост Верховного главнокомандующего, но отзывы на этот счет остались противоречивые.


[Закрыть], ближайшая их свита: начальник штаба генерал Н.Н. Янушкевич, генерал-квартирмейстер генерал Ю.Н. Данилов с офицерами оперативного отделения своего управления, протопресвитер военного духовенства отец Георгий Шавельский и представители союзных армий при Верховном главнокомандующем генералы маркиз де ла Гиш и сэр Хембери Вильямс.

Во «втором» поезде располагалось управление дежурного генерала во главе с генералом П.К. Кондзеровским, управление военных сообщений во главе с генералом И.А. Ронжиным, военно-морское управление во главе с контр-адмиралом Д.В. Ненюковым (в составе управления был великий князь Кирилл Владимирович), дипломатическая канцелярия во главе с Н.А. Базили, временно замещавшим не успевшего прибыть князя Кудашева, гражданская канцелярия во главе с князем Оболенским и остальная часть управления генерал – квартирмейстера, не поместившаяся в «первом» поезде.

Эти два поезда, собственно, и составляли штаб Верховного главнокомандующего. В каждом из них был свой вагон-ресторан, и чинам штаба был обеспечен максимальный жизненный комфорт и удобства для работы, так как каждый имел отдельное купе.

В остальных поездах размещался служебный персонал штаба и охрана места расположения Ставки. В этих поездах штаб находился почти целый год, в течение которого Ставка оставалась в Барановичах.

* * *

В пути мы обогнали поезд великого князя Николая Николаевича, задержавшегося для совещания с главнокомандующим Северо-Западным фронтом генералом Я.Г. Жилин-ским, и прибыли на станцию Барановичи раньше его. Всем нам было предложено выйти из вагонов и построиться на платформе вокзала для встречи великого князя. Здесь же должно было состояться представление чинов штаба великому князю. Мы сами, выйдя из вагонов, впервые познакомились со многими будущими сослуживцами, которых раньше не знали.

В ожидании великого князя образовались на платформе группы оживленно разговаривавших офицеров. Настроение было бодрое и приподнятое: 1-я армия только что с боем перешла немецкую границу и успешно продвигалась вперед, а начавшееся наступление в Галиции сулило нам победу. Обсуждался вопрос о продолжительности войны, и тех, кто осторожно определял ее в шесть месяцев, считали отъявленными пессимистами. Еще одно доказательство того, сколь ошибочно было, даже в руководящих военных кругах, представление о современных условиях войны.

Вскоре на станцию прибыл «первый» поезд, и из него вышел на платформу великий князь. Строгим взглядом он окинул своих будущих сотрудников, быстрой походкой обошел строй, молча пожимая всем руки, и вернулся к себе в вагон. Затем его поезд отошел, направляясь в месторасположение Ставки. Вслед за ним двинулся туда же и наш поезд.

Так, в строгой и сосредоточенной атмосфере, без лишних слов, началась повседневная работа штаба.